Состояние первозданных людей и их грехопадение
Понятие о рае. Сказание о рае св. Григорий понимает аллегорически. Эдем он понимает не в смысле обозначения определенного места на земле, а в смысле блаженного состояния. Жить в раю значит ни в чем не иметь нужды, возделывать рай – силой чистой мысли проникать в существо добра, наслаждаться плодами райских древ – наслаждаться истинным ведением. Плоды райских деревьев – это все те блага, которыми пользовался человек в раю. Древо познания добра и зла св. Григорий также воспринимает аллегорически. Он говорит, что дерево, плоды которого доставляли знание добра и зла и вместе с этим знанием – смерть, совсем не было и не могло быть (смертоносному древу странно быть насажденному Богом). Для доказательства этого он обращается к библейскому повествованию: оба древа – древо жизни и древо познания добра и зла – находились в середине рая, но серединная точка может быть только одна, там не могло быть одновременно двух деревьев. Оба древа могли находиться в одной точке только с той оговоркой, в то время как древо жизни росло и приносило плоды, древо познания существовало только потенциально. А как только оно из потенции перешло в действительность – древо жизни исчезло, а вместе с ним и рай превратился в юдоль плача. Т.о. рай был духовным, а не чувственным, и св. Григорий прямо говорит, что не человек был в раю, а рай в человеке («Царствие Божие внутри вас есть»).
Состояние первозданных людей. Поскольку рай был духовным, то и состояние природы человека было особенным. До грехопадения человек имел иное тело, способное к жизни в особых условиях, отличных от условия его настоящего бытия. Человеческая природа полностью соответствовала цели ее бытия (особенностью богословия св. Григория является то, что он основывается на мысли о будущем возвращении человека к состоянию первозданного). Т.о. до грехопадения человек обладал тонким духовным телом, которое не имело нужды в пище и было свободно от чувственных влечений.
Но Бог создал человеческую природу не совершенной, а «только способной к принятию совершенства». Св. Григорий приводит аналогию: человек был подобен сосуду, в который можно было налить как доброе, так и худое вино. Осуществляя цель своего бытия, человек должен был раскрыть эти начатки по мере своей способности.
Возникновение зла в мире. Происхождение зла связано с отрицанием первоначально установленного Богом порядка в мире ангельском. По мнению св. Григория ангелы пали из зависти к величию первозданных людей, украшенных образом и подобием Божиим. Каким образом совершилось это падение, для нас это совершенно непостижимо (непостижимо, как ангел мог сознательно отвергнуть добро ради зла – человек может согласиться на зло только в том случае, если оно завуалировано. Непостижимо, как ангел мог искать счастье вне Бога, зная, что его там нет).
Грехопадение. Библейский рассказ о грехопадении сообщает две истины: 1. человек страдает вследствие свободного отпадения от Бога, 2. отпадение его совершилось под влиянием соблазна от диавола. До св. Григрия этим вопросом никто из церк. писателей не занимался (кроме св. Фефила Антиохийского и св. Иринея Лионского).
В соответствии с вышеуказанным аллегорическим пониманием библейского повествования о жизни первозданных людей, вкушение от древа познания добра и зла, согласно комментариям св. Григория, значит искание призрачных благ вне Бога (поскольку вне Бога благ нет).
Особенностью рассуждений св. Григория о грехопадении является то, что он «оправдывает» человека: человеку свойственно искать счастья, и первозданный человек видел это счастье в движении к Богу. И, человек, когда подвергался обольщению диавола, также видел в этом благо для себя. Человек не мог желать себе зла, следуя совету диавола, он надеялся быть ближе к Богу (как говорил диавол, «стать богом»). Обольщение диавола состояло в том, что зло, которое он предлагал человеку, было искусно завуалировано. Но те блага, которые предложил диавол человеку, оказались обманчивыми (призрачными), поскольку их источником не был Бог.
Т.о. человек отказался от дарованных ему Богом благ по ошибке, человеку не свойственно желать себе зла (именно поэтому непонятно, как мог пасть первый ангел, если зла еще не было в мире). То же мы наблюдаем и в настоящей жизни: «наша жизнь большей частью погрешает в том, что что мы не можем в точности узнать, что прекрасно по природе, а что обманно педставляется таковым, потому что если бы зло представлялось нам в жизни обнаженным и не прикрашенным каким-либо признаком добра, то человечество не устремилось бы к нему. Человек не прельстился бы очевидным злом. Он мог прельститься им только в том случае, когда признал бы его за добро».
Последствия грехопадения. Человек отображает красоту Бога только в той мере, в которой может ее постичь. Как только человек уклонился от Бога, он перестал отображать в себе черты Божественных совершенств (как замутненное зеркало). Изменилось состояние человеческой природы: человеческая плоть из простого орудия человеческого духа сделалась господствующей в человеческой природе, подчинила дух своим волнениям и заставила служит его не Богу, а своим страстям.
Следствием этого процесса стали «кожаные ризы» (тело потеряло свою «духовность» и огрубело) и смерть. Душа бессмертна, тело человека после смерти не уничтожается, но разлагается. При этом оно не теряет связи с душой.
Грех совершенный Адамом, стал общим грехом человеческой природы, а не только грехом Адама и Евы как отдельных личностей, т.е. стал первородным грехом. И все последствия первого греха, в т.ч. и смерть, стали присущи всей человеческой природе, а не только Адаму и Еве: «В Адаме все согрешили и умерли, хотя и не лично каждый, а своей общей природой. Т.е. потомки Адама не отвечают за личный грех своего прародителя, но получая от него греховную природу, сами делаются грешниками, и следовательно, должны разделять с ним все последствия грехопадения».
Примечательным является отношение св. Григория к смерти, которая стала всеобщим законом природы: «Смерть многих устрашает и кажется самым жестоким наказанием за грех, но так можно судить только по неразумию, потому что в действительности смерть является самым благодетельным концом печальной жизни грешных людей». Смерть имеет важное значение для падшего человека: она полагает предел развитию зла в человеке, мысль о смерти педагогичная, а главное – поскольку тело человека также призвано к вечности, через смерть и воскресение оно воссоздается для будущей жизни.
5. Христология. В учении о Лице Иисуса Христа св. Григорий Нисский близок к христологии св. Григория Богослова. Вместе с этим учителем Церкви он признает в Лице Искупителя две совершенных природы — Божескую и человеческую, объединенных одной личностью. Это ипостасное соединение произошло в момент зачатия. Но, в отличие от св. Григория Богослова, он признает соединение менее близким во время земной жизни и более тесным по воскресении, когда человеческая природа Христа претворилась в Божество. Тело Христа утратило вид, образ, объем и все прочие, как внутренние, так и внешние части тела. Оно растворилось в Божестве, как капля уксуса, упавшая в море.
Интересно, что в творениях св. Григория пять раз употребляется слово Богородица.
6. Учение о спасении. В учении св. Григория Нисского о спасении отражается влияние св. Афанасия Великого и Оригена.
Согласно со св. Афанасием св. Григорий учит о спасении, как о соединении человека с Богом и достижении обожения.
Жизнь человека проникнута грехом от рождения до смерти, и для совершения спасения Сын Божий в воплощении прошел этими же пределами, и тем всецело освятил человеческую природу. Смертной человеческой природе Он сообщил нетление Своего Божества, таким образом совершилось обожение человеческой природы Христа, и от Него обожение сообщается всему человечеству.
По вопросу об искуплении св. Григорий воспроизводит теорию Оригена о выкупе грешного человечества путем обольщения сатаны. Человек добровольно отдал себя в рабство сатане, поэтому диавол владел им по праву, и было бы несправедливо отнять у него человека насильно. Вследствие этого Христос предложил ему обмен и в качестве выкупной платы Свою собственную душу. Диавол видел во Христе особенного человека, ценность Которого превышает стоимость всего человечества, но Божественная природа в Нем была неведома сатане, поэтому он согласился принять душу Христа как выкуп, но, овладев душой Христа, диавол не мог удержать ее в своей власти, ибо Божество, скрытое под завесой плоти Богочеловека, рассеяло тьму преисподней, победило смерть и явилось источником жизни.
Обольщение сатаны св. Григорий не считал деянием нравственно сомнительным, во-первых, потому, что оно допущено было с благой целью спасения человечества, и, во-вторых, оно применено было к тому, кто сам был обольстителем человека и, следовательно, получил воздаяние равным за равное.
В этой неудачной «юридической» теории св. Григорий следует Оригену. Не говоря уже о том, что она плохо согласуется с основным строем богословской системы св. Григория, она внутренне противоречива (основная мысль, что только Бог может справедливо избавить человека от греха, оборачивается выводом об обмане; и св. Григорий доказывает, что обманщика только обманывать и подобает). Нужно вспомнить, что эту теорию со всей резкостью опровергал св. Григорий Богослов. Во всяком случае, основная цель воплощения Слова есть воскресение и обожение человека (а это то, что у свв. Афанасия Великого и Иринея Лионского).
Искупительный подвиг Христа, по учению св. Григория Нисского, имеет универсальное значение. Плоды его простираются не только на весь род человеческий, но и на мир бесплотных духов, добрых и злых (ср. учение Оригена).
Эсхатология.
Учение о смерти. Известно, что древние отцы смотрели на смерть не одинаково. Одни видели в ней наказание Божие за грех человека, другие – как на великий дар благодеяния Божия к человеку. К последним принадлежали св. Ириней Лионский и св. Феофил Антиохийский. Они говорили, что посредством смерти человек освобождается от владычества греха и получает возможность жить для Бога. «Подобно тому, - говорит св. Феофил, - как сосуд, когда его сделают и в нем окажется какой либо недостаток, переливается или переделывыается, чтобы он сделался новым и неповрежденным – так бывает и с человеком через смерть, потому что он некоторым образом разрушается для того, чтобы при воскресении явиться здоровым». Св. Григорий продолжает этот образ мысли.
Смерть является не наказанием со стороны разгневанного Бога, а необходимым моментом в жизни человека, потому что без нее(смерти) невозможно было бы осуществление цели бытия – уподобления Богу. Смерть для человека является благом и потому, что освобождает человека от уз плоти, с которой связаны греховные вожделения, она полагает предел развитию зла в человеке, мысль о смерти педагогичная, а главное – поскольку тело человека также призвано к вечности, через смерть и воскресение оно воссоздается для будущей жизни(куколка-бабочка сравнить!)
После смерти праведники, стремившиеся к небесной истине, становятся участниками райского блаженства, а грешники, услаждавшиеся чувственными благами и невосприимчивые к благам духовным, испытывают угрызения совести. Дети же, не успевшие до смерти проявить себя в добродетельной или греховной жизни, находятся некоторое время в безразличном состоянии, а затем, восходя по пути нравственного совершенствования, которое возможно и за гробом, переходят к добру и блаженству.
Всеообщее воскресение. Воскресением Христа смерть побеждена, но не прекращается… Побеждена — ибо все воскреснут. Не прекращена, ибо все умирают, и будут умирать, пока не завершится круг чувственного времени. Оставленное душой тело, разлагается на составляющие его стихии, — каждая составная часть тела возвращается в однородную стихию, но ни одна частица не уничтожается, не обращается в ничто, не выходит за пределы мира, но остается в нем. При этом частицы тела сохраняют особые знаки, свидетельствующие об их принадлежности к данному, определенному телу, — душа оставляет на них, как на воске, свою особую печать. В смерти, в этом процессе распада живой цельности человека, не затрагивается душа, ибо будучи простой и несложной, она не может разлагаться… Душа бессмертна и простирается в вечность. В смерти меняется только образ ее существования. Прежде всего, не прерывается ее связь с разлагающимся телом, — душа находится своей «познавательной силой» при всех своих элементах.
При всеобщем воскресении каждая душа соединится со своим телом, чтобы с ним получить награду или наказание. Будучи непространственной, душа при воскресении, обладая познавательной силой, отовсюду соберет материальные частицы, входившие в состав ее тела, и сообщит им тот вид, который соответствует внутреннему облику души. При этом тела восстановятся в первобытной красоте у всех людей. Воскреснет только естество, но не приражение порока и страсти. В этом и состоит обновление, освобождение от наследия и следов злой жизни, жизни во зле. Воскресение есть преображение в нетление и в бессмертие, — потому оно и есть победа над смертью. Не воскреснет ничто, связанное с болезнью, дряхлостью, уродством. Не воскреснут ни старческие морщины, ни увечья, ни младенческая незрелость. И притом, в воскрешенных телах не будет органов и частей, связанных с потребностями здешней грешной жизни, — смерть очистит тело от «порочности, от зла», от излишнего и ненужного для будущей жизни. Все изменения возраста и многоразличные болезни явились уже после грехопадения человека. Все это было установлено в промыслительных целях и именно для земной жизни человека, оно не может быть признанным существенным в природе человека, а потому не может продолжаться вечно. Это относится к органам питания и вообще к функциям растительной жизни, связанной с круговоротом вещества и ростом. Прежде всего, — к различию полов. Вообще преодолевается вся грубая материальность и исчезает тяжесть плоти. Тело становится легким, стремящимся вверх… И вообще все свойства тела — цвет, вид, очертание и т.д. — «изменятся в нечто Божественное». В этом смысле св. Григорий говорит о том, что в воскресении все примут один вид — «все сделаемся одним телом Христовым, принявши один образ и вид, так как во всех равно будет сиять свет Божественного образа» (7: 527). Это значит, что облик будет определяться изнутри, — «особенный облик будет сообщать каждому не стихии, но особенности порока и добродетели».
Всеобщий суд. За воскресением следует суд. И суд всеобщий, суд над Вселенной. Для суда снова придет Сын Божий. Ибо суд дан Сыну, Который жил нашей жизнью, понес на себе все наши болезни и немощи, испытал на Себе все страдания нашей природы – Который хотя и не согрешил, но знает как трудно немощному человеку. Но через Сына судит и Отец. В известном смысле каждый будет сам себе судьей. Пробудившись в воскресении, каждый явится на суд с полным сознанием и заслуг, и вины. На суде, как в точном зеркале, все отобразится. Суд будет всеобщим, пред царским престолом Сына соберется и предстанет весь род человеческий, от первой твари до всей полноты приведенных в бытие… И с ним приведен будет на суд и диавол с ангелами своими… Откроется последний обман, и явится единый действительный Царь, Которого признают и воспоют и побежденные, и победители.
Будущая жизнь. «Вся забота о добродетельной жизни имеет в виду будущий век, начало которого, имеющее последовать за чувственным временем, круговращющимся в в седмицах дней, называется днем осьмым». Этот восьмой день отличается от настоящего века тем, что он совершенно свободен от постоянного течения времен, представляет собой один необъятный день или целую вечность».
Следуя воззрениям Оригена, св. Григорий Нисский утверждал, что мировой процесс закончится восстановлением всего тварного в состояние первобытной чистоты и святости (апокатастасис). Бог является источником бытия и блага, которые не могут принадлежать злу, ибо оно не обладает самостоятельной сущностью и представляет собой ничтожество и небытие. Если бы поэтому мы допустили вечное существование зла, то должны были бы признать Божественную абсолютность ограниченной. Человеческая ошибка не может быть сильнее премудрости Бога. Поэтому со временем все существа обратятся к Богу и станут причастниками Божественной жизни. Очистительными средствами служат смерть и посмертные страдания.
Т.о. очищение души еще продолжается после смерти. По отношению к грешникам милосердный Бог по воскресении примет средства врачевания, подвергнув их наказанию адским огнем. Когда врач срезывает злокачественный нарыв, человек испытывает сильную боль, хотя врачу и не нужна эта боль, потому что ему нужно только срезать нарыв. Также происходит и с человеком, когда Бог освобождает его от грехов путем Своего огненного очищения. Богу нужно не мучение человека, а его очищение, если же человек мучится – то это совершенно постороннее вмешательство, которое не имеет специального назначения в процессе спасительного врачевания. Очищение Богом грешных людей подобно очищению от грязи веревки, которую продевают и протаскивают в кольцо. Если бы веревка чувствовала как ее тянут, ей было бы, конечно, больно. Также больно и людям, когда Бог, привлекая к себе доброе, всместе с тем очищает их от всяких греховных недостатков. По представлению св. Григория, акту целебного воздействия на душу человека будет предшествовать со стороны человека искреннее желание врачевания и отвращения от порока, т.е. это не будет актом насильственного вмешательства. Рано или поздно человек осознает свое заблуждение - и как только осознает – откажется от него.
Но эти мучения будут именно иметь целью не карательное возмездие, а очистительное врачевание. Таким же исправительным наказаниям будут подвергнуты демоны во главе с Диаволом, поскольку Спаситель умер за грехи не одних только людей, но и всего разумного мира. В конечном итоге последует очищение всех существ, обращение их к Богу и полное уничтожение греха. Библейским обоснованием этого учения служат: «Еще мало, и не будет грешника, и взыщеши место его и не обрящеши» (Пс. 36, 10; «О имени Иисусове всяко колено поклонится, небесных, и земных, и преисподних» (Филип. 2, 10, 11); «Будет Бог всяческая во всех» (1 Кор. 15, 28).
То же касается и язычников, которые не отложили свою греховную скверну, нобходимо будет воспринять очищение за гробом, чтобы этим путем восстановить свою богоподобную природу.
В заключение следует сказать, что оригенизм св. Григория отразился на его авторитете, его читали и на него ссылались реже, чем на других «избранных отцов».
Резонанс учения св. Григория Нисского об апокатастасисе:
Варсонофий Великий: «Григорий Ниннский не помолился, когда писал об этом».
Герман КПльский: «Это позднее вставлено в труды Григория».
Нил Сорский, Марк Эфесский: «Григорий действительно об этом учил, но это было в период, когда учение Церкви было еще не сформулировано окончательно. Каждый человек может ошибаться, что и случилось с Григорием».
СВ. ИОАНН ЗЛАТОУСТ
ЖИТИЕ
Самым известным из св. Отцов Церкви является св. Иоанн Златоуст. Почитание он заслужил еще при своей земной жизни необыкновенными человеческими качествами. Служение его проходило во времена Феодосия Великого (380–395) — первого христианского императора, принявшего крещение не в последние дни жизни, не на смертном одре, как поступали его предшественники, а в период правления. Сам он и его семья регулярно посещали храм Божий. Двор его состоял только из христиан. В силу изданных императором законов христианство стало официальной религией империи и при поддержке правительства росло и процветало, а языческие учреждения (храмы, школы) постепенно закрывались. При нем же в 381 г. был созван Второй Вселенский собор, утвердивший никейское исповедание. После кончины Феодосия империя была разделена между его сыновьями: Запад достался Гонорию, а Воток — Аркадию. Последний был женат на Евдоксии, сыгравшей печальную роль в жизни св. Иоанна.
Родился св. Иоанн в Антиохии, и по своему духовному складу, по своему религиозному мировоззрению был типичным антиохийцем. Год его рождения в точности неизвестен, — принято считать 347 г. Его отец Секунд занимал высокое военное положение и обладал значительными средствами. Но он умер вскоре после рождения сына, который вместе со старшей сестрой, также вскоре умершей, остался на попечении матери, двадцатилетней вдовы Анфусы. По смерти мужа она отказалась от вторичного замужества и все силы своей христиански настроенной души отдала делу воспитания сына. Нравственной высотой своего характера она приводила в изумление язычников. Знаменитый языческий ритор, у которого юный Иоанн обучался красноречию, когда узнал о стойком вдовстве матери, воскликнул, обращаясь к окружающим: «Ах, какие у христиан находятся женщины!» В атмосфере теплой материнской любви и заботы, насыщенной высокой религиозностью и безупречной нравственной чистотой, богато одаренная душа отрока Иоанна глубоко впитала в себя семена веры и добродетели, которые дали затем обильные и роскошные плоды.
Просвещенная мать не жалела средств, чтобы обеспечить своему сыну всесторонее образование. Хотя об отроческих годах св. Иоанна сохранилось мало сведений, но несомненно, что по обычаям того времени он прошел общеобразовательную школу, а затем слушал уроки некоего славившегося в Антиохии философа Андрагафия и ритора Ливания. Последний представлял собой одного из позднейших приверженцев умирающего язычества. Он восхищался талантами юного св. Иоанна и на вопрос, предложенный ему перед смертью: «Кому занять его место», отвечал: «Иоанну, если бы не отняли его христиане» (Созомен. Церк., VIII, 2).
По окончании образования св. Иоанн выступил в Антиохии в качестве адвоката и имел блестящий успех. Образование, таланты и принадлежность к знатной фамилии открывали перед юношей путь к высшим должностям государственной службы. В то же время город, являвшийся столицей Востока, таил в себе много соблазнов для молодых людей, вступающих в жизнь. Но с детства заложенные устои христианской жизни и заботливое попечение матери помгли юному Иоанну преодолеть искушение светской среды. Вскоре у Златоуста создается решение оставить адвокатуру, порвать связи со светским обществом и посвятить себя истинному любомудрию. В этом решении сказалось также влияние его друга Василия, впоследствии епископа Селевкийского. Под обаянием аскетического идеала, которым вдохновлялось в ту эпоху христианское монашество, св. Иоанн думал принять иночество и уйти в один из монастырей, окружавших город, но уступая просьбам матери не повергать ее во второе вдовство, он затворяется в своем доме и предается суровым аскетическим подвигам. В то же время вместе со своими друзьями Василием, Максимом и Феодором, впоследствии епископом Мопсуетским, он посещает Антиохийсую богословскую школу Диодора Тарсийского, где усердно изучает Священное Писание.
В это время Антиохийский епископ Мелетий обратил внимание на даровитого юношу, приблизил его к себе, и после наставления в истинах веры, удостоил его св. крещения (370 г.)-в 23 года!. Вскоре он был поставлен на должность чтеца, обязанность которого заключалась в чтении с амвона во время богослужения Священного Писания.
После смерти матери, относимой к 374–375 гг., Златоуст удалился в одну из ближайших обителей и в течение 4–х лет вел суровую аскетическую жизнь, а затем два года провел отшельником в уединенной пещере. Чрезмерные подвиги расстроили его здоровье и имели последствием желудочную болезнь, от которой он страдал в течение всей жизни. Это обстоятельство вынудило его в 380 г. оставить уединение и вернуться в Антиохию.
Здесь в начале 381 г. он со смирением принимает от епископа Мелетия посвящение в диаконский сан, который возлагал на него обязанности помимо участия в церковных службах еще и попечения о бедных. В своей деятельности он обнаружил большую отзывчивость и чуткость к человеческому страданию и самоотверженно трудился над облегчением участи бедных и обездоленных, чем приобрел огромную популярность среди антиохийских христиан.
Церковное служение в сане диакона Златоуст проходил в течение пяти лет. В 386 г. Епископом Флавианом — преемником Мелетия — он был посвящен в сан пресвитера, имея от роду 39 лет. Теперь на него возложены были обязанности проповедника слова Божия. Обладая блестящими ораторскими способностями и глубоким знанием Священного Писания, Златоуст вскоре приобрел славу вдохновенного пастыря, речи которого были проникнуты апостольским духом и силой и привлекли толпы слушателей. В своих выступлениях с церковной кафедры св. Иоанн Златоуст изъяснял Священное Писание, наставляя в истинах христианской жизни, обличал пороки и суеверия, раскрывал тайны домостороительства Божия и защищал истину христианской веры против нападок язычников, иудеев и еретиков. Проповеди Златоуста потрясали сердца слушателей и часто вызывали или слезы сокрушения, или бурные рукоплескания.
Особенно ярко силу своего таланта и глубину христианской любви к своей пастве Златоуст проявил во время постигших Антиохию грозных событий. В 388 г. в городе по поводу введения военного налога вспыхнуло восстание, во время которого были низвержены и разбиты статуи императора Феодосия и его жены Флациллы. Так как эти действия квалифицировались как оскорбление величества, то жителям города грозило поголовное избиение или продажа в рабство. В эти дни страха и скорби великий проповедник произнес свои знаменитые беседы «О статуях» (всего 21 беседа, см. т. II, кн. 1, с. 5–247), в которых, движимый состраданием и любовью, ободрял и утешал объятую смертельным страхом паству, в то же время он призывал ее к покаянию и устремлял ее взоры к благам вечного спасения.
Известно, что ходатайство епископа Флавиана, который, преодолевая старческую немощь, лично отправился в Константинополь и добился у императора помилования гражданам Антиохии, спасло этот город от угрожавшей ему страшной кары. В последней 21 беседе св. Иоанн Златоуст выражает высокую радость по поводу этого события и приводит речь, произнесенную епископом Флавианом перед императором, которая, по принятому мнению, составлена Златоустом.
В 397 г. по смерти Константинопольского архиепископа Нектария императором Аркадием по представлению евнуха Евтропия св. Иоанн хитростью был вызван из Антиохии (из опасения противодействия народа) и доставлен в Константинополь, где и был рукоположен в сан Константинопольского архиепископа. Высокий и почетный пост главы столичной кафедры был связан, однако, с многотрудными и ответственными обязанностями. Жизнь столичного общества характеризовалась многими пороками и недостатками, к которым новый архиепископ не мог относиться равнодушно.
В высших классах общества царила роскошь, суетная привязанность к богатству, распространены были лесть и тщеславие. Низок был нравственный уровень столичного духовенства и монашества. В то же время в столице имелось большое количество бедных и обездоленных.
Новый глава Константинопольской Церкви, воодушевленный высоким христианским идеалом, выступил на борьбу с жизненной неправдой со всей силой ораторских дарований. Он вооружается против установившегося обычая сожительства духовных лиц с девственницами, устраняет из клира лиц, запятнавших себя недостойной жизнью, заботится о чистоте монашеской жизни, удаляя из обителей порочные элементы и привлекая в их состав лиц с высокой настроенностью.
В ярких выступлениях он обличал высшие классы столичного общества за их привязанность к богатству и роскоши, за пустоту их жизни и безучастное отношение к бедным и угнетенным. Светских женщин он укорял за их пристрастие к украшениям и нарядам и за жестокое обращение со своими слугами и рабами.
В то же время он проявлял большую энергию в деле организации помощи бедным и больным. Он сократил до крайнего предела расходы на содержание архиепископской кафедры, имел самый простой и невзыскательный стол, и все полученные, благодаря этой экономии, средства обратил на дела благотворения. По его призыву многие богатые люди, особенно благочестивые вдовы, жертвовали из своего имущества в пользу бедных.
Заботился св. архиепископ и о благоустройстве церковного богослужения. В противовес соблазнительным религиозным процессиям ариан он ввел за всенощным бдением антифонные пения, составил чин литургии, несколько видоизменив господствовавший в церкви до того времени и, наконец, проявил ревностную миссионерскую деятельность, особенно в деле распространения православия среди готов, которым он разрешил совершать богослужение на их родном языке.
Но деятельность архиепископа, стремящегося утвердить в своей пастве высокие нравственные идеалы Евангелия, вызвала враждебные отношения к нему со стороны многих слоев столичного общества. Высшие классы были недовольным тем, что Златоуст отказывался от участия в устраиваемых ими пиршествах и не давал у себя торжественных приемов. Дамы высшего общества негодовали на него за беспощадные обличения в суетности. Духовенство и монахи, привыкшие в столице к легкой и праздной жизни, питали недовольство за те мероприятия, которыми св. Иоанн Златоуст стремился устранить их порочные привычки и восстановить христианскую чистоту нравов.
Злейшим врагом Златоуста оказался Александрийский епископ Феофил, который сам имел виды на Константинопольскую кафедру. Обострению его враждебных чувств послужило то обстоятельство, что простой прием, оказанный ему Златоустом, и незатейливое угощение за архиепископской трапезой он принял как личное оскорбление. В своих враждебных действиях к Златоусту Феофил опирался на императрицу Евдоксию, привыкшую повсюду встречать лесть и подобострастие. Обличения Златоустом роскоши и изысканных нарядов светских женщин затрагивали и императрицу, поэтому Феофил нашел у нее полную поддержку.
Первое выступление против Златоуста состоялось по делу так называемых «длинных братьев». Четыре монаха Нитрийской пустыни, преследуемые Феофилом как оригенисты, прибыли в Константинополь и стали просить защиты у Златоуста. Св. Иоанн отнесся к ним с участием и письменно ходатайствовал за них перед Феофилом. Но тот стал резко порицать Златоуста за вмешательство в дела чужой епархии. Тогда монахи обратились непосредственно к императору и предъявили по адресу Феофила тяжелые обвинения. Император сделал распоряжение о вызове Феофила на суд в Константинополь. Златоуст по благородству своей души уклонился от суда над Феофилом, но этот последний стал действовать как ловкий интриган. Он, со своей стороны, используя простодушие Епифания, епископа Кипрского, предъявил Златоусту обвинение в оригенизме (см. об этом подробнее у Сократа, Церк. Ист. VI, 7, 9–10, 12–14). Могущественной союзницей врагов Златоуста явилась императрица Евдоксия, которую он обличал за намерение захватить виноградник одной вдовы, напоминая ей истории пр. Илии и Иезавели. Прибывший в столицу с несколькими десятками египетских епископов (ок. 50), Феофил открыл собор в предместье Константинополя в предоставленной императором вилле под названием «При дубе» и послал вызов св. Иоанну явиться для защиты от предъявленных ему обвинений. Справедливо считая действия Феофила незаконными, св. Иоанн отказался явиться на этот собор, а преданные ему епископы в количестве 40 человек, со своей стороны, вынесли в соборном постановлении протест против действий Феофила. Не смущаясь этим, Феофил со своими единомышленниками, приведя вымышленные обвинения и используя клеветников, приговорил Златоуста к низложению. Против Златоуста выступило два обвинителя: его бывший диакон и епископ Иоанн. Все их обвинения были простым собранием сплетен, подчас смехотворных, или же были извращением действительного положения дел. Так, диакон обвинял Златоуста в преследовании его, диакона, за то, что он ударил одного из слуг; или что некий монах Иоанн был избит и закован в кандалы вместе с бесноватыми. Обвинялся Златоуст также в распродаже священных сосудов и мрамора, предназначенных для храма. Последнее, возможно, и имело место, т. к. Златоуст помогал бедным и вполне мог употребить на доброе и неотложное дело вырученные деньги (ср. житие св. Кирилла Иерусалимского). Обвиняли Златоуста, что он оскорбляет духовенство, — называет его бесчестным, распущенным. И это могло быть, только не оскорбление, а справедливое обличение. Или еще, что Златоуст избрал епископом Антониана, который, якобы, ограбил гробницу, и т. д. (всего до 29 обвинений!). Император Аркадий под влиянием Евдоксии приговор «собора» утвердил.
Чтобы не вызвать народного смятения, св. Иоанн Златоуст добровольно пошел в изгнаниеи был водворен в Пренете, вблизи Никомидии. Но, тем не менее, когда жители Константинополя узнали о происшедшем, то пришли в страшное волнение. Феофил спасся от народной ярости только тем, что тайно выехал из столицы. В это же время сильное землетрясение навело ужас на Евдоксию, покои которой подвергались особенной опасности разрушения. Обезумевшая от страха, императрица настояла на том, чтобы приказ о ссылке был отменен, и великий Святитель с торжеством был возвращен на место своего служения. Новый собор из 65 епископов признал неправильность возведенных на Златоуста обвинений и незаконность действий собора «При дубе».
Но вскоре новые события трагически отозвались на положении великого архиепископа. Близ храма св. Софии была воздвигнута колонна в честь императрицы Евдоксии. Торжество открытия сопровождалось празднествами, которые носили языческий характер. Шум толпы мешал богослужению. Обращение Златоуста к префекту не дало никаких результатов. Тогда он произнес яркую обличительную речь, которая начиналась словами: «Опять Иродиада беснуется, опять неистовствует, опять пляшет, опять требует у Ирода главы Иоанна Крестителя!» (VIII: 607). Евдоксия пришла в ярость и вошла в сношения с Феофилом, организуя вторичное низложение св. Иоанна. Лично Феофил не решился явиться в Константинополь, опасаясь вспышки народного гнева. Но он направил туда своих уполномоченных Севериана и Акакия, которые собрали всех врагов Златоуста и произнесли приговор о вторичном его низложении. Слабодушным императором этот приговор был утвержден, и в день Пасхи 404 г. отряд воинов ворвался в церковь, где Святитель совершал службу, произвел здесь дикое буйство и взял Златоуста под стражу. Около двух месяцев архиепископ находился под домашним заключением. Чтобы не допустить мятежа, архиепископ, простившись со своими друзьями, снова добровольно отдался в руки власти, и был вывезен в Вифинию.
Об учиненном над ним насилии Златоуст известил Римского папу Иннокентия I, но ни он, ни Римский император Гонорий ничего не могли сделать для облегчения участи Святителя — так сильна была злоба против него преступной Евдоксии. Из Вифинии св. Иоанн Златоуст был отправлен в ссылку, местом которой была определена небольшая деревня в Малой Армении Кукуз, куда он и был доставлен, угнетаемый всяческими лишениями.
В Кукузе гонимый архиепископ нашел теплый прием. Здесь он прожил около трех лет, заполняя свой досуг письменными трудами и перепиской со своими почитателями и друзьями. Особенное утешение он получил от общения с антиохийцами, представители которых часто его навещали. В то же время он проявлял заботы о распространении христианства в Персии, у готов и в Финикии.
Но злоба врагов и здесь не оставила его в покое. Их раздражало то, что у изгнанника сохранились оживленные сношения со многими церквами и отдельными лицами.
По настоянию врагов слабовольный император подписал указ об отправке Святителя в новое место ссылки — в Питиунт, представлявший в то время дикое место на восточном берегу Черного моря. Этот переход под конвоем двух грубых и жестоких преторианцев истощил последние слабые силы св. Иоанна Златоуста, и, не достигнув назначенного пункта, он скончался 14 сентября 407 г. на пути невдалеке от Коман у склепа св. Василиска. Здесь он был утешен видением св. мученика, который предсказал ему его близкую кончину. Последними словами великого Святителя были: «Слава Богу за все» (Докса то Фэо пантон энэка).
Очень скоро открылась вся неправда осуждения Златоуста. В 417 г. Константинопольский епископ Аттик восстановил его имя в диптихах, ссылаясь на глас народа, а в 419 г. уступили и в Александрии. В 438 г. останки Златоуста были перенесены в Константинополь и положены в храме св. Апостолов (впоследствии они были перенесены на Запад и теперь находятся в соборе св. ап. Петра в Риме). Приговор собора «При дубе» был отменен общим свидетельством Церкви.
Император Феодосий II, участвовавший во встрече, преклонив колена, пред гробом Святителя, молился о прощении грехов его родителей, виновников страданий и смерти Златоуста.
Память св. Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского, празднуется св. Церковью 27 и 30 января, 14 сентября и 13 ноября.
Влияние Златоуста было громадным. Он очень скоро стал «вселенским учителем и святителем», — на деле раньше, чем по имени. С VI в. его называют Златоустом, в VIII — это имя становится общепринятым. В особенности в экзегетике Златоуст стал навсегда образцом и авторитетом. Именно за ним шли почти все позднейшие византийские толковники, в особенности Феофилакт Болгарский. История литературного влияния Златоуста — это одна из самых ярких глав в истории христианской письменности и отеческого предания.
ТВОРЕНИЯ
Св. Иоанн Златоуст оставил большое литературное наследие. Не легко определить его точный объем. Со временем имя Златоуста стало настолько славно, что им надписывали и чужие беседы и слова. Можно выделить бесспорные творения Златоуста, иные заведомо ему не принадлежат, но многие остаются под вопросом, особенно тогда, когда не удается установить точно другого автора. Большая часть творений Златоуста — это беседы или слова, гомилии.
Все сочинения Златоуста можно разделить на четыре группы: 1. Экзегетические, 2. Догматические, 3. Морально‑аскетические и 4. Письма.
1. Самая значительная часть его творений обращена на изъяснение Священного Писания, которое он предлагал обычно в форме гомилий. Скорописцы записывали его речи при самом произнесении, а затем они редактировались самим проповедником. Гомилии начинались обычно вступлениями, затем следовало подробное изъяснение взятого для беседы текста Священного Писания и в заключение следовали нравственные наставления и увещания.
Беседы св. Иоанна Златоуста охватывают большую часть книг Ветхого Завета и Нового Завета.
Более известные толкования Священного Писания Ветхого Завета:
а) 67 бесед и 8 слов «на книгу Бытия» (т. IV, кн. 1–2).
б) «Беседы на псалмы» 3–12, 41, 43–49, 108–117, 119–150 (т. V, кн. 1–2).
в) «5 слов об Анне» (мать Самуила; т. IV, кн. 2).
г) «Толкование на пр. Исаию» — одно из лучших творений Святителя (т. VI, кн. 1).
д) Беседы на слова пр. Исаии: «Видех Господа седяща на престоле высоце и превознесенне» (Ис. VI, 1) (т. VI, кн. 1).
е) 2 беседы о неясности пророчеств (т. VI, кн. 1).
Лучшими объяснениями книг Священного Писания Нового Завета считаются:
а) 90 бесед на Евангелие св. Матфея: все прекрасны, но необходимо подчеркнуть беседы на Нагорную проповедь (т. VII, кн. 1–2).
б) 88 бесед на Евангелие св. Иоанна (в основном — против ариан; т. VIII, кн. 1–2).
в) 244 беседы на все послания св. ап. Павла (т. IX, кн. 2 — XII, кн. 1). (Исключается «Толкование на послание к Галатам» — т. X, кн. 2). Среди них на первом месте стоят беседы на послание к Римлянам (т. IX, кн. 2).
Менее удачны в стилистическом отношении 55 бесед на книгу Деяний Апостольских (т. IX, кн. 1).
2. Гораздо меньше оставил св. Иоанн Златоуст сочинений догматического содержания. Сюда относятся:
а) 12 слов против аномеев. В первых 5 доказывается непостижимость существа Божия, в остальных 7 — единосущие Сына Божия с Отцом (т. I, кн. 2).
б) 8 слов против иудеев — показывается, что иудейские обряды отменены и потому совершать их теперь — значит нарушать волю Божию (т. I, кн. 2).
в) «Рассуждение против иудеев и язычников о том, что Иисус Христос есть истинный Бог» — доказывается божественность христианского учения исполнением пророчеств и действиями крестной проповеди на сердца людей (I, кн. 2).
г) Книга «К Стагирию подвижнику…» — решается вопрос о том, почему при действии Промысла страждут праведники (I, кн. 1).
д) Богатый материал для догматики содержат беседы:
«В день Рождества Господа нашего Иисуса Христа».
«О Крещении Господа и о Богоявлении».
«О предательстве Иуды» (говорится о тайне Евхаристии).
«О кладбище и кресте».
«О кресте и разбойнике» (изъясняется искупительное значение смерти Христовой).
«О воскресении мертвых».
«Против упивающихся и о воскресении» — на праздник Пасхи.
«О Вознесении».
«О Пятидесятнице».
Все эти беседы помещены во II томе 1 книге.
3. Св. Иоанн Златоуст в своих творениях выступает как великий опытный учитель нравственности. Поэтому особое значение имеют его морально‑аскетические сочинения. Это:
а) Шесть слов «О священстве» (I, кн. 2). Написаны они по поводу стремления некоторых церковных деятелей посвятить его в епископский сан помимо его желания. Уклонившись по смирению от этого высокого звания, св. Иоанн в свое оправдание и написал этот трактат, в котором рисует высокий идеал христианского пастыря и трудность его осуществления в современной ему жизненной обстановке. «Священнослужение совершается на земле, — говорит св. Иоанн Златоуст, — но по чиноположению небесному; и весьма справедливо, потому что не человек, не ангел, не архангел и не другая какая‑либо сотворенная сила, но Сам Утешитель учредил это чинопоследование» (I: 416). И разве на земле мы остаемся, когда видим снова Господа, приносимого и мертвого, и как бы обагряемся Его кровью. А священник предстоит у жертвенной трапезы. Престол священника поставлен на небесах. Ему дана небесная власть ключей, которая не дана и ангелам… В священнике Златоуст видит, прежде всего, учителя, наставника, проповедника, пастыря душ. И об учительном служении священства он говорит всего больше. В этом отношении он ставит священника выше монаха, — в пастырском служении больше любви, чем в монастырском уединении, и пастырство есть служение деятельной любви, служение ближним…
б) Два «Увещания к Феодору падшему» (I, кн. 1). Происхождение и содержание этих сочинений таково: друг Златоуста Феодор Мопсуэтский полюбил одну девицу Гермиону и имел намерение жениться и вступить в обычную жизнь мира. Услышав об этом, Златоуст в пламенной ревности написал ему свои знаменитые увещания, в которых доказывает Феодору неразумность его шага. В них он говорит так, как будто бы Феодор совершил какое‑либо великое преступление, и старается изменить его намерение обращением его мысли к небу и аду, сообщением рассказов о покаянии тех, которые подобным же образом пали, и наставлениями о тщетности жизни и об опасности озираться после того, как положена рука на плуг. Это пламенное увещание звучит полной искренностью и достигло желанной цели.
в) 3 слова «К враждующим против тех, которые привлекают к монашеской жизни» и «Сравнение власти, богатства и преимуществ царских с истинным и христианским любомудрием монашеской жизни» — говорится о монашестве как более удобном образе для святой жизни.
г) 2 слова «О сокрушении сердца».
д) «Слово к жившим вместе с девственницами» (осуждение).
е) «Слово к девственницам, жившим с мужчинами» (осуждение).
ж) «Книга о девстве» — показывается преимущество девственной жизни.
з) 2 слова «К молодой вдове».
(Перечисленные сочинения помещены в I томе, 1 книге).
и) 9 бесед «О покаянии» — о необходимости и видах покаяния (II, кн. 1).
к) 2 слова «О молитве» (II, кн. 2).
л) «Беседа о воздержании» (VI, кн. 2).
м) 2 слова «Об утешении при смерти» (VI, кн. 2).
н) «Слово о том, кто сам себе не вредит, тому никто вредить не может» (III, кн. 2) и др.
4. Письма Златоуста, которых насчитывается до 245 (III, кн. 2). Большая часть их написана в период его изгнания (403–407 гг.). Самые важные из них — 17 писем к Олимпиаде и 2 письма к папе Иннокентию I. Они содержат автобиографический материал и бросают свет на епископскую деятельность Златоуста, а также и на всю красоту и величие его характера. Хотя в них часто описываются его бедствия, однако, они никогда не дышат дряблым духом жалобы и не обнаруживают никакой ненависти к его врагам. Голод, язвы, уединение, ежедневная смерть, о которых он говорит Иннокентию, не подрывают его непреклонной веры и не делают его недостойным самого себя.
Можно сказать, особый отдел составляют похвальные беседы (панегирики):
7 бесед «О св. апостоле Павле»,
«Похвала св. священномученику Игнатию Богоносцу»,
«Похвала египетским мученикам»,
«Похвала всем святым, во всем мире пострадавшим» и др. (см. Т. II, кн. 2).
Весьма интересны и «Выборки из разных слов» св. Отца — «Эклоги». Под этим названием известны сборники бесед, составленные разными лицами после кончины св. Иоанна Златоуста, на различные темы. Отрывки приводятся частично в буквальном изложении, частично в свободном пересказе, и заимствованы как из подлинных творений Святителя, так и из творений, лишь приписываемых ему, не только до нашего времени сохранившихся, но и утерянных. Эти «Эклоги» (выборки) пользовались широким распространением. Для примера можно назвать:
1. О любви. 2. О молитве. 3. О посте и целомудрии. 4. О счастии и несчастии. 5. Об учении и наставлении. 6. О душе. 7. О промысле. 8. О болезни и врачах. 9. О высокомерии и тщеславии. 10. О зависти. 11. О терпении и великодушии. 12. О добродетели и пороке. 13. О воспитании детей. 14. О смерти. 15. О мужестве и храбрости. 16. На св. Праздник Ваий. 17. На Св. Рождество Христово. 18. Похвала св. Ап. Павлу. 19. Цветник в форме слова, собранный из Златоуста Феодором: что нужно делать христианину, чтобы наследовать жизнь вечную и др. (см. XII, кн. 2).
Другим еще более важным и ценным трудом св. Иоанна Златоуста был чин Божественной литургии (см. Перевод на русский язык, т. XII, кн. 1). И здесь открылся тот же дух Златоуста — снисходительная и умная любовь его к ближним. Св. Прокл, ученик св. Иоанна Златоуста и впоследствии архипастырь той же Константинопольской Церкви, так писал об этом труде: «Великий Василий, который, после предшественников своих, усматривал, что люди сделались беспечными и пристрастными к земному и потому отягощаются продолжительностью Литургии, предал оную в сокращенном виде не потому, что находил ее слишком длинной, но потому, что желал пресечь леность, с давнего уже времени появившуюся в собирающихся для молитвы и поучения… Спустя немного времени отец наш Златоустый Иоанн, с одной стороны, как добрый пастырь, ревностно заботясь о спасении овец, с другой, — взирая на дебелость человеческой природы, вознамерился исторгнуть с корнем всякий предлог сатанинский. Потому он, многое опустив, учредил совершение Литургии сокращеннейшее, дабы люди слишком любящие все то, в чем есть свобода и непринужденность, обольщаясь помыслами вражескими, мало‑помалу не отстали вовсе от такового Апостольского и Божественного предания» («О предании Божественной Литургии». «Хр. чт.», 1839, окт., с. 36–37, 39).
Вообще следует отметить, что и прочие сочинения св. Отца — это неисчерпаемый родник сведений о богослужении Древней Церкви, сведений самых драгоценных для Православной Церкви.
БОГОСЛОВИЕ
1. Св. Иоанн Златоуст — экзегет. Как проповедник и как учитель, Златоуст был прежде всего экзегетом. Священное Писание у него — это основной и обязательный источник и вероучения, и нравственного назидания. «Кто согласен с Писаниями, тот христианин, — говорил он, — а кто с ними не согласен, тот далек от истины»… Всех и каждого Златоуст постоянно и настойчиво призывает к прилежному чтению св. Библии. «Не ожидай другого учителя… Есть у тебя слово Божие, — никто не научит тебя, как оно» (см. Во многих местах творений).
Каждая из экзегетических бесед св. Иоанна обыкновенно состоит из двух частей: в одной он объясняет тексты слова Божия, в другой — касается нравственного состояния своих слушателей, предлагает нравственные наставления. «Я всегда внушаю и не перестану внушать, — говорит он, — чтобы вы не только внимали здесь тому, что говорится, но и дома постоянно занимались чтением божественных Писаний… Никто пусть не говорит мне этих холодных и достойных всякого осуждения слов: я привязан к судилищу, занимаюсь делами общественными, упражняюсь в ремесле, имею жену, воспитываю детей, управляю домом, я человек мирской; не мое дело читать Писание, но тех, которые отказались от мира, поселились на вершинах гор и ведут такую жизнь постоянно. Что говоришь ты, человек, будто не твое дело заниматься Писаниями, — вследствие того, что ты развлекаешься бесчисленными заботами? Нет, это твое дело больше, нежели их; потому что они не столько имеют нужду в помощи божественных Писаний, сколько обращающиеся среди множества дел… Мы, волнующиеся как бы среди моря и впадающие во множество грехов, всегда нуждаемся в постоянном и непрерывном утешении от Писаний… Со всех сторон окружают нас многие случаи и поводы то к гневу, то к заботам, то к унынию и печали, то к тщеславию и гордости, и отовсюду несутся бесчисленные стрелы. Посему нам постоянно нужно всеоружие Писаний… Нам нужны божественные врачества, чтобы мы могли и врачевать раны, уже полученные, и предотвращать еще не полученные, но угрожающие… Невозможно, невозможно спастись никому, кто не упражняется постоянно в духовном чтении… Даже один вид таких книг, — заключает св. Иоанн Златоуст, — делает нас более воздержанными от греха… Если же присоединится и внимательное чтение, то душа, как бы вступая в таинственное святилище, очищается и делается лучше, т. к. с ней беседует Бог через эти Писания» (т. I, кн. 2, с. 800–803). Священные книги — это некое послание, писанное Богом из вечности к людям. Отсюда такая сила и польза чтения св. Библии.
Легко понять, что тот, кто так любил слово Божие, не мог объяснить его бегло, без особенного внимания. Св. Иоанн Златоуст употреблял для дела экзегета и все дарования свои, столь редкие, и все сведения, столь обширные. Потому‑то и в толкованиях его на Ветхий Завет много превосходного, а толкования его на Новый Завет навсегда останутся лучшим руководством для экзегетов слова Божия. Самое первое и общее достоинство всех толкований его на Священное Писание — неподражаемая ясность изложения богодухновенных мыслей, которой отличаются и все его сочинения.
По методам толкования он является самым блестящим представителем Антиохийской школы, — на первый план у него выдвигается историко‑грамматический смысл. Приступая к изъяснению какой‑либо священной книги, Златоуст дает сведения об ее авторе, о времени, месте и цели написания. В раскрытии смысла священного текста он пользуется историческими и археологическими данными и стремится восстановить ту историческую обстановку, при которой эта книга была написана. Большое внимание он уделяет также грамматической и логической стороне речи.
Подход к новозаветному тексту Святителя нередко предвосхищает современные нам методы. Например, рассматривая Евангелия, Златоуст утверждает, что наличие четырех авторов, писавших независимо друг от друга в разных местах и в разное время, служит убедительным свидетельством подлинности сообщаемого. Даже имеющиеся расхождения в Евангелиях (они незначительные, мелкие) в описании событий говорят в пользу Истины — при наличии полного согласия по существу для непредвзятого разума ясно, что евангелисты писали об одном и том же, не сговариваясь. Священные писатели говорили и писали «в Духе», — или говорил в них Дух. Однако сознание и ум оставались у них ясными — они уразумевали внушаемое. Это было, скорее, озарение. Священные писатели не теряют лица. И Златоуст всегда останавливается на личности писателя, на обстоятельствах написания отдельных книг. В частности, перед ним всегда ярко вычерчивался образ апостола Павла.
Но, следуя принципам антиохийской школы, св. Иоанн Златоуст был чужд ее крайностей, которые у некоторых ее представителей, например, Феодора Мопсуэтского, выразились в мертвом буквализме и самоуверенном рационализме. Св. Иоанн всегда был верен духу церковного предания, и те места священных книг, буквальное понимание которых стояло в противоречии с общим смыслом Священного Писания, он истолковывал аллегорически. В данном случае он искал указаний в самом Священном Писании.
К этому нужно добавить, что экзегетические творения Златоуста имеют преимущественно нравственно‑практический уклон. Толкований, имеющих характер чистых комментариев, у Златоуста сравнительно мало. Особенным совершенством отличаются толкования св. Иоанна Златоуста на книги Нового Завета, что объясняется, прежде всего, его глубоким проникновением в евангельский дух новозаветных идей, а затем знанием греческого языка, тогда как Ветхим Заветом он пользовался преимущественно в переводе семидесяти, хотя приводил нередко и другие варианты, а иногда ссылается на подлинный еврейский текст. Но, занятый греческой ученостью, он не мог так хорошо понимать дух еврейского и сирийского языков, как понимал пр. Ефрем, и потому держался преимущественно греческого перевода; потому что его толкования выражений ветхозаветных уступают первенство объяснениям пр. Ефрема.
Общепризнанно, что первое место между всеми толкованиями Златоуста занимают антиохийские беседы на Евангелие Матфея. Эти беседы едва ли не при жизни самого св. Иоанна переведены были на языки латинский и сирский. Толкование на Евангелие Матфея при полноте и точности объяснения заключает еще в себе ту особенность, что здесь с повествованием св. Матфея сличаются повествования других евангелистов; обращается внимание на время и случай событий и чудес.
С особенной любовью он относится к апостолу языков — Павлу, в нем он видел неподражаемый идеал христианских добродетелей и толкованиям его посланий он уделял особое внимание.
По общему суду беседам на Евангелие от Матфея равны беседы на послание к Римлянам. По точности объяснения слов апостола, хотя и не красоте языка, высокое место занимает объяснение послания к Галатам; оно даже более, нежели другие толкования Златоуста, приближается к подлинному виду комментария, потому что состоит преимущественно из объяснений слов апостола, без уклонений к нравственным наставлениям. К лучшим толкованиям св. Иоанна Златоуста надобно отнести также беседы на I послание к Коринфянам и на послание к Ефесянам. Ниже всех прочих творений по внешним достоинствам (по слогу) стоят 55 бесед на кн. Деяний апостольских и на послание к Евреям. Те и другие, по их простоте, так резко отличаются от всех прочих толкований Златоуста, что Эразм сомневался, принадлежат ли они Златоусту, хотя эти сомнения и напрасны. Такой вид этих толкований зависел от того, что они давались в смутное время жизни Златоуста, и по той же причине не были просмотрены им записки, сделанные с его слов другими.
Так как в своих беседах св. Иоанн Златоуст постоянно обращается к библейскому тексту и приводит большое количество цитат, иногда в различных вариантах, а как представитель антиохийской школы он особенно стремился установить правильное чтение текста, то его труды имеют огромное значение для установления подлинного смысла и неповрежденности текста Священного Писания.
2. Св. Иоанн Златоуст — учитель веры и нравственности. Св. Иоанну Златоусту был дан дар слова, дар живого и властного слова. Он любил проповедывать, — «Я убедил душу свою, чтобы, доколе буду дышать и Богу угодно будет продолжать мою настоящую жизнь, исполнять это служение и делать повеленное. Будет ли кто слушать меня или не будет слушать» (I: 770). Пастырское служение св. Иоанн Златоуст понимал, прежде всего, как учительное служение, как служение слова. Пастырство есть власть, но власть слова и убеждения, — и в этом коренное различие власти духовной от власти мирской. Царь заставляет, священник убеждает. «Тот действует повелением, этот — советом; тот имеет оружие чувственное, этот — оружие духовное» (VI: 412). Златоуст был всегда противником внешних и мирских мер борьбы в делах веры и нравов. «Слушайте внимательно то, — учит он, — что говорится. Псалом сегодня выводит нас на ратоборство с еретиками не для того, чтобы свалить их стоящих, но чтобы восставить лежащих. Такова именно наша война: не из живых она делает мертвыми, но из мертвых приготовляет живых, изобилуя кротостью и великим смирением. Я гоню не делом, а преследую словом, не еретика, но ересь, не человека отвращаюсь, но заблуждение ненавижу и хочу привлечь к себе заблуждающегося… Мне привычно терпеть преследование, а не преследовать, быть гонимым, а не гнать. Так и Христос побеждал, не распиная, а распятый, не ударяя, но приняв удары.» (II: 747–748). И более того, — святитель удерживал и поспешное осуждение инакомыслящих. В этом отношении характерно его знаменитое слово «О проклятии» (т. I, кн. 2). Силу христианства он видел в кротости и терпении, не во власти, — и суровым каждый должен быть к самому себе, — не к другим…
Златоуст был, прежде всего, нравственным проповедником. Его толкования Священного Писания всегда связаны с нравственно‑практической задачей — назидания своей паствы. В центре внимания этого великого проповедника и основным пунктом его нравственного мировоззрения является учение о любви Божией к людям и о любви как главном начале в отношениях христиан к Богу и к ближним. В то же время он ярко раскрывает долготерпение и милосердие Божие к согрешающим и неустанно призывает к покаянию. Опорой в развитии чувства любви, как основного закона христианской жизни, должна служить молитва, которой человек вступает в непосредственное общение с Богом. Естественным обнаружением любви, как высшей христианской добродетели, является благотворение и милостыня бедным и обездоленным в жизни.
Но было бы неверно слишком подчеркивать и говорить, что Златоуст был учителем нравственности, а не веры. И не только потому, что он нередко, особенно в ранние антиохийские годы, касался прямых догматических тем. Но, прежде всего, потому, что свой нравственный идеал он выводил из догматических предпосылок. Это с особой силой видно в его экзегетических беседах, в частности, в толкованиях на послания ап. Павла. У Златоуста были своилюбимые догматические темы, к которым он постоянно возвращался. Во-первых, учение о Церкви, связанное для него неразрывно с учением об искуплении, как Первосвященнической жертве Христа, через Крест взошедшего на небеса. И, во-вторых, учение о Евхаристии, как о таинстве и жертве — (с основанием называют Златоуста «Евхаристическим учителем»). В основу излагаемого им правого христианского учения он полагает истину Откровения, указывая на ограниченность человеческого разума и порицая излишнюю его пытливость, и, по своему обыкновению, разъясняет нравственно‑практическое значение догмата. Его учение полностью согласно с истиной православия, и предъявленные ему врагами обвинения в оригенизме и пелагианстве, порождены лишь злобой.
Кажется, чаще всего говорил Златоуст о богатстве и о бедности. Для этого поводы постоянно давала сама жизнь, — жизнь больших и шумных городов… Вокруг себя он видит слишком много неправды, жестокосердия, страдания, горя. И хорошо понимает, насколько это связано с духом стяжания, с социальным неравенством. «Любовь к богатству — неестественная страсть, — говорит Златоуст. — Желание богатства ни естественно, ни необходимо, а излишне» (VIII: 496). Богатство вредно не только потому, что оно вооружает против стяжавших разбойников, помрачает ум, но еще более потому, что делает их своими пленниками, «удаляет от служения Богу» (VIII: 242). Этим не исчерпывается вопрос: «Не довольно презирать богатство, — говорит Златоуст, — а надобно еще напитать нищих и — главное — последовать за Христом» (VII: 645). Пред лицом нищеты и горя всякое богатство неправедно и мертво, как свидетельство о косности сердца, о нелюбви. С этой точки зрения Златоуст не одобряет и великолепия в храмах. «Церковь — не на то, чтобы в ней плавить золото, ковать серебро, — говорил он, — она есть торжественное собрание ангелов. Поэтому мы требуем в дар ваши души — ведь ради душ принимает Бог и прочие дары. Не серебряная была тогда трапеза, и не из золотого сосуда Христос давал питье — Кровь Свою — ученикам. Однако, там все было драгоценно, все возбуждало благоговение, потому что все исполнено было Духа. Хочешь почтить тело Христово? — Не презирай, когда видишь Христа нагим. И что пользы, если здесь почтишь Его шелковыми покровами, а вне храма оставишь терпеть холод и наготу?… Что пользы, если трапеза Христова полна золотых сосудов, а Сам Христос томится голодом?… Ты делаешь золотую чашу и не даешь чаши студеной воды… Христос, как бесприютный странник, ходит и просит крова, а ты, вместо того, чтобы принять Его, украшаешь пол, стены, верхи столбов, привязываешь к лампадам серебряные цепи, — а на Христа, связанного в темнице, и взглянуть не хочешь? (VII: 522–523. Ср. VII: 804). Но бедность саму по себе Златоуст вовсе не считал добродетелью. Она становится путем добродетели, если избрана добровольно ради Бога, или принята с радостью. Прежде всего, потому, что неимущий свободнее имущего, — у него меньше привязанностей, меньше забот. Ему легче жить, легче подвизаться. Златоуст знал, конечно, что и бедность может оказаться тяжким бременем, — не только внешним, но и внутренним, как источник зависти и злобы, или отчаяния. Поэтому он старался бороться с нищетой. Его внимание занято всегда нравственной стороной дела. Златоуст исходит из мысли, что, в строгом смысле слова, собственности нет и быть не может. Ибо все принадлежит Самому Богу, и только Ему одному, а от Него подается в дар, как бы заимообразно. Все — Божие, собственным может быть у человека только доброе дело. И при этом Бог подает все в общее владение. Златоуст совсем не требует всеобщей бедности или нищеты. Он обличает роскошь и излишество, только несправедливое неравенство. Он ищет справедливости. Решение вопроса Златоуст видит в любви, — ведь «любовь не ищет своего» (I Кор. 13, 5). Для Златоуста всего важнее единодушие, чувство общей ответственности и заботы. Именно поэтому он считал милостыню необходимым и существенным моментом христианской жизни: если кто не творит милостыни, то, по мысли святителя, останется вне брачного чертога и непременно погибнет. Объясняя эсхатологическую беседу Спасителя, Златоуст замечает, что Господь «придает великое значение человеколюбию и милостыне» (VII: 792), ибо милостыня от любви, а любовь есть средоточие и смысл христианской жизни. (См. Также X: 161; V: 316 и др.).