Моральная практика и моральное сознание

 

Что же представляет собой сфера моральной прак­тики — нравственной деятельности и отношений? Как она взаимодействует с моральным сознанием?

Нравственная деятельность — это понятие, которое используется в этике для выявления смысла, прису­щего всем другим видам деятельности человека. Оно обозначает не особую сферу деятельности, имеющую предметно-содержательную определенность и специфи­ку — например, трудовая, научная, художествен­ная, — а общественную значимость любой деятель­ности человека. Любое моральное действие включает в себя работу сознания — мыслительные, чувствен­ные, волевые компоненты, но в то же время не сводит­ся только к ним, ибо предполагает свое опредмечивание, объективацию в реальной действительности в ка­честве определенного результата.

Правда, можно в целостном комплексе единой че­ловеческой деятельности выявить такую, которая не­посредственно по своим целям и содержанию подчине­на сотворению добра и мотивируется исключительно моральными мотивами. Это «чистая» моральная дея­тельность — оказание гуманитарной помощи, филан­тропия, нравственное проповедничество и моральное воспитание. Однако в широком смысле слова под мо­ральной деятельностью понимается вся человеческая деятельность, поскольку она имеет общественно зна­чимый смысл, на нее распространяются нравственные требования, и она поэтому подлежит нравственной оценке.

Именно в том, насколько действия человека объек­тивно пронизаны и наполнены общественно значимым смыслом, служат высоким целям и воплощаются в не­обходимые для нормальной жизни общества результа­ты, проявляется его нравственный потенциал, уровень нравственного развития. «Так как сфера нравствен­ности есть по преимуществу сфера практическая и об­разуется преимущественно из взаимных отношений людей друг к другу, — писал В. Г. Белинский, — то здесь должно искать примат нравственности человека, а не в том, как человек рассуждает о нравственности».

Нравственная деятельность складывается из поступ­ков, которые имеют собственную структуру, синтези­руют в себе внешние, материально-вещественные его составляющие и внутренние, духовно-личностные ком­поненты.

Совершая поступки, человек вступает в определен­ные отношения с другими людьми, с обществом. Тем самым он устанавливает общественные отношения, совокупность связей и зависимостей, которые и назы­вают нравственными отношениями. Нравственные от­ношения — это также не особый вид отношений, су­ществующих отдельно от других общественных отно­шений, а их ценностное смысловое содержание (хотя можно выделить и «чисто» моральные отношения — например, отношения любви или дружбы).

Нравственные отношения несут в себе морально ценное содержание, выступают способом детермина­ции поведения человека наряду с ценностями мораль­ного сознания и внеморальными внутренними побуж­дениями. Вследствие этого они накладывают на чело­века определенные обязанности. В моральных отно­шениях человек постоянно как бы является и субъек­том этих отношений, поскольку они и возникают как результат его деятельности, и их объектом, поскольку сам строй нравственных отношений, который застает человек при своем вступлении в общественную жизнь, сложился и существует независимо от него, предъяв­ляя к нему определенные обязательства.

Поэтому как бы ни разнообразились нравственные отношения по содержанию, то есть какого рода обя­занности устанавливаются данными нравственными отношениями, в какого рода поступках они реализу­ются, — их внутренним стержнем является отношение личности к обществу. Можно даже установить идеаль­ный, то есть мыслимый в качестве самого совершенно­го и желаемого, характер отношения между человеком и обществом, модификацией которого и будут все реальные нравственные отношения.

Таким идеальным нравственным отношением мож­но считать отношение личности к общественному бла­гу, которое потенциально предполагается во всех тре­бованиях и ценностях морали, как к высшей, приори­тетной цели, как наиболее важной для него ценности. Только при наличии такого внутреннего настроя его поведение и поступки могут служить установлению отношений солидарности и коллективизма, добросо­вестности в работе, патриотического служения на бла­го отечества, доброжелательности, гостеприимства и даже дружбы и любви. Ведь и самые интимные душев­ные отношения между близкими людьми предпола­гают следование общественно полезным ценностям — верности, преданности, бескорыстному желанию до­бра другому.

Однако само это отношение личности к обществен­ному благу как высшей ценности, из фундамента кото­рого вырастают другие моральные отношения, пред­полагает в качестве своего необходимого условия об­ратное, не менее фундаментальное отношение общест­ва к личности как конечной цели своего существова­ния и развития. Не человек является средством всех общественных преобразований, орудием общественных законов и исторической необходимости, а общество есть продукт взаимодействия людей, условие саморазвития и самореализации человека.

Это фундаментальное отношение к человеку как конечной цели общественного развития предопределя­ет гуманистический характер общественного блага и всех строящихся на его основе нравственных отноше­ний. Ибо в противном случае они оказывались бы бес­человечными, требуя от человека только одного —жер­твенного самозаклания во имя чуждой ему ценности. Соответственно отношение общества к человеку как конечной цели своего развития результируется в прин­ципе гуманизма и производных от него нравственных отношениях, выражающих права, свободу и достоин­ство человека.

Конечно, такое взаимоотношение на основе встреч­ных векторов — отношение личности к общественно­му благу как высшей ценности и отношение общества к человеку как конечной цели — есть лишь идеальное воспроизведение мыслимого совершенства, к которо­му необходимо стремиться, если желать преодоления раскола между моральным сознанием и моральной практикой. Для этого необходимо еще пройти огром­ное расстояние в своем развитии и обществу, и челове­ку, но именно реальное состояние нравов, моральной практики и нравственных отношений фиксирует исто­рически конкретную меру приближения общества к этому идеалу.

Таким образом, становится очевидным, что мораль­ная деятельность и нравственные отношения составля­ют объективированную, выраженную в поведении и социальных связях, сторону морали. Свое более или менее устойчивое закрепление они находят в общес­твенных нравах, то есть относительно устойчивых, типичных и массовидных формах поведения и отно­шениях. Нравы по отношению к индивидуальной нрав­ственной деятельности имеют значение детерминиру­ющих ее наряду с моральными мотивами и внеморальными побуждениями факторов.

Нравственные отношения, как и моральная деятель­ность, и объективны по своему статусу, и субъективны одновременно. Ведь они существуют независимо от воли и сознания отдельного человека, но в то же время яв­ляются выражением побуждения общественной воли и проявлением сознательной деятельности индивида.

Нравственные отношения образуют социально-цен­ностный каркас общественных отношений, складыва­ющихся во всех сферах общественной жизни — в эко­номике, политике, праве, художественной, научной, спортивной деятельности, — придавая им человеческое измерение. Ведь они остаются каналами морального общения и взаимодействия людей, взаимной поддерж­ки и чувствами, переживаниями, моральным опытом.

Собственно же идеальную сторону морали представ­ляет моральное сознание. Вследствие того, что мораль целиком есть способ практически-духовного освоения действительности, именно моральному сознанию там принадлежит основная роль.

Моральное сознание разделяет присущие морали характеристики, и его рассмотрение подчиняется тем же методологическим принципам, которые использу­ются при анализе форм общественного сознания.

Вообще формы общественного сознания различают по объекту отражения, по лежащей в основе его появ­ления общественной потребности и соответственно по роли в жизни общества, а также по особенностям отражения действительности.

Моральное сознание порождается потребностью в регулировании общественных отношений и выполняет это свое назначение посредством выработки духовных ценностей, образующих в совокупности идеальную модель должного поведения и отношений. Мораль­ное сознание не является предметно локализованным, ибо любые сферы жизнедеятельности человека —ма­териальное и духовное производство, политика, взаи­моотношения между человеком и государством, наука и искусство, быт и личные взаимоотношения между людьми, — все это является объектом его отражения, придавая моральному сознанию характер вездесущ­ности.

Однако наука или искусство также в качестве форм общественного сознания имеют объектами своего от­ражения явления всей действительности.

Здесь необходимо вспомнить, что сознание вообще складывается из предметного сознания и рефлексии самосознания — оно знает то, на что направлено, что воспроизводит в своем содержании в идеальной фор­ме и что составляет его предметное содержание, и од­новременно оно осознает свое содержание как отлич­ное от того, на что оно направлено, как свое субъек­тивное бытие. И если эти моменты в индивидуальном сознании зачастую слиты и нужно специально фиксиро­вать внимание, чтобы отличить предметное сознание, «то, что оно знает», от самосознания, осознающего, что это знание принадлежит именно субъекту, то в обществен­ном сознании эти аспекты духовного освоения действи­тельности оказываются четко разделены между различ­ными формами, или видами, общественного сознания.

Роль предметного сознания, воспроизводящего дей­ствительность так, как она есть сама по себе, объек­тивно, достается науке, идеалом которой является объ­ективная истина.

Остальные же формы общественного сознания от­ражают действительность рефлексивно, через призму своего предназначения и роли в обществе. Так, в отли­чие от науки, отражающей действительность так, как она есть, вскрывающей фактическое положение вещей, причинно-следственные связи объективного мира, то есть сущее само по себе, моральное сознание постигает действительность с точки зрения ее значения для субъ­екта сознания. Поэтому даже там, где объектом отра­жения выступает природа, научное суждение конста­тирует то, что есть — «природа подвергается техногенным перегрузкам», а моральное суждение отража­ет значение природы для человека и выражает отно­шение к ней — «любите природу, мать вашу».

Вездесущность морального сознания не исчерпыва­ется тем, что все, в особенности явления обществен­ной жизни, может стать его объектом. Моральное со­знание универсально и в смысле того, что свои сужде­ния оно обращает от имени всех ко всем, выражая свое содержание в безлично-анонимной форме. Эта особен­ность морального сознания, которое, с одной стороны, явно пронизано субъективностью, устанавливает зна­чение явления для кого-то, а с другой —старается из­бежать идентификации с каким бы то ни было субъек­том, заставляла философов прошлого признать мораль­ные суждения априорными и абсолютными истинами, установленными самим Господом. Ведь только ему под силу сначала формулировать ценностное суждение, а затем творить бытие таким образом, чтобы это сужде­ние было, оставалось абсолютно верным.

На самом деле всякий раз, когда кто-либо высказы­вает моральное суждение от имени какого-то субъек­та, его подлинным авторитетным источником в силу специфики морального сознания оказывается более широкий субъект — не индивид, не группа, не класс и даже не существующее на данный момент общество, а человечество в целом, с его прошлым и надвигающим­ся будущим.

Рефлексивная природа морального сознания особен­но явственно проявляется в присущей ему деонтологической и аксиологической модальности. Все образова­ния морального сознания пронизаны императивностью, повелительностью, и их можно представить как разно­видности морального требования. Одновременно эти требования выражают некоторую нужду, необходи­мость, потребность, имеющую в качестве цели некое идеальное положение вещей, удовлетворяющее эту нужду. Вот эти идеальные цели и выступают мораль­ными ценностями, идеальными образованиями, в срав­нении с которыми моральное сознание и устанавлива­ет моральную ценность реальных поступков и явле­ний жизни. То есть в моральном сознании находит отражение не действительность сама по себе, взятая объективно, безотносительно к субъекту, а отношение к ней субъекта. В требовании поступать так или ина­че или, что то же самое, в признании должного пове­дения и его результатов целями и ценностями, нахо­дит отражение не то бытие, которое в данный момент наличествует, а некая идеальная проекция желаемого и требуемого, необходимого бытия. Поэтому сама осо­бенность отражения действительности в моральном сознании, вытекающая из его назначения и проявляю­щаяся в присущих ему долженствовательности и оценочности, предопределяет его специфику — смотреть на мир через призму субъективно-пристрастного, за­интересованного отношения к нему. Своим содержа­нием и значением моральное сознание дает представ­ление о том, какой действительность должна быть, чтобы соответствовать потребностям субъекта. Это предопределяет присущий моральному сознанию дух критичности и неудовлетворенности, постоянное оттал­кивание от действительности, от реально достигнутого уровня развития, и забегание в идеальное бытие, вы­ражающее более совершенный уровень общественных отношений.

Моральное сознание своим содержанием как бы за­дает впереди субъекта линию горизонта, символизиру­ющую более совершенное и лучшее будущее, к кото­рому можно приближаться, но при этом сама эта линия, планка устремлений, также удаляется и повышается.

При этом очень важно отметить еще одну особен­ность морального сознания. Будучи по форме отраже­ния всеобщим, безлично-анонимным способом воспро­изведения действительности в виде идеального, должно­го бытия, моральное сознание приобретает некий транс­цендентальный, абсолютный характер. Оно несет в себе требование лучшего, но не лучшего тому или ино­му отдельному субъекту, а лучшего самого по себе, вообще.

Поэтому каждый отдельный субъект морального сознания, будь то индивид, социально-этническая об­щность, сословие, класс, общество в целом, никогда не может полностью отождествиться, слиться с этим трансцендентальным, абсолютным моральным созна­нием, способным аккумулировать в себе не просто эм­пирические потребности и интересы наличных субъек­тов и требования существующего общества, а выра­жать некие общеисторические требования и законы развития человеческого общества вообще. Поэтому любое эмпирическое моральное сознание, то есть при­сущее отдельному субъекту моральное видение действи­тельности, оказывается относительным, находится в постоянном беспокойстве за достоверность своего со­держания, постоянно обращается к самоанализу и самообоснованию. Ощущая это свое несовпадение, мо­ральное сознание отдельного субъекта оказывается пронизанным критической неудовлетворенностью не только по отношению действительности, но и к само­му себе, что является мощным стимулом для его само­совершенствования.

В своем эмпирическом бытии человек как бы рас­слаивается — он принадлежит различным общностям: классу, нации, профессиональной и возрастной груп­пе, семье, самому себе, наконец, и ощущает их потреб­ности своими, хотя и в разной степени. Это стимули­рует работу его самосознания, заставляет его искать самоопределения, находить и воплощать в себе, своем Духовном бытии некоторое сочетание, конфигурацию взаимопересекающихся потребностей и интересов общностей, к которым он принадлежит. Собственно, индивидуальное своеобразие этой конфигурации и состав­ляет моральную позицию индивида.

Однако ни по отдельности, ни в совокупности мо­ральное сознание отдельных субъектов, общностей не может полностью совпасть и исчерпывающе выразить содержание «всечеловеческого» морального сознания, которое остается абсолютным критерием для критиче­ского сравнения и оценки любой моральной позиции.

Само «всечеловеческое» моральное сознание явля­ется не выражением интересов более широкой общнос­ти, ибо тогда автоматически моральная позиция боль­шинства была бы выше позиции меньшинства, не про­явлением в особой специфической форме безличного долженствования коллективного и общего интереса, а чем-то неизмеримо более глубоким. Моральное созна­ние призвано осознавать и выражать не интересы кол­лективных общностей в противоположность более част­ным и индивидуальным интересам, а некие абсолют­ные общеисторические потребности общественного раз­вития. Абсолютные в том смысле, что они не зависят от конкретного уровня общественного развития, его социальной, этнической, классовой структуры, конфи­гурации общественных и индивидуальных интересов и выступают таковыми везде и всегда — потенциально, как в начале человеческой истории, или актуально, как на современном уровне, и останутся таковыми, даже если ей придет конец. Абсолютными также в том смыс­ле, что они, эти потребности, составляют одновремен­но и средство, и цель общественного развития.

Таковыми можно считать потребности в признании и обеспечении ценности человеческой жизни во всех ее проявлениях — материальном и духовном. Именно рассмотрение и оценка всего происходящего, всей дей­ствительности с точки зрения человека как абсолют­ной ценности составляют сущность морального воззре­ния на мир.

Причем именно с точки зрения абстрактного чело­века, человека вообще, не принадлежащего никакому определенному обществу, классу, профессии, истори­ческому этапу общественного развития, ибо все эти характеристики лишь модифицируют, изменяют и ис­кажают порождаемыми ими интересами и потребнос­тями абсолютную общеисторическую потребность в обеспечении ценности человеческой жизни. Именно эта потребность осмысливается и выражается в содержа­нии морального сознания, задающего гуманистический вектор реальной деятельности людей и как бы паря­щего над развертывающимся в общественной жизни столкновением и борьбой интересов в качестве идеаль­ного эталона, мерила, оправдывающего или осуждаю­щего положение дел в мире с точки зрения его соот­ветствия или несоответствия принципам истинной че­ловечности.

Ценность человеческой жизни, ценность личности со всеми ее правами, свободой и достоинством ныне признается базисной основой человеческого бытия во­обще и морали в частности*.

* См. об этом: Перестройка и нравственность. Материалы «круг­лого стола» // ВФ. 1990. №7. А также: Степин B.C., Гусейнов А.А., Межуев В.М., Толстых В.И. От классовых приоритетов к общечеловеческим ценностям // Квинтэссенция. Философский альманах. М.,1992.

 

Только с такой позиции можно понять, почему мо­рально более значимой, истинной может быть точка зрения индивида, а не коллектива, ибо истинность вы­носимых моральным сознанием суждений зависит не от того, что оно произносится от имени большинства или даже выражает интересы более широкой общно­сти людей, а от его способности соответствовать уни­версальной базисной ценности всего исторического про­цесса и производным от нее ценностям — человеческой личности и ее интересам и потребностям.

Поэтому человек может быть прав, поступая вопре­ки общепринятым формам поведения, и может ока­заться ответственным, даже если подчиняется им, по­ступает «как все», делает то же, что и другие.

Моральное сознание оказывается относительно не­зависимым от фактического положения дел и интере­сов в обществе и само вносит суждения, оправдываю­щие или осуждающие существующие общественные порядки прежде всего потому, что оно не связывает свои суждения непосредственно с наличными фактами («поступай так, потому что это делают все») или с общественными интересами («нравственным является то, что служит интересам построения коммунистичес­кого общества»). В этих случаях моральное сознание пытаются подчинить другим видам социальной детер­минации поведения человека, что оказывается для него неприемлемым.

«Поступай всегда так, чтобы выражать абстракт­ные принципы истинной человечности, интересы чело­веческой личности, даже если так никто не поступает, и это противоречит коллективным, общим, обществен­ным (как разновидности общих) интересам!» — вот логика морального сознания, и отступление от нее мо­жет быть объяснено, но никак не оправдано. Мораль­ное сознание не приемлет логики групповых интере­сов как критерия моральности — будь то интерес родоплеменной общности, средневекового сословия или потерявшего свои очертания в конце XX в. класса. В основе его требований и ценностей лежит не коллек­тивное веление или совместное одобрение, а выраже­ние подлинной цели социальной формы движения ма­терии — потребности развития человеческой личности, их осознание и реализация в ответственном поведении человека.

В связи с этим весьма важным для понимания спе­цифики морального сознания является выяснение его соотношения с общественным мнением. Ранее уже было показано, что регулятивная функция морали во мно­гом осуществляется при опоре на общественное мнение, в связи с чем некоторые исследователи, видящие в морали прежде всего ее связь с общим интересом, поч­ти отождествляют моральное сознание и общественное мнение. Раз моральные требования выражают волю социальной общности, а общий интерес является выс­шим критерием во взаимоотношениях человека и об­щества, то «естественно, что наиболее авторитетным субъектом моральной оценки выступает... обществен­ность», считает Л. М. Архангельский*.

* Архангельский Л. М. Курс лекций по марксистско-ленин­ской этике. М., 1974. С. 97.

 

При этом общественное мнение он именно так и определяет, как «коллективное суждение по вопросам, имеющим общественный интерес»*.

* Архангельский Л. М. Указ. соч.

 

Действительно, общественность, понимаемая как субъект прозрачности, гласности, публичности в во­просах морали, является важнейшим фактором, воз­действующим на моральное сознание. Но именно в смысле обеспечения свободного и гласного, публично­го характера функционирования морального сознания, не как его подмена выражением группового интере­са, который подминает и не дает свободно выразиться отличным от выраженного в «коллективном суждении» мнениям.

Поэтому более верной представляется точка зрения, что общественное мнение есть состояние общественно­го сознания, а не его часть. При этом оно может ха­рактеризовать не только моральное сознание, но и по­литическое, правовое, художественно-эстетическое, выполняя при этом экспрессивные, консультативные, директивные функции, вынося суждения и оценки, то есть внешне осуществляя процедуры, очень похожие на функции морали. Собственно, поэтому его и зачис­ляют в сферу морального сознания. Как и моральное сознание, общественное мнение носит неофициальный, неинституциональный характер, допускает дискуссионность и альтернативность суждений. То есть оно явно по своей форме может быть выражением морального сознания, его содержания.

Однако с таким же успехом оно может быть выра­жением содержания, расходящегося с содержанием и ценностями морального сознания, выражением классового, социально-группового эгоизма, национализма и вообще групповщины, что становится все более вероятным в условиях растущей зависимости от общественного мнения, от средств массовой информации, находящихся в руках отдельных социальных групп. Общественное мнение, ранее подобно морали характе­ризовавшееся стихийным характером существования, теперь все больше становится организованным продук­том целенаправленной деятельности, навязываемым обществу и заставляющим его усваивать штампы и сте­реотипы суждений и оценок. В этом смысле общес­твенное мнение становится уже выразителем не мо­рального, а аморального содержания, ибо игнорирует важнейшее его условие - уважение личной самостоя­тельности человека.

Таким образом, общественное мнение, складываю­щееся в атмосфере гласного, открытого, публичного обсуждения нравственных вопросов, препятствующе­го навязыванию односторонней позиции и обращенно­го к свободному человеку, оказывается действительно важным средством и способом выражения содержания морального сознания. Но при отсутствии этих усло­вий моральное сознание отдельного субъекта оказыва­ется искаженным и далеким от истинных моральных ценностей.

Итак, можно подвести итог рассмотрению специфи­ческой природы морального сознания и особенностей осмысления им действительности.

Моральное сознание характеризуется универсаль­ностью, всеобщностью, способностью все сделать объ­ектом суждения и оценки, которые она выносит с точ­ки зрения «всего человечества». За этой «всечеловечностью», всеобщностью помещается общеисторическая потребность в признании и обеспечении ценности че­ловеческой личности, абстрактных принципов подлин­ной человечности, присутствующих в истории наряду с искажающими их конкретно-историческими интере­сами.

Вследствие этого моральное сознание стремится смягчить и отрегулировать столкновение и борьбу этих интересов, само оставаясь как бы над ними и отражая поведение и отношения людей друг к другу с позиции идеального долженствования, с позиций критической неудовлетворенности сущим и противопоставления ему некой идеальной справедливости, совершенства.

Поэтому моральному сознанию присущи императивность повелительность и оценочность. Оно требует, вменяет человеку идеально-должную модель жизнеус­тройства и оценивает степень соответствия или несоот­ветствия его поведения этой модели.

Моральное сознание выступает в безлично-аноним­ной форме, обращая свои повеления и оценки от име­ни всех ко всем, и поэтому не приемлет отождествления с позициями и интересами отдельных общностей — рода, племени, народности, нации, сословия или класса. Моральное сознание выражает не общий, а более глу­бокий и перспективный интерес в выработке свобод­ной индивидуальности, самостоятельной и ответствен­ной личности. Отношение к личности как цели и цен­ности исторического развития выступает поэтому в моральном сознании как критерий моральных ценно­стей и оценивания на их основе всех явлений социаль­ной действительности, в том числе сословных, нацио­нальных и классовых интересов, а не наоборот.

Моральное сознание может опираться на обществен­ное мнение, когда оно не противоречит его ценностям, но может и отвергать его с позиций индивидуальной честности и совести как индивидуального морального локатора.

Моральное сознание — структура и содержание

 

Моральное сознание является некоторым целостным образованием, организующим свое содержание посред­ством определенной структуры, внутренней связи со­ставляющих его элементов.

Простейшими и исторически первыми формами нравственного отражения были нормы, выражающие заключенную в многократно повторяющихся прак­тических действиях людей общественную целесооб­разность.

В самом общем виде норма представляет собой тре­бование, которое должно быть выполнено для дости­жения определенной цели. Она может быть выражена в форме наставления, запрета, поучения, правила или предписания, в форме заповеди и пожелания. Однако во всех случаях эти формы выступают способом выражения должного и несут в себе повелительное на­чало — требовательность, императивность.

Более всего норма похожа на правило, которое тоже устанавливает способ и характер выполнения того или иного действия. Однако, если правила сознательно устанавливаются людьми для достижения определен­ных целей, могут вводиться, отменяться или изменять­ся, то нормы имеют более объективно необходимое происхождение и складываются не по произволу и со­глашению, а по логике той сферы действительности, которую призваны регулировать. Таковы, например, нормы правильного мышления, нормы языка, нормы морали.

В узком смысле слова, моральная норма представ­ляет собой единичное частное предписание, понужда­ющее к совершению определенного поступка или за­прещающее его. Здесь важно подчеркнуть, что речь идет именно о поступке — субъективно мотивирован­ном действии индивида, совершаемом в условиях на­личия возможности поступить так или иначе, в отли­чие от обычая или ритуала. Если в обычае его предпи­сывающая сила как бы коренится в самом действии, многократно совершаемом всеми, и не отделяется от него в виде идеальной модели, образца или запрета, то моральная норма — это уже идеальное образование в сознании, противостоящее реальному бытию, обраща­ющее к нему свое долженствование.

Одновременно моральная норма предполагает оп­ределенный минимум самостоятельности индивида, его способность мотивировать свои действия, ориентиру­ясь на идеальные ценности в сознании, а не на обычно повторяющиеся и практикуемые формы поведения, требующие лишь подражания.

Таким образом, в норме уже выражено присущее моральному сознанию долженствование, противостоя­щее существованию, то есть антитеза должного и суще­го. Моральное сознание отражает сущее с точки зрения должного, более лучшего и совершенного, а моральная норма оказывается наиболее простой формой противо­речивого единства сущего и должного в морали.

Действительно, присущее морали долженствование вытекает из сущего как своего основания, ибо в своих нормах выражает объективную необходимость и об­щественную целесообразность определенных форм вза­имоотношений между людьми, которые еще не стали обыденным явлением. Моральные нормы «не лги», «будь честен», «помогай другу», «уважай старших» призывают и требуют от человека определенного пове­дения не потому, что все и всегда были и остаются честными, хорошими друзьями и оказывают почтение к старшим. Если бы это было так, необходимость су­ществования этих норм оказалась бы под вопросом, они стали бы излишними.

Следовательно, моральные нормы отражают не само сущее как оно есть, а выражают его в тенденциях и стремлениях в виде идеального, более высокого и со­вершенного строя отношений между людьми, с точки зрения его желательности и общественной необходи­мости. В свою очередь, становясь постепенно достоя­нием отдельных индивидуальных субъектов мораль­ного сознания и воплощаясь в практику их поведения и отношений, моральные нормы также постепенно вхо­дят в привычное им следование, превращаются в нра­вы. Получается, что моральная норма как бы отталки­вается от реально практикуемого поведения, противо­стоит ему в виде идеального образца должного, необ­ходимого, желаемого поведения и постепенно «подтя­гивает» реальное поведение к этому образцу, напол­няя человеческую деятельность все большим нравствен­ным содержанием.

В то же время это касается далеко не всех мораль­ных норм, ибо большая их часть всегда нарушалась и будет нарушаться вследствие того, что поведение че­ловека мотивируется далеко не только моральными соображениями, что делает необходимым существова­ние моральных норм, утверждающих в своей совокуп­ности некий идеальный образец для подражания или для вынесения оценки.

В связи с этим некоторые исследователи даже вво­дят среди моральных норм градацию по степени соотношения в них должного и сущего. При этом выделя­ются нормы нарождающиеся, находящиеся на стадии формирования, отражающие вновь назревшие потреб­ности и являющиеся вначале достоянием узкого круга наиболее развитых в моральном отношении людей. Они еще не стали нормами фактического поведения, и в самом моральном сознании формируются в виде неко­торых желаемых и должных целей, постепенно преоб­разуя саму систему приоритетов в моральном созна­нии. Вторую группу образуют нормы, широко вошед­шие в практическую жизнь, чей долженствовательный потенциал нашел реализацию в массовом поведении, в сущем. Существование этих норм обусловлено нали­чием возможностей при определенных условиях их нарушить, что требует подкрепить это правильное по­ведение и предохранить, предотвратить человека от соблазна поступиться этими нормами. И третья груп­па норм — отживающие, превратившиеся в обычно традиционные формы поведения и разделяющие при­сущие обычаям ограниченности.

Первоначально моральные нормы черпали необхо­димый для их выполнения авторитет и силу из рели­гиозного обоснования, вследствие чего принимали вид религиозных заповедей. Таковыми является, например, большая часть заповедей, составляющих «закон Бо­жий», — «не убий», «не кради», «почитай отца твоего и мать твою», «не произноси ложного свидетельства», «не прелюбодействуй», «не пожелай ничего, что у ближнего твоего».

Разумеется, они существуют и вне религиозных за­поведей, обретая только за пределами религии чисто­ту нравственной мотивации и свою моральную специ­фику — «всегда говори правду», «не обижай других людей», «исполняй обещания». Выражая потребности повседневного человеческого бытия и общения, моральные нормы требуют от него поступать, так, чтобы не разрывать ткань этого общения, делать его удобные приятным, а не только полезным, для чего необходимо быть вежливым, помогать нуждающимся, не нарушать порядок и чистоту и т. д.

Простота нравственных норм делает их понятными и доступными каждому, а их социальная целесообраз­ность и ценность самоочевидными и не нуждающими­ся в дополнительном обосновании. Они предостерега­ют человека от поступков с нежелательными послед­ствиями, а их соблюдение обеспечивает порядок и гар­монию в обществе.

В то же время простота этих норм и их самоочевид­ность не означают легкости их исполнения и требуют от человека и моральной собранности, и волевых уси­лий — достаточно припомнить, как нелегко бывает сохранить вежливость в переполненном транспорте или в очереди.

Моральные нормы складываются в моральном со­знании в определенную систему взаимозависимости и соподчинения, образуя более высокий, общий строй нравственного мышления — моральный кодекс, то есть совокупность моральных норм и принципов, объеди­ненных по единому основанию.

Кодекс предполагает в человеке не просто готов­ность следовать именно этой норме поведения, но и умение оценить ситуацию и выбрать правильно подхо­дящую для этого случая норму, чтобы не оказаться в положении Иванушки-дурачка, который усвоенную на свадьбе норму — пожелание побольше подарков мо­лодым («таскать вам, не перетаскать!») некритически перенес и на случай с похоронами, за что был нещад­но бит.

Тем не менее жизнь всегда богаче и многообразнее всех норм и кодексов, а сложность жизненных ситуаций не поддается охвату в сколь угодно широком перечне предписаний. Вследствие этого в моральном сознании с необходимостью появляются моральные принципы. При всей смысловой и содержательной близости принципов и норм они все же отличаются друг от друга прежде всего тем, что принципы — это более обобщенное выражение нравственного долженствова­ния, относящееся не к отдельным ситуациям и поступкам, а к самой направленности деятельности человека, его жизненной ориентации.

Моральные принципы пронизывают собой и орга­низуют моральное сознание, являясь его своеобразны­ми «несущими конструкциями». Они выражают выра­ботанные моральным сознанием общества требования, касающиеся самой сущности и назначения человека, смысла его жизни, характера взаимоотношении с дру­гими людьми.

Давая человеку общую перспективу его деятельнос­ти и поведения, моральные принципы обычно служат основанием для более частных и детальных норм по­ведения, в которых содержание принципов конкрети­зируется.

Соответственно этот уровень моральной регуляции предполагает от человека значительный рост личной сознательности, его способность добровольно ориен­тироваться на основные ценности морали, выражен­ные именно в моральных принципах — гуманизма, коллективизма, добросовестного выполнения общест­венного долга, трудолюбия. Зрелая моральная личность должна быть способна осознавать содержание нрав­ственных принципов и их значение, ставить исходя из них нравственные цели и самостоятельно вырабаты­вать способы их достижения применительно к конкрет­ным обстоятельствам.

Наряду с содержательными принципами мораль вырабатывает и формальные принципы, раскрываю­щие особенности функционирования ценностей и тре­бований в моральном сознании. Моральное сознание предполагает в качестве собственных формальных ос­нований принцип сознательности, добровольности, бес­корыстия, самоотверженности в отличие от других форм императивно-ценностного сознания, характери­зующихся некритическим принятием, догматизмом, авторитаризмом, фанатизмом.

Только сочетание содержательных и формальных принципов в моральном сознании позволяет ему осу­ществлять свое предназначение.

Так, принцип гуманизма предполагает от личности сознательное и добровольное следование нормам доброжелательности, уважения и любви к любому человеку, готовность прийти к нему на помощь, защи­тить его достоинство и нрава. Гуманность оказывается несовместимой с насилием, принуждением, давлени­ем, унижением человеческого достоинства, оскорбле­нием человека, нанесением ему обиды, обманом, не­справедливым отношением.

Правда, вследствие большой общности, неоднознач­ности и некоторой неопределенности в содержатель­ном плане, необходимой для предоставления субъекту морали самостоятельности и выбора поступков, мораль­ные принципы вынуждены саморефлектировать, стре­миться к самообоснованию, что приводит к смыканию морального сознания с этическим сознанием и рожде­нию моральных «кентавров» вроде «пролетарского гуманизма».

«Пролетарский гуманизм» распространяет требова­ния гуманности только на «своих» и признает оправ­данность и необходимость жестоких и насильственных способов обращения с теми, кто является «врагом на­рода» и куда зачисляются все, не принадлежащие к трудящимся классам или не разделяющие предписан­ные этим классам установки. Однако, к каким бы ого­воркам при этом ни прибегала марксистская этика, оп­равдывающая насилие по отношению к человеку тем, что это «не самоцель», а лишь «средство» и «момент» на пути осуществления гуманистических целей, даже она вынуждена признать, что «нравственное сознание не может рассматривать его как облагораживающую и возвышающую деятельность; человеколюбие и наси­лие в этом смысле всегда находятся в состоянии на­пряженного разлада»*.

* Марксистская этика. М.,1980. С.206.

 

Действительно, какими бы экономическими и поли­тическими причинами ни вызывалась необходимость нарушения требования принципа человеколюбия, мо­раль не может переходить на точку зрения, оправды­вающую эти нарушения, не утрачивая самое себя, ибо она существует вовсе не для обслуживания экономи­ческих и политических -интересов, а для оценки степе­ни их человечности.

Так же принцип добросовестного отношения к тру­ду, трудолюбия, конкретизируется в признании нравственной ценности любого вида общественно полезной деятельности как сферы самореализации личности в уважении к умелой, профессиональной деятельности и честному, прилежному добросовестному работнику, который бережно и по-хозяйски относится к средст­вам труда и рабочему времени, делится своими знани­ями, умением и опытом с другими.

При этом на саму личность возлагается ответствен­ность за правильное понимание содержания мораль­ных принципов и разрешение возникающих при этом коллизий, не прячась за наукообразные рассуждения, которые личность обязана принимать в расчет, но не имеет права подменять ими собственное моральное сознание.

Подобного рода коллизиями наполнена нравствен­ная жизнь, и именно отсутствие некоей «окончатель­ной», «высшей» инстанции при их разрешении застав­ляет индивида испытывать мучительные колебания и сомнения в правильности понимания ею моральных требований. Например, гуманное отношение к челове­ку предполагает быть с ним всегда честным, но в то же время чувство сострадания и нежелание причинить дополнительную боль иногда не позволяют сообщить правду.

Наиболее трудной в этом плане коллизией, пожа­луй, является проблема сочетания в моральном созна­нии принципов коллективизма с принципом самоцен­ности индивидуальной личности и порождаемых этим индивидуалистических ценностей. Долгое время в этике считалось, что именно коллективистские ценности со­ответствуют природе морали как выразителя общес­твенного интереса и общественной воли, в то время как индивидуалистические ценности лишь ослабляют и подрывают ее.

При этом упускалось, что мораль имеет своей целью не просто утвердить некий общественный интерес вопреки индивидуальным стремлениям людей, но прежде всего обеспечить гармонию взаимоотношения людей в обществе. Исторический опыт нравственной жиз­ни общества показал, что попытка превознесения од­ного из этих принципов за счет принижения другого оборачивается разрушением морали вообще.

Действительно, общественно-коллективистская сущ­ность морали требует от личности ориентации на кол­лективные формы ценностной самореализации, разви­тие отношений человеческой солидарности, товарищес­тва и взаимопомощи, взаимной честности и доверия между людьми. В этом смысле все моральные принци­пы ориентируются на приоритет общественно значи­мых ценностей, даже те, которые раскрывают не со­держание деятельности, а формальные особенности вы­полнения моралью своих функций, например принцип самоотверженности.

В то же время мораль выполняет свое назначение только при свободном и добровольном выборе личнос­ти, ее способности к самостоятельному осуществлению собственной индивидуальной инициативы. А это воз­можно только при условии, что общественные коллек­тивистские ценности не навязываются человеку под жестким социальным контролем, а выступают как итог, к которому приходит личность в своем индивидуаль­ном свободном развитии, как высшее проявление ее морального достоинства и личной ответственности.

Именно поэтому игнорирование моральной ценнос­ти индивидуализма как формы личной сознательнос­ти, добровольности, ответственности в условиях фор­мального, догматического или фанатического, следо­вания нормам коллективистской нравственности, от­нюдь не свидетельствует о высоком уровне морально­го состояния общества. Подобная коллективистская нравственность не только не является результатом сво­бодного развития личности, поднявшейся до сознатель­ной саморегуляции взаимоотношения личного и общес­твенного интереса, а наоборот, демонстрирует, что эта личность даже не поднялась еще до осознания необхо­димости такой регуляции.

Важность личностных характеристик в процессе развития нравственности обусловливает формирование в моральном сознании параллельно с выработкой норм и принципов представления о моральных качествах личности, делающей ее способной жить по законам морали.

В классической этике моральные качества личности назывались высокопарно, но весьма точно — доброде­тели, то есть способности к деланию добра. Душевная щедрость, доброта, отзывчивость, мужество и велико­душие, трудолюбие и скромность, верность и самоот­верженность — все эти качества делают человека нрав­ственной личностью, а душевная черствость, эгоизм, лень и тщеславие, нечестность, мелочность и жадность, трусость разрушают общественные связи и отношения и поэтому осуждаются моралью.

Таким образом, в понятиях моральных качеств лич­ности («добродетелей») конкретизируются ценностные представления морального сознания о хорошем и пло­хом, праведном и грешном в характеристиках самого человека. Их содержание отражает требования мора­ли к самому человеку как субъекту нравственных от­ношений. И хотя в каждом конкретном человеке пере­мешано много хорошего и плохого, моральное созна­ние стремится мысленно выделить самые ценные нрав­ственные характеристики человека и соединить их в обобщенном идеальном образе нравственно совершен­ной личности.

Так постепенно в результате работы морального сознания складывается понятие нравственного идеала личности, воплощение идеи морально безупречного че­ловека, сочетающего в себе все мыслимые добродете­ли и выступающего образцом подражания. Мораль­ный идеал личности предстает в моральном сознании как критическое отрицание несовершенной действитель­ности и ее духовное преодоление, выполняя тем са­мым оценочную и стимулирующую функцию, давая человеку перспективу и цель для развития и совер­шенствования. Моральный идеал играет также важ­нейшую организующую роль — объединяя воедино и придавая смысл моральным нормам, принципам, мо­ральным качествам человека относительно более высокой цели, котором они служат. Одновременно он задает самый общий масштаб оценки не только отдель­ных поступков или моральных качеств личности, но и самих моральных норм и принципов, менее общих по отношению к идеалу ценностей.

По большей части свое персонифицированное во­площение моральный идеал всегда находил в религи­озных или художественных образах как продуктах духовной деятельности — в образах Будды, Христа, Дон-Кихота, князя Мышкина.

Моральный идеал удовлетворяет одну из важней­ших потребностей человека — жить не только сегод­няшним днем, но и стремиться заглянуть в будущее, предвидеть его и приблизить. Без такой исторической перспективы человек утрачивает представление об ос­мысленности жизни, уверенность в себе, становится равнодушным, проникается скептицизмом и цинизмом.

В то же время осознание зависимости нравствен­ных характеристик человека от условий общественной жизни, неудовлетворенность морального сознания ца­рящей в жизни несправедливостью, открытой и замас­кированной враждой, нечестностью, неверностью, на­силием и жестокостью, вызывают в нем мечты о таком общественном устройстве, где все эти пороки будут изжиты, где будут созданы условия для воспитания нравственно здоровых и порядочных людей.

Так вслед за личным нравственным идеалом в мо­ральном понятии складывается представление о нрав­ственном идеале общества, отражающем несовершен­ство реальной жизни и надежды на лучшее будущее и другую, совершенную, жизнь. Таковы, например, ре­лигиозные упования на грядущее «царство божие», литературно-художественные и социально-философ­ские утопии.

Сама моральная идеализация коренится в крити­ческой неудовлетворенности действительностью, в не­желании и неспособности морали примириться с несо­вершенством реальной жизни и в неуемной устремлен­ности морального сознания в лучший, идеальный строй взаимоотношений людей.

Она как бы вырастает из самого несовершенства человеческой жизни, и природа ее такова, что любой достигнутый уровень цивилизованности и нравствен­ной культуры является с моральной точки зрения всегда недостаточным и требует постоянных усилий для даль­нейшего совершенствования. Моральные идеалы и выполняют роль «горизонта», к которому необходимо постоянно стремиться, но достичь невозможно вслед­ствие природы нравственной идеализации.

Однако это не означает бессилия и бессмысленнос­ти нравственных идеалов —дескать, раз невозможно достичь, то незачем и стремиться, — а наоборот, под­черкивает незавершенность человеческой природы, ее открытость для бесконечного развития и совершенство­вания безотносительно к заранее установленным мас­штабам.

Перечисленные элементы морального сознания об­разуют в сознании отдельных моральных субъектов различные своеобразные конфигурации, придающие этому сознанию определенную целеустремленность и целостность. Поэтому А. И. Титаренко выделяет еще в структуре морального сознания такую конфигура­цию нравственных ценностей и требований, которую он обозначает как ценностную ориентацию. Это спо­собность нравственного сознания постоянно и в самых различных обстоятельствах направлять помыслы и действия человека на достижение определенной мораль­ной цели и результата. Это ценностно-императивная устремленность морального сознания, обеспечиваю­щая единство и целенаправленность действий мораль­ного субъекта, всей структуры нравственного созна­ния личности.

Ценностная ориентация сознания есть более глу­бокое и устойчивое образование, нежели отдельные нор­мы, правила, принципы, добродетели и идеалы, ибо есть результат их взаимодействия. Этот результат об­разует некую исходную позицию личности, ее нрав­ственный потенциал, и проявляется не в отдельных действиях и поступках, которые могут быть и случай­ными, ситуационными, а во всей линии поведения и нравственного самочувствия личности, выражая его нормативную тенденциозность. Она поэтому является более фундаментальном характеристикой поведения, нежели отдельные мотивы. Она сама способна оцени­вать те или иные мотивы, оправдывать одни и приглу­шать другие, проявляться в поступках-порывах, не являющихся на первый взгляд результатом морально­го выбора субъекта, но вытекающего из его характера, который обязательно включает и моральный выбор, и сознательную работу над собой. Именно ценностная ориентация личности, пронизывая все этажи и подва­лы психики человека — мышление, волю, чувства, подсознательные импульсы, — позволяет человеку мгновенно и не задумываясь выбрать верную линию поведения.

Безусловно, что важная роль в формировании цен­ностной ориентации человека принадлежит теоретичес­ким знаниям об устройстве общества, о месте человека в нем, его назначении и призвании, но еще более важ­ным фактором является практическая жизненная по­зиция человека в системе общественных связей и отно­шений.

Продуманная и осознанная в результате освоения мировоззренческих наук, и особенно этики, ценност­ная ориентация морального сознания служит основой для выработки моральной убежденности личности. И только тогда, когда у человека выработана устойчи­вая ценностная ориентация на нравственно положи­тельные ценности жизни, объединяющая все уровни сознания и элементы структуры морального сознания, можно считать, что обеспечена общая моральная на­дежность личности.

Однако, понимая под ценностной ориентацией оп­ределенную структурно-функциональную конфигура­цию моральных целей и смыслов, характеризующую ее общую направленность и готовность действовать, нельзя смешивать ее с установками и позицией дей­ствующего субъекта, как она складывается и проявля­ется в жизни. На человека действует множество детер­минирующих его практическое отношение к действительности факторов — материально-экономических, политических, правовых, бытовых, среди которых моральное воздействие стоит зачастую далеко не на первом месте. В первую очередь его жизненную пози­цию определяют именно реальные интересы, вытека­ющие из практического положения, из осознания это­го положения и своих отношений с окружающим миром.

В условиях дифференциации общественного разде­ления труда, усложнения социальной структуры, вы­деления индивида из «субстанции» сообществ, к кото­рым он принадлежит, и становления его в качестве самостоятельного субъекта, совершенно закономерно происходит формирование установки на собственный интерес и выгоду. Чем большее развитие получает в данном обществе разделение труда и закрепляющее его упрочение частнособственнических отношений, тем очевиднее формируются в массовом сознании индиви­дуалистические установки и ценности.

Однако нельзя этот совершенно объективно проис­ходящий процесс смешивать с процессом становления морального сознания, которое всем своим содержани­ем как раз и стремится сгладить обострение отноше­ний, вытекающее из столкновения интересов, вырабо­тать в противовес им совокупность духовных ценнос­тей и мотивов поведения, призванных предохранить общество от окончательного духовного распада на эго­истически ориентированные атомы-субъекты. Действи­тельно, частнособственническое общество в массовом масштабе порождает таких атомизированных индиви­дов, делающих себя точкой отсчета и оценки всех про­исходящих в нем процессов и ценящих других инди­видов только с точки зрения пользы, которую из них можно извлечь.

Но нельзя вслед за философами XVIII—XIX вв. совершать ошибку и объявлять эту социально-истори­ческую детерминированность сознания и поведения человека буржуазного общества его моралью. Наоборот, чем жестче и рациональнее становились отноше­ния в буржуазном обществе, где на место всех других связей приходила одна — вытекающая из разделения труда взаимополезность, тем больше такое общество нуждалось в компенсаторном механизме, сохраняющем и поддерживающем духовное единство людей, высоко оценивающем все, что ему способствует, и осуждаю­щем всякий чрезмерный, экстремистский индивидуа­лизм, переходящий в эгоизм.

В таких исторических условиях, когда именно соб­ственность становится реальным воплощением общес­твенной силы и возможностей развития индивида, его самоутверждения, присущий человеку индивидуалис­тический инстинкт получает развитие и выражение в собственнической, эгоистической ориентации и уста­новке. Мораль же сопровождает этот процесс в качес­тве его сдерживающего, ограничивающего и направ­ляющего начала, она постоянно стремится удержать и направить индивидуалистические мотивы поведения в нравственное русло, сделав их целью признания пра­ва каждого на собственную личностную самореализа­цию, на духовную независимость и самостоятельность, на достойную, свободную и счастливую жизнь.

Поэтому если и можно говорить об индивидуалис­тической ценностной ориентации морального сознания, понимая под нею законное стремление отдельного че­ловека к реализации своих интересов без ущемления интересов других людей, к представлению интересов и прав абстрактной человеческой личности общей мо­ральной целью всех, то вряд ли уместно рассматри­вать эгоистические установки поведения как мораль­ные. Эгоизм, понимаемый как стремление утвердить себя за счет другого, добиться удовлетворения своих устремлений за счет ограничения прав, притязаний и интересов других, однозначно расценивается мораль­ным сознанием как аморальная ценностная ориентация, имеющая родовое значение по отношению ко мно­жеству проявлений аморализма — властолюбию, жадности, грубости, жестокости, бесчестности и коварству.

Не может быть «эгоистической морали», как и эго­истической ценностной ориентации морального созна­ния, хотя есть и, по-видимому, всегда сохранится эго­истическая мотивация и корыстолюбивое поведение людей, наличие которых и вызывает потребность в их ограничении и преодолении силой права, религии, морали. «Эгоистическая мораль» — это противоречие в определении, это «жареный лед».

Наряду с рассмотренными нравственными ценнос­тями и на их основе в моральном сознании формиру­ется целая сеть понятий, образующих его «высший этаж». Это понятия добра и зла, долга и совести, чес­ти и достоинства, счастья и смысла в жизни. С их помощью люди ориентируются в жизни, оценивают человеческие поступки и поведение, устанавливают зна­чение и ценность общественных явлений с точки зрения, их соответствия гуманистическим ценностям морали.

Наиболее общими понятиями морального сознания, служащими для разграничения и противопоставления нравственного и безнравственного, являются понятия добра и зла.

Добро — это все, положительно оцениваемое мо­ральным сознанием при соотнесении с гуманистичес­кими принципами, то есть то, что способствует разви­тию в человеке и обществе человечности, взаимопони­мания и согласия. Моральное сознание всем своим со­держанием утверждает необходимость следования мо­ральным ценностям, и поэтому можно утверждать, что добро есть выполнение требований морали, следова­ние моральному долгу. Объективным же основанием долга и добра является общественная необходимость в регулировании общественных отношений с точки зре­ния их соответствия ценностям человеческой жизни — свободному развитию человеческой личности.

Соответственно зло означает нарушение требова­ния добра, пренебрежение моральными ценностями и долгом им следовать.

И если первоначально представления о добре за­ключали в себе идею блага, полезности и ценности вообще — это значение понятия добра как материаль­ных благ, имущества можно проследить во многих язы­ках, — то с развитием морали как духовного саморегулятора поведения эти представления все более идеализируются и наполняются нравственным содержанием.

Добро все более приобретает характер не просто чего-то полезного и целесообразного, а осознается как добровольно и сознательно реализуемая в поступках ориентация на достоинство и самоценность человека, его права и интересы. Поэтому добро перестает пони­маться как средство для достижения какого-либо внеш­него, постороннего для морали результата, а осознает­ся как бескорыстное следование требованиям человеч­ности, принципам гуманности, не приемлющим утили­тарных и внешних для морали критериев для своего оправдания. То есть невозможно оценивать нечто как добро на основании того, что это соответствует «об­щественной пользе», «прогрессивному развитию общес­тва» или, как его определяли совсем недавно, способ­ствует «построению коммунизма». Ведь, смотря по об­стоятельствам и ситуации, «полезным» и «прогрессив­ным» сегодня может объявляться одно, а завтра — уже другое, и любое злодеяние окажется «оправдан­ным» общественной полезностью его результатов.

Моральное сознание считает добром все, что спо­собствует развитию в обществе и человеке гуманнос­ти, искреннего и добровольного единения людей, их духовной сплоченности и согласия. Это доброжелатель­ство и милосердие, взаимопомощь и сотрудничество, взаимопонимание и уважение, следование долгу и тре­бованиям совести, честность и великодушие, вежли­вость и тактичность. Все эти духовные, моральные ценности могут в отдельных случаях оказаться и неце­лесообразными, и бесполезными, если под этими сло­вами понимать утилитарную полезность, которую «можно положить в карман», но в целом именно они составляют единственно прочное духовное основание для осмысленной человеческой жизни.

Злом же оказывается все, что препятствует едине­нию людей и гармонии общественных отношений, на­правлено против требований долга и совести ради удов­летворения эгоистических побуждений человека — корыстолюбие и алчность, тщеславие и жадность, гру­бость и насилие, неуважение, равнодушие и безразли­чие к интересам человека и общества.

Противостояние добра и зла составляет основное содержание нравственного развития общества и одну из труднейших проблем этики.

Ценностная ориентация на добро требует от челове­ка определиться в отношении зла, понять необходи­мость его искоренения, причем адекватными самой морали средствами.

С позиций социально-исторической этики в конеч­ном счете причинами зла и злой воли морального субъ­екта являются такие общественные отношения, при которых человек не может удовлетворять свои потреб­ности предписанными культурой способами, а поэто­му вынужден либо отказаться от них, накапливая в душе потенциал неудовлетворенности, либо отвергнуть сами культурные ценности, переплавив этот потенци­ал в злую волю.

Поэтому этика настаивает на необходимости борь­бы со злом как социальным явлением, а не с людьми как его носителями. В первом случае победа добра достигается через поиск новых, более совершенных общественных отношений и способов разрешения про­тивостояния добра со злом, а во втором, когда идеалы добра пытаются воплотить решительно и скоро, при­сущими злу средствами —принуждением, ложью, на­силием, — лишь умножают зло.

Поэтому слова поэта о том, что

 

Добро должно быть с кулаками,

Добро суровым быть должно,

Чтобы летела шерсть клоками,

Со всех, кто лезет на добро,

 

можно рассматривать как поэтическую метафору, пе­редающую активно-деятельный характер морали, но никак не этическую рекомендацию об истреблении зла вместе с его вершителями.

Противостоять злу можно только социально-куль­турными и морально оправданными средствами. При этом моральная победа над злом вовсе не означает ус­транение самой противоположности добра и зла, осно­ву существования нравственности. На каждой ступени развития люди решали и будут решать свои проблемы, не останавливаясь на достигнутом уровне цивили­зованности и культуры и борясь против старого, от­жившего и мешающего дальнейшему совершенствова­нию человека, того, что выступает объективной осно­вой существования зла в противоположность добру. Через это постоянно воспроизводимое противостояние добра и зла они решают каждый раз более высокие и сложные проблемы своей жизни более культурными и человечными средствами.

Приверженность идеалам добра на практике озна­чает, таким образом, верность требованиям морали, постоянно испытываемую на прочность житейскими искушениями и соблазнами, давлением и принуждени­ем. Превращение нравственных требований и ценнос­тей в личную задачу человека и выражает понятие нравственного долга. Посредством сознания долга лич­ность осознает свои обязанности как нравственного су­щества. Спецификой морального долга является его пре­вращение из внешней необходимости определенного по­ведения в добровольно принимаемую на себя обязанность, становящуюся внутренней потребностью личности.

Понятно, что требования нравственного долга, вы­ражающие ценности морали через внутренний наст­рой личности, зачастую расходятся с требованиями, предъявляемыми человеку социальной группой, кол­лективом, партией, государством или даже просто лич­ными склонностями и желаниями. И что предпочтет человек — уважение к духовным ценностям и необхо­димость утверждения гуманности, составляющие со­держание долга и добра, или свои сиюминутные жела­ния и капризы, амбиции и страсти или же тихую рас­четливую выгоду — быть, как все, не высовываться, следовать более удобным требованиям, — этот выбор характеризует его духовную развитость и нравствен­ную зрелость. И правильное понимание нравственно­го долга дает человеку силы сделать этот выбор в пользу морали и человечности.

Наиболее трудным в этой связи для морали и для этики является именно этот вопрос о содержании мо­рального долга, его основаниях и критериях — в чем он состоит, кто и каким образом правомочен опреде­лять это содержание?

Мораль в качестве глубоко личного, интимного ре­гулятора поведения предполагает, что человек само­стоятельно осознает объективное общественное содер­жание своего нравственного долга, и никакие ссылки ни на какие авторитеты, обычные формы поведения, общепринятость и распространенность не снимают с него ответственность за это и не могут его оправдать, если он понял свой долг верно.

Здесь вступает в свои права совесть — способность человека формулировать моральные обязательства, требовать от себя их выполнения, контролировать и оценивать свое поведение.

Руководствуясь велениями совести, человек берет на себя ответственность за свое понимание добра и зла, долга, справедливости, человечности, сам задает из­нутри критерии моральной оценки и сам оценивает свое поведение. И если внешние опоры нравственного по­ведения — общественное мнение, веления закона, ус­тановленный распорядок или практикуемые обычно нормы поведения можно при случае как-то обойти или перехитрить, то обмануть самого себя оказывается не­возможно. Если это и удается, то исключительно са­мой дорогой ценой — ценой отказа от совести и поте­ри человеческого достоинства.

Совесть для духовно развитой личности — средото­чие духовных ценностей и убеждений, основа самоу­важения и чувства собственного достоинства, где ра­зум и чувства сплетаются в такие «узы, вырваться из которых нельзя, не разорвав своего сердца, и по­бедить которые можно лишь подчинившись им» (К. Маркс).

Совесть неподкупна и бескомпромиссна в своих по­зициях, ибо в противном случае она начинает посте­пенно разрушаться, если пытается смягчить собствен­ные требования и оценки и злоупотребить присущей ей способностью самореабилитации. Она как бы стоит на страже интересов всеобщих принципов человечнос­ти в каждом отдельном человеке.

Поэтому совесть обязует человека целиком ориен­тироваться на идеалы гуманности и доброты, долга и чести, какими бы иллюзорными и нелепыми они ни казались в данный момент, и критически ответственно относиться к любым мнениям и собственным побужде­ниям, какими бы рассудительными и практичными они ни выглядели, расходясь с этими требованиями.

Зрелая развитая совесть предъявляет человеку мак­симальные требования, не приемля никаких компро­миссов и уступок, и предполагает ответственность че­ловека не только за свои убеждения и действия, но и за все происходящее вокруг. Порядочный, совестли­вый человек, даже если сам живет в согласий с мо­ралью, преодолевая усилиями воли жизненные иску­шения и соблазны, не может не переживать несоответ­ствия реальной жизни и требований нравственности и не чувствовать укоров совести за несовершенство че­ловеческой природы и общественной жизни. Именно это свойство совести лежит в основе присущего мо­ральному сознанию чувства виноватости даже без вины, которое абсолютизировалось религиозной христиан­ской этикой в понятии греха и раскаяния. Причем па­радокс совести заключается в том, что требования рас­каяния, то есть переживание комплекса чувств недо­вольства собой и желания исправиться, способна предъ­явить моральному субъекту только развитая совесть, которой не в чем каяться, в то время как остро нуждаю­щаяся в покаянии совесть не способна этого осознавать.