Тинг, годорд и годи — возможные модели образования и развития
На протяжении тысячелетия существовали социальные и политические институты, общие для германских народов. Со временем, когда разные племена занимали всё большие территории, находящиеся на большом расстоянии друг от друга, они приобретали особенные черты, развиваясь в разных условиях. В Северной Европе традиционные тевтонские формы организации не теряли своей актуальности дольше всего, а в Исландии они продолжали существовать и играть заметную роль даже тогда, когда в других скандинавских странах их значение снизилось.
Издревле на территории Норвегии существовали тинги различных племён и племенных союзов. В сагах можно без труда найти упоминания о них. Так, например, много сведений имеется в источниках о Гулатинге, к которому относились Хёрдаланд, Согн и Фьорды[77]. Проблема состоит в том, чтобы правильно интерпретировать информацию, поставляемую древними памятниками, которые, как уже говорилось, были созданы гораздо позже рассматриваемого здесь времени. Сохранилась письменная фиксация законов Гулатинга, но она относится к 12 веку, и говорить о том, что по ней можно ясно представить реалии девятого века, нельзя.
Естественно, что, когда число поселенцев в Исландии достигло определённого уровня, прежде всего должны были возникнуть именно тинги. Тем не менее источники дают очень скудную информацию по этому поводу. Известен, например, тинг в Кьяларнесе, где заправлял Торстейн Ингольвссон (Íslb., 3), а также тинг в Торнесе, о котором говорится в «Саге о жителях с Песчаного Берега». О других собраниях, которые можно было бы назвать тингами, точной информации нет до 960ых годов, но я всё же с большой степенью уверенности считаю, что они существовали до этой даты, и начало им было положено именно в Век Заселения.
К сожалению, на данный момент эта уверенность может выражаться только в виде предположений и надежд на будущие археологические и источниковедческие исследования, которые приблизят к точному ответу на этот вопрос. Тем не менее изучение ландшафта позволяет представить те районы, где появлялись тинги в Исландии.
Как уже говорилось в предыдущем параграфе, поселенцы занимали те ниши, что были наиболее пригодны для существования. Таким образом, образовывались сообщества, территориальными границами которых служили необитаемые земли и естественные преграды. И именно на базе такого социума мог образовываться тинг, оформляя отношения между соседями. Соответственно, исходя из такого происхождения тинга, можно сказать, что тинг был связан с той территорией, где его первоначально созвали. Таким образом, начинают приобретать очертания административные районы, и индикатором здесь может служить тинг. На первых порах можно говорить о соответствии территориальных границ и расположения тингов, но, по мере того, как растёт число поселенцев и развиваются исландские правовые нормы подобное соответствие несколько стирается.
На скандинавском полуострове племенные центры, где созывались крупные тинги, являлись в первую очередь местами сакральными. Там находились капища (например, знаменитое святилище в Мёри, описанное в Хеймскрингле или Уппсала, о которой очень обстоятельно пишет Адам Бременский в «Истории Гамбургской церкви»), и тинг сопровождался религиозными праздниками и священными жертвоприношениями, на которые стекалось много людей. Сакральность племенного центра, а, следовательно, и тинга, проводимого на том же месте, означала в каком-то смысле и сакральность всего ланда. Такие представления могли вытекать из оппозиции inn/ut, garðr/utgarðr, которая находила свое воплощение на всех ступенях иерархической лестницы административно-территориальных единиц: ланда, фюлька, хутора. По отношению к низшей ступени, проблема была затронута в предыдущем параграфе, где речь шла о трансформации oðal в aðalból и о сакральном значении, придаваемом им обоим. Переселение в Исландию несколько нивелировало сакральную значимость заложенного хутора. Подобную параллель можно провести и по отношению к тингу.
Тинг выполнял важную социальную функцию, там решались различные проблемы, спорные вопросы между бондами. Источники сохранили довольно скудную информацию об устройстве североевропейских тингов в эпоху викингов, оставив гораздо больше сведений о тингах в Исландии, поскольку Grágás в гораздо большей степени сохранил нормы той эпохи нежели континентальные источники.
Рождающееся общество нуждалось в формах организаций, и очевидно, что эти формы были наполнены привычным содержанием. В источниках, как уже отмечалось выше, документально подтверждено существование только двух тингов до образования Альтинга, одним из которых было собрание в Кьяларнесе, которое держал Торстейн сын Ингольва первопоселенца. Так об этом написано в Íslendingabók: «…en áðr var þing á Kjalarnesi þat er Þorsteinn Ingólfssonr landnámsmanns, faðir Þorkels mána lögsögumanns, hafði þar ok höfðingjar þeir, er at því hurfu / …а ранее был тинг в Кьяларнесе тот, который Торстейн сын Ингольва первопоселенца, отец Торкеля Луны, законоговорителя, держал там и те вожди, что присоединились к нему» (Íslb., 3).
Исходя из этого фрагмента, можно сделать вывод, что этот тинг был довольно крупным, и на него съезжались люди, населявшие весьма обширную территорию. Мне кажется, можно предположить, что помимо данного тинга существовали другие, более мелкого значения, а собрание в Кьяларнесе занимало, если не господствующее положение среди них, то, по крайней мере, играло первоочередную роль. Нельзя не отметить и возможную тенденциозность источников по этому поводу, которая всегда возникает, когда речь заходит об Ингольве Арнарсоне и членах его рода.
Кьяларнесский тинг мог возникнуть также как и все другие локальные тинги в Исландии, но то, что в работе Ари Торгильссона он воспринимается как своего рода предшественник Альтинга, свидетельствует об его особой значимости. Вопрос заключается в том, что же в действительности представляло собой собрание в Кьяларнесе, в какие сроки оно проводилось и насколько подобная оценка Ари соответствует действительности.
Grágás подробно описывает систему тингов в Исландии в её уже сложившейся форме. О том, как тинг мог выглядеть в Век Заселения, можно строить лишь предположения. Трудно сказать, насколько однообразны они были в различных районах острова, и совпадало ли время их проведения.
Тем не менее, принимая во внимание, что большинство поселенцев вело своё происхождение из юго-западной Норвегии, можно выдвинуть предположение о сильной близости норм, появившихся в разных районах Исландии. И возникающие на новой земле тинги могли копировать в некоторой степени те, что существовали в регионах предыдущего проживания носителей этих норм, воспринимая те изменения, которые вносили условия колонизации.
Модель образования локального тинга можно обнаружить в Eyrbyggja saga, где упоминается Торнесский тинг. Крупный landsnámsmaðr Торольв «обычно держал свои суды, где Тор пристал к берегу, там же он заложил и местный тинг» (Eyrbs., 4). Здесь опять встречается привычный ритуал, когда с корабля в воду бросаются артефакты, которые указывают поселенцу точку высадки и хутора. В данном случае речь идёт и о месте проведения собрания, неподалёку от которого находился и хутор самого Торольва. В саге подробно рассказывается о сакральных местах, связанных с Тором, которого особенно почитал Торольв, расположенных поблизости от места проведения ассамблеи — храма, священной горы, — да и само поле, на котором люди собирались на тинг, было провозглашено священным, и на нём нельзя было справлять естественные человеческие нужды. К части повествования, где идёт речь о храме, по-видимому, следует относиться особенно критично, хотя тенденция, отражённая здесь не выбивается из логичной схемы.
Поначалу, возможно, могли устраиваться суды, которые ещё нельзя назвать тингом, как об этом и говорится в саге (Eyrbs., 4). Постепенно собрание могло приобретать более оформленное состояние, и определённая эволюция Торнесского тинга даже отражена в саге. Тинг, ведущий своё происхождение от него, существовал при жизни современников «Саги о людях с песчаного берега», и, скорее всего, людьми сознавалась его давняя история.
Важно также определить и сроки проведения локальных тингов. Известно, что по своему характеру тинги в Исландии делились на три категории: весенние (várþing), осенние (leið) и Альтинг[78]. Все они были skapþing, то есть проводились регулярно в одно и то же время. Помимо Альтинга наибольшей значимостью обладали весенние тинги, тинги четверти. На таком тинге решались все основные споры между бондами, принимались решения по тому или иному вопросу, имеющему значение для соответствующего региона.
Логичней всего было бы предположить, что те весенние тинги, о которых речь идёт в Grágás, в оригинале и были региональными ассамблеями до образования Альтинга. Те функции, которые они исполняли и о которых можно подробно узнать в Grágás’е, в наибольшей степени могли соответствовать нуждам общин поселенцев, разбросанных по острову. К концу же Века Заселения, когда вся Исландия была уже колонизирована, они перестали соответствовать потребностям нового молодого общества, где связи между различными его представителями, которые могли относиться к разным тингам, были уже достаточно прочны; и отношения между людьми, во избежание крупных распрей, надо было регулировать на более высоком уровне.
В связи с данной проблемой роль Кьяларнесского тинга представляется двоякой. С одной стороны его можно воспринимать как своеобразный аналог Альтинга, поскольку именно так он представляется в Íslendingabók. Таким образом, в сознании средневековых исландцев качественные характеристики этого собрания соответствовали скорее качественным характеристикам Альтинга, нежели какого либо другого тинга. В то же время упоминания, что этот тинг проводился на земле Торстейна Ингольвссона, может свидетельствать о том, что зарождался он так же, как и другие локальные тинги на острове, имея разве что более крупную значимость, поскольку, вероятно, появился одним из первых.
Фраза «höfðingjar þeir, er at því hurfu» оставляет за собой некий намёк, что существовали другие хёвдинги, которые не участвовали в этом тинге. Это ещё дополнительный аргумент в пользу того, что собрание в Кьяларнесе не охватывало определенной части исландской территории и общества. Версия о том, что этот тинг был искусственно создан Торстейном специально, чтобы занять место некого всеисландского тинга, или хотя бы тинга, которому иерархически подчинялись хотя бы некоторые локальные тинги (своеобразное подобие будущего Альтинга), на первый взгляд кажется весьма логичной. В Landnámabók написано, что именно Торстейн и основал этот тинг (Landb., 9). Информации о том, какие события сопровождали основание Кьяларнесского тинга, в источниках всё же нет — об основании же Альтинга Ари рассказывает достаточно подробно. Конечно, особое внимание могло уделяться именно Альтингу, ибо он стал впоследствии вершиной исландского административного устройства, но, если Кьларнесское собрание создавалось примерно так же и для тех же целей, что и позднее Альтинг, то оно должно было найти более широкое упоминание в Íslendingabók, как важный этап становления островного устройства. И необходимость в основании Альтинга тоже остаётся непонятной в случае, если уже существовал институт подобный ему.
Пролить свет на ситуацию, возможно, сумеет подобная схема. Кьларнесский тинг был первоначально именно локальным тингом, призванным регулировать отношения внутри сообщества, образовавшегося на месте предполагаемой земли Ингольва Арнарсона. Он мог вполне возникнуть ещё при жизни это легендарного персонажа. Продолжая оставаться таковым по своей сути, со временем это собрание пытается претендовать на более важную роль, вероятно, при активном содействии Торстейна Ингольвссона, ведь род Ингольва пользовался большим почётом на протяжении всей исландской истории. По мере роста количества поселенцев и связей между ними на территории всего острова, непосредственная область, на которую распространял влияние этот тинг, расширялась, и, таким образом, могли дублироваться функции других тингов. Также могли совпадать традиционные сроки их проведения, что, конечно, делало бы всю систему неспособной к функционированию. Таким образом, Кьяларнесский тинг носил в определённом смысле двойственный характер, сочетая в себе черты будущего Альтинга и локального тинга (позднее várþing).
Если подобная ситуация существовала определённый период, то социальные и правовые отношения внутри исландского общества были бы крайне обострены, что могло грозить крупной распрей, во избежание которых, согласно Ари и сагам, проводились все основные нововведения в структуре исландских административных институтов. Кьяларнесский тинг просто физически не был бы способен полноценно служить разным целям. Показательно, что в Íslendingabók нельзя найти и намёка на то, что Торстейн Ингольвссон и его клан пытались как-то воспрепятствовать образованию Альтинга, ведь, судя по источникам, он должен был занимать лидирующие позиции в Кьларнесе. Наоборот, Ари даёт понять, что род Ингольва принимал, скорее всего, активное участие в создании Альтинга — сын Торстейна Торкель Луна стал законоговорителем (Íslb., 3).
Не менее интересен и пример Торнесского тинга, хотя при его использовании нужно особенно учитывать специфику использования материала саг. Как уже говорилось, сага рисует место его поведения сакральным, посвящённым Тору, что вполне соответствует общескандинавским чертам, присущим тингам. В то же время по ходу повествования следует история о том, как представители крупного регионального клана во главе с Торгримом Кьятлакссоном не пожелали мириться с порядками, установленными Торольвом, и его сыну Торгриму приходится вступить в противостояние с ними (Eyrbs., 9). Таким образом, может выявляться то, что сакральный статус тинга в Исландии был не так высок, как на континенте (Торнесский тинг был так священен по крайней мере только для представителей одного рода), что в какой-то степени объясняется тем нивелирующим воздействием, какое оказывала на религиозные представления скандинавов миграция на новую территорию.
Также в данном фрагменте могут отражаться те противоречия между группировками, которые обязательно должны были появиться на острове на втором этапе Века Заселения. Тинг находился на земле, взятой Торольвом Мостровой Бородой, и был заложен, как сообщается в саге, этим именитым первопоселенцем. Кьятлинги рисуются также весьма крупным и значимым родом, а потому вполне понятно их недовольство более влиятельным положением дома Торольва. Они также претендуют на значимое положение в округе, а потому необходимость подчиняться правилам, установленным основателем конкурирующего рода, гнетёт их, что видно из текста саги.
Эта распря не завершается большим кровопролитием. При посредничестве легендарного Торда Геллира она была разрешена. «Тогда перенесли тинг на восток полуострова, где он до сих пор и собирается», (Eyrbs., 10) — сообщает сага. Таким образом, Торгрим и его род теряют часть своего влияния, и ярое поклонение Тору перестаёт быть обязательным.
«Сага о жителях с Песчаного Берега» довольно чётко может рисовать тенденцию развития местных тингов в Исландии. Во-первых, здесь, как мне представляется, отражена эволюция внутренней структуры локального тинга. Первоначально созданный волей крупного первопоселенца, со временем тинг становится местом решения проблем для большого количества людей, имеющих свои интересы и потребности. Вместе с тем, устройство такого тинга, во многом определённое поселенцем-основателем на базе местных традиций того района, откуда он прибыл, могло вступать в противоречие с местными традициями других колонистов и их потомков, вынужденных принимать участие в этом тинге. Исландские собрания Эпохи Заселения не имели такой долгой, богатой традиции и той сакральной значимости, какой обладали их континентальные предшественники, о чём уже не раз говорилось выше. Для скандинавов, нашедших пристанище на острове, поэтому их форма и внутренние порядки не были абсолютными, что вполне могло вызывать среди членов проходящего период становления сообщества критическое отношение ко многому. К тому же, если поначалу крупный landnámsmaðr мог обладать довольно большой властью и влиянием, то впоследствии власть сходит на нет, а влияние сильно ограничивается (стоит вспомнить пример Одд и её потомков).
Тем не менее определённая культурная и этническая общность первых исландцев позволяла, как можно предположить, без труда находить решение подобного рода проблем. Вероятно, институт посредничества и связанного с ним арбитража (в источниках иногда jafnaðardómr)[79] приобретает широкое распространение уже в Век Заселения, как один из способов избежания кровопролития. В источниках оставил свой след и институт так называемого «дверного суда», механизм действия и назначение которого ещё полностью не ясны. В Grágás’е о нём ничего не говорится, так как, видимо, ко времени письменной фиксации права он уже давно не практиковался. В то же время в сагах он встречается, и учёные относят время его существования к самым ранним временам исландского общества.
Вполне вероятно, что «дверной суд», действуя на самом раннем этапе Века Заселения, как простейшая форма урегулирования разного рода споров, в какой-то момент стал дополняться более сложными способами, такими как арбитраж, например, при разрешении противоречий, грозивших крупным потрясением социума. Впоследствии, похоже, уже намного позже Века Заселения, «дверные суды» по мере усложнения характера исландского общества и увеличения связей внутри него окончательно вытесняются другими структурами.
Второй аспект проблемы ранних исландских тингов заключается в двойственном их характере и несовместимости функций, которые им приходилось исполнять. Этот вопрос уже был рассмотрен ранее на примере Кьяларнесского тинга. Территориальные границы юрисдикции тинга, поначалу чётко определённые границами нескольких земельных владений, в центре с владением наиболее почтенного человека, первого поселенца в районе или его потомков, с течением времени приобретают размытый характер. Это происходит в результате увеличения числа жителей страны и естественного уменьшения большой власти, какой, по всей видимости, обладали landsnámsmenn, в большинстве своём те самые крупные норвежские бонды, в самом начале колонизации в тогда ещё небольших сообществах. Сложности могли возникать также, если соприкасались интересы людей, принадлежавших к разным тингам. Небольшие противоречия вполне могли разрешаться без особых затруднений, например, путём «дверного суда», но распри крупных родов в таком случае могли затягиваться на долгое время и заходить в тупиковую ситуацию.
Непосредственно с тингом был связан другой основополагающий институт древней Исландии — институт goði и goðorð’а. Одной из основных функций годи, своеобразных исландских вождей, было созывать весенние тинги и заседать в Логретте на Альтинге. Особенность этих структур заключается в том, что нигде более в Северной Европе они не получили такого распространения, как в Исландии, и нигде более их предназначение не было таким многосторонним.
В источниках континентального происхождения слово «goði» встречается лишь в одном руническом камне с острова Фюн. Он был установлен одной знатной женщиной в память о своём муже. В тексте перечисляются все титулы супруга, где, помимо прочего говорится, что он был ещё и годи[80]. На основе этой надписи, а также, принимая во внимание лингвистические изыскания, и делались попытки интерпретации этого термина, того, что же он мог первоначально обозначать.
Йоун Йоуханссон пишет о теориях, предлагающих ответ на вопрос, откуда ведёт своё происхождение институт «годи». Наиболее распространённое мнение заключалось в том, что положение годи было прямым следствием их владения капищами и ведущей ролью в священных жертвоприношениях. Немецкий учёный Фридрих Боден, напротив, выдвигал предположение, что исландские годи, как и их коллеги среди других германских народов, приобретали свою власть через высокое рождение и большое количество последователей. Несмотря на то, что «владение святилищем и ведущая роль при торжественных жертвоприношениях», как он считает, без сомнений создавали почву для могущества годи, их власть держалась на других факторах, таких как аристократическая родословная и богатство[81].
Тем не менее всё же наиболее разумно рассматривать годи, как языческих священников. В поддержку этой общепринятой концепции высказывается и Йоун Йоуханессон, отмечая неразрывность связей между капищами и становлением тингов в процессе эволюции исландского общества[82]. Как уже говорилось выше, тинг обладал сакральными свойствами, а потому для отправления необходимых церемоний при проведении религиозного празднества, к которому зачастую приурочивался и тинг, было необходимо специальное место. Таковым, например, мог быть и храм, устроенный Торольвом в Торнесе (Eyrbs., 4). Основатель храма, обычно скорее всего крупный поселенец, такой как Ингольв или Торольв, становился языческим священником, о чём, кстати, часто говорится в источниках.
Религиозные традиции и нормы, приносимые на новою землю, требовали своего воплощения, что, по всей видимости, и происходило прежде всего. Придерживаясь того, что в Норвегии и других частях Скандинавии в эпоху викингов быть годи значило контролировать капище и исполнять обязанности жреца, вполне логичным будет предположить, что подобная же структура возникнет среди первых исландцев.
Механизм владения языческим святилищем можно сопоставить с системой владения церквями, заменившими храмы. О последней из источников известно гораздо больше, и можно предположить, что она строилась на базе старых устоев, существовавших ещё до принятия христианства. Как пишет Йоун Йоуханессон, основываясь на фрагменте из Landnámabók, на поддержание капища его хозяин получал определённые дарения[83], что, несомненно, добавляло ему могущества и влияния.
Очень трудно определить, ограничивались ли в Скандинавии и на первых порах в Исландии функции годи только лишь религиозной сферой. Тем не менее в результате Века Заселения статус goði приобретает такой характер, что быть жрецом становится далеко не основной его задачей.
Условия колонизации оказали здесь поистине определяющее влияние, обозначив, пожалуй, основную особенность Исландии в ряду других скандинавских обществ. Первоочередное воздействие здесь оказало отсутствие необходимости в сколько-нибудь развёрнутой военной организации, которая была просто ни к чему, так как остров был почти пустынен (за исключением pappar), и landnáma проходила по большей части мирным путём. Ни конунгов, ни ярлов, ни каких-либо других правителей, чья природа власти связанна в первую очередь с предводительством войском, в Исландии никогда не было, тогда, как именно от института военных вождей обычно вело своё происхождение королевское могущество у других германских народов[84].
Социальная среда, из которой происходили колонисты, тоже не способствовала привнесение такого рода титулов в новое общество. Форма миграции также не соответствовала широко распространённой, когда занятие крупных территорий сопровождалось завоеванием, как это было, скажем, в Эпоху Великого Переселения Народов или в эпоху викингов в других регионах, таких как Британские острова или Нормандия. Исландию заселяли не дружины под началом вождя, а группы, состоящие из крупных бондов и их omaga, которые прибывали обычно на одном корабле. А именно среди этой категории северогерманского социума было немало тех, кому приходилось быть жрецами, осуществлявшими связь своего garðr с Богами.
Религиозная структура, такая как годи, в условиях, когда не было основания для появления привычных властных структур, родовые связи внутри ætt были прерваны и люди выпадали из привычного контекста, окружавших их ранее реалий, была обречена на бурное развитие. Приурочение тинга к какому-то сакральному месту делала жреца основной его фигурой, и, если учитывать, что ими то и закладывались эти собрания, то становится вполне понятным, что тинги созывались именно этими личностями, и именно они были распорядителями там и устраивали порядки. Таким образом, институт goði, помимо чисто религиозной грани, как это было ранее, дополнился социальной и политической стороной, то есть стал гораздо более многозначимым. С течением времени между goði и другими бондами из округи устанавливались связи, выходящие за рамки, тех, что относились лишь к святилищу. Этим путём, например, в сферу обязанностей годи могло войти и назначение судей на тинге.
Связь святилищ с тингами первые полтора столетия существования скандинавского населения в Исландии способствовала подобной трансформации goðar. Позже, при разделении страны на четверти было установлено, что в каждой из них, помимо трёх весенних тингов, должно быть девять «основных храмов» (höfuðhof), по три в районе действия каждого тинга. Йоун Йоуханессон отмечает важность термина höfuðhof. Помимо прочего, он может свидетельствовать о существовании «малых храмов», которые так или иначе отражены в сагах и в названиях хуторов, оканчивающихся на hof. Ничего не известно об их официальном статусе, хотя можно предположить, что многие были заложены ещё в Век Заселения и со временем прекратили своё существование[85]. Владение höfuðhof и могло придавать статус goði бонду. «Основные храмы», по всей видимости, были наиболее древнейшими на острове, и своеобразной иллюстрацией их может служить знаменитое святилище в Торнесе. «Малые храмы» стали возникать ближе ко второму этапу Века Заселения, когда количество поселенцев возрастало, появлялись жилища на внушительном расстоянии от уже существующих капищ, и их жителям, возможно, было довольно неудобно ездить каждый раз туда, чтобы пообщаться с Богами.
Противоречия между формирующимися крупными родами проявили себя в недовольстве одних подавляющим доминированием на тингах других. Упоминавшаяся выше распря Торгрима с Кьятлингами может служить наглядным подтверждением этого. Таким образом, на тинге, приуроченном к одному höfuðhof, старейшему в районе, появляются другие годи.
Этот процесс пришёл к своему завершению в середине X века, когда была окончательно закреплена система местных тингов и храмов, хотя начался он, по-видимому, ещё в Век Заселения.
Приобретая новые черты, институт жрецов в Исландии обрастал рядом особенностей, нехарактерных для подобного явления в других северных странах. Присущая островному обществу с самого начала децентрализованность, с которой на континенте на протяжении эпохи викингов и далее боролись скандинавские конунги, должна была компенсироваться альтернативными структурами, какой и стали goðar. Они приобретали необходимый инструментарий для воздействия на отношения между бондами. Тем не менее их власть никогда не рассматривалась так же, как в остальных землях власть правителей, чьи функции были связаны с военными делами.
По мере вытеснения язычества христианством годи уходят в прошлое, и этим, возможно, частично объясняется то, что в скандинавских источниках неисландского происхождения они не нашли широкого отражения. В Исландии же goði и goðorð продолжали оставаться основополагающими институтами социального устройства, и с течением времени их значение только возрастало. В конце концов, уже в христианское время религиозный аспект вообще исчезает, и данная структура становится окончательно частью социальной сферы.
Проблема смысла термина goðorð будет рассмотрена позже, но важно отметить всю его специфику, которая без сомнения начала оформляться в Век Заселения. Первые годи, обретая всё новые и новые возможности для большего влияния в проходящем период становления обществе, получили в своё распоряжение нити, от которых зависело правильное функционирование традиционных форм организации, таких как тинг. Участие всех полноправных бондов в тинге обеспечило соответственно, раньше или позже, установление личностных связей между каждым из них и goði. Причём, характер этих связей можно толковать по-разному, и разброс возможных научных концепций здесь может быть весьма широк.
Появление в Исландии традиционных для скандинавов общественных и религиозных институтов, таких как тинг и жрецы, было закономерно и обуславливалось северогерманским происхождением подавляющего большинства колонистов. Особенности региона, откуда они прибывали, и специфика их социальной среды определяли, какие именно структуры найдут своё воплощение на острове, а какие нет, и как будет складываться их дальнейшее развитие. Условия колонизации и географического расположения Исландии также оказали заметное влияние на этот процесс. Так, распространение института goði стало результатом, как и того, что он был характерен для слоя крупных бондов, к которым принадлежали landsnámsmenn, так и отсутствие военного сопротивления и завоевания, способствующее обычно становлению военных вождей: конунгов, ярлов. Местоположение Исландии, вдалеке от других земель, тоже не предполагало их появления в стране — напротив, оно лишь подталкивало развитие структуры goði. Зарождение тингов на новой почве сопровождалось противоречиями между различными группами населения и угрозой крупной распри на втором этапе Века Заселения. Они проявились в двойственности функций местных тингов, например, собрания в Кьяларнесе, а также, возможно, в размытости их структуры.
Итоги Века Заселения
Процессы, шедшие в исландском обществе первые шестьдесят лет его существования, обусловили характер того образования, которое получило название “Hið íslensk þjóðveldið”. В конце второго этапа происходят события, логично завершившие его. Об этом пишет Ари Торгильссон в своей Íslendingabók, и именно они привели к началу строительства той системы, которая подробно представлена в Grágás’е. Это начало было первым шагом к централизации всего организма социальных учреждений Исландии и определённой их унификации.
Скандинавские нормы, пришедшие вместе с поселенцами, вступили в тесное взаимодействие с условиями новой среды, породив особенные формы социального устройства. Век Заселения во многом определил направленность их развития, заключавшегося в том, чтобы общественные институты Исландии максимально способствовали предотвращению крупного кровопролития. Это видно и из по большей части мирного процесса взятия земли, как публично осуждалось иное поведение и из того какие тенденции обнаруживаются в ходе разрешения распрей. Трансформации подверглись и многие другие явления норвежской реальности той эпохи, такие как: система родства, форма земельной собственности, ставшая из одаля адальболем, центральная власть, развивающаяся в Норвегии и никак не проявившая себя в Исландии. Бонд, обладавший итак немалым статусом на прародине, на острове становится менее зависимым от этих структур, приобретая больше самостоятельности. Взамен появляются новые связи, предназначенные облегчить хозяйствование на новой, под час мало известной земле. Так, например, размывается структура ætt; да и не только родственники, а просто соседи начинают играть важную роль в жизни бонда и его хутора, тем самым облегчая друг другу экономическое выживание. Тем не менее, все эти связи позволяют оставаться бонду достаточно автономным. Ход взятия земли наглядно иллюстрирует подобную ситуацию, когда даже прибывший позже персонаж, беря землю, которая уже находилась во владении другого, не попадает от него ни в какую формальную зависимость. Первоочередной задачей для крупных первопоселенцев и кланов, родоначальниками которых они могли являться, становится сохранить то влияние, которым они, несомненно, обладали в тех сообществах, что возникали в географически удобных районах с естественными границами. Они то и стоят у истоков становления основополагающих исландских социальных институтов и всей будущей системы административного устройства.
Тем не менее, сохранять это влияние было нелегко, так как существовали и другие не менее богатые роды, желавшие занимать доминирующее положение в округе, а потому поиск последователей и борьба за них значили очень много. Причём, по мере роста населения острова и укрепления связей между всеми его районами, эта проблема становится всё более насущной. Местные тинги, бывшие более или менее одинаковыми по устройству из-за общности региона исхода колонистов, могли обладать и какими-то особенностями, что, конечно, вносило помехи в условиях частых контактов внутри населения всего острова.
Бонды желали оставить за собой как можно больше самостоятельности, но в то же время старались избежать анархии, грозившей большими бедами. В рамках столь неорганизованной системы этого сделать не удалось, а потому и происходит судьбоносное событие для всей Исландии — основание Альтинга.