Пункт приема потерянных слов 3 страница

За последние годы произошел сдвиг русского речевого этикета в сторону европейского. Прежде всего речь идет об общении в магазине. Эта ситуация, в отличие от двух других и даже в отличие от близких к ней ситуаций в транспорте, в медицинских учреждениях, попадает в сферу корпоративного этикета. Во многих крупных магазинах больших городов действует обязательный корпоративный этикет. Продавец или кассир должны обязательно поздороваться с клиентом. Не ответить в данном случае на приветствие было бы откровенной грубостью. Естественно, что постоянные покупатели сами начинают здороваться с продавцами и кассирами.

Определенные изменения происходят и при встрече незнакомых людей в доме или рядом с ним. Все чаще происходит обмен приветствиями во дворе и подъезде, причем это касается в основном молодого и среднего поколения. Очевидно, здесь также сказывается знакомство с европейским этикетом, причем, повидимому, непосредственное.

Итак, наш этикет за достаточно короткий срок существенно изменился. Мы стали больше похожи на европейцев и американцев. Новый этикет приветствий уже сложился в корпоративной культуре и постепенно складывается в бытовой. И здесь мне почему-то совсем не жаль старой русской традиции. Ну что, разве от нас убудет – лишний раз поздороваться? А приятный осадок останется.

 

Чрезмерная вежливость

 

Правда, и с вежливостью не стоит перебарщивать.

Неужели вам незнакомо это чувство, когда хочется швырнуть трубку всего-то после третьего-четвертого повтора с легким придыханием: «Ваш звонок очень важен для нас. К сожалению, в данный момент все операторы заняты…»? Ну и так далее по тексту. Вежливость тоже может раздражать, особенно если она, как бы это поаккуратнее сказать, не вполне естественна что ли.

Приведу два примера из собственного языкового опыта.

Первая сцена разворачивается в эстонском посольстве в очереди для получения виз. В окне выдачи виз сообщают, что время работы закончилось и ближайшая по очереди русская женщина визы не получит. Однако та возражает, говоря, что ее впустил охранник и она отстояла очередь. В качестве свидетеля она призывает охранника, чье имя она случайно услышала: «Ян, Ян, подойдите, скажите…» и т. д. Охранник подходит и молча присутствует при разговоре русской просительницы и эстонской чиновницы, а затем так же молча отходит на свое место. Обращение по имени к незнакомому человеку, выполняющему в данный момент свои профессиональные обязанности, повидимому, совершенно исключено в европейском, и в том числе в эстонском, речевом этикете, но допустимо, хотя также с определенными ограничениями, в русском. В данной ситуации оно является способом установления более близких отношений, сокращения дистанции и привлечения адресата на свою сторону (как своего). Напротив, с точки зрения служащего оно воспринимается как внедрение в личную сферу, незаконная (имя услышано случайно) претензия на знакомство и попытка изменить служебные отношения на личные без каких-либо оснований.

Второй пример связан с моей собственной реакцией на распространенную французскую просьбу, выражаемую конструкцией из слов merci de + глагол в неопределенной форме или отглагольное существительное, например merci de me rendre quelque chose или merci de votre comprйhension (последнее, как правило, заключая констатацию некоего положения дел, не слишком приятного для адресата). Эту конструкцию достаточно сложно перевести на русский язык, поскольку русское спасибо – естественный перевод французского merci – является реакцией на уже совершившееся событие. В данных же примерах речь идет о благодарности за еще не сделанное действие, которое состоится в будущем. В русском языке «благодарность вперед» возможна, однако значительно более редка. Существует выражение заранее благодарен, используемое в письменной речи (как правило, в письмах). Оно заключает некую просьбу и выражает определенную подчиненность пишущего, более низкий статус. Выражение merci de votre comprйhension можно перевести на русский язык как «надеемся (или надеюсь) на ваше понимание».

Эта конструкция, безусловно относящаяся к средствам выражения вежливости, вызывала у меня устойчивое раздражение и воспринималась, напротив, как не вполне вежливое и достаточно агрессивное действие. Опрос русских, живущих во Франции, показал, что эта реакция не единична и по крайней мере не случайна. Выражение благодарности за еще не совершенное действие воспринимается как навязывание этого действия, то есть не как вежливая просьба, а, скорее, как агрессия, спрятанная за этикетной формой благодарности, что совершенно не характерно для русского этикета. Перевод merci с помощью «надеемся» не адекватен, поскольку данное русское слово выражает неуверенную просьбу в отличие от сверхуверенной (если не сказать – самоуверенной) благодарности за еще не случившееся. Произнесенная благодарность обязывает адресата следовать навязанной стратегии, предопределяет его действия и лишает возможности выбора.

Обе описанные языковые ситуации интересны сами по себе. Но к тому же они подтверждают достаточно важный, хотя и очевидный факт: использование речевого этикета одной культуры (в данном случае слов, направленных на установление положительного контакта и доброжелательных отношений) по отношению к представителю другой культуры может вызывать непредвиденные негативные последствия, в частности, восприниматься как своего рода агрессия.

Кроме особенностей нашего этикета, про которые я говорил в предыдущей главе, у него есть еще одна важная черта – анонимность, и прежде всего она реализуется как раз в телефонном разговоре. Мы не любим называть себя (и этому есть много серьезных причин[23]) случайному собеседнику. Если я звоню кому-либо по служебной надобности, а трубку берет кто-то другой, то, как правило, ни он, ни я не называем себя и не здороваемся, а я просто прошу подозвать нужного человека. Даже на личных автоответчиках чаще встречается запись «Вы позвонили по телефону такому-то», чем имя хозяина. Впрочем, это касается не только телефона. Мои японские коллеги отмечали, что для них естественно представиться, даже если они задают вопрос на конференции.

Я уже сказал, что за последние годы произошел резкий сдвиг русского речевого этикета в сторону европейского. Изменилось и телефонное общение. Во всех крупных или просто уважающих себя компаниях служащий, беря трубку, либо представляется сам, либо называет свою компанию, и, как правило, здоровается. К хорошему – в данном случае открытости и «персональности» общения – привыкаешь очень быстро. Поэтому когдато привычное старое уже раздражает. Например, когда звонишь в обычную поликлинику, кто-то снимает трубку, и ты еще пару минут слушаешь разговор о чужих проблемах, а потом короткое «Да», кажется, что ты попал в другой мир. По существу, так оно и есть. И все-таки, вводя чужой этикет, надо быть осторожным. То, что немцу здорово, русскому не то чтобы смерть, но как-то не по себе. Русский этикет, даже новый, все-таки достаточно экономен и прост, поэтому длинные и непривычные фразы мы склонны воспринимать уже не как чистую вежливость, а скорее как содержательное общение. А к нему и требования иные. Так что осторожно, особенно с корпоративным этикетом.

Вот и фразе «Ваш звонок очень важен для нас» поначалу просто веришь, на третьей минуте ожидания начинаешь сомневаться, а на десятой понимаешь, что тебе нагло врут. А ведь автоответчик всего лишь хотел быть вежливым…

 

Етикет

 

Как правильно начинать электронное письмо, с обращения или с приветствия? Увы, не знаю. И если кто скажет, что знает, не верьте ему. Этикет электронного письма еще окончательно не сложился, и человек, который дает рекомендации по этому поводу, просто придумывает его.

Новые технологии разрушили один из самых важных и незыблемых коммуникативных постулатов, состоящий в том, что речь бывает устная и письменная (в быту скорее называемая текстом), каждая со своими яркими особенностями. Ну, действительно, находясь в аське (ICQ), в ЖЖ, посылая емейл/имейл (сам я склоняюсь к первому варианту, хотя, как это ни смешно, логичнее было бы писать эмейл), мы, безусловно, пишем, но вот то, что мы пишем, больше похоже на устную речь. Хотя бы с точки зрения синтаксиса, если читатель еще помнит это слово.

Более того, в интернет-речи есть много всякого нехарактерного для письма, например смайлики. Смайлики ведь соответствуют мимике, а отчасти жестам и интонации, то есть именно компонентам устной речи. Я уж не говорю о том, что сами жанры и стили, встречаемые в интернете, гораздо более естественны для устного общения – дружеский обмен мнениями, перепалка или перебранка, рассказывание анекдотов и их комментирование и т. д.

Когда-то в интернете предпринимались попытки отгородиться с помощью языка от остального мира. Тогда и начали появляться различные самоназвания типа сетяне или сетенавты, а для собственного этикета придумали смешное слово сетикет (или нетикет, заимствованный из английского). Однако это слово так и не привилось. Во-первых, сетевой этикет уж не настолько отличается от обычного, то есть не становится самостоятельной системой, просто кое-где возникают отдельные дополнительные правила. Во-вторых, сам интернет очень разнообразен, и, конечно, никакого единого этикета в нем не существует, причем разных дополнительных правил в уголках сети довольно много, и актуальны они для отдельных сообществ. Слишком уж по-разному общаются фанаты «Спартака», поклонники Мадонны, представители бизнеса и, скажем, ученые. В принципе не исключено, что один и тот же человек заглядывает на все эти сайты или форумы, но ведет себя каждый раз соответственно. Где-то принято ругаться матом, где-то мат «банят», а где-то как бы не замечают.

Но вернемся к электронному письму. Когда я говорил об отсутствии «электронного» этикета (который я, собственно, несколько неуклюже и попытался назвать «етикетом», чем, наверное, порадовал носителей украинского языка), я сильно кривил душой. На самом деле он, конечно же, существует, но представляет собой довольно причудливую смесь из компонентов устного и письменного (в основном, эпистолярного) этикета.

В начале емейла возможно как особое письменное обращение, так и приветствие. Можно начать такое письмо словами: «Уважаемый господин Тунгусов» или «Дорогая Марина». Интересно, что прежде в русском языке, как, например, и в немецком, слово дорогойиспользовалось для более интимного обращения (следующая ступень, повидимому, милый и далее любимый). Однако под влиянием английского dear, которое наиболее нейтрально, но переводится на русский именно как «дорогой», последнее стало вытеснять уважаемый. Так сегодня порой в письме обращаются и к малознакомым людям.

С другой стороны, электронное письмо можно начать и с приветствия, обычно без слов типа уважаемый или дорогой (подчеркну, практически обязательных в эпистолярном жанре): «Здравствуйте, господин Тунгусов» или «Привет, Марина». Такое начало характерно как раз для устного общения. Именно в электронных письмах появилось смешное и совершенно неправильное приветствие Доброго времени суток. Лучше уж было бы – Доброе время суток; впрочем, я уже об этом писал. В этом приветствии в игровом ключе проявляется настоящая интернет-вежливость. Пишущий мог использовать для приветствия обозначение «своего времени», то есть времени написания письма, однако из уважения к читающему или даже многим читающим предпочел туманную неизвестность – «время суток». Итак, электронный этикет допускает и письменные, и устные формы, но не смешивает их, как когда-то поступал товарищ Сухов из «Белого солнца пустыни»: «Добрый день, веселая минутка, любезная Катерина Матвеевна». Его замечательные, как теперь бы сказали, аудиописьма были смешны во многом именно из-за стиля.

Самое же интересное в электронной переписке происходит, когда она состоит из целого ряда посланий. Я уж не буду говорить о приемах сохранения в рамках одного письма прошлых текстов (или их фрагментов), хотя и это сближает емейлы не с обычными письмами, а с записками на одном листе бумаги, которыми обмениваются школьники на уроке или студенты на лекции. В ходе переписки, особенно если она проходит интенсивно, постепенно теряются вежливые слова. Сначала опускаются эпитеты дорогой и уважаемый: «Марина, я согласна с тем, что ты пишешь, но…», – а потом и сами обращения: «Ни в коем случае!» Очередные письма рассматриваются не самостоятельно, а в контексте всей переписки, благо контекст действительно перед глазами. И это уже жанр беседы, или, если пытаться искать аналоги в письменной речи, жанр записки, но не городской, посланной с нарочным, а именно школьных записок, которыми перебрасываются в течение урока многократно.

Электронное письмо – жанр довольно разнообразный и очень демократичный. Его этикет формируется спонтанно на основе уже существующих вариантов, и нет никакой необходимости навязывать ему ту или иную норму. Очевидно, впрочем, что его развитие продолжается, и в дальнейшем будут возникать новые, в том числе игровые, элементы.

 

Основной инстинкт

 

Русский язык в интернете это, конечно же, черт знает что такое. Но при том это все равно русский язык.

Начнем с самого простого – с яростной порчи орфографии. Возникла она не в интернете, но именно в интернете была поставлена на поток. И наиболее ярко проявилась в так называемом языке падонков и истории со словом превед. Порча орфографии оказалась настолько привлекательной идеей, что сразу овладела интернет-умами и стала модной и почти обязательной. Прежде чем как-то оценивать этот процесс, хорошо бы понять, зачем нам вообще нужна орфография.[24]

Хорошо известно, что именно орфография помогает легче воспринимать написанное, то есть попросту – быстрее читать. Это происходит потому, что мы привыкли к определенному графическому облику слов и опознаем их даже не целиком, а по нескольким ключевым буквам, прежде всего – по первой и последней. Неправильное написание незначительно задерживает наш взгляд на слове, тормозя процесс чтения в целом. Если таких задержек оказывается много (то есть мы имеем дело с неграмотным текстом), чтение тормозится не чуть-чуть, а сильно.

На самом деле орфография помогает и быстрее писать, поскольку грамотный человек делает это автоматически. И вот здесь прозвучало ключевое слово: грамотный. Дело в том, – и сейчас я раскрываю большой секрет, – что орфография облегчает жизнь далеко не всем, а только грамотным людям. Именно поэтому при любых реформах орфографии и графики страдают прежде всего они – те, для кого письмо и чтение стали, по существу, основным инстинктом. И именно образованные люди сильнее всего сопротивляются таким реформам. Остальные же без орфографии даже немного выигрывают: не надо думать, как писать, да и чтению это не мешает, поскольку привычки к определенному графическому облику слов у них не сформировано. Главное же, что при отсутствии орфографии незнание орфографических правил им абсолютно не вредит, так что их социальный статус сильно повышается.

Вторая причина привлекательности неправильной орфографии заключается в том, что она придает слову дополнительную выразительность. Один мой знакомый объявил, что будет писать жи и ши только с буквой ы – в частности, потому, что «жызнь более энергична и жызненна, чем жизнь». И по-своему был прав. Так он и писал: жывот, ошыбка, машына. Однако, будучи грамотным человеком, периодически забывался и срывался на нормативное держишь и пишите (сознательно следить за окончаниями значительно труднее, и здесь срабатывал автоматизм).

Итак, всевозможные выражения языка падонков – аццкий сотона, аффтар жжот и пеши исчо – безусловно, выразительны и потому так популярны. Кое-кто стал даже говорить о новой неправильной орфографии, то есть новой системе антиправил. На самом деле никакой особой системы нет. По существу, есть лишь одно основное правило: там, где можно написать слово иначе, чем оно пишется, и это не повлияет на его произнесение, – пиши иначе. Фактически это означает, что написание сотона является, как бы это сказать, – приемлемым, потому что везде, где ошибку сделать было можно, она сделана. При этом для слова еще возможны варианты: исчо, ищщо и т. п., один из которых, возможно, становится каноническим. Так, правильно писать аффтар с двумя ф, а не с одним, хотя оба варианта одинаково ошибочны.

Но здесь-то и кроется опасность. По-настоящему неправильно могут писать только очень грамотные люди, которые, во-первых, знают, как писать правильно, а во-вторых, понимают, какие ошибки не искажают произношение. Так, мне очень трудно поверить в то, что неграмотный человек мог бы написать «превед, кросавчег!» (лучше, впрочем, было бы кросафчег), потому что сделаны почти все возможные ошибки, причем каждый раз выбирается более неестественная с точки зрения произношения буква.

Выразительность же всех этих написаний весьма условна. Они выразительны, пока мы осознаем их необычность и неправильность. По мере привыкания к ним и забывания «правильного прототипа» они станут совершенно обычными, нейтральными написаниями, но правила орфографии при этом мы потеряем безвозвратно.

Меня поразила позиция одного безусловно грамотного и вполне образованного человека по этому поводу, сформулированная на одном из форумов: дайте мне самовыражаться в интернете так, как я хочу, а вот моих детей в школе, господа лингвисты, извольте учить правильному языку и правильной орфографии. Этот человек, увы, не понимает одной простой вещи: то, что для него является игрой, для следующего поколения постепенно превращается в норму. Язык осваивается не в школе и не под чутким руководством каких-то там лингвистов. Вполне возможно, что его сын впервые увидит слово аффтар именно в интернете и именно в таком виде. И это окажется его первым и основным языковым опытом, который не перечеркнешь школьной зубрежкой.

Учитывая распространение интернета, игры и изыски взрослых с большой вероятностью станут основной языковой средой для сегодняшних детей.

После всего сказанного читатель вправе спросить меня, как же я оцениваю будущее нашей орфографии. На это у меня есть два ответа. В краткосрочной перспективе – очень плохо. Сегодняшние модные игры интеллектуалов выгодны неграмотным людям, а их, как известно, больше. В долгосрочной же перспективе грамотные образованные люди, безусловно, спасут нашу орфографию и победят. Вы спросите, как? – А как обычно: не известным науке способом.

 

Коллективное остроумие

 

Ну вот, мы и обсудили превед и аффтара. Но в предыдущей главе речь шла исключительно об искажении орфографии. Сегодняшний язык в интернете (частью которого является знаменитый «язык падонков») к одному только издевательству над орфографией не сводится. Если посмотреть на комментарии в Живом журнале, легко заметить, что в них используется некий набор речевых клише – большей частью со значением оценки.

Например, аффтар жжот или зачот выражают положительную оценку («хороший текст»), а выпей йаду, или убей сибя апстену, или убей сибя тапкам и пр. – негативную («плохой текст»). Ржунимагу или валялсо пацтулом означает «смешно», а многа букв неасилил – «скучно».

В принципе, эти клише можно творчески комбинировать (Убей сибя с расбегу апстену вымазанайу йадам), да и сам лексикон понемногу пополняется, но все равно существующие в интернете словари, в которые включается все, что только можно включить, показывают, что таких специфических для интернета слов и выражений где-то около сотни, то есть немного.

Можно было бы вообще не обращать на них внимания, ну, сленг и сленг, если бы не одно «но», а если подумать, то и целых два. Во-первых, необычайная популярность этого сленга, вызывающая очень сильное эмоциональное отношение к нему – буквально от щенячьего восторга до лютой ненависти. Вовторых, сленг-то он сленг, но есть в нем некоторые особенности, отличающие его от обычных жаргонов.

Как и любой сленг, этот прежде всего проводит границу между своими и чужими. Свои – это те, кто относится к интернет-сообществу (совсем не обязательно к так называемым «падонкам») и употребляет все эти выражения или хотя бы часть из них. Чужие – это те, кто их не употребляет или использует неправильно: ну, например, пишет автор, выпей яду (то есть не искажает орфографию). Таким образом, это своего рода тест на принадлежность к сообществу, а также выражение лояльности («я – такой же, как вы»). Следует признать, что мы имеем дело с открытым сообществом, в которое, в принципе, может вступить любой, кто захочет. Достаточно овладеть парой-тройкой клише и начать их активно использовать. Стоит заметить, что далеко не все деятели интернета употребляют эти выражения, и даже среди создателей жаргона ведутся дискуссии о правильных и неправильных словах. Скажем, на некоторых сайтах превед был подвергнут остракизму.

Специфика этого сленга заключается, во-первых, в его агрессивности. Можно говорить о его экспансии, распространении в первую очередь в разговорной речи, да и в письменной вне интернета тоже (например, в некоторых СМИ).[25] То есть данное сообщество с гордостью заявляет о себе вне своей исконной территории, а значит, оценивает себя как элитарное. Что не может не раздражать оставшуюся часть населения.

Еще одно важное свойство интернет-сленга состоит в его игровой природе. Для разных жаргонов бывают характерны игровые модели, но здесь существуют исключительно они. Употребление этих выражений, по идее, всегда должно вызывать смех, это что-то вроде постоянного подмигивания. Более того, у многих выражений есть своя история, рассказывающая о том, как они возникли. Иногда такая история, впрочем, больше напоминает легенду и даже не слишком претендует на достоверность, но, в любом случае, это смешные и веселые истории.[26] Так что то или иное выражение смешно не только само по себе, но и потому, что напоминает о своем бурном происхождении.

Собственно, это и дает интернет-словечкам возможность выполнять совершенно определенную функцию, структурируя и тем самым заполняя, вообще говоря, пустоту мысли. Ну, представьте себе, вы прочли некий текст, и он вам не понравился. Немного странно было бы прокомментировать его следующим образом – плохой текст. Это, с одной стороны, просто неинтересно (мало ли что вы там думаете), с другой стороны, явно недостаточно, нужно привести хотя бы какие-то аргументы. Примерно так же обстоит дело и с положительной оценкой, хотя там аргументация не обязательна (ну, понравилось и понравилось). Совершенно иначе выглядит комментарий типа аффтар выпей йаду или баян (вторично)[27] и т. п. Во-первых, это означает, что вы – свой, здешний, местный и, следовательно, имеете право высказываться. Во-вторых, это весело и потому не требует дополнительной аргументации. Надо быть занудой, чтобы требовать аргументов после остроумной реплики. Правда, это не ваше личное остроумие, а, так сказать, коллективное (своего рода анекдот № такойто[28]), но это дела не меняет, поскольку вы – «свой» и имеете право прибегать к коллективному разуму. Наиболее ярким примером является комментарий без комментария – широко распространившийся первый нах (а также второй нах и так далее). Этот матерный эвфемизм (замена матерного выражения) представляет собой вырожденный и потому показательный случай. Комментатору нечего сказать, но, тем не менее, он говорит и даже полагает, что это остроумно. Он отметился и заявил о себе. Это напоминает столь же ритуальные надписи типа здесь был Ося, соответственно, Ося был первым, вторым и так далее.

Подводя итог, я попытаюсь сделать прогноз (хотя прогнозам и не стоит верить). Мода на «язык падонков», превед и подобные клише связана с их новизной. По существу, каждое очередное употребление эту новизну, а следовательно – игру, остроумие и веселость стирает, а точнее говоря, превращает в банальность. Это судьба любого речевого клише. Мне кажется, что особых перспектив развития у этой лингвистической игры нет, уже сейчас набор выражений застыл, и новые появляются достаточно редко. С другой стороны, нет оснований считать, что все эти слова вот-вот исчезнут. Речевые клише могут существовать очень долго, хотя, как я уже и сказал, теряют большую часть своей энергии. Короче говоря, долгие лета медведу, преведу и иже с ними! И пусть они напоминают нам о лингвистических играх раннего периода развития интернета. А в качестве моды на смену им придет что-то иное, другие языковые игры, другие слова и словечки, так что лет через сорок какое-нибудь плакаль будет вызывать жуткую ностальгию.

 

Сбрендили

 

«А я обучался азбуке с вывесок, листая страницы железа и жести…» – писал в поэме «Люблю» Владимир Маяковский. В наше время обучиться азбуке таким способом у поэта не вышло бы. Вывески, растяжки, рекламные щиты, а на них бренды да слоганы – все это порой трудно прочитать даже взрослому человеку (особенно грамотному). Во-первых, русских слов на вывесках и прочем не так уж много. Во-вторых, русские буквы перемешаны с нерусскими, а иногда даже и с небуквами. Ну, и в-третьих, просто ничего не понятно. Например, что означает «плюс» или «+» в конце слова: «Работа+», НТВ+, «Европа Плюс»? Если бы были «Работа + отдых» или «Европа + Америка», еще куда ни шло, а так совершенно непонятно. Или вот, скажем, «ТрансИнвестКредитТрастБанк».[29] Что это: одно слово или пять? Если пять, то где пробелы между ними, а если одно, то откуда берется столько прописных букв внутри слова. Или вывеска «Хлебъ». Кажется, что попал в дореволюционную Россию, но такую чутьчуть ненастоящую. В настоящей бы после «л» написали букву ять, да кто ж это сейчас помнит. Или вот огромная растяжка через Садовое кольцо – Выездная трапеза, записанная по правилам дореволюционной орфографии. Вроде все красиво, но только после буквы «ы» идет буква «еръ», а должна была бы быть буква «ять». Вечно с этим «ятем» проблемы.

Идем дальше – сапожная мастерская Versal, это мы вроде перенеслись во Францию. Жалко, что тамошний Версаль пишется иначе, но, с другой стороны, он ведь и не сапожная мастерская. Похоже, что знание иностранных языков только мешает. Как, например, русский человек со знанием одного иностранного языка (а значит, английского) должен прочесть название компании «ТНКBP», если никогда не встречал его раньше? На мой взгляд, есть только два разумных варианта: тээнкавээр (если считать, что это русские буквы) или тиэйчкейбипи (если считать, что это по-английски). Догадаться, что это слово написано сразу на двух языках, на этаком русангле, невозможно. Опять же на Садовом кольце, проезжая мимо обувного магазина, я притормаживаю, чем создаю аварийную ситуацию. На нем написано «PETEK», и мне непонятно, петек это или ретек. И я на этом месте каждый раз торможу.

Есть у меня в Москве и самая нелюбимая вывеска. Это ресторан «Т.Ж.И. Фрайдис». Сначала, глядя на нее, я не испытывал особых отрицательных эмоций. Думал, ну открыл некий Томас Жан Ингеборга Фрайдис ресторан и назвал своим именем, что ж в этом худого, не всем же быть Обломовыми да Пушкиными. Но когда мне объяснили, что за этой надписью скрывается английское выражение Thanks God It’s Friday (в традиционном, несколько вольном переводе: «Слава богу, сегодня пятница»), я расстроился, потому что перестал понимать что бы то ни было. Откуда берется «с» на конце, мне всетаки объяснили, а вот с «Ж» я так и не смирился: лучше уж «Г» (от God). Но, главное, я не понимаю, кто все это может понять. Ну да ладно, Ж. им судья!

Казалось бы, из всего сказанного вывод может быть только один – запретить! То есть абсолютно все запретить. Нерусские буквы запретить, древнерусские тоже запретить, слова чтоб остались только наши отечественные, а за плюсом чтоб всегда следовало слагаемое (и желательно сумму указывать). И «МегаФон» станет «Мегафоном», и «Яndex» – «Яндексом», и всем будет хорошо. Нет, «Яндексу» хорошо не будет, потому что слова такого русского нет, и имени такого нет, а значит, придется запретить целиком. Впрочем, и конкурентов его тоже запретят, так что никому не будет обидно. Но все-таки жалко.

Вот, кстати, и торговую марку «ЧайКофский» тоже запретить – за издевательство над великим композитором. А ведь тоже жалко, потому что действительно смешно, и вряд ли Петр Ильич обижается. Даже возмутительное смешение алфавитов бывает чем-то оправдано. Написание названия газеты «Коммерсантъ» с твердым знаком подчеркивает определенную преемственность с дореволюционной эпохой,[30] а латинское i в названии газеты «iностранец» делает ее как бы более иностранной.

Так что и окончательный вывод получается какой-то жалкий и двусмысленный. Как говорится, с одной стороны, но с другой стороны. В общем, пусть себе существуют.

А если говорить более решительно, то названия компаний и продуктов и, шире, реклама в целом – это своего рода игровая площадка, и было бы странно ожидать здесь соблюдения орфографических норм. Графические игры бывают разные. Это прежде всего выделение некоторых фрагментов слова или текста с помощью шрифта, цвета или размера букв. Таким образом, линейность текста уступает место многомерности, а в слове как бы мерцают другие значимые слова, например, в «МегаФон» видно слово фон, то есть звук. Иногда это делается с нарушением языковых норм, но это нарушение все равно осознается как игровое. В качестве примера можно привести слоган «Ниссанмневайтесь», в который встроено название фирмы с легким искажением русских слов. В названии же магазина «Шалуны» буква «а» перевернута вверх тормашками, что дополнительно символизирует эту самую шалость.