ИМПРОВИЗАЦИЯ НА ЗАДАННУЮ ТЕМУ 3 страница
Евгений краем глаза заметил характерный жест Администратора: сухая ладонь скользнула по седым волосам.
– Женя, возьми ключи, – ровным голосом произнес он. – И сделай так, как тебя попросили.
Максимов положил связку в протянутую ладонь. Перстень теперь был у него на указательном пальце. Евгений, естественно, не знал этого знака. Зато Соломон Исаевич отлично все понял: сейчас носящий перстень‑пароль имеет право приказывать.
– Что у вас еще есть для старого Соломона? – усмехнулся Администратор, проводив взглядом удаляющегося по коридору Евгения.
Максимов снял с пальца перстень, протянул его Соломону Исаевичу так, чтобы были видны буквы, выгравированные на обратной стороне, – OK.ONL.
– Old Keys Open New Locks. Старые ключи открывают новые замки, – с расстановкой произнес Максимов.
Он весь подобрался, готовый к самому худшему. Если не угадал пароль перстня, то можно ставить точку. У Администратора хватит выдержки, чтобы не подать виду. Но приговор будет вынесен и приведен в исполнение. Что это будет – яд в бокале, поднесенном с улыбкой, нож в спину или мина под днищем машины, не суть важно. Тайные общества за вторжение в святая святых не жалуют. Самозванец, рискнувший проникнуть в мир посвященных, сам себе подписывает приговор. Так какое ему, бестолковому, дело, как он будет приведен в исполнение?
Рука Администратора скользнула по виску, пригласив серебристую прядь.
Опускаясь вниз, ладонь задержалась на сердце, потом нырнула за лацкан пиджака.
Это был жест приветствия равного равным. У Максимова отлегло от сердца.
– Вы еще так молоды, – задумчиво произнес Администратор, пристально посмотрев в глаза Максимову. – А впрочем, о чем это я! Что хочет знающий пароль перстня? – одними губами прошептал он.
– Увидеть все своими глазами, – прошептал Максимов.
– Двери открыты, – кивнул так же беззвучно Администратор и уже не оглядываясь пошел вперед.
* * *
Абрам Моисеевич хлопнул ладонью по столу.
– Работаем, господа, работаем! Все сразу же отвернулись от Максимова, расположившегося в кресле, где до него сидел Веня Ляшинский.
Абрам Моисеевич водрузил на нос очки в простой оправе и сразу же стал похож на бухгалтера мелкооптовой базы, не хватало только мышиного цвета нарукавников. Он брал каждую бумажку, смотрел на свет, потом подносил практически к носу, читал, казалось, по буковке. Юхансон ждал, спокойно откинувшись в кресле. Веня нетерпеливо поскрипывал туфлями под столом. Соломон Исаевич щурился на мягкий свет лампы, его мысли сейчас явно были где‑то далеко.
Он изредка бросал взгляд в сторону Максимова и быстро отводил глаза. Ашкенази молча потел, примостившись на краешке стула, казалось, больше всего ему хотелось раствориться в сумраке, окутавшем кабинет, и не материализоваться ни при каких условиях.
– Подлинность сомнений не вызывает, – наконец вынес вердикт Абрам Моисеевич, отодвигая от себя пачку векселей. – Юхансон, слово вам.
Юхансон откашлялся и коротко бросил скрипучим голосом:
– Сингапур.
– Согласен, – кивнул Веня.
– Пусть будет Сингапур, – очнувшись от своих мыслей, произнес Соломон Исаевич. – Саша, твоих клиентов это устроит?
Ашкенази встрепенулся, беспомощно заморгал, потом взял себя в руки и как мог солидно сказал:
– Они дали счет в «Креди Ассосиосьен Банк», Цюрих. Я проверял, корреспондентская связь с нашим банком в Сингапуре у них есть. Думаю, проблем не будет.
– Прекрасно, – проворчал Абрам Моисеевич, проведя морщинистой, как у обезьяны, ладошкой по лбу. – Решение принято, работаем через банк «Голден Сан» в Сингапуре. Прошу обменяться чеками и подписать индоссамент на векселях.
Все придвинулись ближе к столу. Несколько минут Максимову были видны только выхваченные светом лампы кисти рук, заполняющие передаточные записи на векселях и ставящие подписи на чеках.
– Прекрасно, – картавя, как ворон, протянул Абрам Моисеевич, три раза стукнув колпачком ручки по столу. – Дело сделано. Векселя перепроданы фирмой‑однодневкой банку уважаемого Вени. Который в свою очередь передал их в обеспечение кредита «Нордик Банк». Через «Истерн Инвестмент Фанд» векселя тремя пакетами будут реализованы через биржу. Уполномоченных дилеров я назову позже.
Вам, Соломон, предстоит получить от них деньги и увести в надежное место. По первому вопросу у меня все. Теперь о последствиях. Всем вам дали возможность ознакомиться с развернутым балансом МИКБ. Надеюсь, всем ясно, что эта акция – последний удар по банку. Можно считать, что его больше нет. У них остался последний шанс – обратиться за поддержкой к правительству. Мне даны гарантии, что таковой им не окажут, какой бы нажим им не удалось организовать. Банк обречен. Рынок межбанковского кредита схлопнется на следующей неделе. Я обязан спросить, все успели принять меры?
Он обвел взглядом присутствующих, все по очереди кивнули.
– Я готов закончить собрание. У кого есть что сказать?
– Думаю, надо закрыть вопрос с нашим гостем, – произнес своим скрипучим голосом Юхансон.
– Естественно, – кивнул Абрам Моисеевич. – Молодой человек, прошу подойти к столу.
Когти Орла
В свете лампы, приглушенном шалью, лица сидевших вокруг стола показались ему мертвенно бледными.
Абрам Моисеевич скользнул по Максимову тем же тяжелым взглядом, который подарил ему, когда Максимов по приглашению Администратора вошел в кабинет. Взял со стола перстень Максимова, сделал вид, что изучает печатку.
Юхансон выложил на стол плоский футляр, достал из него черную пластиковую карточку.
– Пожалуйста, прижмите к ней большой палец. Сначала правой, потом левой руки.
– Зачем? – Максимов посмотрел на Абрама Моисеевича как на главного. Он предполагал, что его отпечатки могут храниться в Объединенной картотеке НАТО: как они их добыли, их дело, не зря же хлеб едят. Но лепить «пальчики» самому и подарить их неизвестному дяде как‑то не улыбалось.
– Если бы я знал! – пожал острыми плечиками Абрам Моисеевич.
– Бонус вашего патрона за организацию сделки составил десять процентов, они через Ашкенази поступят на названный им счет. Деньги за векселя будут находиться в моем банке на счету анонимного клиента. – Юхансон поднял взгляд на Максимова. То ли от света лампы, то ли от природы, как бывает у альбиносов, белки его глаз были розовыми. – Для анонимов в моем банке внедрена специальная система контроля. Ни подписи, ни документов не требуется. Вам предложат приложить палец к такой же карточке. Ее вместе с этой, контрольной, сканирует компьютер. Подделка, как понимаете, исключается полностью. После этого вы получаете доступ к счету.
Максимов быстро просчитал варианты. Белобрысый, сам того не подозревая, давал ему шанс выжить. И если хоть чуть‑чуть повезет, то и победить. А потом начать новую игру. Орден, он был уверен, не преминет использовать контакт с иудейскими «гномами» в своих интересах. Но опыт подсказывал, что нельзя соглашаться даже на самый выгодный вариант, предложенный противником, если не внес в него свое уточнение. Оно становилось маленьким плацдармом на чужом берегу, за который зубами уцепилась передовая рота. Лишь имея такой плацдарм, можно просчитывать варианты наступления.
– Два пальца на тот случай, если мне оторвет руку, так я понял? – усмехнулся он. – А где гарантии для вас? Я могу прийти в банк с двумя руками, но с «хвостом» за спиной.
– Иными словами... – проскрипел Юхансон.
– Да. Классический вариант гарантов, как дополнение к этой штучке.
– Принято! – хлопнул ладонью по столу Абрам Моисеевич. Теперь его взгляд стал теплее. Лицо еще больше сморщилось: судя по направлению морщин, это была улыбка. – Старые способы надежнее. Не верю я в эти электронные чудачества.
Слово порядочного человека ничем не заменишь, так, Соломон?
– Согласен. – Соломон Исаевич пригладил седую прядь на виске. – Вариант прежний. Он вам, Юхансон, известен. Сейчас... – он потряс кистью, часы на толстом золотом браслете выскользнули из рукава. – Девятнадцать часов, пятьдесят две минуты и двенадцать секунд. Прошу запомнить. Кого назначаете со своей стороны, молодой человек?
– Александра Исааковича, – Максимов указал на сидевшего в самом конце стола Ашкенази. Тот с трудом сглотнул, словно подавился куском яблока.
– Принято! – хлопнул своей обезьяньей ладошкой Абрам Моисеевич.
Максимов прижал пальцы к пластинке и передал ее Юхансону.
– Дело сделано, господа! – торжественно произнес Абрам Моисеевич, три раза по три ударив колпачком ручки по столу. – Пусть все остается на своих местах.
Он встал первым, быстро сунул поднявшимся со своих мест сухую ладошку и вышел из‑за стола.
– Веня, не смотрите на меня так печально! Еще успеете насмотреться на девочек, дрыгающих ножками.
– А Соня что скажет, вы представляете? – вздохнул Веня. – Хоть бы до антракта успеть!
– Ну, если имея от вас такие деньги, она еще и имеет право голоса, – пожал острыми плечиками Абрам Моисеевич, – то о чем с вами еще говорить?
Максимов ждал, пока Администратор протрет уголком белоснежного платка слезящиеся от смеха глаза.
– Вы правильно поняли, молодой человек, – сказал тот, наконец пряча платок в карман. – Вам надо ненадолго остаться.
Глава тридцать девятая
КОНТРАКТ ВЕКА
Крылья Орла
Соломон Исаевич прошел в дальний угол кабинета, повозился у книжного шкафа, Максимов слышал, как скрипнул ключ в замке. Вернулся к столу с пузатой бутылкой темного стекла и бронзовым подносиком. На нем стояли две рюмки и тарелочка с дольками лимона.
– Выпьем, молодой человек, за успех. – Соломон разлил в рюмки тягучую темную жидкость и медленно опустился в кресло напротив Максимова. Посмотрел на него, чуть склонив голову набок. – Нет, как же вы все‑таки молоды для таких дел!
– Это поправимо, – усмехнулся Максимов. – Со временем пройдет.
– Не стоит торопиться, послушайтесь совета старого Соломона. Проблем к старости не убавляется, а сил, увы, все меньше. Возможно, мы вошли в эпоху, когда историю будут творить тридцатилетние генералы. Как знать, как знать...
Он протянул Максимову изящную рюмку, чуть прикоснулся к ее краю своей, в тишине кабинета поплыл мелодичный звон, словно ветром качнуло серебристый колокольчик. Они пригубили коньяк и как истинные ценители стали греть рюмки в ладони, дожидаясь, когда из них поднимется терпкий аромат.
– Не хочу вас ставить в затруднительное положение, но не могли бы вы угадать марку коньяка? – В глазах Администратора мелькнула лукавая искорка.
– Попробую. – Максимов приподнял рюмку, вдохнул аромат согревшегося коньяка. Запах был настоявшийся, тягучий и крепкий, как сам напиток. – Не уверен, но, кажется, «Метакса». Больше пятнадцати лет выдержки.
– Браво! – Соломон Исаевич откинулся в кресле, забросил ногу на ногу. – Только одна ошибка, молодой человек. Выдержка больше, гораздо больше. Не помните, кто предпочитал эту марку коньяка?
– Адмирал Канарис, шеф абвера. – Максимов уже понял, что ему устроили еще одну проверку, но еще не догадался, к чему затеял ее Администратор.
– Так вот, коньяк этот из его погребов. Только не надо спрашивать, каким путем несколько бутылок оказались у меня. Адмирала казнили за участие в заговоре против Гитлера, а память о нем хранят те, кому адмирал оказал некоторые услуги. Грешно забывать об оказанных услугах, как считаете? – чуть ужесточив интонацию, закончил Соломон Исаевич.
– За такие грехи следует расплачиваться при жизни, – в тон ему ответил Максимов.
Соломон Исаевич помолчал, поигрывая рюмкой в тонких ухоженных пальцах.
– Давайте закончим с формальностями, – сказал он. – В разговоре я назвал время, вы запомнили цифры?
– Да. Девятнадцать, пятьдесят два, двенадцать.
– Очень хорошо. Вот четыре контрамарки. – Он достал из нагрудного кармана четыре карточки из плотного картона. – За мной постоянно забронированы несколько мест в зале. Приходится иногда оказывать услуги, увы, это часть работы. По ним вас пропустят на любой вечерний спектакль. Желательно явиться с дамой, поэтому контрамарок четное число. В антракте к вам подойдет Евгений, его вы видели в коридоре. Он шепнет вам число, на которое нужно будет умножить цифры, которые вы запомнили. Назовете полученный результат в Стокгольме, в банке Юхансона. Перед отъездом встретитесь с Ашкенази и назовете ему любую цифру. К вашему прибытию в банке ее уже будут знать. Служащий, а это будет не ниже заместителя управляющего, перемножит час нашей сделки на число Ашкенази и назовет результат вам. Система, как вы видите, достаточно проста, а посему – надежна.
– А если я буду работать под контролем чужих?
– Достаточно переврать первое число. Служащий поймет это как сигнал тревоги. Он вызовет, в кабинет ответственного за безопасность. Вам обязательно помогут, не сомневайтесь. А возможности у братства финансистов гораздо серьезнее, чем у многих правительственных служб.
– Все понятно. – Максимов допил коньяк и поставил рюмку на поднос.
– Я вас задержу буквально на пять минут. – Соломон Исаевич взял со стола перстень. – В каких вы отношениях с его обладателем?
– В партнерских, – ни секунды не раздумывая ответил Максимов.
– Я так и предполагал, – задумчиво протянул Соломон Исаевич, поглаживая печатку перстня. – В партнерах этот господин на моей памяти еще ни разу не ошибался. Чем же вы рассчитываетесь друг с другом, если не секрет?
– Временем и информацией.
– Так я и предполагал, – кивнул Администратор. – Деньги были придуманы для профанов, не ведающих, что самое ценное в мире – это время и информация.
Сколько времени вы сегодня выиграли для него?
– Дня два, от силы – три.
– Надеюсь, ему этого хватит. Он знает, чьи деньги он найдет у Гоги?
– Да. И я это знаю.
Соломон Исаевич привстал, плеснул в рюмки коньяк, протянул одну Максимову и, взяв свою, еще глубже ушел в мягкое кресло.
– Послушайте, что я вам скажу, молодой человек. Я, как и Кротов, крайне редко ошибаюсь в людях. Просто не могу себе этого позволить. И сейчас я, кажется, знаю, с кем имею дело. Осталось объяснить последнее. – Администратор пригубил коньяк. – Почему я решил оказать услугу Кротову, который так неожиданно решил воскреснуть? Для отмыва векселей вполне бы хватило связей Саши Ашкенази.
Сортом они, конечно, гораздо ниже, но их для такого дела за глаза хватило бы.
Почему вмешался я, как считаете?
– Очень просто. Диаспора не хочет грядущей войны на Кавказе. Вне зависимости от результата, война усилит «исламский фактор» в регионе. А это эхом отзовется в арабском окружении Израиля. Исламиты никогда не дружат меж собой, они умеют только дружить против кого‑то. На следующий же день после объявления войны они начнут дружить против Израиля, Америки и России, растоптавшей Афганистан, предавшей Ирак и расстреливающей их единоверцев в Кавказских горах. Разве я не прав?
– Ваш ответ говорит о том, что я не ошибся. Сомнений больше нет. – Соломон Исаевич в два глотка допил свой коньяк, отставил рюмку и замолчал, прищурившись на свет лампы. В ее приглушенном свете его лицо показалось Максимову маской мудрого и жестокого бога. – Я спрашиваю у человека, способного пролить кровь и после этого коротать вечер в беседе за рюмкой коньяка, – начал глухим голосом Администратор, постепенно повышая тон. – Я спрашиваю у человека, знающего пароль этого перстня. Я спрашиваю у человека с повадками зверя, но способного угадать марку и срок коньяка. Я спрашиваю у человека, присутствовавшего при сделке, опрокинувшей финансовый рынок страны, – так, словно всю жизнь этим занимался.
Спрашиваю у того, кто ценит время и информацию превыше всего золота мира. Я спрашиваю у вас, знающего о моих интересах чуть меньше меня самого... Что вы попросите в обмен на услугу?
– Информацию, – коротко ответил Максимов, не поддавшись гипнотическому воздействию голосом, чему был явно обучен Администратор. – Которую сочту равноценной оказанной услуге.
– Тогда слушайте. – Голос Администратора опять стал обычным. – Мы, к сожалению, не в силах остановить вторжение этих денег, вы понимаете, о чем я говорю. Поверьте, я делал все, что мог. Вряд ли это получится у тех, с кем работает сейчас Кротов. Даже у его прежних партнеров, боюсь, ничего не выйдет.
Силе нужно противопоставлять силу, а она сейчас в дефиците как у тех, кто сейчас у власти, так и у тех, кто ее недавно потерял. С Кротовым или без, вы должны остановить вторжение. Если почувствуете, что ради воскрешения он готов пойти на компромисс, ликвидируйте Кротова в ту же секунду! Сами деньги меня не интересуют. Считайте их трофеем, так и передайте тем, кто стоят за вами.
Главное – остановить вторжение «капитала влияния» на эту территорию. Иначе плохо будет всем, и нам, и вам. Это вам не «перестройка», будь она неладна! Это будет просто конец.
– Я все понял, – кивнул Максимов.
– А теперь плата. – Соломон Исаевич вернул Максимову перстень. – Возьмите и слушайте. Перстень, который дал вам на время Кротов, один из тридцати трех, изготовленных по заказу Джузеппе Бензони, члена тайной коллегии Ломбардийцев.
Да, да, тех самых финансистов, что ссужали деньгами проклятых королей Франции.
Имя достославного Бензони на иврите, естественно, звучит несколько иначе. Со временем перстней осталось двадцать семь.
Ваш попал в Россию в девятнадцатом веке. Некий известный купец первой гильдии направил своего сына обучаться коммерции в Лондон. Там толкового парня приметили. Спустя двадцать лет, когда его имя уже гремело по России, эмиссар тайной коллегии Ломбардийцев передал ему этот перстень, как ключ от кладовых, где «гномы» берегут все золото мира. Перстень передавался в роду от отца ко второму по старшинству сыну. Кротов, хоть и выдавал себя за сироту безродную, на самом деле – последний отпрыск этой славной фамилии. Со смертью жены и сына линия наследования прервана. Это известно всем, кому это положено знать. Сейчас перстень в ваших руках. Берегите его, их в бывшем Союзе ровно пять. Других нам не дадут, можете мне поверить. – Соломон Исаевич пристально посмотрел в глаза Максимову. – Принимаете в оплату эту информацию?
– Да.
– Это была плата лично вам. В кредит, хотя, как говорят наши старики, он и портит отношения. Плата за гарантию уничтожения Крота, если у него не хватит сил не поддаться нажиму. Под принуждением, как известно, серьезные люди не работают. Есть тысяча способов уйти из западни, не запятнав себя изменой. Вы понимаете, о чем я говорю? Вот и помогите старику, если потребуется.
– Можете не сомневаться, я это сделаю.
– И последнее. – Соломон Исаевич запустил пальцы в карман жилета. – Если Орден выиграет эту схватку, то я данной мне властью признаю Стража Порога, сидящего передо мной, законным обладателем перстня и поручусь за него перед лицом своих братьев. Это и будет платой, которую я гарантирую Ордену своим именем и именем своего перстня. – Он вытянул вперед руку. На указательном пальце блеснул такой же перстень с двумя скрещенными ключами на печатке.
– Плата принята, – сказал Максимов, чуть подавшись назад от протянутой к лицу руки. Теперь он понял, что Администратор ходил к шкафу не только за коньяком. Пока шли переговоры за столом, он взвешивал все «за» и «против» и выстраивал этот разговор. Бремя решения на временный союз с Орденом, пусть и в чрезвычайных обстоятельствах, лежало только на его плечах. И он принял решение, назначив за помощь Ордена максимальную плату.
– А у вас великолепная выдержка! – усмехнулся Соломон Исаевич, опуская руку на колено. – Предупреждаю, не пытайтесь использовать перстень при неудаче.
Он будет объявлен утратившим силу, и любой, кто предъявит его и назовет пароль, а он на каждом перстне свой, будет немедленно уничтожен.
– Проблема только в одном. Я могу не прийти. – Максимов сказал это спокойно, но заметил, что у Администратора чуть дрогнули губы. К смерти с возрастом относятся по‑разному. Максимов знал, что ему вряд ли суждено дожить до таких лет, когда при упоминании о чужой смерти вспомнишь о своей, уже близкой, и невольно жалобно дрогнешь губами.
– Назовите свое имя, – произнес Соломон Исаевич немного севшим голосом. – Оно будет паролем для пришедшего вместо вас. Клянусь, его будут знать трое: вы, я и тот человек.
Максимов понял, какое имя хочет услышать Администратор. Наклонился вперед и чуть слышно прошептал имя, данное ему в Ордене:
– Олаф.
Соломон Исаевич взял бутылку, плеснул в рюмки коньяк.
– Я пью за удачу, – сказал он. – За удачу носящего имя воина, пролившего кровь на Белой горе. И не спрашивайте, откуда я знаю эту легенду.Администратор чуть улыбнулся. – Поверьте, я буду искренне рад, если через несколько дней увижу вас в пятом ряду партера своего театра. Пусть будет так! – Он приподнял свою рюмку. – И пусть все останется на своих местах.
– Пусть все останется на своих местах, – произнес Максимов.
Истинный смысл этих слов ведом лишь тем, кто сражается с Хаосом, кто знает, какая узкая грань отделяет мир от безумия. Рюмки ударились друг о друга тонкими краями, и в тишине кабинета поплыл нежный звон, словно ветер качнул серебряный колокольчик.
Глава сороковая
КОНЦОВКА БОЯ
Когти Орла
«И мне хоть что‑то перепало!» – усмехнулся Максимов, до отказа вжимая педаль в пол. Машину ему передал Евгений. «Форд» был изрядно изношенный, но двигатель работал отлично. Радиотелефон он взял в безвозвратное пользование у «кидал» Сигуа. Рацию Гаврилова раздавил в драке.
«Жаль, – подумал он. – Хотелось бы услышать тот мат‑перемат, что стоит сейчас в эфире. Потеряли меня почти на полтора часа, уже по потолку наверняка от ярости бегают! Надо позвонить идиоту, как бы не наломал дров».
Он потянулся за радиотелефоном. Машина приближалась к последней контрольной точке – к стадиону «Крылья Советов» на Можайском шоссе. Там он решил ждать приезда Гаврилова. Опера Гаврилова его уже засекли, Максимов проехал по контрольному маршруту, сбрасывал скорость у каждой машины, в которой опознавал оперативную, сигналил фарами. На третьей по счету точке наконец сообразили, что подержанный «форд» заменил белую «волгу», которую они ждали, и сразу же в хвост Максимову пристроился невзрачного вида «жигуленок». Чтобы успокоить оперов, Максимов выскочил из машины на первом же светофоре – якобы протереть лобовое стекло. «Жигуленок» мигнул фарами, его узнали, но «с хвоста» не ушли.
Свернув с Можайского шоссе вправо, он резко сбросил газ и отложил радиотелефон. Его уже ждали. Прямо под фонарем белела «Ауди» Гаврилова.
– Не хе‑хе! – покачал головой Максимов. Такая прыть Гаврилова предвещала серьезный разговор. А ведь мог бы и на даче дожидаться. Значит, разбора полета при свидетелях не хочет. Знает кошка, чье сало слопала. Вернее, сука знает, кого сдала.
Максимов дважды мигнул фарами, «Ауди» в ответ мигнула три раза.
Он вышел из машины, поднял воротник куртки‑ветер стал уже по‑зимнему колючим. Успел осмотреться по сторонам. Место было глухим и темным, район пролетарский, к пьяным дракам под окнами давно приучен. На шум никто не выскочит. А ветка железной дороги всего в сотне метров. Там можно пристроить свежеиспеченный труп под колесами поезда.
"Умеет Гаврила места загодя подбирать! – вздохнул Максимов. – Будем надеяться, что его ребятки уже успели померзнуть, мышцы не такие быстрые стали.
Дай бог, отобьюсь".
Гаврилов вылез из машины, быстрым шагом пошел ему навстречу.
* * *
– Ну, ты даешь, герой! Где тебя черти носят?
– Дело делал, – пробурчал Максимов, делая вид, что занят застежкой на куртке. Чуть наклонив голову, было удобнее следить за ногами приближающегося Гаврилова и одновременно периферийным зрением контролировать ситуацию за спиной.
– А рация на что?!
– Накрылась рация медным тазом. – Он заметил, что носки туфель Гаврилова, не дошедшего до него полушага, развернулись в сторону, словно Гаврилов готовился принять плечом удар. Этого было достаточно.
Максимов развернулся. Из темноты на него бросился огромный детина.
Бросился правильно, грудью, руки вперед не вытянул, сберегая их для медвежьего захвата сбитого с ног противника.
Максимов высоко подпрыгнул, влепил каблук ботинка в лоб гориллообразному детине, одновременно с ударом развернулся в воздухе, приземлившись рядом с Гавриловым. Тот уже успел достать пистолет. Максимов перехватил его руку, рванул вверх, до хруста заломил кисть, повернувшись вокруг себя, нырнул за спину Гаврилова, в этот момент мимо, ревя, как обезумевший носорог, пронесся ослепленный здоровяк. Максимов успел пнуть его в копчик, здоровяк охнул, замер, вытянувшись на носках. И плашмя рухнул на землю.
Максимов погнал руку Гаврилова по дуге вниз, а потом круто вверх. Успел подхватить выскользнувший у того из пальцев пистолет и заломил руку в локте.
Гаврилов вытянулся вверх, потом тело разом сделалось тряпичным. Он задохнулся от дикой боли, сам от спазма выдохнуть не смог бы, если бы не Максимов, воткнувший ствол пистолета ему под ребра.
– Тихо, урод! – зло прошипел Максимов. Голова была абсолютно ясной, ярость играл только для Гаврилова. – Кишки, на фиг, выпущу. Дай команду, пусть твои орлы валят отсюда. – Может быть, Гаврилов привез с собой больше людей, но из темноты пока вынырнули лишь трое. – Эй, братья, нам с Никитой Вячеславовичем поговорить надо. Без вас обойдемся. – Он сильнее вдавил ствол, стараясь подцепить им последнее ребро. От новой боли Гаврилов вздрогнул всем телом, но начал соображать.
– Уйдите все! – прохрипел он.
– И кабана подберите. Менты подкатят, а тут эта туша валяется. – Отступая к машине, Максимов слегка пнул неподвижно лежащего на земле. Судя по тому, что тот даже не дернулся, шок был полный.
– Пусти, руку же сломаешь! – Каждый шаг к машине стоил Гаврилову нового взрыва боли в заломленной руке.
– Потерпишь.
Дверь в машину Гаврилов не закрыл. Максимов сел в кресло, ногами наружу, потянув Гаврилова за руку, заставил опуститься на корточки, – Пока из тебя дурь ветром не выдует, посидишь жопой на асфальте.Максимов прижал пистолет к затылку Гаврилова. Осмотрелся по сторонам. Двое тащили бесчувственное тело в темноту, очевидно, там была машина. Третий присел на капот максимовского «форда». Судя по положению рук, уже успел достать пистолет и взять на прицел «Ауди». – Сколько твоих здесь?
– Еще четверо в машине, – просипел Гаврилов. – Пусти!
– Попробуют подобраться на бросок, я тебе голову снесу первому, – ровным голосом сказал Максимов, но при этом тюкнул Гаврилова стволом в ложбинку под основанием черепа, Гаврилов охнул. – А будет еще больнее, – прокомментировал Максимов. – Специально выстрелю так, чтобы не убить, оставлю на всю жизнь дебилом. – По тому, как обмякли мышцы Гаврилова, понял: клиент созрел для спокойного разговора, на глупые выкрутасы уже не осталось воли. – А теперь, Никита Вячеславович, докладываю. Задание выполнил. Ярового держал на контроле, пока твои люди чистили банк. Мне было приказано передать векселя Ашкенази, что я и сделал. Почему‑то мне решили сунуть «куклу», времени разбираться не было.
Векселя отобрал и передал Ашкенази. Сопроводил его на встречу. Какие‑то умные евреи векселя оприходовали и передали чек Ашкенази. Дело сделано.
– Да отпусти ты! – Гаврилов попытался привстать, но, охнув от боли, опять осел на корточки.
– Еще не все. Я не Кротов, тонкостям банковских дел не обучен. Но там вышло нечто странное. Деньги переведены на счет в Стокгольм. Снять их могу только я. Мне пришлось оставить отпечатки пальцев вместо подписи. Известна тебе такая шутка?
– Да.
– Вот и выходит, что теперь меня надо любить и лелеять. А не бросаться со стволом наперевес. Вот и все. – Он разжал захват, и рука Гаврилова безжизненно упала вниз.
Гаврилов выждал немного, потом осторожно встал. Кряхтя от боли, стал разминать плечо.
– Ублюдок! Чуть руку не вывернул, – тихо выругался он. Достал из кармана рацию, коротко бросил: «Отбой, у меня порядок». Махнул сидевшему на капоте «форда», тот явно нехотя встал и ушел из полосы света. – Почему я должен тебе верить? – сказал он, повернувшись к Максимову.
– А почему я должен верить тем, кто переигрывает все в последнюю минуту? Я же, между прочим, тоже жить хочу.
– В этой операции не все так просто, и до тебя, как исполнителя, все, естественно, не доводится!
– Поменьше гонора, Гаврилов! Я сейчас нервный, шлепну тебя в два счета, а потом побегу в сторону города Стокгольма. За денежками.
– Кто может подтвердить твои слова? Кто?! – Гаврилов увидел, как приподнялся пистолет в руке Максимова, и сразу же сбавил обороты. – Назови хоть одно имя, – сказал он без всякого нажима в голосе.
– Ашкенази. Но его чересчур трясти не надо. Его выбрали гарантом сделки.
Без его подтверждения, что я не работаю «под колпаком», деньги снять нельзя.
– М‑да! Понаворотили, братья носатые, черт ногу сломит! – Гаврилов с оттяжкой плюнул себе под ноги.
– Ну, за три тысячелетия истории Израиля можно научиться крутить дела, или я не прав?