ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ИСПЫТАНИЕ И ТОРЖЕСТВО 18 страница
цвета. Наоборот, если его вспугнет шакал, лисица или собака, они тотчас
видят, что имеют дело с кроликом, стало быть, погоня за ним будет одной
потерей времени. И в самом деле, они говорят себе: "Это кролик, а кролика
мне не поймать на открытой равнине". Это избавляет Джека от многих лишних
хлопот и беготни.
Белые с черным пятна заменяют кроликам национальный мундир и флаг. У
слабых кроликов белые и черные пятна мало заметны, но у сильных и
породистых они сразу бросаются в глаза. И Боевой Конек, серый, когда сидел
в засаде, сверкал, как уголь и снег, когда, бросив вызов лисице или
шакалу, без труда уносился от них - сперва пестрым кроликом, затем белым
пятном и, наконец, белой пушинкой, окончательно терявшейся в пространстве.
Многие из фермерских собак поняли, что серого кролика еще можно
поймать, но пестрого поймать невозможно. Конечно, они иной раз увлекались
погоней, но больше потехи ради. Сознание своей силы нередко побуждало
Боевого Конька затевать с ними рискованную игру.
Джек, как и все дикие животные, считал своей собственностью
определенную область и редко выходил за ее границы. По всей этой области
были рассеяны его многочисленные логовища, или "постели", как их здесь
называют. Это были простые углубления под кустом или пучком травы,
выложенные листьями. Однако удобства не были тут забыты. Одни логовища
предназначались для жаркой погоды - были обращены лицом к северу и служили
главным образом защитой от солнца; зимние логовища, напротив, представляли
собой глубокие ямы, с выходом на юг, а логовища, предназначенные для сырой
погоды, были снабжены травяным заслоном и обращены на запад. День он
проводил в одном из этих логовищ, а ночью выходил пастись вместе со своими
собратьями. Кролики кувыркались и резвились при лунном свете, как стая
щенков, но всегда возвращались на рассвете в приспособленную к данной
погоде постельку.
Наиболее надежным пастбищем для кроликов были пространства между
фермами. Ни один враг не мог поймать их тут, среди заборов и колючей
проволоки. Но отборнейший корм находился вблизи жилья, между сеновалами, -
отборнейший корм и самая грозная опасность. Кроликов здесь подстерегали не
волки и лисицы, а люди, ружья, собаки и непроходимые заборы. Тем не менее
кто знал Боевого Конька, нисколько не удивился бы, увидев, что он
приготовил себе убежище как раз возле грядки с дынями, посреди огорода.
Здесь его окружали десятки опасностей, но здесь же ему открывались десятки
наслаждений. Он знал множество лазеек в заборе и постоянно рассчитывал на
их помощь.
Ньючузен был типичный западно-американский поселок. Все в нем было
безобразно. Вместо улиц - прямые дороги, без заворотов, глазу не на чем
отдохнуть. Дома - дешевые и ничтожные сооружения из плохих досок и толя, у
которых не хватало даже смелости честно признаться в своем уродстве.
Каждый дом старался казаться лучше, чем был на самом деле. У одного был
приделан фальшивый фасад, внушавший иллюзию, что в нем не один, а два
этажа, другой был сделан из досок, крашенных под кирпич, третий
притворялся мраморным храмом.
Это были самые безобразные дома в мире, и на каждом из них можно было
прочесть затаенное намерение владельца потерпеть год-другой, а затем
отправиться в какое-нибудь другое место.
Город украшали, и то непреднамеренно, лишь ряды насаженных для тени
деревьев, изуродованных тем, что стволы их были выбелены, а ветки
подстрижены.
Единственным сколько-нибудь живописным зданием в городе был хлебный
элеватор. Он не выдавал себя ни за греческий храм, ни за швейцарское шале,
а просто-напросто - за большой, грубый, честный хлебный элеватор. В конце
каждой улицы открывался вид на прерию, с ее фермами, ветряными водокачками
и длинными рядами изгородей из терновника. Здесь было чем полюбоваться.
Серо-зеленые изгороди, крепкие, толстые и высокие, пестрели золотистыми
плодами, негодными для еды, но более желанными здесь, чем дождь в пустыне,
так как эти плоды были красивы и, свешиваясь с длинных жестких веток,
радовали утомленные безобразием глаза.
Попав в такой город, только и думаешь, как бы поскорей из него
выбраться. Так думал, по крайней мере, один путешественник, застрявший в
нем на два дня поздней зимой. Он осведомился о местных
достопримечательностях. Чучело белого выхухоля под стеклом, старый Бэкки
Буллин, скальпированный краснокожими сорок лет назад, и трубка, из которой
однажды курил Кит Карсон, показались ему недостаточно
достопримечательными, и он решительно повернул к покрытой снегом прерии.
Среди многочисленных собачьих следов ему бросился в глаза след большого
кролика. Он спросил прохожего, водятся ли в городе кролики.
- Не думаю. Я никогда ни одного не видал, - был ответ.
Рабочий с мельницы ответил то же самое. Но мальчик с пачкой газет
сказал:
- В степи они кишмя кишат и то и дело забегают в город. Да не дальше,
как на огороде Си-Калба, за грядкой с дынями, живет большущий кролик -
здоровеннейший детина и весь рябой, словно шахматная доска.
"Здоровеннейший детина" был не кто иной, как Боевой Конек. Однако он не
жил на огороде Калба, а только заходил туда иногда. Он засел в своем
открытом на запад логовище, потому что поднимался сырой восточный ветер.
Логовище это находилось на восток от Медисон-авеню. Увидев незнакомца,
кролик принялся наблюдать за ним. До тех пор пока человек держался дороги,
Джек был спокоен, но дорога заворачивала на север, а человек почему-то
свернул с нее и направился прямо к нему. Тогда Джек встревожился. Как
только незнакомец оставил проторенный путь, кролик выскочил из-под
прикрытия и понесся поперек равнины на восток.
Бегущий от врага кролик обыкновенно покрывает восемь-десять футов
каждым прыжком. После каждых пяти-шести прыжков он прыгает вверх для
разведки, взвивается высоко в воздух, чтобы подняться над травой и кустами
и хорошенько осмотреться. Неопытный кролик прыгает вверх после каждых
четырех скачков и теряет много времени - разумный скакун довольствуется
одним скачком вверх через каждые восемь и девять, этого вполне достаточно
для наблюдения. А Боевой Конек получал все необходимые сведения, взвиваясь
вверх после двенадцати скачков, а каждый скачок его покрывал
десять-двенадцать футов. След, который он оставлял за собой, отличался еще
одной особенностью. Другие породы кроликов и зайцев круто задирают хвост
на бегу и не касаются им снега. Когда бежит большой северный кролик, его
хвост висит. У некоторых он направлен вниз и таким образом часто оставляет
черточку на снегу позади отпечатков ног. Блестящий черный хвост Боевого
Конька был необычайной длины и при каждом скачке оставлял на снегу длинный
след - настолько длинный, что одного его было достаточно, чтобы отличить
след Джека от следа любого другого кролика.
Многие кролики не испугались бы, увидев человека без собаки, но Боевой
Конек помнил о том, как обжег его однажды выстрел из ружья, и, подпустив
неприятеля на семьдесят пять шагов, пустился бежать, низко держась над
землей, к забору. Перебравшись через забор, он полетел, как низко
стелющийся ястреб, пока не достиг, на милю дальше, одного из самых тайных
убежищ, в котором и залег, предварительно подпрыгнув и осмотрев местность.
Но не долго он отдыхал. Двадцать минут спустя его большие чуткие уши
уловили четкий звук - хрусть, хрусть, хрусть, - скрип человеческой ноги по
снегу. И, вскочив, он увидел человека с блестящей палкой на этот раз уже
гораздо ближе.
Боевой Конек выскочил вон и пустился к забору. Ни разу он не позволил
себе подпрыгнуть вверх для разведки, пока не отделил себя от неприятеля
решеткой: излишняя, впрочем, предосторожность, так как человек видел
только след и кролика даже не заметил.
Между тем Джек несся все дальше, расстилаясь над землей и остерегаясь
новых врагов. Он знал теперь, что человек напал на его след, и давнишний
инстинкт, унаследованный от борьбы с куницами, заставил его сделать петлю.
Он подбежал к отдаленному забору, обогнул его и побежал по новому
направлению, пока не достиг другого своего логовища. Он всю ночь был на
ногах и рад был бы отдохнуть теперь, потому что солнце ярко сияло. Но едва
он успел слегка обогреться, как снова мерное "хрусть, хрусть, хрусть"
возвестило о приближении врага, и снова Джек понесся вдаль.
Пробежав полмили, он остановился на холмике и, убедившись, что человек
все еще идет за ним, старательно запутал следы. Затем он пробежал мимо
своего любимого логовища, возвратился к нему с обратной стороны и улегся
на отдых, уверенный, что окончательно сбил неприятеля с толку.
Не так скоро, как прежде, но все же вот оно опять: хрусть, хрусть,
хрусть.
Джек проснулся, но не двинулся с места. Человек продолжал идти по
следу. Джек незаметно выскочил из засады, сознавая, что имеет дело с
необычайно хитрым врагом. Человек и кролик обходили по большому кругу
область, принадлежавшую Боевому Коньку, и находились в эту минуту в
полумиле от фермы, где жил большой черный пес. Это была ферма, знаменитая
чудесным дощатым забором с так удачно расположенной лазейкой для кур.
Кролик вспомнил это место и обрадовался: здесь он много раз одерживал
победу, здесь одурачил большую борзую.
И Боевой Конек открыто помчался через снежную равнину к забору черного
пса.
Куриная лазейка оказалась забитой. Кролик, озадаченный, поискал другой
ход, но безуспешно. Завернув за угол, он вдруг увидел открытую настежь
калитку. За калиткой на куче досок лежал большой черный пес и безмятежно
спал. Куры сидели тесной кучкой в самом теплом уголке двора, а домашняя
кошка брезгливо перебегала от амбара к кухне. Боевой Конек остановился у
калитки.
Черная фигура его преследователя ползла по снежной равнине. Джек,
спокойно подпрыгивая, вбежал во двор. Длинноногий петух, вместо того чтобы
заниматься собственными делами, увидев кролика, громко закудахтал.
Лежавший на солнце пес поднял голову и встал. Джеку грозила смертельная
опасность. Недолго думая, он припал к земле, обратившись в серую кочку.
Сделано это было искусно, но он все же расстался бы с жизнью, если бы не
кошка. Невольно, сама того не сознавая, она спасла его. Черный пес сделал
три шага к кролику, хотя и не заметил еще, что он здесь, и заградил собой
единственный выход со двора. Но тут из-за угла дома появилась кошка и,
вскочив на подоконник, свалила с него цветочный горшок. Этой неловкости
было достаточно для нарушения вооруженного нейтралитета, существовавшего
между ней и псом. Она бросилась бежать к амбару, а известно, что при виде
бегущей кошки всякий пес приходит в ярость. Они промчались в тридцати
футах от кролика. Не успели они исчезнуть, как Джек повернулся и, не
сказав даже: "Спасибо тебе, киска!", выскочил из двора и пустился вдоль
накатанной дороги.
Хозяйка дома спасла кошку от преследований пса, и он уже снова валялся,
растянувшись на досках, когда подоспел человек, преследовавший кролика. В
руках у него было не ружье, а толстая кованая палка, и благодаря ей пес
воздержался от нападения на него.
Выслеживать дальше было невозможно. Была ли уловка кролика умышленной
или нет, она, однако, увенчалась полным успехом, и Джек избавился от
своего досадного преследователя.
На следующий день незнакомец снова отправился на поиски Джека и нашел
не его самого, а его след. Он узнал этот след по отпечатку хвоста, по
длинным скачкам и редким разведочным прыжкам вверх. Но рядом с ним тянулся
теперь след кролика ростом поменьше. Вот тут они встретились, там гонялись
друг за другом, по-видимому, играя, так как следов сражения не было видно;
здесь паслись или отдыхали рядом на солнышке, там бежали рядком, а тут
опять резвились по снегу, по-прежнему неразлучные. Незнакомец все понял.
Было то время года, когда принято обзаводиться семьей: парный след
принадлежал Боевому Коньку и его подружке.
Следующее лето принесло кроликам множество новостей. Безрассудный закон
назначил награду за каждого убитого ястреба и сову. Этих пернатых стражей
равнин истребили поголовно. И кролики так расплодились, что угрожали
теперь опустошить страну.
Тогда-то фермеры, более всех страдавшие от ими же изобретенного закона,
задумали грандиозную облаву на кроликов. Все местное население приглашено
было явиться в назначенное утро на главную северную дорогу графства, с тем
чтобы обойти всю округу, двигаясь против ветра, и загнать кроликов в
большой загон, окруженный тесной проволочной решеткой. Собаки не
участвовали в охоте, так как они слишком бестолковы. Ружей тоже не взяли,
потому что в толпе они опасны. Но каждый мужчина и мальчик был снабжен
парой длинных палок и мешком камней. Женщины следовали за ними верхом или
в повозках. Многие из них были вооружены трещотками, охотничьими рогами и
шумными жестянками. К некоторым повозкам были привязаны старые жестянки,
которые, ударяясь о спицы колес, увеличивали грохот. Если принять в расчет
тонкий слух кроликов, легко понять, что шум, ошеломительный даже для
человека, должен был привести их в полное смятение.
Погода стояла ясная, и в восемь часов утра подан был сигнал
отправляться в путь. Линия охотников вначале растянулась на пять миль. На
каждые тридцать - сорок шагов приходилось по человеку. Повозки и верховые
лошади поневоле держались почти исключительно дорог, но загонщики шли
напролом, через поле. Люди были расположены приблизительно по трем
сторонам квадрата. Каждый старался шуметь как можно больше и обшаривал
палкой все кусты. Отовсюду стали выбегать кролики. Некоторые бросились к
загонщикам, но были встречены градом камней, прикончивших многих. Изредка
то один, то другой проскакивал мимо и спасался, но таких было очень
немного.
Облава сметала кроликов в кучу, словно метла. Скоро они уже кишели за
каждым кустиком. Когда облава прошла пять миль - на что потребовалось
около трех часов, - был отдан приказ смыкать оба крыла. Промежутки между
загонщиками сократились до десяти футов, и вся облава двинулась к
загородке. Все кролики очутились в западне. Люди прибавили шагу, десятками
убивая слишком близко подбегавших к ним зверьков. Земля была усеяна их
трупиками, но число кроликов, казалось, все возрастало. И прежде чем
жертвы окончательно были втиснуты за загородку, оцепленное пространство в
два акра представляло собой сплошную трепещущую массу скачущих, бегающих,
мечущихся кроликов. Они кружились и прыгали, ища выхода, но неумолимая
толпа сгущалась по мере того, как постепенно суживалось кольцо, и весь рой
был втиснут в загон, где некоторые тупо расселись посередине, другие
опрометью стали бегать вдоль решетки, а иные пытались запрятаться по углам
или друг под другом.
А Боевой Конек - что делал он во время облавы? Облава смела его вместе
с остальными, и он одним из первых вбежал за загородку.
Решено было лучших кроликов отобрать.
Загон был смертью для всех кроликов, за исключением наиболее красивых и
здоровых. Много оказалось тут никуда не годных. Тот, кто воображает, что
все дикие животные являются образцом совершенства, удивился бы, увидев,
как много было в загоне хромых, увечных и хилых.
То была победа наподобие римских: слабосильным предстояло избиение.
Отборнейшие кролики предназначались для арены. Арены? Да, для садков
Скакового клуба.
В этой огромной западне, заранее приготовленной, были расположены вдоль
стен ряды маленьких ящиков, по крайней мере пятьсот. Каждый ящик был
рассчитан на одного кролика.
Самые проворные из кроликов первыми попали в загон. Одни были проворны
и глупы: очутившись внутри, они принялись метаться. Другие были проворны и
умны: эти поспешили воспользоваться ящиками и спрятались в них. Все ящики
были полны. Этим способом были отобраны быстрейшие и умнейшие - способом,
разумеется, небезошибочным, но самым простым и удобным. Эти пятьсот штук
предназначались для обучения борзых собак. Остальные четыре с лишним
тысячи были беспощадно истреблены.
А пятьсот ящиков с пятьюстами ясноглазых кроликов были в тот же день
погружены в поезд. Среди них находился и Джек - Боевой Конек.
Кролики легко относятся к превратностям судьбы, и не следует
воображать, чтобы заключенные испытывали большой страх, после того как
утих шум облавы. Когда же они прибыли на скаковое поле в большом городе и
были осторожно вынуты один за другим, им не на что было пожаловаться. Они
очутились в просторном загоне, где находилось много вкусной пищи и не было
никаких врагов.
Тренировка их началась с первого же утра.
Открыли ряд дверец, ведущих на примыкавшее к загону обширное скаковое
поле.
Когда кролики разбрелись по этому полю, явилась гурьба мальчиков и с
шумом принялась их гонять, пока все они не оказались опять в прежнем
загоне, называвшемся Пристанью. Эти упражнения продолжались несколько
дней, и кролики поняли, что спасения от погони следует искать только в
Пристани.
Тогда начался второй урок. Всю стаю выгнали через боковую дверь на
длинную дорожку. Мальчишки и собаки погнали кроликов. Некоторые из молодых
по привычке делали разведочный скачок. Низко проносясь над землей, во
главе всей погони скакал великолепный черный с белыми пятнами кролик. На
его стройные ноги и блестящие глаза все обратили внимание уже в загоне.
Теперь же, оказавшись на поле, он повел за собой всю армию, стелясь над
землей.
- Гляньте на этого! Ну разве не Боевой Конек? - крикнул невзрачный с
виду конюх-ирландец, и эта кличка так и осталась за Джеком.
Пробежав половину поля, кролики внезапно вспомнили о Пристани и
бросились к ней, как снежная вьюга по сугробам.
В этом и заключался второй урок - нестись прямо к Пристани, как только
их выпустят. За неделю все кролики успели его выучить и были готовы к
торжественному состязанию Скакового клуба.
Боевой Конек хорошо был знаком теперь конюхам и посетителям. Одна
окраска уже выделяла его. Кроме того, длинноухая стая сама признавала его
своим вожаком. Посетители клуба держали пари не только на собак, но и на
него.
- Любопытно было бы знать, выпустит ли в этом году старик Дигнам своего
Минки на арену!
- Если да - бьюсь об заклад, что Боевой Конек обгонит даже такого
хорошего пса, как Минки.
- Ставлю три против одного, что моя Джен сцапает Боевого Конька, не
дойдя до Большой трибуны.
- А я потягаюсь с тобой, да не как-нибудь, а на доллары, - отозвался
ирландец Мики. - Мало того: ставлю месячное жалованье, что на свете нет ни
одной собаки, которая могла бы заставить Боевого Конька хоть раз свернуть
с пути за всю скачку.
Так они спорили и гадали, и с каждым днем росло число людей, убежденных
в великих способностях Боевого Конька.
Состязания начались солнечным утром. Большую трибуну переполнила
городская публика. Псари водили борзых поодиночке и попарно. Спины собак
были покрыты попонками, но это не мешало видеть их жилистые ноги, змеиные
шеи, изящные головы с длинными челюстями и блестящими подвижными желтыми
глазами. Эти собаки были удивительнейшими приспособлениями для бега,
сделанными из плоти и крови. Псари берегли их как зеницу ока, ухаживали за
ними, как за детьми, и тщательно следили, чтобы они не ели отбросов, не
обнюхивали непривычных предметов и не подходили к незнакомым людям. На
этих собак ставились большие суммы денег, и бывали случаи, когда коварно
подсунутая приманка, кусок особо приготовленного мяса, даже искусно
составленный запах обращали великолепного скорохода в еле живого ползуна и
разоряли его владельца.
Собак выпускают на арену парами, так как всякое состязание является в
то же время поединком. Выигравшие псы составляются в новые пары. При
каждом испытании из-за загородки старта выпускают одного кролика, которого
дожидаются на своре две собаки-соперницы. Как только кролик отбежит на
достаточное расстояние, человек ставит рядом обеих собак и спускает их
сразу. На поле дожидается, верхом на доброй лошади, судья в красном
кафтане. Он следует за погоней. Помня пройденный курс наук, кролик мчится
через равнину, направляясь к Пристани, на виду у Большой трибуны. Собаки
следуют за ним. Когда первая собака подбежит слишком близко, кролик
начинает увертываться от нее. Каждый раз, как кролик сворачивает с прямого
пути, собаке прибавляются очки, а умерщвление зверька считается
окончательной ее победой.
Иногда убийство происходит в ста шагах от старта. Значит, кролик плох.
Чаще оно происходит наравне с Большой трибуной, но в исключительных
случаях кролику удается укрыться в Пристани. Возможны четыре развязки:
немедленное убийство кролика, скорое возвращение кролика в Пристань, смена
собак, которым угрожает разрыв сердца от продолжительной скачки под
палящим солнцем, и, наконец, для тех кроликов, которые продолжают
увертываться и морочить собак, но не возвращаются в Пристань, держится про
запас заряженное ружье. Вокруг кроличьих садков плутней и подтасовок так
же много, как и на скачках. Поэтому, как и на скачках, тут не мешает иметь
судью и стартера, достойных доверия.
Накануне следующего состязания состоялась "случайная" встреча между
ирландцем Мики и одним богатым торговцем бриллиантами.
Торговец угостил Мики сигарой. Казалось бы, что ж тут необыкновенного?
Но сигара была завернута в зеленую обертку [американские доллары зеленого
цвета], искусно сдернутую с нее перед закуриванием. Последовало несколько
небрежных слов:
- Если бы случилось, что завтра, после того как вы спустите собак,
Минки Дигнама оказался за флагом, я дал бы вам еще одну сигару.
- Если я буду у старта, я могу так повернуть дело, что Минки не получит
ни одного очка, да и товарищ его также.
- Вот как? - Торговец, видимо, заинтересовался. - Прекрасно. Так и
сделайте. Вы получите две сигары.
Стартер Слаймен всегда действовал напрямик и отверг немало
соблазнительных предложений - все это было хорошо известно. Многие
доверяли ему, но было также и несколько недовольных. Поэтому, когда к
распорядителю подошел господин со множеством золотых брелоков и заявил,
что подозревает Слаймена в мошенничестве, пришлось поневоле отставить его
временно от обязанностей, и на его месте воцарился Мики Ду.
Мики был беден и не слишком щепетилен. Ему представлялся случай
заработать годовое жалованье в одну минуту, да еще не сделав никому зла -
ни собаке, ни кролику.
Один кролик мало отличается от другого, всем это известно. Весь вопрос
в том, чтобы умело выбрать кролика.
Первоначальные гонки закончились. Было выпущено и убито пятьдесят
кроликов. Мики отлично сделал свое дело: каждая пара собак убила одного
зверька.
Теперь приближался финал - заключительное состязание на большой приз.
Стройные, нарядные борзые дожидались своей очереди. Впереди всех стоял
Мики. Дело до сих пор велось добросовестно, и кто может доказать, что
дальше началась нечистая игра? Мики был вправе спустить любого из
кроликов.
- Номер третий! - крикнул он помощнику.
Из ящика выскочил Боевой Конек с черно-пегими ушами. Каждый прыжок его
равнялся пяти футам. Дико глянув на непривычную ему толпу людей, он
проделал поразительный по высоте разведочный скачок.
- Гр-р-р-р! - закричал стартер, и помощник его забарабанил палкой по
решетке.
Прыжки Боевого Конька увеличились до восьми-девяти футов.
- Гр-р-р! - и они возросли до десяти, до двенадцати.
Когда он отбежал шагов на тридцать, спустили борзых. Тридцать шагов -
расстояние вполне допустимое, хотя многие находили, что довольно было бы и
двадцати.
- Гр-р-р! Гр-р-р! - и Боевой Конек плыл четырнадцатифутовыми скачками,
ни разу не подпрыгнув для разведки.
- Гр-р-р!
Чудесные собаки! Как они мчались по полю! Но далеко впереди, как белая
чайка, как облачко, несся Боевой Конек. Дальше, мимо Большой трибуны!
Уменьшалось ли расстояние между кроликом и собаками? Нет, увеличивалось! В
меньшее время, нежели требуется, чтобы это описать, черно-белый пушок
впорхнул в дверь Пристани - дверь, так похожую на добрую старую куриную
лазейку в заборе. Борзые остановились под гром насмешек. Толпа кричала
"ура" Боевому Коньку. Как хохотал Мики! Как ругался Дигнам! А газетные
люди писали, писали, писали...
На следующий день во всех газетах появилась заметка:
"_Чудесный подвиг кролика_. Кролик, по имени Боевой Конек, разбил
наголову двух знаменитых в спортивном мире собак".
Между владельцами собак произошел яростный спор. Признали, что игра
кончилась вничью, и собак допустили на второе состязание, но после первой
погони они были утомлены и на этот раз бежали вяло.
На другой день Мики встретился с торговцем бриллиантами. Случайно,
конечно.
- Хотите сигару, Мики?
- Благодарю вас, сэр. Уж так они хороши, что не отказался бы и еще от
одной. Покорно благодарю, сэр.
С этого дня Боевой Конек сделался гордостью ирландца. Стартеру Слаймену
с почетом вернули его звание, а Мики заставили по-прежнему спускать
кроликов. Мики сочувствовал кроликам, а не собакам. Больше всего он любил
Боевого Конька, потому что один он прославился из пятисот, уцелевших от
облавы. Были и другие, завершившие всю скачку до конца и выступавшие на
арене по нескольку раз, но один только Джек пробежал все пространство, ни
разу не свернув с прямого пути. Состязания происходили два раза в неделю.
Каждый раз гибло от сорока до пятидесяти кроликов. Из пяти сотен пленников
скоро почти никого не осталось.
Боевой Конек участвовал в каждом состязании и каждый раз достигал
Пристани. Мики приходил в дикий восторг, восхваляя таланты своего любимца.
Он искренне любил длинноногого скакуна и упорно утверждал, что всякая
собака должна быть польщенной, когда ее побеждает такой молодец.
Так редко случается, чтобы кролику вообще удалось добежать до Пристани
без единого заворота, что о нем заговорили в газетах, и после каждого
состязания появлялась заметка:
"Боевой Конек снова, ни разу не свернув с пути, скрылся в Пристань.
Старожилы говорят, что в наше время совсем исчезли хорошие собаки".
После шестой победы все кроличьи сторожа пришли в восторг, а главный их
командир, Мики, ликовал исступленно.
- Что ни говорите, а надо его выпустить на волю. Он заслужил свою
свободу не хуже всякого американца, - говорил он в надежде повлиять на
патриотическое чувство распорядителя состязаний, бывшего, в сущности,
владельцем кроликов.
- Ладно, Мики. Когда дойдет до тринадцати раз, можешь отправить его
обратно на родину, - был ответ.
- Право, сэр, отпустите его сейчас!
- Нет-нет, он мне нужен, чтобы поучить нескольких новых собак.
- Значит, по рукам, сэр: тринадцать раз - и он свободен.
В это время была доставлена новая партия кроликов, и один из них
оказался очень похож окраской на Боевого Конька, хотя бегал он совсем не
так скоро. Мики во избежание ошибок посадил Боевого Конька в ящик, чтобы
пометить ему уши пробойничком. На тонком хряще ясно отпечаталась
звездочка, и Мики воскликнул:
- Ты будешь получать по звездочке за каждое состязание!
И он пробил на правом ухе шесть меток подряд.
- Теперь все в порядке, Боевой Конек. Ты станешь свободнейшим из