Звери мои, только одному научился я до сих пор, что человеку
нужно его самое злое для его же лучшего,
Что все самое злое есть его наилучшая сила и
Самый твердый камень для наивысшего созидателя; и что человек
должен становиться лучше и злее:
Не за то был я пригвожден к древу мучений, что я
Знаю, что человек зол, -- но за то, что я кричал, как никто еще
не кричал:
Quot;Ах, его самое злое так ничтожно! Ах, его самое лучшее так
ничтожно!"
Великое отвращение к человеку -- оно душило меня и
Заползло мне в глотку; и то, что предсказывал прорицатель: "Все
Равно, ничто не вознаграждается, знание душит".
Долгие сумерки тянулись предо мною, смертельно усталая,
пьяная до смерти печаль, которая говорила, зевая во весь рот:
"Вечно возвращается человек, от которого устал ты,
Маленький человек" -- так зевала печаль моя, потягивалась и не
Могла заснуть.
В пещеру превратилась для меня человеческая земля, ее
Грудь ввалилась, все живущее стало для меня человеческой
Гнилью, костями и развалинами прошлого.
Мои вздохи сидели на всех человеческих могилах и не могли
встать; мои вздохи и вопросы каркали, давились, грызлись и
жаловались день и ночь:
Quot;Ах, человек вечно возвращается! Маленький человек
вечно возвращается!"
Нагими видел я некогда обоих, самого большого и самого
маленького человека: слишком похожи они друг на друга, --
Слишком еще человек даже самый большой человек!
Слишком мал самый большой! -- Это было отвращение мое к
Человеку! А вечное возвращение даже самого маленького человека!
Это было неприязнью моей ко всякому существованию!
Ах, отвращение! отвращение! отвращение! -- Так говорил
Заратустра, вздыхая и дрожа, ибо он вспоминал о своей болезни.
Но тут звери его не дали ему продолжать.
Quot;Перестань говорить, о выздоравливающий! -- так отвечали
Ему звери его. -- Уходи отсюда и иди туда, где мир ожидает
Тебя, подобный саду.
Иди к розам, к пчелам и стаям голубей! В особенности же к
Певчим птицам, чтобы научиться у них петь !
Ибо пение свойственно выздоравливающим; здоровый же пусть
Говорит. И если даже здоровый хочет песен, он хочет других
Песен, чем выздоравливающий".
О вы, проказники и шарманки, замолчите же! -- отвечал
Заратустра и смеялся над речью своих зверей. -- Как хорошо
Знаете вы, какое утешение нашел я себе в эти семь дней!
Надо, чтобы снова я пел, -- это утешение и
Это выздоровление нашел я себе; не хотите ли вы и из
Этого тотчас сделать уличную песенку?
Quot;Перестань говорить, -- отвечали ему во второй раз
звери его, -- лучше, о выздоравливающий, сделай лиру себе,
Новую лиру!
Ибо видишь, о Заратустра! Для твоих новых песен нужна
Новая лира.
Пой и шуми, о Заратустра, врачуй новыми песнями свою душу:
Чтобы ты мог нести свою великую судьбу, которая не была еще
Судьбою ни одного человека!
Ибо твои звери хорошо знают, о Заратустра, кто ты и кем
должен ты стать; смотри, ты учитель вечного возвращения ,
В этом теперь твое назначение!
Ты должен первым возвестить это учение, -- и как же
Этой великой судьбе не быть также и твоей величайшей опасностью
И болезнью!
Смотри, мы знаем, чему ты учишь: что все вещи вечно
Возвращаются и мы сами вместе с ними и что мы уже существовали
Бесконечное число раз и все вещи вместе с нами.
Ты учишь, что существует великий год становления,
Чудовищно великий год: он должен, подобно песочным часам, вечно
Сызнова поворачиваться, чтобы течь сызнова и опять становиться
пустым, --
Так что все эти годы похожи сами на себя, в большом и
Малом, -- так что и мы сами, в каждый великий год, похожи сами
На себя, в большом и малом.
И если бы ты захотел умереть теперь, о Заратустра, --
Смотри, мы знаем также, как стал бы ты тогда говорить к самому
Себе; но звери твои просят тебя не умирать еще.
Ты стал бы говорить бестрепетно, вздохнув несколько раз от
блаженства: ибо великая тяжесть и уныние были бы сняты с тебя,
О самый терпеливый!
Quot;Теперь я умираю и исчезаю, -- сказал бы ты, -- и через