Женщина, которая стала женой Луны и Келе
Женщина, от которой отказался ее муж, настолько ослабла от голода, что могла передвигаться только на четвереньках. Дважды она добиралась до жилища Луны-мужчины и съедала пищу, лежавшую на столе. На третий раз он схватил ее как раз в тот момент, когда она ела, а узнав, что у нее нет мужа, решил взять ее себе в жены. Каждый день на пустых тарелках, стоявших на столе, чудесным образом появлялась пища. Когда Дуна-мужчина уходил, то неизменно запрещал жене открывать один из стоявших в доме сундуков и заглядывать в него. Соблазн, однако, оказался непреодолим для героини, и, заглянув в сундук, она нашла в нем незнакомую женщину, с лицом наполовину красным, наполовину — черным. Именно она тайным образом снабжала супругов пищей, но теперь, попав на свежий воздух, умерла. Когда Луна-мужчина вернулся, то обнаружил, что жена ослушалась, и страшно рассердился. Он вернул умершую женщину из сундука к жизни, а жену отправил к ее отцу, сказав, что не способен контролировать ее и что у нее прежнего мужа, несомненно, имелись серьезные причины отказаться от нее.
Разгневанный возвращением дочери, отец вызвал с помощью заклинаний злого духа и сказал, что готов отдать ему свою дочь в жены. Вызванный демон, по имени Келе, питался человеческим мясом: даже труп собственного брата женщины он притащил домой, чтобы и она его попробовала. Тем временем появившаяся лисичка дает женщине совет: сшить сапоги для Келе. Когда она бросила ему сделанные сапоги, сверху на них тут же опустилась нить паутины, по которой героиня смогла взобраться в дом женщины-паука. Преследуемая Келе, она продолжала взбираться вверх, до тех пор пока не достигла тверди, а именно — Северной звезды, являвшейся творцом всего и величайшим божеством. Келе, который тоже прибыл туда, заточила в сундук Полярная Звезда, проникшаяся сочувствием к .женщине. Келе чуть не умер в нем и был освобожден с условием, что не будет больше преследовать эту женщину.
Она вернулась на землю и заставила своего отца принести в .жертву богу, у которого она побывала, северного оленя. Вскоре после этого отец, а затем и дочь — умерли. (Такое бесцветное, лишенное каких-либо признаков развязки окончание характерно для сказок, рассказываемых среди примитивных народов (См.: Mdrchen aus Sibirien, s. 121.)
Главное действующее лицо этой сказки — женщина, покинутая мужем, и чуть позже Луна-мужчина объявляет, что, несомненно, должна была быть причина, заставившая его так поступить.
Подчеркиваются одиночество, бедность и голод — типичные состояния, к которым приводит одержимость анимусом. Установка (аттитьюд) женщины в значительной степени обусловливает события, которые с ней происходят. Анимус способствует развитию в женщинах чувства одиночества, тогда как анима заставляет мужчин очертя голову пускаться в любовные авантюры, порождая неразбериху в жизни и в чувствах. Голод — тоже не менее характерная черта. Женщина нуждается в жизни, в связях с людьми и в том, чтобы принимать участие в деятельности, которая была бы значимой. Ее голод отчасти проистекает из печального осознания того, что не находят применения дарованные ей способности, которые пребывают в спящем состоянии. Анимус вносит свой вклад в ее беспокойство, и в итоге она никогда не чувствует себя удовлетворенной; поэтому для одержимой анимусом женщины всегда необходимо делать чуть больше, чем обычно требуется. Не понимая, что проблема, с которой они столкнулись, внутреннего происхождения, такие женщины полагают, что если они будут посещать как можно больше интересных мест, тратить больше денег и окружать себя еще большим количеством друзей, то их жизненный голод будут утолен.
Лунный бог нередко появляется в волшебных сказках в облике таинственного, невидимого любовника замужней женщины. Луна в мифах и сновидениях иногда предстает в виде мужчины, иногда — в виде женщины, а порой — в образе гермафродитоподобного существа. В принципе, можно установить, что определяет в этих случаях пол луны.
Луна тесно связана с солнцем, однако она — меньшее светило, обязанное своим светом солнцу. Солнце же воистину божество, оно — источник сознания в бессознательном и представляет собой активный психический фактор, способный вызывать рост осознания. Луна, однако, тоже является символом сознания, но сознания примитивного, расплывчатого и диффузного — иными словами, слабо отдающего себе отчет. Когда солнце — женского рода, как это имеет место в немецком языке, то это подразумевает, что источник сознания все еще находится в бессознательном, что в самом сознании, которому еще далеко до зрелости, которое перегружено дефинициями и дистинкциями, царит сероватый полусвет-полумрак. Способность интуитивно представлять себе строящееся здание уже в законченном виде, свойственная, например, балийцам, может служить хорошей иллюстрацией подобного состояния: на острове Бали при постройке зданий мастера самых разных профессий принимаются за дело, руководствуясь не указаниями архитектора или готовым планом, а исключительно внутренним чутьем, как если бы оно давало им «кальку с чертежа». Когда различные части сооружения собраны вместе, то выясняется, что они как нельзя лучше подходят друг другу, хотя каждая из них, повторяем, изготавливалась в индивидуальном порядке. Таким способом создается гармоничное в архитектурном отношении сооружение. Очевидно, что начало порядка, которое, подобно солнцу, освещает бессознательное, изнутри оказывает действие этих балийских мастеров.
Луна служит наглядным примером того же самого принципа, что и солнце, но в более женственном, менее концентрированном и менее интенсивном варианте; это — тоже свет сознания, но более мягкий свет. (Принцип сознания, действующий в героине только что рассмотренной сказки, очень неопределенен. Это связано с тем, что она находится в состоянии одержимости анимусом, поскольку характерной особенностью анимуса является неопределенность его общих и направленных на осуществление в будущем целей, при том что он крайне настойчив, когда дело доходит до частностей.) В мифологии луна ассоциируется со змеями, ночными животными, духами умерших и богами подземного мира. В алхимии ее называют «дитя Сатурна». Для Парацельса луна — источник отравы, подобно глазам женщин в период, когда луна тревожит их кровь. Он верил, что луна — это дух, который способен обновляться и снова становиться ребенком, и по этой причине легко подвержен воздействию женского злого глаза. Именно таким образом звездный дух сначала впитывает яд, а затем «льет» свои губительные чары на мужчин, заглядевшихся на луну. Слова Парацельса можно интерпретировать в том смысле, что пагубные мнения, обязательные своим происхождением анимусу, способны непосредственно проникать в бессознательное других людей, вследствие чего создается впечатление, что они отравлены непонятно чем и как. Такие мнения заражают воздух и губительно действуют на окружающую нас жизненную среду, мы же, ничего не подозревая, вдыхаем их. Убеждения анимуса сильнее западают в душу, чем просто неверные мнения, а следовательно, значительно труднее распознать их и отбросить.
Лунное божество в рассмотренной нами сказке — неоднозначно; оно. а точнее — он (Луна-мужчина), скрывает в сундуке женщину — темную женскую сторону природы. Эта женщина неразвита, утаивается им от других и как бы похоронена в сундуке, как в могиле, но она важна тем, что существует и обеспечивает питанием; иными словами, она являет собой пред-форму, или предтечу, Самости. В данном случае она стоит за анимусом (Луной-мужчиной) в качестве поддерживающей его фигуры. Горный дух тоже являлся скрытым вместилищем энергии, незримо для других стоящим за принцессой-анимой, но он представлял собой явно злонамеренную фигуру, тогда как женщина в сундуке воспринимается скорее как изрядно потускневшая богиня плодородия.
Ослушавшись своего мужа (Луну-мужчину) и открыв сундук, героиня невольно убивает темную женщину. В данном случае проступок, за который расплачивается своей жизнью невинная жертва,— это не что иное, как вариация темы преждевременного просвещения, мотива, с которым мы встречаемся в античных историях об Амуре и Психее и об Орфее и Эвридике, а также в сказке братьев Гримм «Певчий попрыгун-жаворонок». Смысл этого мотива заключается в том, что всему свое время, ибо одержимость зачастую становится причиной систематической бестактности со стороны женщины. При встрече с любыми признаками жизни она не может удержаться от того, чтобы не полюбопытствовать; в результате все, чему следовало бы оставаться в полумраке заднего плана сознания, все, что нуждается в темноте для своего роста, вытаскивается на свет и гибнет. Матери с подобным нравом стараются обычно вытянуть все секреты из своих детей, не понимая, что тем самым нарушают спонтанность их роста, лишают их возможности развития. Такая безжалостная установка болезненно действует и на всех окружающих.
Женщину в нашей сказке (покинутую мужем и утратившую ощущение себя как женщины) любопытство толкает познакомиться со скрытой от нее стороной жизни Луны-мужчины. Необузданное любопытство в женщине является выражением своего рода первобытной мужественности. Когда она одержима таким не в меру любопытным, влекущим ее как собаку по следу духом, то она постоянно делает что-то не то и поэтому всегда ошибается.
Луна-мужчина отсылает женщину обратно к ее отцу. Хотя об отце ранее в сказке ничего не говорилось, есть основания полагать, что именно он посеял семена того, что привело к не слишком счастливому ее окончанию. То, что в финале отец и дочь умирают одновременно, показывает, насколько тесно они связаны родственными узами. После того как женщина вынуждена с позором вернуться к отцу, именно его проклятие приговаривает ее к жизни со злым духом. Согласно первобытным верованиям, выраженное таким образом пожелание может придать форму еще не родившимся событиям и способствовать их появлению из чрева материнского лона времени. Проклятие, обрекающее дочь на жизнь со злым духом, недвусмысленно указывает на то, что именно отец во многом несет ответственность за то, что его дочь находится во власти анимуса.
Злой дух Келе поедает трупы, что является типичным для негативного анимуса. Подобно тому как вампиры пьют кровь, так и духи пожирают тело — для того, чтобы стать видимыми; они завладевают трупом и устраивают пиршество, чтобы обрести субстанцию в форме поедаемого ими трупа. Таким образом, духи посредством колдовства превращают себя в трупы. Вампиры, как хорошо известно, питаются живыми людьми. Их страстное желание жить за счет жизней других проистекает из их отчаяния, вызванного тем, что они изгнаны из мира живых. Одержимая анимусом женщина процветает за счет жизней тех, кто составляет ее окружение, потому что собственные источники эмоциональной жизни и эроса сокрыты от нее. С психологической точки зрения духи есть не что иное, как содержания бессознательного. Пожирание трупов выражает в символической форме, что комплексы и другие бессознательные содержания отчаянно стараются прорваться в сознание и претвориться в живых людях. Волчий голод духа нуждающегося в теле,— это не встречающая признания неутоленная тоска по полнокровной жизни.
В противоположность этому, красно-черная женщина в запретном сундуке дарует волшебную пищу и выступает в качестве поддерживающей жизнь. Несмотря на это, вторая женщина не может принять ее, поскольку для нее не согласуются темная женщина и Лунный бог; она не способна иметь дело с неразвитой фигурой Самости, равно как и стать более женственной. Между выступающей в качестве защитницы героини Полярной Звездой и злым, пожирающим трупы людей, Келе — подобная же несовместимость. Оба суть божественные начала, вовлеченные в вечную войну.
Подобно женщине из уже упоминавшейся турменской сказки «Волшебный конь», героине удается спастись от злого духа с помощью животного. Ставя дух и природу в непримиримую оппозицию друг к другу, анимус может привести к болезненному расколу женской психики, граничащему с патологическим раздвоением личности. Когда это происходит, женщина должна довериться своему инстинкту. В этом случае ее инстинктивная природа предстает в фольклоре в образе лисы. В Китае и Японии лиса — животное-оборотень, способное напускать чары. Колдуньи имеют обыкновение появляться в виде лис. Случаи женской истерии и эпилепсии объясняются здесь как следствие порчи, напущенной лисами. Для китайцев и японцев лиса — столь же выражающее женскую сущность животное, как для нас кошка, и символизирует, кроме всего прочего, примитивную, инстинктивную природу женщины.
Лиса в нашей сказке советует женщине бросить Келе сапоги, чтобы задержать его в то время как женщина будет взбираться по паутине, спущенной сверху, на небо. (Ср.: Sartori, «Der Schuh im Volks-glauben» Zeitschrift fur Volkskunde, 1894, s. 41, 148, 282.) Сапог — символ власти, поэтому мы говорим «быть под чьей-либо пятой, каблуком или «занять место отца» (букв, «влезть в отцовские сапоги».— Прим. рус. пер.). Одежда может представлять или персону, т. е. нашу внешнюю установку, или внутреннюю установку, и поэтому смена одежды в таинствах знаменовала переход к просвещенному взгляду на жизнь. Сапоги — самая нижняя часть нашей одежды, символизирующая нашу точку зрения (букв. Standpoint, «точку стояния».—. Прим, рус. пер.) относительно реальности, то есть насколько твердо наши ноги стоят на земле; мерой нашей силы служит то, насколько прочно земля поддерживает нас.
Бросание сапог в сторону Келе — своеобразный жест умиротворения, цель которого — отвлечь демона от преследования. Необходимо чем-то пожертвовать для того, чтобы выскользнуть из его лап. В данном случае в жертву приносится старая точка зрения. Оказавшись в тисках анимуса, ни одна женщина не способна отказаться от какой бы то ни было власти, имеющейся у нее в распоряжении, или от своей убежденности в том, что поступать таким образом — правильно, необходимо и весьма полезно. Убеждения женщины, с которыми она прочно сжилась, которые стали ее второй натурой, берут, как правило, свое начало в мужском мышлении далеко не лучшего образца; но чем менее она сама способна дать оценку этим убеждениям, тем более страстно она к ним привязывается. Это является причиной устойчивости ее одержимости анимусом. К несчастью, такая женщина неспособна представить, что в чем-то не права, и всегда уверена, что виноваты другие. Лиса, в сущности, говорит ей: «Не ожесточайся. Расслабься немного. Согласись, что в чем-то ты не права и увидишь, что получится».
Мы увидим, что стоило героине последовать совету лисы, как тут же сверху спускается паутинная нить, давая ей средство достичь Полярной Звезды, а это означает, что анимус очистился до своей высшей формы — образа Бога. (Параллель ему образует София — высшая, наиболее духовная форма анимы.) Если мы поглубже задумаемся над тем, что же из себя представляет анимус, то придем к выводу, что он есть божество и что через отношение к нему в этой форме женщина вступает в сферу подлинного религиозного опыта. Встреча с Полярной Звездой в ее настоящей сущности становится для женщины в этой сказке личным переживанием Бога.
Когда Келе преследует ее и штурмует небесные высоты, между ним и Полярной Звездой вспыхивает конфликт на космическом уровне, в результате чего женщина оказывается в положении между двух вступивших в решительную схватку мировых начал, начал добра и зла — Бога и Дьявола. Когда Полярная Звезда открывает свой сундук, вокруг разливается яркий свет, а когда закрывает — на землю падает снег. В итоге злой дух брошен Полярной Звездой в этот сундук и испытывает жестокие мучения от лучей света. Анимус время от времени нуждается в суровом обращении с ним со стороны высшей силы.
Попав на небо, героиня отдаляется от человеческой реальности, и это не позволяет ей прийти к какому-либо определенному решению. Наверно, любая женщина, оказавшаяся в ее положении, чувствовала бы себя на грани психоза, попеременно оказываясь одержимой чрезмерно негативным или позитивным анимусом. Эта сказка служит хорошим примером, демонстрирующим случаи слабого сознания, что естественно предполагает в первобытной культуре. Следовательно, есть смысл в том, что говорит женщине Полярная Звезда: «Отправлялась бы ты лучше домой, тебе лучше вернуться на Землю». Полярная Звезда требует от женщины принесения в жертву двух оленей, зная, что жертвоприношение необходимо для того, чтобы вернуться к земной жизни. (С подобным мотивом мы встречаемся в сказке братьев Гримм «Золотая птица».) Спуск с облаков фантазии на землю таит в себе определенную опасность. В один момент все наши усилия и труд могут пойти насмарку. Например, мы понимаем нашу проблему в том виде, как она предстала перед нами в сновидении, но как мы собираемся решать ее практически, остается для нас вопросом. В этой ситуации напрашивается решение, предлагаемое самой жизнью, а именно — принять в ней действенное участие. С этой проблемой сталкиваешься лишь тогда, когда необходимо реализовать скрытые возможности своей натуры в творческом труде.
Возвращение к реальности принимает иную форму, когда возникают практические проблемы, вынуждающие нас вернуться из полного опасностей поиска в бессознательном. Проблемы возникают и в том случае, когда у одного человека получают развитие индивидуальные взаимоотношения с другим, и в результате он сталкивается с неодобрением и враждебностью мира. Всегда есть опасность, что мы полностью отвергнем свой бессознательный опыт или отнесемся к нему с циничным равнодушием, как к чему-то заурядному, или, как в уже рассмотренной нами сказке, погрузимся в мечты и забудем о реальности, изживая свои фантазии, тогда как от нас требуется адаптация к реальности.
В историях, рассказываемых в примитивных племенах, не редкость, что, когда благополучный конец, по всей видимости, уже совсем близок, все неожиданно распадается. В нашей сказке отец и дочь умирают, и нет никаких признаков снятия идентификации, существующей между ними, так что проблема одержимости анимусом в целом остается неосознанной.
Часто для женщины крайне необходимо вырваться из-под губительной для нее власти анимуса. Наша сказка рассказывает о такой попытке, однако связанный с нею психический опыт, взятый в его целом, остается ведом лишь подсознанию. Аналогичное взаимодействие в бессознательном изображается в одной южноамериканской сказке, где анима в виде скелета танцует в загробном царстве, вслед за чем следует смерть героя. Наиболее архаичные из примитивных сказок пронизаны, как правило, меланхолией, поскольку многим примитивным племенам свойственно переживать содержания бессознательного как нечто гнетущее, горестное и пугающее. Эта сторона бессознательного особенно остро ощущается прежде всего теми, кому необходимо вступить в настоящую жизнь, то есть молодыми людьми и теми, кто ведет слишком уединенный и скрытный образ жизни, поэтому подъем героя из глубин бессознательного, когда он полностью завершен, по своему значению равен главнейшему из его подвигов — убийству дракона.
Другая сибирская сказка, которая может служить примером реализации анимуса,— это «Девушка и череп». В начале ее девушка, живущая со своими престарелыми родителями, находит в лесной чаще череп. Она приносит его домой и начинает беседовать с ним. Когда родители узнают об этом, то приходят в ужас и, решив, что она — это Келе, то есть злой дух, прогоняют ее.
То, что анимус первоначально появляется в этой сказке в виде черепа, обнаруживает его имеющую отношение к смерти природу. Алхимики использовали череп в качестве сосуда для приготовления prima materia. В соответствии с примитивными верованиями, череп заключает в себе бессмертную сущность смертных существ, и отсюда берут свое начало охота за черепами и разнообразные формы поклонения черепу. Для индейцев Северной Америки снимаемые ими скальпы содержат в себе саму сущность убитого врага. В рассматриваемой сейчас сказке череп снова репрезентирует анимус в его смертоносном аспекте, особенно в том, что касается его деятельности, связанной с головой (такой как отравление женщин пагубными мнениями или их ослеплением при виде сокровищ бессознательного).
Родители приходят к печальному заключению, что их дочь превратилась в злого духа, Келе, после того как стала его женой, и что спасти ее уже невозможно. Их недоверчивое отношение к дочери — типичный признак свойственного первобытному человеку страха оказаться во власти духов, поскольку эти последние, будучи по своей природе многочисленны, разнообразны по виду и вездесущи, представляют постоянную угрозу для человека. Представление о черепе как о духе соотносится с головой (или интеллектом), приобретшей чрезмерную автономность и отделившейся от инстинктов; в таком состоянии она способна неудержимо нестись к собственной гибели. С другой стороны, череп — это символ Самости. (Сторона, с которой открывается то или иное бессознательное содержание, зависит от сознательной установки, исходя из которой рассматривают это содержание.)
Поняв, что их дочь одержима злым духом, старые родители ломают свой дом и вместе со всеми своими пожитками переправляются на другой берег реки. Дочь была у них единственным ребенком и не имела товарищей, которые бы помогли ей вступить в жизнь. Подобная ситуация, например, когда родители поздно женятся или у них долго нет детей, часто становится причиной самых серьезных затруднений в жизни людей, иногда приводящих к трагическим последствиям. То, что девушка принесла череп к себе в комнату, вызывает враждебную реакцию со стороны окружающих, пробуждает страх и ненависть в душе родителей. Анимус, с которым женщина не связана родственными отношениями, часто притягивает к себе враждебные чувства (направленные, естественно, на саму женщину), при том что она и не подозревает об их истинной причине. Негативные реакции других людей на ее поведение — знак того, что существенная часть ее личности не реализована. Среда пытается вызвать ее раздражение и как бы подтолкнуть к осознанию того, что ей чего-то недостает.
Когда девушку покидают, она обращается к черепу с упреками, виня его в своем вынужденном одиночестве. Череп советует ей собрать побольше хвороста, сделать костер и броситься в него, чтобы таким способом он мог получить себе тело.
Огонь обычно символизирует эмоцию, а также страсть, которая способна зажигать других или распространять свет. Жертвы сжигаются для того, чтобы уничтожить их физическую природу, после чего образ, или сущность, может подняться вместе с дымом к богам. Когда, однако, сжигается «духовное создание», огню предается тело. Страсть заставляет нас жертвовать чересчур независимой, чересчур интеллектуальной установкой, и страсть же дает возможность пресуществиться в нас духу. Когда мы испытываем страдания, вызываемые страстью, дух для нас — это уже не отвлеченная идея, но непосредственно переживаемая психическая реальность. Вот почему череп упрашивает девушку бросить его в огонь. «В противном случае,— говорит он ей,— мы оба страдаем напрасно». Необходимо победить страдание страданием — через добровольное принятие страдания. Подвергнуть череп огненной пытке — значит побороть огонь огнем и рассчитаться за мучения, которые она претерпела из-за него. Анимус пробуждает страсть в женщине. Его планы, намерения и прихоти вызывают у нее неуверенность в себе и заставляют, несмотря на сопротивление ее женственной, пассивной природы, выйти в мир, чтобы неизбежно столкнуться с противодействием его стихий. В том случае если женщине удается добиться успеха в мужском мире, на мужском поприще, то начинаются новые страдания, вызванные стремлением сузить сферу своей деятельности или вообще отказаться от нее, для того чтобы вернуть свою женственность.
В алхимии огонь часто символизирует нашу вовлеченность в работу и равнозначен страсти, с которой мы отдаемся различным стадиям алхимического процесса.
Череп говорит девушке, что она должна закрыть глаза и ни в косм случае не смотреть на огонь. Здесь мы снова имеем дело с мотивом слишком раннего просвещения. Нам не следует постигать чисто интеллектуальным образом все происходящее в психическом, поскольку внутренние события невозможно строго определить и подвести под ту или иную категорию; нередко необходимо обуздать свое любопытство и просто ждать. Тем не менее только сильная личность способна сдерживать свое нетерпение, с тем чтобы дать возможность элементам психического вступить во взаимодействие, не подглядывая при этом за происходящим, в то время как более слабое сознание нуждается в немедленном истолковании увиденного сна, потому что до такой степени боится неопределенности и «темноты» ситуации. Девушке приходится ожидать, чем все закончится, в полной темноте, слыша только гул бушующего пламени и вслед за тем обрывки человеческих голосов и конского ржанья. Чувствую страх, оставаться тем не менее твердым и не поддаваться панике есть признак душевной силы, обретаемой человеком по ту сторону как надежды, так и отчаяния. Однако многие люди не могут ждать и склонны в такой ситуации принимать внезапные решения. Тем самым они нарушают предначертанное себе судьбой, грубо вмешиваясь в ее таинственный ход. В конце концов, когда девушка открывает глаза, перед ней стоит мужчина, одетый в звериные шкуры и окруженный людьми и животными. Он очень богат, и девушка становится его женой, поэтому у нее теперь мощный положительный анимус, что позволяет ей получать все удовольствия от жизни. Через некоторое время ей наносят визит ее родители, и она убивает их, угощая расколотыми мозговыми костями, которые слишком велики и поэтому застревают у них в горле
Мотив родства
Существует довольно большое количество сказок, главных героев которых можно интерпретировать в качестве символизирующих собой аниму или анимус. В этих сказках изображаются присущие человеческому обществу модели (patterns) родственных взаимоотношений: отношения, существующие между мужчиной и женщиной
и основные события психической жизни вне зависимости от различий мужского и женского. Большинство сказок, рассказывающих об их совместном спасении, принадлежат к этому типу.
В таких сказках дети часто выступают в главных ролях, например в известной сказке «Гензель и Гретель». Поскольку дети сравнительно мало дифференцированы в сексуальном и психическом отношении, они стоят гораздо ближе к гермафродитному первосуществу. Таким образом, дите — это вполне подходящий символ для Самости — сокровенной, скрытой в будущем внутренней целостности и в то же самое время еще не получивших развития граней нашей индивидуальности. Дитя служит прекрасным образом невинности и способности удивляться, сохранившихся в нас с незапамятных времен, являя собой и ту часть нашей собственной детскости, которой мы пренебрегли, а также до того не существовавшую начальную форму будущей индивидуальности. С этой точки зрения высказывание «ребенок — отец мужчины» имеет более глубокий смысл, чем это может показаться на первый взгляд.
Сказки, о которых идет речь, имеют дело не с человеческими и индивидуальными факторами, но с развертыванием архетипов; в них показываются способы, какими архетипы вступают в отношения друг с другом внутри коллективного бессознательного.
У меня под рукой волшебная сказка, в которой соединение мужского и женского психического представлено с точки зрения бессознательного; тем не менее, как сможет убедиться читатель, реальность женского психического открывается здесь с куда большей ясностью, нежели реальность мужского.