К супруге военачальника Аринфея, утешительное
(Утешает ее в смерти супруга напоминанием общей человеческой участи, представлением великих заслуг супруга в сей жизни и блаженством его в будущей, как сподобившегося пред кончиною принять Святое Крещение по ее совету и старанию, наконец, надеждою награды за терпение. (Писано в 378 г.))
При твоем положении было бы прилично и сообразно с долгом самому мне быть у тебя и принять участие в случившемся с тобою. Ибо таким образом утолил бы я и собственную свою скорбь, и перед твоею честностию выполнил бы долг утешителя. Поелику же тело мое не терпит дальних переездов, то приступаю к беседованию с тобою на письме, чтобы не подумал кто, будто бы совершенно для меня чуждо случившееся с тобою.
Итак, кто не сетовал о сем человеке? У кого такое каменное сердце, чтобы не пролил о нем горячей слезы? Меня же преимущественно исполнило сие печали, когда представил себе, какое почтение оказывал он собственно мне, сколько покровительствовал вообще Церквам Божиим. Но, впрочем, рассудил я и то, что, будучи человеком и выполнив обязанности свои в жизни сей, в надлежащее время взят он опять Богом, распорядителем дел наших. Прошу и твое благоразумие, размыслив о сем, спокойно принять постигшее тебя и, сколько можно, с равнодушием переносить несчастие. Достаточно, правда, и самих обстоятельств, чтобы умягчить твое сердце и дать место рассудку; однако же сильная любовь твоя к мужу и доброта ко всем заставляют меня опасаться, чтобы по простоте нравов, глубоко уязвившись скорбию, не предалась ты горести. Поэтому как всегда полезно учение Писания, так всего более в подобных обстоятельствах. Посему помни приговор Сотворившего нас, по которому все мы, происходящие из земли, опять возвращаемся в землю (см.: Быт. 3:19), и нет столько великого, чтобы оказался недоступным сему разрушению.
Согласен и я, что прекрасен и велик был этот чудный муж, что душевная доблесть равнялась в нем телесной силе, что та и другая не могла быть в большей степени; однако же он был человек и умер, как Адам, как Авель, как Ной, как Авраам, как Моисей и как всякий другой, кого ни наименуешь из причастных того же естества. Потому не будем жаловаться на то, что он отнят у нас; но поелику прежде жили с ним вместе, будем благодарить за сие Сочетавшего. Ибо потеря мужа для тебя есть нечто общее с другими женами, но, думаю, что ни одна из жен не может в равной мере похвалиться супружеством. Ибо действительно Творец наш создал мужа сего как образчик для человеческой природы; почему к нему были обращены все взоры: его дела прославили все; живописцы и ваятели не в состоянии были изобразить его, как должно; а историописатели, повествуя о военных его подвигах, кажутся невероятными, как рассказывающие баснь. Почему многие не соглашались верить молве, которой принесена эта плачевная весть, и вовсе не допускали, что умер Аринфеи. Впрочем, он потерпел то же, что последует и с небом, и с солнцем, и с землею.
Он отходит от нас, положив славный конец жизни, не старостию согбенный, ничего не уступив из своей знаменитости; как велик был в настоящей жизни, так велик и в будущей; от настоящей блистательности не понес никакой утраты в ожидаемой славе, потому что пред самым исшествием из жизни всю душевную скверну омыл «банею пакибытия» (Тит. 3:5). И поелику в этом сама ты была его попечительницею и содейственницею, то почерпни в сем величайшее для тебя утешение и от настоящего обратись душою к попечению о будущем, чтобы и тебе сподобиться за добрые дела получить одинаковое с ним место упокоения.
Пощади престарелую матерь, пощади юную дочь, для которых одна ты осталась утешением. Будь примером мужества для прочих жен; итак, умерь горесть, чтобы и тебе изгонять печали из сердца, и чтобы печаль не поглотила тебя. При всяком случае имей в виду великую награду терпения, какую Господь наш Иисус Христос обетовал в воздаяние за содеянное в жизни.
Утешительное
(Утешает отца, огорченного смертию сына, который обучался в училище)
Поелику Господь поставил нас для христиан на втором месте после отцов, поручив нам образование в благочестии детей, в Него уверовавших, то постигшую тебя скорбь о блаженном сыне твоем признал я собственною своею скорбию и восстенал о безвременной разлуке с ним, всего более соболезнуя о тебе и рассуждая, как тяжела будет болезнь сия для отца по естеству, когда столько было сердечной печали и в нас, которые стали близкими ему по заповеди!
О нем самом не должно ни чувствовать, ни говорить ничего скорбного, но жалки те, которые обманулись в надеждах своих на него. И действительно достойны многих слез и стенаний отправившие от себя сына в самом цвете лет для упражнения в науках, чтобы сретить его умолкшего этим продолжительным и вовсе не желанным молчанием. Так поразило это меня вдруг как человека; без меры проливал я слезы, и из глубины сердца моего исторгались невежественные воздыхания, потому что горесть, как облако, внезапно объяла рассудок.
Но как скоро пришел я сам в себя и душевным оком воззрел на природу всего человеческого, то стал просить себе прощения у Господа в тех чувствованиях, к каким душа моя по увлечению подвиглась при этом событии, и убедил сам себя терпеливо переносить, что по древнему Божию приговору соделалось участию жизни человеческой. Умирает отрок в возрасте сверстников, любимый учителями, — отрок, который при одном свидании мог привлекать к себе в благорасположение человека самого свирепого, был быстр в науках, кроток нравом, не по летам умерен, о котором если бы кто сказал и более этого, то все еще сказал бы меньше самой истины, и который, однако же, при всем этом был человек, рожденный человеком же. Поэтому что же надлежит содержать в мыслях отцу такого сына? Не иное что, как приводить себе на память своего отца, который умер. Посему что удивительного, если рожденный смертным стал отцом смертного же?
А если умер прежде времени, прежде нежели насладился жизнию, прежде нежели пришел в меру возраста, прежде нежели стал известен людям и оставил по себе преемство рода, то (как сам себя уверяю) в этом не приращение горести, но утешение в постигшем горе. К благодарению обязывает сие распоряжение Божие, что не оставил он на земле детей–сирот, что не покинул жены–вдовы, которая бы или предалась продолжительной скорби, или вышла за другого мужа и вознерадела о прежних детях.
А если жизнь этого отрока не продолжилась в мире сем, то будет ли кто столько неблагоразумен, чтобы не признать сего величайшим из благ? Ибо должайшее пребывание здесь бывает случаем к большему изведанию зол. Не делал еще он зла, не строил козней ближнему, не дошел до необходимости вступать в собратство лукавствующих, не вмешивался во все то, что бывает худшего в судах, не подпадал необходимости греха, не знал ни лжи, ни неблагодарности, ни любостяжательности, ни сластолюбия, ни плотских страстей, какие обыкновенно зарождаются в душах своевольных; он отошел от нас, не заклеймив души ни одним пятном, но чистый переселился к лучшему жребию. Не земля скрыла от нас возлюбленного, но прияло его небо.
Бог, Который распоряжает нашею судьбою, узаконивает для каждого пределы времен, — вводит нас в жизнь сию, — сей самый Бог и преселил его отселе. У нас есть урок в самом избытке бедствий: это — пресловутое изречение великого Иова: «Господь даде, Господь отъят; яко Господеви изволися, тако бысть: буди имя Господне благословенно во веки» (Иов 1:21).
К Максиму, утешительное
(Утешает его, огорченного смертию супруги)
В какое расположение привела меня весть о сем горе, к ясному изображению этого никакое слово не может быть для меня достаточным. То представляю себе потерю, какую понесло общество благочестивых жен, лишившись предстоятельницы своего чина; то воображаю себе это сетование, в какое повергнута твоя степенность, доселе наслаждавшаяся ясными днями, и мысленно вижу дом, всеми ублажаемый, а теперь преклонивший колена; вижу супружество, скрепленное самым высоким согласием, а теперь расторгшееся скорее сновидения. Как не изнемочь душою, хотя бы мы были и адамантовые? А у меня с первой беседы с тобою родилась привязанность к твоему благолепию, и я столько пленился твоею добродетелию, что дела твои всякий час у меня на языке. Когда же познакомился я с сею блаженною душою, тогда подлинно уверился, что на вас подтвердилось слово притчи: «от Господа же сочетавается жена мужеви» (Притч. 19:14).
Вы столько были сродны между собою нравами, что каждый из вас изображал в себе нрав другого как в зеркале. И сколько бы ни наговорил кто, он не выразил бы и малейшей части вашего достоинства.
Но с какими чувствованиями надобно покоряться закону Божию, издревле возобладавшему, по которому вступивший в бытие в определенное для него время опять отходит отсюда, и каждая душа по совершении ею необходимого служения жизни разрешается потом от телесных уз? Не мы первые и не мы одни, чудный муж, потерпели это, но что испытали родители, и деды, и все предки наши, то же самое и мы изведываем на опыте. И настоящая жизнь полна подобных примеров.
Тебе же, столько превосходящему других добродетелию, и среди горести прилично сохранить высокость души неуниженной, не огорчаться настоящею потерею, но знать благодарность Даровавшему дар вначале. Ибо умереть — это общий удел приобщившихся того же естества, но жить с доброю супругою удавалось не многим, ублажаемым за сие в жизни; почему и самая скорбь, с какою переносится разрыв такого союза, для рассуждающих благосознательно немалый дар Божий. Ибо знаем многих, которые расторжение несогласного супружества почли сложением с себя бремени.
Посмотри на это небо и солнце, обведи взорами всю эту тварь: еще немного времени — и всех этих многочисленных и великих созданий не станет; из всего этого выведи то заключение, что и мы, составляя часть умирающей твари, прияли должное нам по общности естества, потому что и самое супружество есть утешение в необходимости умереть. Поелику невозможно пребыть в жизни навсегда, то Создатель преемством рода обезопасил продолжительность его в мире.
А если скорбим о том, что скорее нас переселилась она отсюда, то не позавидуем ей в том, что не более вкусила тревог жизни, но оставила нас, когда еще не успели мы налюбоваться ею как приятным цветком.
Всего же более да остановит на себе твое внимание догмат воскресения, потому что ты христианин и проводишь жизнь в надежде будущих благ. Итак, надобно представлять себе, что она прошла уже путь, по которому и нам должно будет идти. А если прошла прежде нас, то не сетования это требует, ибо, может быть, в скором последствии судьба наша сделается бедственнее, если, долее промедлив здесь, будем подлежать большим наказаниям. Напротив того, рассудок наш, свергнув с себя бремя печали, пусть приимет попечение о том, чтобы в последующее время, сколько должны мы, благоугождать Господу.