КРОВНАЯ МЕСТЬ КОРОЛЕЙ. 561-613 ГОДЫ

СЕМЬЯ И ПРАВО

Как уже отмечалось выше, галло-римские подданные меровингских королей подчинялись в своей частной жизни нормам римского права. Они содержались в “Кодексе Феодосия” (около 437 года), сокращенном и упрощенном Гундобадом в “Римском судебнике бургундов” и Аларихом II в его “Требнике”. В конце своего царствования Хлодвиг хотел распространить действие этого свода на всю Галлию. Что касается варваров, то они испокон века, а в особенности со времен переселения в империю в качестве федератов, следовали обычному праву своего народа, которое передавалось исключительно путем yстной традиции. Так продолжалось до того момента, пока нормы этого права не были записаны по повелению Эриха — для вестготов, Гундобада — для бургундов, наконец, Хлодвига - для салических франков Разумеется, записи были произведены на латыни, то есть с использованием таких терминов, которые должны были увеличить число заимствований из римского обычного права, при сохранении исконного архаизма самих сводов. Последнее особенно отличало “Салическую правду” (Pactus Legis Salicae).

Таким образом, в Галлии VI века царил в принцип персональности права, в соответствии с которым каждый человек подчинялся установлениям своего народа. Но в многочисленных судебных процессах сталкивались лица, следующие различным системам, что осложняло задачи правосудия. К тому же происходил процесс слияния элит, облегченный тем, что в Галлии в отличие от остготской Италии, не было формального запрета на браки между римлянами и варварами. Отметим также то, что обе системы права могли дополнять друг друга (варварское право, к примеру, предоставляло обвиняемому средства, в которых отказывало ему римское право). Наконец, действовала законодательная власть королей (хотя, конечно, она использовалась скорее в области публичного права, чем в гражданской и уголовной сферах). Все это, вместе взятое, довольно скоро привело к тому, что принцип персональности права в известной степени потерял силу. Тем более что при разрешении конфликтов скорее применяли силу, чем обращались к органам правосудия.

Именно поэтому главной заботой франкского законодателя было разорвать порочный круг кровной мести — того, что сегодня мы назвали бы вендеттой. Когда совершалось покушение на жизнь, достоинство или имущество родственника, то вся его семья, в соответствии с германским обычаем, должна была смыть кровью нанесенную обиду. При этом объектом мщения становился не только сам агрессор, но и его родственники. Григорий Турский дает многочисленные примеры того, как в водоворот насилия неумолимо втягивались целые семейства. Этот летописец приводит случай с неким франком из Турне: в 590 году он убил шурина, бросившего свою жену ради гулящей женщины. В свою очередь приятели пострадавшего расправились с убийцей. Вскоре оба семейных клана оказались в состоянии войны, понадобилось вмешательство королевы Фредегонды, примирившей эти семьи. За 50 лет до этого вспыхнула распря между двумя вельможами, приближенными ко двору Теодебера, — Секундином и Астериолом, “мужами, искушенными в риторике”. Этот случай говорит о том, что и представители галло-римской элиты с легкостью прибегали к насилию для сведения личных счетов.

Сохранить гражданский мир — таков был смысл системы “композиции” (в древнерусском праве — "вира"), получившей широкое распространение во франкском праве. В соответствии с нормой, названной “цена человека” (wergeld), виновники правонарушения или преступления должны были заплатить жертве или ее семье денежную компенсацию, чтобы предотвратить месть. При этом размер компенсации определялся не только характером нанесенной обиды, но и социальным положением потерпевшего его возрастом и полом. Так, цена мужчины зрелого возраста в этой системе была выше, чем цена ребенка, старика или женщины; цепа епископа или члена королевской свиты — выше цены простолюдина. В любом случае одну треть “вергельда” — “цену мира” удерживал представитель короля — граф, его уполномоченный или сотник. Он выносил приговор в суде, где заседали присяжные, выбиравшиеся из числа знати. Из королевской доли “вергельда” судья оставлял себе одну треть (то есть девятую часть общей суммы), а остальное передавал в королевскую казну.

Но необходимым условием выплаты компенсации была доказанность вины обвиняемого, причем доказывать свою невиновность должен был он сам. Для этого следовало пригласить в суд как можно больше свидетелей, а при их отсутствии — подвергнуться процедуре ордалии (“Божьего суда”). В лучшем случае для обвиняемого такая процедура заключалась в его юридической дуэли с истцом или одним из его близких. Практиковалось также и физическое испытание: руку обвиняемого опускали в кипящую воду или жгли раскаленным железом. Если рука оказывалась после этого невредимой, обвиняемого оправдывали. Но при этом нужно, чтобы обвиняемый был платежеспособен или семья должна была заплатить за него. В последнем случае обвиняемый передавал им в счет оплагы судебного долга свое имущество. Передача оформлялась с помощью любопытной процедуры, которая во франкском праве называлась chrenecruda: ответчик давал торжествснную клятву в том, что не имеет более движимого имущества, затем он входил в свое жилище, в каждом из четырех углов брал по горсти земли и бросал ее через плечо в своих самых близких родственников. Наконец, облачившись в простую рубаху, без пояса и босой, ответчик должен был перепрыгнуть через изгородь своей усадьбы, чтобы продемонстрировать полный отказ от нсдкижимости. И только после этого семья соглашалась участвовать в оплате “вергельда”.

Но что представляла в те времена семья? Разумеется, ее возглавлял отец, имевший полную власть в доме. В семью входили родные и сводные братья (в те времена последних было довольно много, ибо супруги различного ранга сменяли друг друга и даже жили вместе под одной крышей), затем дядья с материнской и отцовской сторон. далее — двоюродные братья, а возможно, и более дальняя родня. Особенно пополняли состав семейных кланов все те, кто был близок к дому,—компаньоны, челядь, а в ряде случаев и члены вооруженной свиты. Понятно, что чем выше был социальный ранг семьи и чем большей властью она обладала, тем шире готовился круг лиц, на которых распространялся принцип семейной поруки. Поэтому в конце концов кровная месть стала раздирать королевскую семью, а вся Галлия рисковала оказаться во власти огня и крови.

РАЗДЕЛЫ 561 и 567 годов

Помимо очень набожной Радегонды Клотар I имел имел по крайней мере еще четырех жен. Три королевских наследника провожали его прах, погребенный затем в усыпальнице Сен-Медар в Суассоне, — Харибер, Гонтран и Сигебер. Все они являлись сыновьями королем Ингонды. Матерью четвертого наследника - Хильперика — была сестра Ингонды Арнегонда (ее кольцо с надписью “Anregundis Regine” найдено в богатой женской усыпальнице второй половины VI века под монастырской церковью Сен-Дени). Возможно, что положение младшего брата и некоторая отчужденность привели Хильперика, сразу после смерти отца к решению ускорить ход событий. Он захватил первоначально королевскую казну, а затем и Париж, являвшийся столицей Хлодвига. Но эти действия тут же вызвали решительный отпор со стороны единокровных братьев Хильперика, навязавших ему такой раздел отцовских владений, в результате которого младшему брату досталась отнюдь не лучшая их часть. Харибер получил почти все королевство Хильдебера. занимавшее большую часть Аквитании. Из земель королевства Клодомира Гонтран сохранил бассейн средней Луары и, что особенно важно, приобрел всю Бургундию. Сигебер получил сохраненную и даже немного расширенную часть земель Тьерри и его рейнских наследников. Хильперику же были выделены родовые отцовские земли, простиравшиеся от северного Брабанта до Суассона и включавшие Турне, - те самые земли, которые в несколько более широких граница отошли к Клотару полвека назад. Принцип этого раздела заключался в том, что оставалась неизменной принадлежность столиц (соответственно Парижа, Орлеана, Реймса и Суассона), располагавшихся в сердце Парижского бассейна, а также в том, что сохранялась, как никогда прежде, целостность первоначальных королевств — в особенности салических франков, рейнских франков и бургундов. Очевидно, что при разделе имущества ничто не было пущено на самотек и что раздел был скорее всего итогом сознательной политики, проводившейся еще Клотаром, когда не было уверенности в том, что удастся восстановить единство франкской Галлии. Действительно, один из сыновей Клотара, которому было предназначено стать повелителем рейнских франков, был наречен при рождении Сигебером — именем кёльнского короля, убитого по приказу Хлодвига. Еще более красноречив тот факт, что именно Гонтрану (Gunt-Ramn — “воинственный ворон”) были переданы владения, принадлежавшие старинным королям бургундов Годомару, Гундевеху, Гундобаду (Gunt-Balt - “отважный воин”). Не являлся ли выбор соответствующего имени одним из способов подготовки почвы для будущих притязаний?

Подобно Клодомиру в предыдущем поколении, Харибер умер рано, в 567 году. И так же, как и в 524 году, наследство покойного было поделено его братьями: каждому достались земли, расположенные одновременно к северу и к югу от Луары; Аквитания, таким образом, вновь утратила свою целостность. Напротив, хотя центральная часть Парижа (Сите) была поделена на три равные части, сам город остался цельным образованием и рассматривался как общая столица. Вероятно, в то время франкские короли еще исповедовали принцип единства государства. Однако было очевидным и то, что подтверждение целостности трех первоначальных королевств отнюдь не являлось случайным, это отвечало чаяниям если не всею их населения, то, по крайней мере, их аристократии. Короли же охотно шли им навстречу. Результатом было стремительное скольжение двух столиц - Реймса и Орлеана к точкам (Мец, Шалон-на-Соне), более периферийным на карте Галлии, но более близким к географическим Центрам самих королевств.

КОРОЛЕВСКИЕ БРАКИ

Григорий Турский с явным снисхождением и большой долей предвзятости рассказывает о брачных союзax своих современников — сыновей Клотара. Благоря этому летописцу мы довольно ясно можем представить себе матримониальную практику в кругах высшей франкской знати того времени. Так, у Гонтрана сперва была лишь "наложница" Венеранда, подарившая ему первого сына — Гундобада. Затем Гонтран женился на Маркатруде. Ревнуя своего сына к Гундобаду, она приказала умертвить его, но затем собственный ребенок Маркатруды погиб (Божья кара). Гонтран же от нее отказался. Он взял в супруги Австрегильду, подарившую ему несколько детей, в том числе двух сыновей. Но это не помешало Гонтрану пообещать свою руку Теодехильде, вдове его брата Харибера, Невеста поспешила к жениху с "сокровищами". Гонтран взял их себе и приказал заточить новобрачную в монастырь...

Бурные события жизни короля показывают, каковы были главные ставки при заключении любого брака. Разумеется., ими являлись экономические выгоды (Гонтран, как и другие женихи, бегал за богатыми невестами), но особенно — получение статуса наследника. С этой точки зрения примечательно, что сын Венеранды (так называемой "наложницы", а фактически супруги второго ранга — “Friedelfrau” по старогерманскому праву, с которой был заключен союз, не имевший ни окончательного характера, ни экономической ставки) был наречен Гундобадом — именем но преимуществу королевским у бургундов. Несомненно, это отражало намерение сделать мальчика законным наследником своего отца в случае, если другие его браки окажутся 6есплотными. Этим и объясняется ревность мачехи Маркатруды.

Сигебер не мог спокойно смотреть на то, что его братья, как пишет Григорий, “связывались с женщинами, их недостойными, и опускались, женясь на своих служанках”; он остановил свой выбор на дочери короля вестготов Атнанагильда - Брунгильде (Брюнеоте), которая слыла честной и красивой девушкой. Невеста приехала в дом жениха около 566 года с немалым приданым. Оставив арианство, в котором Брунгильда была воспитана, она сочеталась брачными узами с Сигебером. Их свадьба отличалась пышностью, что было отмечено как Фортунатом, так и Григорием Турским. Женитьба вызвала ревность его единокровного брата Хильпернка. И хотя последний “уже имел несколько жен” (в их числе были Авдовера, подарившая супругу нескольких королевских наследников с многообещающими именами — Хлодвиг, Меровей и Фредегонда), он попросил у короля Атанагильда руку Галсвинты, его старшей дочери. Хильперик не только получил ее в жены, но и испытал к ней, как с иронией отмечает Григорий, “любовь великую, ибо она привезла с собой несметные сокровища”. Понятно, что при такой глубине чувств Хильперика прежние страсти вскоре возобладали, в особенности связь с Фредегондой. Поскольку Галсвинта выражала неудовольствие по этому поводу и угрожала возвратиться к своему родителю, ее умертвили (около 570 года). Григорий Турский прямо обвиняет в этом Хильперика, предполагая и пособничество Фредегонды, которую король сразу же сделал своей супругой первого ранга. Ясно, что летописец презирает и короля, и новую королеву. Во всяком случае, Брунгильда и Сигебер знали, куда направлять свои удары, когда решили отомстить за убийство своей сестры и золовки.