Из воспоминаний венского еврея об акциях в Малом Тростенце летом 1942 года
6 мая 1942 года мы выехали из сборного лагеря (в Вене)... На вокзале мы узнали..., что нас везут в Минск. До Волковысска мы ехали в пассажирском поезде, а там пришлось пересесть в вагоны для скота... В Минск мы прибыли 11 мая, а на вокзале нас встретили СС и полиция... Для перевозки больных, людей, сошедших с ума за время пути, престарелых и немощных (в нашем поезде их было около 200) уже стояли крытые грузовики – большие серые машины, в которые бросали людей друг на друга без разбора...[52]
Недалеко от места уничтожения фашисты создали так называемый «Трудовой лагерь». Руками узников здесь был построен двухэтажный дом для СД, двухэтажный сарай для зерна, работал асфальтовый завод, лесопилка, мельница, различные мастерские, гараж, началось строительство стадиона. В лагере было большое хозяйство. Обрабатывались огромные площади под сельскохозяйственные культуры, разводились коровы, свиньи, овцы. Ведение такого огромного хозяйства, его продукция необходима была оккупантам для того, чтобы есть, пить, одеваться. Рассчитывая хозяйничать на нашей земле вечно, они обсадили деревьями выстроенную узниками дорогу смерти – специальную ветку от шоссе Минск-Могилев к Тростенецкому лагерю. По этой дороге на расстрелы и сжигание проследовали десятки тысяч мирных граждан.
Узники жили в бараках, огражденных колючей проволокой, неусыпно охраняемые часовыми и бегавшими по цепи собаками. Территория лагеря была окружена большим количеством огневых точек. Особенно тщательно охранялись бараки смертников, глубоко врытые в землю, с узенькими, еле выступающими из земли окошечками, с многоэтажными нарами и земляными полами. Они были окружены тремя рядами колючей проволоки. Средний ряд – на изоляторах, с током высокого напряжения. Вокруг – земляные валы. На насыпи – несколько танков.
Осенью 1943 года фашисты почувствовали приближающийся конец. И тогда решили скрыть от мировой общественности следы своих преступлений. В Благовщину была привезена землечерпальная машина со специально сконструированным ковшом для извлечения трупов из траншей-могил. Таких траншей с останками погибших насчитывалось 34, в каждой из которых находилось в средем по 4900 трупов. Извлеченные останки сжигались на гигантских кострах. Человеческий пепел тщательно перемешивался с землей. Эта работа велась с октября по декабрь 1943 года. Перелом в войне заставил фашистов заметать следы. Осенью 1943 года в полукилометре от лагеря в урочище Шашковка началось строительство ямы-печи киевского образца. Ее примерные размеры: 8 м², глубина – 4 м. Сверху над топкой лежали рельсы. Были сделаны поддувные решетки. Подведена специальная дорога. Сделан спуск для машин ступеньки для обреченных. Вот почему, когда к работе приступила Чрезвычайная государственная комиссия для расследования преступлений, в ямах-могилах обнаруживали толстый слой пепла, порой до 3-х метров глубины.
В 1944 году, перед отступлением, гитлеровцы решили уничтожить заключенных всех тюрем и концлагерей, с 15 июня по 1 июля проводилась «разгрузка» концлагеря по улице Широкой и минской тюрьмы. Узников доставляли в бараки смертников, а оттуда – на расстрел.
По данным Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию и установлению злодеяний немецко-фашистских захватчиков на территории Тростенца было замучено, повешено, расстреляно, сожжено свыше 206 500 мирных граждан, людей многих национальностей бывшего Советского Союза. В память узников и жертв лагеря смерти Тростенец с левой стороны шоссе Минск-Могилев взметнулся в небо гранитный обелиск (автор П.О. Каджар) с наказом живым:
Мы – тысячы ахвяр,
што ў полымя кастроў
фашысты кiнулi
на Трасцянецкiм полi,
звяртаемся да вас,
сясцер сваiх, братоў:
змагайцеся за мiр
i беражыце волю.
Уже давно созрела необходимость создания мемориала в Тростенце. Решение принято, но работы не начались. Но – будем надеяться – начнутся.
Проект мемориального комплекса «Тростенец» разработан несколько лет тому назад. Главный архитектор проекта «Тростенец» – Лидия Зайцева. Мемориал, который создается в XXI веке должен отличаться от тех памятников, которые строились сразу в послевоенные годы, когда победители стремились увековечить свою победу. Сегодня памятники должны отвечать на другие вопросы. Например, почему уроки истории оказались в забвении? Почему на земле продолжаются большие и маленькие войны, почему бессмысленно гибнут люди?
По мнению авторов проекта, мемориал, созданный в новом веке, должен искать отзвук в каждой душе, чтобы человек не только приобщился к торжеству победы, но и пережил некое прозрение, катарсис, очищение. Идея проекта состоит в том, чтобы через конкретное историческое событие, произошедшее на земле Беларуси, показать трагедию войны, всю сложность духовного осмысления ее последствий ради будущей жизни на земле. Мемориал должен стать своеобразным символом всех прошедших войн и конфликтов. На месте бывшей свалки должен быть курган 30-метровой высоты, который доминирует в ландшафте. Его рекультивируют, озеленят и увенчают символическим Древом познания Добра и Зла. С вершины кургана можно будет обозревать пространство, где проходили трагические события. Мемориал будет состоять как из рукотворных памятников, так и из живых элементов природы – прекрасных садов, лугов, воды, камней, разломов почвы, как незаживающие раны земли. Пришедшие на комплекс смогут до глубины души осознать трагедию войны, трагедию каждого отдельного человека, вовлеченного в нее помимо своей воли. Ведь на одной площади небольшого кусочка земли под названием «Жертвы войны» оказались вечные обители палачей и жертв (как известно, на территории Тростенца есть и захоронения немецких солдат). Сюда, в это место придут дети, внуки и правнуки тех, чьи родственники пытались захватить эту землю, погубили тысячи ни в чем не повинных людей. Разве эти «рыцари» со свастикой не принесли страдания своим потомкам, которые и по сей день расплачиваются за их грехи? Мемориал, по утверждению авторов проекта, это мистерия преображения человека, который пришел сюда, в Человека. Он станет своеобразным символом всех прошедших войн и конфликтов[53].
В послевоенное время нкоторые западные историки и мемуаристы – английский бригадный генерал Г.О. Диксон и доктор О. Гейльбрунн, бывшие фашистские генералы Г. Гудериан, Э. Хессе и другие – стали настойчиво пропагандировать тезис о том, что чудовищные злодеяния на белорусской земле творили лишь специальные карательные органы нацистской партии и фашистского государства – гестапо, войска и органы СС и СД, отряды тайной полевой полиции и другие. Что же касается немецко-фашистской армии, то она будто бы была слепым оружием в руках гитлеровской клики и использовалась лишь по прямому назначению – вела боевые действия на фронте, а ее генералитет, «далекий от политики», выполнял свои «профессиональные функции» – руководил боевой деятельность войск. Фальсифицируя исторические события, западные идеологи делают попытку морально реабилитировать гитлеровский вермахт, представить дело так, будто он не повинен в осуществлении преступной оккупационной политики. Однако документы свидетельствуют, что руководство вермахта принимало самое активное участие в составлении всех планов фашистской Германии в отношении Советского Союза.
18 июня 1941 года Гитлер подписал «Инструкцию о поведении немецких войск на Востоке», в которой офицерам и солдатам немецкой армии вменялось в обязанность уничтожать советских граждан по своему усмотрению, им разрешалось сжигать деревни, разрушать города, применять карательные меры к мирным жителям.
В приговоре Международного военного трибунала подчеркивалось, что генералы, офицеры и солдаты вермахта «опозорили почетную профессию воина. Без их военного руководства агрессивные устремления Гитлера были бы отвлеченными и бесплодными». Это видно из событий, произошедших близ местечка Озаричи.
Мемориальная плита №22.
Концлагерь Озаричи.
В марте 1944 года командующий 9-й армией генерал танковых войск Харце приказал создать у переднего края немецкой обороны три концлагеря. Один из них находился на болоте у деревни Дерть, второй – в двух километрах северо-западнее местечка Озаричи, третий – в двух километрах западнее деревни Подосинник в болоте. Эти три лагеря, в которых содержалось около 50 тысяч мирных граждан, получили название «Озаричского лагеря смерти». Сюда под предлогом эвакуации привозили жителей из городов и деревень Гомельской, Полесской и Могилевской областей, преимущественно стариков, детей и нетрудоспособных женщин. Лагеря представляли собой открытую площадку, обнесенную несколькими рядами колючей проволоки. Подступы к ним минировались. Никаких построек на территории лагеря не было. Узники находились под открытым небом.
Им запрещалось делать шалаши, разводить костры, собирать хворост для подстилки. В лагере имелось много случаев обмораживания, эпидемических заболеваний. Больные не получали никакой медицинской помощи. Напротив, в лагерь из окрестных больниц привозилось большое количество сыпнотифозных больных. Машины подъезжали к проволочному ограждению и фашисты перебрасывали больных на территорию лагеря. Многие из них находились в бессознательном состоянии, лежали прямо на снегу и через несколько часов умирали. Умершие находились незахороненными, распространяли инфекцию и трупный запах.
В Озаричском лагере смерти существовал самый дикий произвол. Фашисты расстреляли 12-летнего Мишу Гусанова из деревни Козловичи Домановичского района за попытку принести воду для семьи. 82-летний старик Иван Глуцкий был расстрелян за то, что хотел развести костер, чтобы обогреть малолетних внучат. Всего в этом лагере было истреблено 9 тысяч человек.
Зачем же нужно было создавать такие лагеря в 1944 году?
Создавая такие концлагеря у переднего края обороны, подобно Озаричскому, фашисты преследовали несколько целей. Они выбирали такие места, где не надеялись удержать свои позиции, использовали лагеря вкачестве заслона от наступавшей Красной Армии. И еще: после отступления немецких частей они служили рассадником инфекционных заболеваний среди населения, солдат Красной Армии, [смотри приложение №1]. Такие лагеря прикрытия на переднем крае обороны гитлеровских войск были созданы в районе Витебска, Орши, Могилева.
Мемориальная плита № 36.
Трагедия еврейского населения в годы Великой Отечественной войны была частью трагедии всех жителей Беларуси, судьба которых была предрешена включением территории республики в сферу жизненного пространства Германии.
К смерти фашисты приговорили 11 миллионов евреев[54].
Уже 19 июля 1941 г. в Минске по распоряжению полевого коменданта создается гетто, где указываются границы гетто, под которые отводилось 40 улиц и переулков в северо-западной части Минска. Гетто было ограничено улицами Колхозной, Немигой, Республиканской, Шорной, Коллекторной, Обувной (Короля), Заславской.
В сентябре 1941 г. началась депортация евреев из Германии. Первый транспорт прибыл 11 ноября 1941 г. из Гамбурга, затем из Дюссельдорфа, Берлина, Бремена, из Польши. Постоянно проводились погромы. Первый погром был проведен 7 ноября 1941 г. Двое суток бесчинствовали фашисты. Тысячи женщин, стариков, детей были уничтожены. Второй погром был 2 марта 1942 г.
Комендант лагеря Риддер и его помощники Готтенбах и Бенцке постоянно глумились над заключенными, пытали и убивали их без всякого повода.
Всего в Минском гетто погибло более 80 тысяч человек, в том числе 25 тысяч интернированных из стран Западной Европы.
В городах и местечках Беларуси было создано 155 гетто. К концу 1943 г. все гетто опустели.
Нацисты перебили почти всех белорусских цыган.
Местные жители, как правило, не привлекались к участию в массовых репрессиях. Были случаи, когда белорусы погибали вместе с евреями, не соглашаясь стрелять в своих земляков. Беларусь сала местом ссылки неугодных нацистам жителей со всей Европы, полигоном для отработки механизма массового уничтожения.
На временно оккупированной территории гитлеровцы создали свыше 150 концлагерей, их отделений и филиалов для советских военнопленных, в которых уничтожили свыше 810 тысяч человек[55].
Вот как характеризуется фашистская политика массового истребления советских людей в Ноте Наркома иностранных дел от 27 апреля 1942 года:
«В лагере для «военнопленных» близ Минска, в котором под открытым небом содержится около 100 тысяч человек, в подавляющем большинстве мужское крестьянское население Белоруссии в возрасте от 15 до 60 лет. Сотни человек ежедневно погибают от голода, болезней, побоев и расстрелов. Охрана лагеря иногда «развлекается» тем, что открывает пулеметную стрельбу на высоте одного метра от земли...[56]
Фашистское руководство официально требовало от исполнителей более жестоко относится к советским военнопленным, чем к военнопленным других стран. Разъясняя это требование, начальник управления по делам военнопленных генерал Рейнеке говорил: «Красноармеец не рассматривается как солдат в обычном смысле слова, как это понимается в отношении наших западных противников. Красноармеец должен рассматриваться как идеологический враг национал-социализма, и поэтому должен подвергаться соответствующему обращению»[57].
8 сентября 1941 года гитлеровское командование издало «Памятку об охране советских военнопленных»[58]. В ней прямо указывалось, что по отношению к советским военнопленным гитлеровцы отказываются от соответствующих положений международного права. По сути дела, это была установка на истребление попавших в плен советских солдат и офицеров. В «Памятке» подчеркивалась необходимость применять строжайшие меры по отношению к советским военнопленным для подавления сопротивления, не колеблясь прибегать к оружию. Фельдмаршал Кейтель на донесении о нарушении международных конвенций в вопросе об обращении с пленными солдатами и офицерами Красной Армии написал: «Здесь речь идет об уничтожении целого мировоззрения, поэтому я одобряю это мероприятие и покрываю их»[59].
6 июня 1941 года был издан так называемый «Приказ о комиссарах», который фельдмаршал Браухич разослал подчиненным ему командующим армиями. Этот чудовищный документ предписывал офицерам Вермахта беспощадно, без суда и следствия, незамедлительно уничтожать советских политработников, расстреливать командиров Красной Армии как опасных для рейха элементов.
Мемориальная плита №42.
Лагерь смерти для военнопленных у д. Масюковщина, северо-западнее Минска. Его официальное немецкое название – «Шталаг-352».
Режим лагеря был направлен на систематическое истребление советских военнопленных. Бывший узник лагеря Г.А. Воронов рассказал: «Помещения, в которых мы были размещены, представляли собой два темных полуразрушенных сарая, именуемые немцами бараками №21 и №22. В отверстия вверху сараев вовнутрь врывался холод. Они служили источником дневного света. В сараях не было отопления, пол земляной, жуткая грязь, вонь и темнота. Холод сковывал истощенных и измученных людей.
Вода в бараке совершенно отсутствовала. Люди собирали смешанный с грязью снег и утоляли жажду. Кормили военнопленных раз в сутки. Рацион состоял из 100 – 120 г. хлеба, содержащего 50 % древесных опилок, 0,75 литра теплой воды с примесью картофельных очисток, гнилого картофеля или затхлой муки. Это вызывало желудочно-кишечные заболевания и, наконец, смерть.
В то же время военнопленных принуждали работать по 14 – 16 часов в сутки. Смертность от голода и холода, побоев, изнурительной работы была очень высокой.
В конце 1941 г. по распоряжению командующего 4-ой армией Клюге в лагерь для военнопленных под Минском заключалось и гражданское население. Об условиях в этом лагере министерский советник Дорш докладывал Розенбергу: «В лагере для военнопленных под Минском, на территории размером с площадь Вильгельмплац находится около 100 тысяч военнопленных и 40 тысяч лиц гражданского населения. Пленные, которые согнаны на эту маленькую территорию, почти не могут двигаться и вынуждены отправлять свои естественные надобности на том месте, где стоят… и уже много дней не получают никакого питания…»[60]
Однако обреченные на смерть узники не прекращали борьбы. Эта борьба велась в самых разнообразных формах – от помощи ослабшим товарищам до разносторонних форм подпольной деятельности, широкого саботажа и диверсий.
Одной из самых массовых форм этой борьбы были побеги военнопленных. В 1943 году из лагеря совершили побег 15 автослесарей из лагерного гаража-мастерской, куда немцы привезли и поставили на ремонт две бронемашины. Они были отремонтированы. Их решили использовать для побега из лагеря. Пленные распределились на двух машинах и направились к воротам лагеря. Часовой, увидев машины руководства лагеря, открыл ворота. Машины выехали на дорогу в поле. Через 6-8 километров машины одна за другой вышли из строя, их пришлось бросить и врассыпную уходить в лес. Немцы организовали погоню, прочесали лес. Им удалось схватить двоих беглецов. Обезображенных до неузнаваемости, их принесли в лагерь и бросили на «плац» для всеобщего обозрения, для устрашения. Но побеги из лагеря продолжались. Остальным беглецам удалось найти партизан: Владимир Кладкевич стал радистом, Винник – оказывал помощь раненым, как медик.
Сейчас на том месте, где фашисты закапывали умерших и убитых пленных, создано мемориальное кладбище. 197 могил хранят останки замученных и расстрелянных людей. Здесь же стоит мемориальный знак (автор Волчек). На нем слова: «Сучаснiкi i патомкi! Схiлiце галовы – тут пахаваны тыя, хто не стауў на каленi перад ворагамi».
С июля 1941 года по июль 1944 года в этом лагере было уничтожено более 80 тысяч советских военнопленных.
В последние годы белорусские ученые провели ряд исследований, найден еще ряд братских могил, в результате число жертв в концлагере Масюковщина увеличилось до 110 тысяч человек[61].
Много таких лагерей было создано осенью 1941 г. в тыловых районах оккупированных областей.
Одним из крупнейших лагерей для военнопленных являлся центральный пересыльный лагерь №121 в г. Гомеле – мемориальная плита №18.
Здесь одновременно уничтожалось до 30 тысяч военнопленных. В летнее время ежесуточно умирало 300 – 500 человек, а в зимнее – до 1000 человек. В лагере №121 было уничтожено около 100 тысяч человек.
Мемориальная плита №24.
В сентябре 1941 года около железнодорожной станции Лесная (в 22 км от Барановичей) был создан лагерь №337, в котором было уничтожено более 88 тысяч военнопленных. В лагерных бараках не было печей и нар. Через щели в стенах зимой наметало много снега. Но даже таких бараков было недостаточно. Зимой 1941 – 1942 гг. при 20-30-градусном-морозе большая часть заключенных находилась под открытым небом. В барак заключенные заходили по очереди и на непродолжительное время. Как свидетельствовал житель хутора Березовка Новомышского района Ф.И. Гордейчик, питание военнопленных состояло из 125 граммов хлеба с опилками и полутора литров баланды при общем расходе воды на одного человека не более двух литров. Перед выходом на работу ежедневно проводились утренние проверки, длившиеся от двух до трех часов, несмотря на морозные дни. При таких проверках замерзало от 40 до 70 человек в день.
Особенно издевались фашисты над командным составом Красной Армии. Голодных, босых людей выгоняли зимой на улицу, заставляя простаивать часами.
Многих увозили на расстрел, остальных загоняли назад в камеру. Не раз камеру с командным составом наполняли водой до полного умерщвления всех находившихся там. Таким методом в течение трех месяцев 1942 года было уничтожено 160 командиров Красной Армии.
Концлагерь №337 имел отделение в г. Барановичи, размещавшееся в городской тюрьме (мемориальная плита №5).
Здесь, как и в Лесной, большая часть военнопленных жила под открытым небом. От болезней и голода умирало до 80 человек в сутки, а с наступлением холодов в январе 1942 года ежесуточная смертность достигла 320 человек. Чтобы остаться в живых, приходилось двигаться целую ночь. Истощенные голодом и недосыпанием люди не могли вынести такой пытки. 31 тысяча военнопленных погибла в барановичской тюрьме.
Мемориальная плита №12.
Лагерь для советских военнопленных был организован в километре от г. Полоцка, за Спасским монастырем. Режим в лагере был подчинен задаче массового истребления заключенных. Их морили голодом, заставляя выполнять непосильные работы. Тех, кто выбивался из сил, расстреливали на месте. Скученность, завшивленность, пища, приготовленная из разложившихся продуктов – все это способствовало распространению инфекционных заболеваний. Полуживых военнопленных вывозили на берег реки Полота, расстреливали и сжигали. Обер-лейтенант СС Ганс Кох криминал-комиссар гестапо, во время судебного процесса в Минске на вопрос, для чего сжигались трупы, ответил: «Основная цель заключалась в том, чтобы скрыть массовое уничтожение советского населения...
Могилы должны были быть уничтожены, чтобы впоследствии Красная Армия не могла установить, сколько советских граждан нами уничтожено»[62]. Сжигание трупов проводилось по совершенно секретному приказу, исходившему от Гимлера, именовавшемуся «приказом тайной натуры». Все комиссары гестапо получили в Могилеве у генерала войск СС Эрлинга наглядный инструктаж по сжиганию трупов.
Всего в Полоцке фашисты истребили 150 тысяч человек.
В 1941 году около 60 тысяч военнопленных содержалось в Бобруйском пересыльном лагере №131 (мемориальная плита №60). Имеющиеся постройки не вмещали всей массы военнопленных. 20 тысяч человек не имели крыши над головой. Заместитель коменданта лагеря Лангут признавал, что в нормальных условиях в лагере можно разместить всего лишь три тысячи человек. В этом лагере была сделана специальная штрафная площадка, на которую согнали однажды 12 тысяч пленных. Всю ночь люди стояли под холодом и декабрьским дождем. А утром их ожидала тяжелая и изнурительная работа. Голод, пытки, непосильный труд доводили людей до сумасшествия и смерти. Многие бросались на электропровод, вступали в неравную схватку с врагом, но всякий раз падали замертво от пулеметного огня.
Как ни велика была смертность в лагере, гитлеровцы старались распространять среди пленных инфекционные заболевания – сыпнотифозных помещали среди незараженных. С целью «разгрузки» лагеря 7 ноября 1941 года фашисты совершили подлую провокацию. Они подожгли здание казармы, в которой находились военнопленные. Несколько тысяч человек сгорело, а все выбегавшие из казармы расстреливались из пулеметов в наказание «за попытку к бегству». 22 тысячи человек было расстреляно и сожжено в этот день в лагере. В конце 1941 года 3 тысячи военнопленных были отправлены в Минск на открытых платформах. Обессиленные, плохо одетые люди замерзали. Поезд до станции назначения не дошел...
Геноцид был характерной особенностью политики нацистов. Причем в крайних бесчеловечных формах. Речь шла об уничтожении целых народов. "Расовая теория" служила идеологическим прикрытием праву немцев вершить судьбы других народов и государств.
[Группа поднимается наверх на насыпь]
Обратите внимание на панораму, открывающуюся перед вами...
Красота здешних мест у всех вызывает восхищение. Это типичная белорусская природа: холмы, рощи, перелески, густой лес вокруг. И мемориальный комплекс гармонично вписывается в этот ландшафт. В нем, как и в природе, нет ничего лишнего, надуманного.
Среди памятников, посвященных в Беларуси военной тематике, он, пожалуй, единственный не призывает к насилию и к мести, а только к памяти и скорби. Многие посетители мемориала говорят, что в Хатыни одновременно ощущаешь и трагедию, и спокойствие. За недостаток героизма, по приказу тогдашнего министра культуры Е. Фурцевой Хатынь за несколько дней до открытия чуть не сравняли бульдозером с землей. Она не поняла философии памятника. Он увековечивает не подвиг воинов, как, например, героям Сталинградской битвы или мемориал Брестской крепости. Он рассказывает о трагедии народа, о той трагедии, которую приносит война любому народу. И показывает, что бывает, если какое-то государство хочет возвыситься над другими.
Этот мемориал – символ мирных устремлений белорусского народа. Народа, который знает, что такое геноцид, и потому стоит в одном ряду с народами всего мира в борьбе с насилием.
И Хатынь воплощает непреходящую память современных и будущих поколений о том, что не подлежит забвению, что неумолкаемым звоном звучит в человеческих сердцах.
Каждая часть мемориального комплекса – как страница в книге о великой трагедии белорусского народа. Далее часть мемориала раскрывает тему восстановления уничтоженных фашистами деревень Беларуси.