ДИАРМАЙТ, СЫН КЕРРБЕЛА, И УСИЛЕНИЕ ВЛАСТИ УИ НЕЙЛЛОВ 7 страница

Аэд Посвященный стремился выступать в роли защитника и рыцаря Церкви, особенно если такая благочестивость совпадала с его политиче­скими замыслами. В 809 году он нанес поражение уладам и разграбил страну от реки Банн до озера Стенгфорд-Аох в отмщение за надруга­тельство над ракой св. Патрика, когда Дунху, принцепс Тулах Лисса (Туллилиск, баронство Иве, графство Даун) был убит перед ней в доме аббата, предположительно вследствие вражды между Дал Фиатах и Уи Эхах Кобо. Тем не менее жизненный путь самого короля не отличался белоснежной чистотой, и сам он дважды терпел от духовенства унизи­тельные оскорбления своего достоинства. В 811 году община Таллахта объявила бойкот великому собранию верховного короля, Оэнах Тайльтиу, который оказался настолько действенным, что «туда не прибыло ни одной лошади и ни одной колесницы». Таким образом монахи выразили свое возмущение нарушением их «терманна» (termann) — области, пользовав­шейся привилегиями церковного убежища. Возможно, во время без­успешного похода 809 года Аэд уступил и выделил богатое возмещение, которое было принято (хотя письменные памятники Таллахта IX века показывают, что калди очень щепетильно относились к вопросу о приня­тии даров от согрешивших светских лиц). Из документов Таллахта выяс­няется также, что между колумбовским содружеством церквей, и особенно Ионой (Мун в Килдэре был колумбовской церковью), и калди существо­вали дружественные связи, но Аэд поссорился и с ними, когда в 817 году был убит Маэл Дуйн, сын Кенн Фаэлада, «принцепс» Рафо. До некото­рой степени это событие может объясняться смертью Колмана, брата Аэда, убитого Кенел Конайлл двумя годами ранее. В любом случае представители общины Колума Килле явились в Тару и торжественно прокляли верховного короля. Кроме того, в 818 году Куану, аббат Лаута, [188]забрал мощи основателя этого монастыря святого Мохты и бежал в Мунстер, спасаясь от Аэда.

Каковы бы ни были недостатки Аэда Посвященного в качестве христианского монарха и верховного короля Ирландии (а заметка о его смерти на полях ирландской рукописи того времени, ныне хранящейся в Карлсруэ, свидетельствует о том, что по крайней мере некоторые рассмат­ривали его как короля Гибернии, rex Hiberniae), он сумел продемонстриро­вать подлинное господство своей династии над Лейнстером. Когда его сын Ниалл Калле стал верховным королем, он в 835 году пошел в поход на Лейнстер и «назначил» Брана, сына Фаэлана, королем лагенов. Именно в Лейнстере в 841 году состоялось главное столкновение между ним и его грозным соперником Федлимидом, сыном Кримтанна, королем Кашеля.

Престиж Уи Дунлайнге еще больше понизился в 841 году вследствие основания постоянного поселения норвежцев в Дублине, которое время от времени усиливалось настолько, что подчиняло своему влиянию обширную территорию и угрожало соседним небольшим королевствам. На юге набеги норвежцев вверх по течению реки Барроу и впадающим в нее речкам натолкнулись на сопротивление со стороны новой силы. С 847 года до своей смерти в 888 году Кербалл, сын Дунлайнга, король Осрайге, искусно стравливал друг с другом соперничающие отряды викингов и принимал некоторые из них к себе на службу. Его дочери вышли замуж за норвежцев, и на протяжении периода относительного ослабления, которое постигло дублинское королевство после 873 года, Кербалл, по всей види­мости, действовал в роли его покровителя и защитника. Под именем Кьярвал Ираконунг («Кьярвал король ирландцев») он значится в ро­дословных множества ведущих исландских родов.

Поход Маэлсехнайлла, сына Маэл Руанайда, в 858 году, благодаря которому он стал первым верховным королем, получившим заложников от Мунстера, был также направлен против притязаний Кербалла в Лейнстере. Хотя в конечном итоге король Осрайге подчинился верховному королю и никогда не получил официального признания своей власти в Лейнстере, он помешал роду Уи Дунлайнге, сколь бы впечатляющим ни выглядело его могущество по сведениям списков королей, захватить полный контроль над провинцией. Вся натянутость и искусственный характер согласован­ных свидетельств списков королей относительно того, что представители династии Уи Дунлайнге по очереди наследовали друг от друга власть над Лейнстером, выходит на поверхность, если предпринять попытку опреде­лить точный порядок и продолжительность их правлений. В Анналах [189]Улъстера некоторые из них удостаиваются лишь титула вассальных ко­ролей. Так, Туатал, сын Маэл Бригте, вероломно убитый своими брать­ями в 854 году, и Руарк, сын Брана, в записи о его смерти, случившейся в 862 году, названы просто королями Уи Дунлайнге, а Муйрекан, сын Диармайта, убитый норвежцами в 863 году, был всего лишь королем Нааса и Айртер Лифи.

Возможно, составители генеалогий при жизни Кербалла получили указание придумать для Осрайге лейнстерскую родословную; однако они установили связь между двумя династиями в столь отдаленные доистори­ческие времена, что образованные люди вряд ли воспринимали ее всерьез. Сын Кербалла Диармайт, ставший королем Осрайге в 894 году, по-видимому, спустя несколько лет был провозглашен королем Лейнстера и председательствовал на Оэнах Кармайн (в Анналах Четырех Мастеров под 894 годом содержится неправильная запись, сообщающая о том, что Диармайт провел Оэнах Тайльтиу), однако его замыслы были расстроены союзом Кербалла, сына Муйрекана, короля Уи Фаэлайн, с верховным королем Фланном Синной.

На протяжении всего X века короли Осрайге пытались оспаривать королевскую власть над Лейнстером, а в 1036 году Доннхад Мак Гилла Патрик наконец сместил Уи Дунлайнге и был признан королем провин­ции. На самом же деле он всего лишь расчистил путь для возвращения Уи Хеннселайг. За 30 лет до своей смерти в битве с Конхобаром Уа Маэлсехлайнном, королем Миде, в 1072 году Диармайт, сын Маэл-на-м-Бо, прочно установил господство этой династии и преподал своим потомкам опасный урок, доказав, что верховная королевская власть над всей Ирлан­дией вполне достижима для короля Лейнстера.

Кербалл, сын Муйрекана, был последним королем из рода Уи Дунлай­нге, пользовавшимся определенной известностью до правления своего правнучатого племянника Маэлморда, сына Мурхада, который падет, сра­жаясь вместе с Сигурдом, ярлом Оркнейским, против Бриана Боромы в битве при Клонтарфе. В Лейнстерской Книге мы находим несколько стихотворений в его честь, и среди них произведение, переведенное Майером под заглавием «Песнь меча Кэрролла». Предположительно, они были написаны его придворным поэтом Далланом мак Море и прославляют подвиги, многие из которых не находят удовлетворительного подтвержде­ния в анналах. Однако образ Кербалла был окрашен в мрачные тона сочинителями, придумавшими трагическую повесть о Гормлайт, дочери Фланна Синны. Эта принцесса якобы была просватана за Кормака, сына [190]Куленнана, короля и епископа Кашеля, который из побуждений благочес­тия принял обет безбрачия; выйдя замуж за Кербалла, сына Муйрекана, она была вынуждена терпеть его непристойное злорадство и жестокие оскорбления после поражения и смерти Кормака; после смерти самого Кербалла в 909 году ей выпало недолгое счастье быть женой Ниалла Глундуба, героического верховного короля, павшего в битве при Айленд-бридже против дублинских норвежцев в 919 году. Патетический рассказ Коналла Магэгана в Анналах Клонмакнойса о том, что «после всех этих царственных союзов она просила милостыню от двери к двери, покинутая всеми своими друзьями и союзниками, и была рада помощи своих под­данных», по-видимому, обязан своим возникновением скорее «множеству жалостливых и искусных песенок», сочиненных про нее поэтами поздних эпох, чем достоверным историческим свидетельствам. На самом деле во всей этой повести чувствуется сильная примесь непреходящего ирланд­ского мифа о богине, являющейся одновременно в образе невесты королей и ужасной старухи. В анналах упоминается смерть Гормлайт в 947 году, но ничего не говорится о ее замужествах.

Верность, которую Кербалл хранил Фланну Синие, сыграла решаю­щую роль в тот момент, когда верховному королю бросил вызов Мунстер. Битва при Белах Мугне в 908 году, в которой погиб Кормак, сын Куленнана, состоялась близ Лейлинбриджа в стратегическом проходе, ве­дущем в эту провинцию с юго-востока. Теперь уже всем было ясно, что в споре между Тарой и Кашелем окончательным победителем окажется тот, кто будет держать в своих руках Лейнстер.[191]

ГЛАВА IX

КАШЕЛЬ

 

Переходя к Мунстеру, мы оказываемся в несколько иной атмосфере. Во многих отношениях Мунстер является миром в себе. Алвин и Бринли Рис обратили внимание на его потусторонний характер, его тесную связь с образами женщин, колдуний, музыкантов и мертвецов, что позволило исследователям в функциональном отношении соотнести эту провинцию с кастой шудр. Хотя эти взгляды могут показаться натянутыми, в мунстер-ской традиции существует определенная устойчивость, которая придает ей некоторое мифологическое, если не историческое, правдоподобие.

Таким образом, Мунстер, будучи аутсайдером и занимая место Иного мира в космологической системе, является зеркальным образом Ирлан­дии. Мунстер также разделен на пять пятин, хотя озвучивающий эту доктрину текст относится к поздней эпохе и определяет границы террито­риальных образований в соответствии с границами епархий XII века: Киллало и Килфенора представляют Северный Мунстер или Томонд (Тиаdтити); Кашель, Оссори, Уотерфорд и Лисмор — Восточный Мун­стер или Ормонд (Аurтити); Аимерик и Эмли — Центральный Мунстер (Меdоn Митап), Корк, Клойн и Росс — Южный Мунстер или Десмонд (Dеsтити); и, наконец, Ардферт или Керри — Западный Мунстер (Iarmити).

Более распространенным было разделение Мунстера на две части, которые часто воспринимались как отдельные пятины. Подобное раз­деление — между Томондом, королевством О'Брайенов, и Десмондом, королевством Мак-Карти, — отражало политическую действительность XII столетия. В более раннюю эпоху самостоятельную политическую единицу составлял Иармуму, управляемый королем Лох-Лейнских Эога-нахтов из Килларни, хотя король Кашеля теоретически являлся королем всего Мунстера.[192]

Часто можно встретить утверждение, будто Ульстер всегда обладал особым характером. Это верно, но то же самое можно сказать обо всех ирландских пятинах. С точки зрения современного националиста, худшей славой пользуется Лейнстер: именно лейнстерцы сопротивлялись Бриану Бороме и сражались на стороне норвежцев при Клонтарфе, и именно король Лейнстера привел норманнов в Ирландию. Мунстер, а особенно Западный Мунстер, также выделяется особыми чертами. Даже в доисто­рическую эпоху Западный Мунстер подвергался влияниям, отличным от тех, которые испытывала остальная Ирландия, и по мифологической тра­диции именно здесь располагается Дом Донна (Тесh Duinn), бога-праро­дителя, к которому после смерти отправляются ирландцы.

Матери-богини играют в мунстерских мифах выдающуюся роль, а их имена запечатлены в географических названиях пятины. Можно вспом­нить Айне из Нокани в Лимерике, резиденции Эоганахтов из Айне; Айбелл из Крайг Аиата в Томонде, которая в XVIII веке появляется в роли председательницы на «Полночном Суде» Брайана Мерримена; Ану, мать богов, сосцами которой назывались горы Папе на границе Керри. Горы Белых Женщин (Sliab na mban Finn) — Сливнамон к юго-востоку от Кашеля — известные в ранней литературной традиции под названием Сид заравниной Фемен (Sid ol Femun), были обителью Бодба, короля Племен богини Дану. Это еще один зеркальный образ: когда Племена богини Дану захватили Ирландию, они правили страной из Тары, центра королевской власти и в мифологической, и в псевдоисторической традиции, однако, потерпев поражение от Сыновей Миля, они пересели­лись в жилища Иного мира, в горы, холмы и озера, и их король оказался в Мунстере.

Иногда женщины из Иного мира изображаются в человеческом обли­ке и считаются женами королей. Таковы Айменд, дочь Энгуса Волга из Корко Лойгде, прародительница Эоганахтов и жена Корка из Кашеля, и Мор Муман, дочь исторического короля Западного Мунстера Аэда Бен-нана и супруга последующих королей Кашеля. Как показал О'Рахилли, их имена и функции свидетельствуют о том, что все они ведут свое происхождение от образа богини солнца.

Еще большей древностью и первобытностью веет от образа Старухи из Берри (Caillech Berri), которая до сих пор фигурирует в фольклоре и с именем которой связывают многие мегалитические памятники. Ее звали Дигде (варианты — Диге и Дуйнех), и, как говорят, «она проходила семь времен юности, так что каждый ее супруг умирал от нее в преклонных [193](Карта. Мунстер около 900 г.н.э.) [194]годах, а ее внуки и правнуки стали племенами и народами» (comtar tuatha ocus chenela a hui ocus a hiarmui). В генеалогической традиции она считается приемной матерью Корка Дуйбне, предка Корко Дуйбне с полуостровов графства Керри и зачатого в кровосмешении сына Кайрпре Муска, от которого ведут свой род разбросанные по обширной территории племена Мускрайге. Камни с огамическими надписями, в изобилии обна­руживаемые в Керри, позволяют утверждать, что Корко Дуйбне на самом деле считали своим предком женщину по имени Довиния. В стихотворе­нии «Плач Старухи из Берри», которое многим ценителям представляется лучшим образцом древнеирландской литературы, искусно используются два ландшафта, составляющих основной стержень образности этого про­изведения: ландшафт одинокого острова Берри на юго-востоке и процве­тающая долина Фемен вокруг Кашеля на территории Мускрайге:

 

Как море в отлив, мелею;

меня изжелтила старость;

что погибающей — горе,

то пожирающей — сладость.

 

Мне имя — Буи из Берри;

прискорбны мои потери,

убоги мои лохмотья,

стара я душой и плотью. (...)

 

Взгляните на эти руки,

корявые, словно сучья:

нехудо они умели

ласкать героев могучих. (...)

 

Я слышу, море бушует,

холодная буря дует;

ни знатного, ни бродягу

сегодня к себе не жду я.

 

За волнами всплески весел,

плывут они мимо, мимо...

Шумят камыши Атх-Альма

сурово и нелюдимо. (...)[195]

 

Блаженна скала морская:

прилив ее приласкает,

отлив, обнажив, покинет —

и снова прилив прихлынет.

 

Лишь мне не дождаться, сирой,

большой воды — после малой;

что прежде приливом было

отливом навеки стало[52].

 

Ронана, о котором идет речь в стихотворении, вероятно, следует отож­дествить с Ронаном Мором, упомянутым в генеалогиях Мускрайге Трей-тирне, ветви брегонских Мускрайге к западу от Кашеля, который, скорее всего, жил в начале VIII века. По имени Старухи из Берри получил прозвище его правнук Донн Диге.

В соответствии со схемой разделения Ирландии на две приблизи­тельно равные половины часть страны, располагавшаяся к северу от линии Дублин — Голуэйский залив, составляла Половину Конна (Leth Cuinn). Юг Ирландии образовывал Половину Муга (Leth Moga), названную по имени Муга Нуадата, предка Эоганахтов. Имя Мут Нуадат означает «раб Нуаду», а сам бог Нуаду считался прародителем многих ирландских племен. Сложные имена, состоящие из элемента «Муг» и имени божества, часто встречаются в доисторической части южноирландских родословных, и в мунстерских, и в лейнстерских, но исчезают в христианскую эпоху. Впрочем, то же понятие стали выражать имена, в состав которых входят компоненты Маеl «с тонзурой, почитатель», Сё1е «клиент, вассал» и Gilla «служитель», распространенные среди святых (ср. арабские имена, начи­нающиеся на Абд-).

Согласно воззрениям средневековых историков, во II веке н. э. про­изошел раздел Ирландии между Конном Ста Битв, предком коннахтов и Уи Нейллов, и Мугом Нуадатом (также известным под именем Эоган). В еще более отдаленную эпоху сходное разделение якобы произвели между собой Эремон и Эбер, сыновья Миля. По-видимому, эта теория возникла в VII или VIII веке для объяснения существующего распреде­ления политических сфер влияния Тары и Кашеля. Мы видели, что она не соответствовала действительности в случае Лейнстера, который все [196]больше подпадал под влияние Тары и оказался под верховной властью Мунстера только при Бриане Бороме.

Впрочем, обозначения «Половина Конна» и «Половина Муга» можно истолковать и иначе: а именно, «половина вождя» и «половина раба», что, как говорит Мак-Нейлл, «по меньшей мере вызывает определенные пред­положения по поводу политического положения в древности». Сходную этимологию можно вывести из туманных традиций о королеве или богине Мугайн. Это имя часто появляется в составе географических названий и, как кажется, иногда смешивается с названием провинции Мунстер (Мити, дат. п. Митаn). В легенде о рождении Аэда Слане Мугайн выступает в роли второй жены верховного короля Диармайта, сына Керрбела, кото­рая терпит унижения от Этне, главной жены Диармайта и матери его сыновей, но исцеляется от бесплодия с помощью святого Шинниана из Маг Биле и рождает ягненка без единого пятнышка, серебряного лосося и, наконец, Аэда Слане[53]. Согласно традиции, она была дочерью Конхрада, сына Дауи, из рода Уи Дуах в Осрайге. У другой Мугайн, дочери Фиахны Финда, короля Иармуму, было двенадцать сыновей: шестеро из них стали епископами и шестеро королями. Своего самого известного сына Куммене Фоту (Куммене Длинного), аббата Клонферта (592—662 гг.), она родила в кровосмесительной связи со своим отцом — очевидный случай королевского мифа, перенесенного на почву агиографии. Мугайн — это вышедшая из употребления форма женского рода от слова тиg «раб», подобно тому как rigап или rigаin «королева» — форма женского рода от слова ri «король».

Выражаясь более прозаическим языком, можно с уверенностью гово­рить о том, что Мунстер был по большей части отрезан от остальной Ирландии и образовывал отчетливо распознаваемую единицу во все пе­риоды ирландской истории, хотя буферная зона Осрайге всегда пользова­лась несколько двусмысленным статусом, а традиция, какова бы ни была ее историческая ценность, утверждает, что большая часть Томонда в графстве Клэр первоначально принадлежала Коннахту и была приобрете­на Мунстером лишь незадолго до начала исторической эпохи (и на самом деле, в административном отношении Томонд вновь был связан с Коннах­том в XVI и XVII веках).

Пробраться в Мунстер было нелегко. Войско, идущее с севера, долж­но было двигаться через Лейнстер и далее мимо Белах Габрайн в южной [197]части владений Осрайге, где проход охраняет доисторическая крепость на холме Фристон-Хилл. К северу преграду образовывали горы Слиаб Бладма (Сливблум), которую продолжали болота Оффали, по которым проходила граница мунстерских Эйле с лейнстерскими Уи Файльги и королевством Уи Нейллов из рода Кенел Фиахах с их подчиненным королевством Делбна Бетра. «Королевская дорога», известная как Шли­те Дала, по-видимому, не очень-то подходила для военных целей. Монас­тырь Бирр стоял сразу же за мунстерской границей в теснине, через которую провести войска было очень затруднительно (учитывая неразви­тую систему снабжения того времени). Широкий путь в Мунстер откры­вала река Шеннон, но он не использовался для военных целей, пока викинги не открыли ирландским королям глаза на возможности простей­шей морской стратегии. Учитывая продолжительность времени, которая потребовалась Уи Нейллам для укрепления своих позиций, вовсе не удивительно, что основные столкновения между ними и Кашелем (остав­ляя в стороне вымышленную псевдоисториками борьбу их предков) до VIII века были редкостью.

Насколько позволяют утверждать наши ограниченные свидетельства, можно считать, что Мунстер и Лейнстер в VII веке составляли культур­ную область Половины Муга. Южная Ирландия приняла новое римское исчисление Пасхи на Соборах в Маг Лене (пограничная равнина вокруг Дурроу) и Маг Айльбе (в Карлоу) около 632года. Отсутствие сведе­ний о юге в ранних анналах, вероятно, связано с самими пасхальными разногласиями, так как у нас есть много оснований полагать, что ирланд­ские анналы возникли из пасхальных таблиц. Родиной первых анналов стала Иона, а Бангор стал возможным вторичным центром компиляции. Обе церкви были глубоко преданы «кельтской» пасхе. Из писем святого Колумбана, преподававшего в Бангорском монастыре (хотя он и был родом из Лейнстера), выясняется, что упорное нежелание северных церк­вей принимать римское исчисление Пасхи в немалой степени проистекало из гордости своими успехами в математике. Если южное духовенство не проявляло столь живого интереса к этой трудной науке, оно тем более охотно приняло римское установление и, с другой стороны, вряд ли взяло на себя труд по ведению анналов.

Тем не менее мы располагаем убедительными свидетельствами высо­кого уровня латинской учености в Мунстере VI и VII веков, в особенно­сти в связи с церквами Аисмора и Клонтфертмуллоу. Трактат «О двенад­цати проклятиях мира», в котором содержится пользовавшаяся большим [198]влиянием глава о справедливости королей, происходит именно из этой школы, которая также создавала произведения по библейской экзегезе и латинской грамматике. Даже древнеирландские генеалогические поэмы в отношении доисторических разделов опираются на труды Исидора Севильского, а археологические раскопки показали, что южное побережье поддерживало связи со средиземноморскими торговцами до VII века.

Конечно же, изоляция Мунстера была очень относительной. Стран­ствующий ученый, монах или ремесленник мог с легкостью преодолеть пустоши, в которых погибла бы армия. В действительности северные границы провинции стали цветущим садом для монастырей: Клонмакнойс, Дурроу, Галлен, Рахан, Аиналли, Бирр, Роскри, Терригласс, Лоррха, Сейр-киеран и Клонфертмуллоу. Роскри, расположенный на Шлиге Дала, одной из пяти королевских дорог Ирландии, которые, по легенде, разош­лись из Тары при рождении Кормака, сына Арта, столь прославился своим гостеприимством к путешественникам, что пуритане калди VIII и IX веков создали реформированную обитель в более аскетической мест­ности Лох Кре в нескольких милях от большой дороги.

Любопытную черту церковной жизни составляет количество обителей, основанных святыми родом из Западного Мунстера в VI и VII веках по всему центру Ирландии, часто за пределами самого Мунстера — таких, как Клонферт на землях Уи Мане в Коннахте. Племена юго-западного побережья — Корко Лойгде, Корко Дуйбне, Киаррайге из северного Керри и поглощенные ими Алтрайге, вкупе с Корко Байскинд из запад­ного Клэра — возможно, образовывали единый приморский союз племен. Хотя их родословные и не сводились к одной общей линии, иногда короли одного племени могли управлять другим, что предполагает тесный союз между племенами. Если это так, то они вполне могли контролиро­вать устье реки Шеннон и тем самым держать в руках доступ к срединным областям Ирландии и Коннахту, который предоставляет эта река. Мо-Хуту из Рахана происходил из Киаррайге Луахра, святой Брендан из Клонферта и Ардферта — из Алтрайге, святой Киаран из Сайгира (Сейркиерана) — из Корко Лойгде, Финан Кам из Киннитти — из Кор­ко Дуйбне, Лайхтине из Ахад Ура в Осрайге — из Мускрайге, живших в Белах Фебрата в холмах между Лимериком и Корком, Мо-Луа из Клонфертмуллоу — из Корко Оха, племени из западного Лимерика, позднее подпавшего под власть Уи Фидгенти, а святой Брендан из Бирра происходил из загадочного подчиненного племени Корко Аулоймм. Эти святые выступают в качестве церковных поручителей прав племен [199]Западного Мунстера в любопытном трактате, к которому мы еще вернемся[54].

Возведение подобной монастырской империи не могло не вызвать определенных трений. Святой Карртах (иначе Мо-Хуту) был изгнан из Рахана (во владениях Уи Нейллов) в 636году, «в дни пасхи» (in diebus paschae), и отправился на юг в земли мунстерских десси, где основал Лисмор. Клонмакнойс, по-видимому, был чем-то вроде важнейшего торго­вого центра для континентальной торговли до тех пор, пока викингский город Лимерик не преградил устье реки Шеннон. Расположенный в вассальном королевстве Делбна Бетра, чьи земли были бедны и болотис­ты, он тем не менее господствовал над самым легким путем в срединные области и в Лейнстер через эскеры[55], а также на запад в Коннахт. Хотя монастырю покровительствовали Уи Нейллы и короли Коннахта, он упор­но сохранял плебейский характер, соблюдая традицию своего основателя св. Киарана «сына плотника», и с 638 года набирал аббатов из подчинен­ных племен со всей Ирландии, за примечательным исключением Мун­стера. Враждебность Мунстера к Клонмакнойсу достигнет своего пика в IX веке — в правление Федлимида, сына Кримтанна.

Распространенные традиции, связывающие Мунстер с Северной Ир­ландией, засвидетельствованы архаическими генеалогическими стихотворе­ниями VII века, возводящими происхождение некоторых мунстерских на­родов к ульстерским героям: особенно к отпрыскам легендарного любовно­го романа между Фергусом, сыном Ройга, и королевой Коннахта Медб. Естественно, эти «традиции» мало что могут предложить историкам — как говорит О'Рахилли, Фергус оказался подарком для составителей родослов­ных, — однако они показывают, что в столь раннюю эпоху не только суще­ствовали общие наметки ульстерского цикла, но он был хорошо известен и популярен в Мунстере. Сходные свидетельства обнаруживаются в архаи­ческом и крайне туманном правоведческом трактате, посвященном при­вилегиям поэтов и входящем в состав текстов, известных под названием Вretha Nemed, которые, как считается, происходят из Мунстера, но выказы­вают близкое знакомство с такими персонажами ульстерского цикла, как поэт Айтирне. Рассматривая традиции Тары, мы уже видели, что архетипический верховный король Конайре, сын Этерскела, считался предком мунстерских эринов, и в особенности Мускрайге, Корко Байскинд и Корко Дуйбне.[200]

Ранние источники по истории Мунстера скудны. До X века, когда Анналы Инисфаллена стали повествовать о местных событиях, наши знания зависят от тех крупиц информации о Мунстере, которые считали достойными сохранения северные летописцы. Конечно, существуют про­странные генеалогические трактаты, но их сложно использовать в отсут­ствие хронологической основы, обычно извлекаемой из сообщений о смер­ти того или иного лица, содержащихся в анналах. Характерно также и то обстоятельство, что составители генеалогий приводят гораздо больше под­робностей относительно менее значительных септов и вассальных племен, чем о великой династии Эоганахтов и ее ответвлениях. Рукопись XV века Laud. Мisc. 610, которая частями воспроизводит утерянную Каптельскую Псалтырь, якобы составленную королем-епископом Кормаком, сыном Ку-леннана, содержит очень интересный материал в форме легенд о проис­хождении племен, датируемых VIII и IX веками. В других позднесредне-вековых рукописях сохранились, хотя и в искаженном виде, трактаты о взаимных обязательствах короля Кашеля и его вассальных племен (Frithfholaid rig Caisil fria thuathaib) — предшественники появившейся позднее Книги Прав. До нас дошли также генеалогические стихотворе­ния, часть которых приписывается филиду Луккрету мокку Херай (Луккрету из Киаррайге), жившему в VII веке.

Бинчи настаивал на мунстерском происхождении некоторых древне-ирландских правоведческих трактатов, обладающих общими характерны­ми чертами. Вretha Nemed (буквально «Суждения о священных или привилегированных (классах)») образуют крупнейшее собрание юриди­ческих текстов после свода Сенхус Мор, с учением которого по отдель­ным вопросам они порой существенно расходятся. Они уделяют много внимания привилегиям и характеристикам поэтов и других представите­лей ученого сословия и, по выражению Бинчи, очевидно происходят из недр поэтико-юридической школы. В согласии с их происхождением язык трактатов характеризуется вычурностью и намеренной туманнос­тью. Таким образом, возможно, они отражают условия более архаического общества, в котором функции брегона еще не вполне отделились от функций филида. Впрочем, Бинчи считает, что в отношении датировки они не намного расходятся с другими правоведческими трактатами: они были определенно составлены в христианском окружении.

Наряду с пространным трактатом о правах и обязанностях поэтов в состав Вretha Nemed входят такие тексты, как Вгеthа Еtgid (так называе­мая «Книга Айкилла»), Соiс Сопаrа Fugill («Пять путей суждения»), [201]разбирающий процедуру, которую следует соблюдать в законных тяжбах, и «Завещание Моранна» (Аиdacht Moraind), которое мы уже цитирова­ли в качестве древнейшего ирландского «княжеского зерцала»[56]. Этой же школе принадлежат некоторые сборники афоризмов, а также важный трактат о статусах Uraiccecht Bec («Маленький Учебник»), который инте­ресно сопоставить с северным текстом, посвященным тому же предмету, Crith Gablach.

Uraiccecht Bec подчеркивает права тех людей, чей социальный и право­вой статус, как у филидов, зависел от их искусства, а не от рождения и благосостояния: «человек лучше, чем его рождение» (is ferr fer a chiniud). «Есть два типа немед на земле, свободный немед (soer-nemed) и несвобод­ный немед (doer-nemed). Свободные немед, которые существуют, суть люди церкви, правители, филиды, фении. Несвободные немед суть люди всякого искусства и ремесла. Причина, почему люди всякого искусства и ремесла (называются) несвободные немед, в том, что они служат свобод­ным немед, но все же всякий является свободным, который получает свои права своим искусством»[57]. Слово dоеr в этом контексте, как и в слове doer-cele («несвободный клиент»), не означает буквально «несвобод­ный»: оно используется в относительном смысле, в противопоставлении soer «знатный». Привилегия приобретается благодаря искусству. Цена чести (dire), равная цене чести низшего слоя знати (aire deso), предоставляется «умелому строителю дубовых домов» и «прилежному строителю кораблей и лодок и обтянутых шкурами лодок и судов, который умеет делать все эти суда», а также строителю мельниц и умельцу резьбы по тису. «Чье искусство одно, у того и dire одно. Чье искусство разнообразно, того и dire разнообразно. Оно увеличивает привилегию». Низший статус, соответ­ствующий статусу преуспевающего свободного общинника (boaire), дается «строителю колесниц, и плотнику домов, и красильщику тканей, и резчику, и делателю щитов», и еще более низкий, но все равно свободный статус «гончарам, и делателям оков, и чесальщикам шерсти, и рыбакам». Класс «несвободных немед» включает всех «ремесленников, и кузнецов, и мед­ников, и лудильщиков, и врачевателей, и правоведов, и друидов».