Июль две тысячи первого года 8 страница
Последнее далось мне труднее всего. Зато закончив, я могла заняться делом без того, чтобы каждую минуту бросать взгляд на собственные руки: дрожат они или нет.
Когда я занималась восстановлением собственной истории – той ее части, которая связана с моим бывшим мужем, – мне удалось узнать, чем именно занимался Кирилл, отправив меня в родной город после фиктивного развода. И каким именно образом им были заработаны деньги на его первую квартиру – ту самую, из которой потом он вышвырнул меня.
В московской области был завод, имевший статус государственного унитарного предприятия, и производил он формовочный песок. Песок использовался затем в сталелитейном производстве, из чего вы можете сделать вывод, что завод приносил неплохую прибыль. Кирилл был одним из тех, кто решил перераспределить финансовые потоки и направить часть из них себе в карман.
Все шло по обычной схеме: предприимчивые ребята создали маленькую фирму, с которой директор завода заключил контракт на продажу всего производимого песка, а уж та, в свою очередь, продавала его конечным потребителям. Кирилл лично нашел человека, которого поставил во главе этой самой фирмы: дурачка, не понимающего, что происходит, и искренне полагавшего, что он занимается честным бизнесом. Даже фамилия у дурачка была подходящая: Пронькин. Ему бы валенки катать с такой фамилией, а он решил, что годится для больших дел.
Что наговорил ему Кирилл, убеждая бедного Пронькина подписывать чистые листы, мне неизвестно. Думаю, он был достаточно убедителен, а новоявленный директор достаточно глуп для того, чтобы поставить свою подпись везде, где только можно.
Несколько месяцев спустя прибыльный завод был объявлен предприятием-банкротом, и золотой ручеек, текший в карман Кирилла и прочих из его компании, превратился в золотой поток. Как это часто случается, дело погубила жадность всех его участников: директор завода решил, что с ним мало поделились, и потребовал увеличения доли. Кирилл с подельниками отказался, начался скандал, и директор, опасаясь преследования, решил сработать на упреждение: он подал заявление в прокуратуру, в котором утверждал, что его силой заставили подписать документ с маленькой фирмой-прилипалой.
Махина расследования закрутилась – сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. И первым человеком, который попал под нее, стал тот самый дурачок, нанятый Кириллом, директор «прилипалы», добросовестно подписывавший все, что попадало к нему в руки, и даже пытавшийся что-то делать на своем месте. Зиц-председатель Пронькин. Могу представить, как потешались над ним остальные – те, кто был в курсе происходящего. Кирилл наверняка умирал со смеху – подобное развлечение как раз в его духе.
Я думаю, что все могло бы обойтись: мошенничества такого рода трудно доказуемы. Но несчастный глупый человечек, раздавленный происходящим, не дождался суда: он повесился в изоляторе временного содержания. Дело в суде развалилось, а до Кирилла, который официально никем не числился, у правоохранительных органов руки даже не дошли.
Сидя за столом перед запыленным окном, за которым высились акварельно размытые, тускло светящиеся купола церкви, я подумала о том, что напрасно не озаботилась поисками родных человека, покончившего с собой. Возможно, был бы шанс использовать их в своих целях.
А следом вспомнила маленькую Алису, которая никак не соглашалась поддаваться чарам Романа. Пора переходить к более решительным действиям, чем совместные прогулки и распивание кофе в московских кофейнях. Мне нужно, чтобы девочка была завоевана, а для этого нет ничего лучше, чем старые, проверенные временем способы.
Бабкин почувствовал холодок в позвоночнике еще утром, когда первый раз переправлялся на остров. В пять часов деревня спала, и только мелкий черный пес размером с кошку проводил его машину, негромко гавкая и виляя хвостом, будто извиняясь за собственный лай.
Но щекотка была, и Бабкин знал по опыту, что это означает. Кто-то следил за ним.
С одной стороны, в наблюдении не было ничего удивительного: редкий приезжий на хорошей машине, отчего-то выбравший для рыбалки именно Голицыно, хотя в округе полно куда более подходящих мест... Сергей понимал всю хлипкость своей легенды, но он не особенно заботился о том, чтобы выглядеть убедительным. Для кого ему было стараться? Так что, возможно, кто-то из местных любопытствующих жителей решил выяснить, зачем же на самом деле непонятный визитер навестил их деревню.
С другой стороны, Бабкин не любил быть предметом чьего-либо скрытого интереса. Он все время помнил о том, что их расследование должно поднять со дна давней истории убийство – если, конечно, брать на веру слова Виктории Венесборг. Поэтому он приложил все усилия к тому, чтобы обнаружить наблюдателя, но не преуспел. В конце концов, решил он, могло и показаться.
Но холодок снова появился, когда он высадился на острове. Заросший кустами противоположный обрывистый берег был отличным местом для ведения слежки. «При желании здесь все Голицыно можно укрыть», – подумал Сергей, обшаривая взглядом склон, но никого не обнаруживая. Он специально вынул из лодки все снасти, давая возможность тому, кто следил за ним, рассмотреть их, и почувствовал удовлетворение: кем бы ни был наблюдатель, ему не удастся увидеть ничего, кроме двух спиннингов и коробки запасных блесен.
Бабкин неторопливо пошел знакомым путем, оставляя глубокие следы в песке, тут же наливавшиеся водой, и ежась от озноба – утро выдалось прохладное.
Небольшую примитивную карту острова он составил еще в прошлый раз, и теперь, углубившись в лес и бросив ненужные спиннинги возле шалаша, присел на бревно и методично разметил карандашом свой маршрут. В отличие от Илюшина, всегда полагавшегося на интуицию, Бабкин не обладал таким невероятно развитым чутьем и знал об этом. В глубине души он считал Макара уникумом и завидовал ему. Его собственной сильной стороной были методичность и настойчивость, сочетавшиеся с хваткой бойцовской собаки: вцепившись в какую-то идею, Сергей не выпускал ее до тех пор, пока из нее не удавалось что-то выжать.
На этот раз его план был прост: для начала Бабкин собирался обследовать островок на предмет поиска улик: обрывков одежды, предметов, принадлежавших Кручинину или его приятелю... Из разговора с хозяином Сергей сделал вывод, что остров никто не посещал последние годы – это оставляло крошечный шанс на то, что какие-то следы могли сохраниться.
Он осознавал бесперспективность своей идеи, но внимательный осмотр потенциального места преступления был первым пунктом его плана – необходимым, потому что Сергей привык работать именно по такой схеме. Он рассчитывал уложиться в четыре часа и начал с южной оконечности острова.
Три часа спустя Бабкин готов был расписаться в полном поражении и согласиться с тем, что следопыта из него не получится. Остров не собирался сдавать ни одной из своих тайн, если только они у него имелись, и не выкладывал своих сокровищ: ни заржавевших ножей, ни истлевших тряпок, ни случайно оброненных часов. И противное, щекочущее, как таракан лапками, ощущение в позвоночнике то исчезало, то появлялось снова, и Бабкину в конце концов надоело резко оборачиваться назад в надежде застигнуть следившего врасплох.
Тем более что очередная такая попытка едва не закончилась для него плачевно.
Он обходил заросли малины, обернулся и споткнулся о незамеченный им полусгнивший ствол, ощетинившийся сухими ветками. Не удержался на ногах, свалился в малинник, ожидая, что сейчас исцарапает руки до крови, и вдруг почувствовал, что земля под ногами исчезает, а сам он летит, приминая кусты, куда-то вниз, и стволы сосен наклоняются над ним, закрывая небо. Упал он неудачно: приложился головой обо что-то твердое вроде вылезшего из земли змеиного древесного корня, и в глазах потемнело.
Когда Сергей пришел в себя, то первым делом ощупал голову, убедился, что отделался шишкой, а затем сел и задрал голову вверх. Сочно-зеленые колючие стебли дикой малины поднимались над ним по склонам узкой воронки, в которой он оказался, – не очень глубокой, но с почти отвесными стенами. Пошарив рукой и морщась от боли в затылке, Бабкин обнаружил не корень, как ожидал, а булыжник размером с голову ребенка – ровный желто-белый камень, опутанный травой. Поискав еще, он наткнулся на россыпь камней поменьше, неизвестно как попавших сюда.
Чертыхаясь, Сергей полез по склону. Ему пришлось пару раз скатиться вниз, прежде чем он выбрал правильный путь. К тому моменту, когда Бабкин оказался наверху, он весь был в липкой паутине, а в волосах у него запутались мелкие насекомые и пара пауков, случайно захваченных им вместе с паучьей сетью.
– Вот же засада... – протянул он, оглядывая ловушку, устроенную островком для невнимательных и неуклюжих исследователей. «Интересно, откуда там камни, если берег песчаный?»
Перед ним была яма наподобие тех, что он видел в другой части острова, но куда более узкая и хорошо замаскированная малинником. Если бы не поваленный ствол, Бабкин мог бы пройти в двух метрах и не заметить ее. Сергей обошел провал по кругу, размышляя над тем, откуда же на дне взялись камни, но так ни до чего и не додумался. «Вряд ли Кирилл Кручинин таким образом любезно указал место, где он закопал товарища. Хотя... чем черт не шутит. Ладно, пора двигаться».
Закончив обход острова, Бабкин философски сказал себе, что отсутствие новостей – уже хорошая новость, вернулся к лодке и поплыл обратно. Невзирая на то, что первый этап его поисков не принес результатов, пора было приниматься за второй, а перед этим Сергей собирался плотно позавтракать. Поиски тел – само собой, но прием пищи – это святое.