VII. СУДЬБА МАРКСОВЫХ ИДЕЙ

Если бы были правы те, кто утверждает, что идеи «молодого Маркса», содержащиеся о «Экономическо – философских рукописях 18 44 года», зрелый Маркс отбросил как остатки идеализма, которо­му он был обязан гегелевской" школе, то наше изложение марксистских понятий природы человека, отчуждения, деятельности и так далее было бы односторонним и во многом ошибочным. Если бы они были правы, то можно было бы сказать: мы предпочитаем молодого Маркса старому и хотим строить социализм по молодому Марксу. К счастью, нет нужды делить Маркса на две части. Ибо на самом деле идеи Маркса о человеке от «Экономическо - философских рукописей» и до «Капитала» не претерпели серьезных изменений.

Сначала посмотрим, кто же усматривает наличие неразрешимых противоречий между взглядами «молодого» и «старого» Маркса. Этот взгляд принадлежит в основном русским коммунистам, и они не могут мыслить иначе, ибо их мышление, их политическая и социальная система во всех отношениях чужды духу Марксова гуманизма. В их системе человек — слуга государства и производства, а не высшая цель всей общественной деятельности.

Цель Маркса - развитие индивидуальной человеческой личности в советской системе социализма отрицается еще больше, чем в современ­ном капитализме. Материализм коммунистов гораздо ближе стоит к ме­ханическому материализму буржуазной эпохи XIX в. (против которой выступал Маркс), чем к «историческому материализму» Маркса.

Компартия СССР высказала свое мнение по этому поводу, когда Дьердь Лукач (который первым оживил гуманизм Маркса) в 1924 г. бежал в Россию от нацистов и там его принудили «признать» свои ошибки. Эрнст Блох, написавший блестящую книгу «Принцип надежды» (1959), в которой он также делал акцент на Марксовом гуманизме, был подвергнут серьезным нападкам со стороны Компартии СССР, несмот­ря на многие похвалы в адрес КПСС, содержащиеся в его книге.

Кроме коммунистов такую же мысль высказал недавно и Даниэл Белл, заявивший, что в «Экономическо-философских рукописях» изложе­ны взгляды лишь раннего Маркса. По его мнению, хотя это кажется и очень привлекательным, но утверждать, чти гуманистические идеи составляют сердцевину Марксова мировоззрения, - это означает продо­лжать мифологизацию его творчества.

Нельзя не согласиться с тем, что классические интерпретаторы Мар­кса (будь то реформисты типа Бернштейна или ортодоксы типа Каутс­кого, Плеханова, Ленина, Бухарина) не только никогда не считали гуманистическую проблематику в наследии Маркса центральной, они вообще не придавали ей существенно) о значения. Это явление можно объяснить двумя обстоятельствами.

Первое состоит в том что «Экономическо-философские рукописи» были опубликованы впервые лишь в 1932 г., а до этого были неизвестны даже врукописи. Второе заключается в том, что «Немецкая идеология» в полном объеме (без сокращений) увидела свет также лишь в 1932 г., да и первый сокращенный вариант был опубликован только в 1926 г. (под ред. Д. Рязанова -- в1928 г.).

Эти два факта вызвали целую массу искажений и односторонних интерпретаций Марксова наследия. Но и это обстоятельство (незнание до 20—30-х годов XX в. работ Маркса) отнюдь не достаточное объяснение того, что Марксов гуманизм был предан забвению классическими интерпретаторами. Ведь «Капитал», «Критика гегелевс­кой философии права» (1844) и многие другие работы Маркса дают достаточно оснований для обнаружения его гуманистических идей. Более убедительным является объяснение такого забвения тем, что в философском мышлении очень долго (еще со времен жизни самого Маркса и до 20-х годов XX в.) господствовали идеи позитивизма и механицизма, которые оказали влияние на таких мыслителей, как Ленин и Бухарин.

Кроме того, не следует забывать, что сам Маркс, как и все классические марксисты, органически не переносил таких понятий, которые имели хоть малейший привкус идеализма и религии, ибо они были совершенно уверены, что эти понятия долгие годы исполь­зовались для вуалирования основных фактов экономической и социаль­ной реальности.

Марксова нетерпимость к идеалистической терминологии ста­новится еще более понятной, если вспомнить, что его корни восходят к глубоко спиритуалистской традиции (хоть и в ее атеистическом вари­анте), которая простирается не только до трудов Спинозы, Гете и Геге­ля, но еще глубже — вплоть до мессианских пророков. Такие же идеи были ясно выражены у Сен-Симона и Мозеса Гесса; они, безусловно, составляли весомую долю среди философских идей социалистов XIX в. и даже в философском мышлении XX в. вплоть до первой мировой войны (например, Жан Жорес).

Гуманистическая традиция, в которой жил еще Маркс и которая была почти полностью задушена духом механистического материализма в период расцвета индустриализма, ожила вновь (хоть в несколько ограниченном виде) у отдельных мыслителей в конце первой мировой войны и с новой силой во время и после второй мировой войны. Дегуманизация человека, связанная с ужасами сталинизма и гитлеризма, жестокие слепые убийства в период войны и плюс к тому все воз­растающее обесчеловечение, вызванное к жизни бюрократизацией жизни и отчуждением труда в организованном обществе потребления, — все это вело к новой акцентировке гуманистических идей.

Другими словами: выраженный Марксом, Кьеркегором и Ницше протест против отчуждения, который перед лицом успехов индустри­ализма звучал несколько приглушенно, приобрел небывалую мощь и привел к новой оценке Маркса в тот момент, когда господствующая система обанкротилась. Эта новая опенка была сделана с учетом Маркса в целом, то есть на основе его гуманистической философии. Здесь надо добавить еще имена югославских коммунистов, которые первыми заяви­ли о своем интересе к личности (в противовес русским коммунистам, у которых на первом месте всегда была государственная машина цент­рализма и бюрократизации) и развернули систему децентрализации и индивидуальной инициативы.

В Польше, ГДР и Венгрии политические выступления против русских также были тесно связаны с идеями гуманистического социализма. Во Франции. Западной Германии и отчасти в Англии идет сейчас оживлен­ная и грамотная дискуссия о Марксе. Из немецких авторов я назову лишь протестантских теологов (Фетчер), а французская литература еще обширнее и принадлежит перу как католиков (Ж. Ж. Кальвез), так и марксистов и немарксистов (Л. Лефевр, Навиль. Л. Гольдман. А. Койре, Ж-П. Сартр. М. Мерло-Понти) 12.

Новая полна марксистского гуманизма вспыхнула в англоязычных странах в связи с публикацией английского перевода «Экономическо-философских рукописей». В США самые крупные работы с анализом понятия Марксова гуманизма принадлежат Герберту Маркузе («Reason and Revolution») и Рае Дунаевской («Марксизм и свобода»).

Указание на вышеприведенные факты (например, на то, что русские коммунисты были вынуждены проводить грань между молодым и ста­
рым Марксом) и перечисление имен серьезных авторов, выступивших против пой позиции русских, еще не является доказательством того, что
русские (и Д. Белл) не правы. Попробую кратко показать, в чем ошибочность этой позиции.

Имеются некоторые факты, которые при поверхностном анализе вроде бы подтверждают взгляд коммунистов. Так, в «Немецкой иде­ологии» Маркс и Энгельс уже не пользовались понятиями «род» и «человеческое существо», которые были использованы в «Экономическо-философских рукописях». Кроме того, позднее, в Предисловии «К критике политической экономик», Маркс писал, что они с Энгельсом решили вместе разработать свои взгляды в противовес идеологии немецкой философии и тем самым «свести счеты с нашей прежней философской совестью».

Некоторые считают, что это «сведение счетов с прежней философс­кой совестью» означает, что Маркс и Энгельс отказались от основных идей, высказанных в «Экономическо-философских рукописях». Но даже беглое чтение «Немецкой идеологии» показывает, что это мнение ошибочно. Хотя здесь и не используются некоторые понятия, типа «человеческое существо», но важнейшие идеи «Экономическо-фи­лософских рукописей» находят здесь свое продолжение, и пре­жде всего -- концепция отчуждения.

В «Немецкой идеологии» отчуждение объясняется как резуль­тат разделения труда, которое ведет к противоречию между интересом отдельного индивида или отдельной семьи и общим интересом всех индивидов, общающихся друг с другом [1, 33]. Нетрудно доказать, что поня­тие «отчуждение» определяется теми же словами, что и в «Экономиче­ско-философских рукописях»:

«Если он <рабочий> относится к своей собственной деятельности как к деятельности подневольной, то он относится к ней как к деятельности, находящейся на службе другому человеку, ему подвластной, подчинен­ной его принуждению и игу... Подобно тому как он свою собственную производственную деятельность превращает в свое выключение из дей­ствительности, в кару для себя, а его собственный продукт им утрачива­ется, становится продуктом, ему не принадлежащим, точно так же он порождает власть тою, кто не производит, над производством и над продуктом»[2, 96].

Здесь мы также видим, что определение отчуждения замыкается на
вышеизложенные обстоятельства: «Происходит перевертыш, превраще­ние социальной деятельности в монстра: это утрата пашей способности
контроля над продуктами нашей собственной деятельности, вещи становятся над нами, уничтожают все паши расчеты и ожидания

 

1 С грустью приходится констатировать факт, что это незнание и искажение Маркса в США встречается гораздо чаше, чем в какой-либо европейской стране. Следует отметить, что за последние 15 лег в Германии и Франции снова проходят весьма широкие дискуссии о Марксе, и особенно но поводу публикуемых здесь впервые «Экономическо-философских рукописей 1844 года». В Германии актив-нос участие r тгой дискуссии принимают протестантские теологи. Особо хочется отметить блистательную серию Иринга Фстчера («Marxismusstudicn») и велико­лепное Предисловие Ландгуга к изданию Крёнсра (1971), затем— работы Лукача, Блоха. Попита. В США в последнее время также наблюдается посте­пенное пробуждение интереса к Марксу. К несчастью, этот интерес нашел выра­жение в целой серии книг, искажающих марксизм. Примером тому являются •работы Л. Шварцшнльда «The Red Pression» (1948); Г. А. Оверсгрита «What we must know About Communism» (1958). Зато прекрасное изложение марксизма дает нам И. Шумпетер в работе «Capitalism, Socialism and Democraty» (1962). Проблемы исторического натурализма обсуждаются у И. Кеннета («Christianity and Communism Today», I960), а также в прекрасной антологии Л. Фойсра, Т. Б. Ьоттомора и М. Рабела (1957, 1967). В спят с Марксомым понятием «чеювечгской природы» я бы хотел упомянуть работу В. Нснабля '(Human Nature: The Marxian View» (1945), которая, iiptuvw, страдает тем, что автор'«не мог познакомиться с юксга.ми «Экономичоско-фитоеофских рукописен IS44 го­да». По поводу философских основ учения Маркса рекомендую блистательные книги Герберта Маркузе «Reason and Revolution» (I'Mi) и «Soviet Marxism» (I95X), Я же oim libicKasai свои идеи по тюм) поводу « «The :;.тт> Society» и и журнальных статьях. Во Оранцми застуживаю! внимания книга Дж. Каль-!<■";;] !'L,i pense *к Кат" M;irx>- (1950). а также работы Л. Кожева. Ж, П. Сартра и особенно А. Лсфопра.


 

 

2 «В то время как классический капиталист клеймит индивидуальное потребле­ние как грех против своей функции и как «воздержание» от накопления, модер­низированный капиталист уже в состоянии рассматривать накопление как «отрече­ние» от потребления» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 607).

3 См. исследование Леонарда Кригера * (1920), который пишет, что для Маркса подлинной субстанцией истории является человеческая деятельность на всех уровнях: в способе производства, "в общественных о~ ношениях и прочих сферах бытия.

Хотя Маркс видит многообразие и сложность исторического процесса, он с поразительной тонкостью улавливает главную этическую и рациональную линию развития и прослеживает ее сквозь века.

 


4 См. также мою работу «Zsen-Buddismus and Psychoanalysis» (I960), а также рассуждение Маркса о роли языка: «Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми. Там, где существует какое-нибудь отношение, оно существует для меня; животное не «относится» ни к чему и вообще не «относится»; для животного его отношение к другим не существует как отношение. Сознание, следовательно, с самого начала есть общественный продукт и остается им. пока вообще существуют люди. Сознание, конечно, есть вначале осознание ближайшей чувственно воспринимаемой среды и осознание органической связи с другими ли­цами и вещами, находящимися вне начинающего сознавать себя индивида; в то же время оно — осознание природы, которая первоначально протиноетоит людям как совершенно чуждая, всемогущая и неприступная сила, к которой люди относятся совершенно по-животному и власти которой они подчиняются, как скот; следовате­льно, это — чисто животное осознание природы (обожествление природы)» (Маркс К., Энгельс Ф, Соч. Т. 3. С. 29).

 

5 Уместно вспомнить также высказывание Энгельса в письме к Мерингу (14 июля 1893 г.), где он констатирует, что они с Марксом акцентировали формальные аспекты отношений между социально-экономической структурой и соответствующи­ми идеологиями, отмечая при этом, что они сделали ударение на содержательной стороне в ущерб формальной: то есть упустили из виду, каким образом, как возникают те или иные представления.

 

6 Я могу на практике относиться к веши по-человечески только тепла, когда
пещь по-человечески относится к человеку.

 

7 На связь отчуждения с поклонением кумирам указывал Пауль Тиллих
в работе «Человек в христианстве и в марксизме» (Дюссельдорф. 1953. С. 14). где он
подчеркивал, что смысл понятия «отчуждение» встречается еще у Августина.
К. Левит в работе «От Гегеля до Ницше» (Франкфурт. 1969) аргументированно
доказал, что Маркс выступает не против богов, а против идолов (кумиром).

8 Это похоже на психологию фанатика. Он сам пуст и подавлен, но, чюпы
преодолеть состояние депрессии, выбирает себе кумира, будь то i осударспю, парт им,
идея, boi или церковь. Он абсолютизирует1 лого идола и абсолюпю ему подчиняет­
ся. В этом фанатик находит смысл жизни и душевный подъем, причем не творческий,
а холодный, рассудочный.

11 Tillich I'. Protestanlische Vision. Stuttgart, 1952. S. 6.