ЗАМЕЧАНИЯ ОБ ИСТОРИЧЕСКИХ ИСТОЧНИКАХ 29 страница
XXIII. Прежде всего издревле существовал обычай, чтобы каждый, кто владеет Римской державой, не единожды, но многократно прощал всем подданным то, что они задолжали казне, чтобы у тех, кто испытывает нужду и не знает, откуда ему выплатить эти недоимки, не висела вечно петля на шее и чтобы не давать сборщикам податей предлога для вымогательства по отношению к тем, у кого подати полностью уплачены и никаких долгов не имеется. Этот же человек за тридцать два года не сделал для подданных ничего подобного. (2) Поэтому обедневшие были вынуждены бежать и никогда уже больше не возвращаться. (3) А вымогатели терзали самых добропорядочных людей, выдвигая против них обвинение, будто они с давних пор платят подать меньше той, которой обложена их земля. (4) И эти несчастные боялись не только того, что будут обложены новым налогом, но и возможности того, что окажутся отягощены совершенно несправедливыми налогами за такое множество лет. (5) И поэтому многие действительно отдавали свое [достояние] либо вымогателям, либо казне и уходили [куда глаза глядят]. (6) Далее, несмотря на то что мидийцы и сарацины разграбили большую часть Азии 230, а гунны, славяне и анты — всю Европу, разрушив до основания одни города и тщательнейшим образом обобрав другие посредством денежных контрибуций;
несмотря на то что они увели в рабство население вместе со всем его достоянием и своими ежедневными набегами обезлюдили всю землю, он ни с кого не снял податей, сделав единственное исключение для взятых приступом городов, и то лишь на год 231. (7) Но даже если бы он, подобно василевсу Анастасию, решил на семь лет освободить от подати взятые [врагом города], я думаю, он и тогда бы не сделал того, что [учитывая обстоятельства] ему следовало бы сделать, поскольку Кавад 232 ушел [из римской земли], не причинив даже малейшего вреда постройкам, между тем как Хосров, предав огню, разрушал все до основания и причинял к тому же больше страданий своим жертвам. (8) И для этих людей, с которых он снял [эту] до смешного малую часть подати, и для всех остальных, принимавших на себя удары мидийского войска, при том что и гунны, и варвары-сарацины постоянно грабили земли Востока, а варвары в Европе ежедневно и беспрестанно совершали то же самое по отношению к тамошним римлянам, василевс этот тотчас оказывался страшнее всех варваров. (9) Ибо, как только уходили враги, хозяева земель немедленно бывали опутаны синоной 233, эпиболэ 234 и диаграфэ 235. (10) Что это за названия и что они означали, я сейчас объясню.
(11) Владельцев имений вынуждали снабжать продовольствием римское войско пропорционально размерам наложенной на каждого из них подати, причем поставок требовали не столько, сколько необходимо было в данное время, но сколько можно было [взять] и сколько решено было взыскать, не принимая во внимание, имеется ли на их земле то, что с них требуют 236. (12) И этим несчастным приходилось поставлять провизию и солдатам, и их лошадям, покупая все это за гораздо большую плату, иной раз в отдаленной части страны, а затем доставлять туда, где в то время случалось быть войску и сдавать его ведающим поставками, отмеривая не так, как принято у всех людей, но так, как тем заблагорассудится. (13) Таков порядок того, что именуется синоной, которая вытягивала все жилы у землевладельцев. (14) Ибо им приходилось уплачивать ежегодную подать не менее чем в десятикратном размере, учитывая то, что они должны были не только снабжать войско, как было сказано, но уже в довершение всех подобных бед часто доставлять хлеб в Византии, поскольку не один лишь тот, кого прозвали Варсима, отваживался на такой тяжкий грех, но еще до него,— Иоанн Каппадокийский, а впоследствии те, которые переняли у Варсимы достоинство этой должности 237.
(15) Так, в общем, обстояло дело с синоной. Что касается эпиболэ, то это слово означает некую нежданную погибель, внезапно поразившую землевладельцев и с корнем вырвавшую у них всякую надежду на жизнь. (16) Ибо подать с земель, оказавшихся заброшенными или неплодородными, владельцам которых и крестьянам случилось либо вовсе погибнуть, либо, покинув отчую землю, скрываться от постигших их из-за этого бед, они [властвующие] сочли приемлемым переложить на тех, кто еще не совсем погиб.
(17) Таково было значение слова эпиболэ, особенно распространившегося, как и следовало ожидать, именно в это время. Что до диаграфэ, то, выражаясь кратко, суть ее заключалась примерно в следующем. (18) Необходимость заставляла всегда, и особенно в такие времена, подвергать города многочисленным тяжелым взысканиям. Поводы к наложению их и способы их взимания я в настоящем рассказе опущу, дабы рассказ мой не затянулся до бесконечности. (19) Эти взыскания оплачивали землевладельцы, пропорционально размерам подати, налагаемой на каждого из них. (20) Их бедствия, однако, этим не кончались; напротив, когда мор охватил всю ойкумену и не миновал Римскую державу, истребив большую часть крестьян, и земли, как и следовало ожидать, оказались вследствие этого обезлюдевшими, он [Юстиниан] не оказал никакой милости их владельцам. (21) Ибо он ни разу не освободил их от ежегодной подати, взыскивая не только то, что было наложено на каждого из них, но и долю их погибших соседей. (22) Сверх того, они должны были выносить и все прочее, только что упомянутое мной, вечно обременявшее тех, кому выпало несчастье быть землевладельцем. И в довершение всего им приходилось держать на постое воинов, размещенных в наилучших и роскошнейших комнатах, прислуживать им, а самим жить в плохоньких и заброшенных домишках.
(23) Все это постоянно происходило с людьми в царствование Юстиниана и Феодоры, ибо в это время не было недостатка ни в войнах, ни в. других величайших бедствиях. (24) Поскольку же я упомянул о помещениях, [предназначенных для постоя], мне невозможно обойти молчанием и то, что домовладельцы Византия, вынужденные предоставлять свои дома здесь для размещения варваров числом до семидесяти тысяч, не только не могли получать выгоду от своего имущества 238, но терпели и иные неудобства.
XXIV. Нельзя, конечно, обойти молчанием и того, что он [Юстиниан] совершил по отношению к солдатам, над которыми он поставил наиподлейших из всех людей 239, приказав им собирать как можно больше денег и из этого источника, причем те были хорошо осведомлены, что двенадцатая часть того, что они добудут, достанется им 240. Имя же им было дано логофеты 241 (2) Каждый год они проделывали следующее. По закону солдатское жалованье выплачивается не всем подряд одинаково, но молодым и только что начавшим военную службу плата была меньше, уже испытанным и находящимся в середине солдатских списков — выше. (3) У состарившихся же и собирающихся оставить службу жалованье было еще более высоким с тем, чтобы они впоследствии, живя уже частной жизнью, имели для существования достаточно средств, а когда им случится закончить дни своей жизни, они в качестве утешения смогли бы оставить своим домашним что-то из своих средств. (4) Таким образом Время, постоянно позволяя воинам более низших ступеней восходить на места умерших и оставивших службу, регулировало на основе старшинства получаемое каждым от казны жалованье. (5) Однако так называемые логофеты не позволяли удалять из списков имена умерших, даже если в одно и то же время по разным причинам погибало множество, особенно, как это случалось в ходе многочисленных войн. Кроме того, они подолгу не пополняли солдатские списки, причем делали это часто. (6) В итоге дело обернулось для государства тем, что число солдат на действительной службе становилось все меньше и меньше; для оставшихся в живых солдат — тем, что, оттесняемые давно уже умершими, они оставались в разряде более низком, чем они заслуживали, и получали жалованье меньше того, которое выдавалось бы им в соответствии с полагающимся им разрядом; для логофетов же — тем, что они все это время выделяли Юстиниану долю из солдатских .денег,
(7) Более того, они, словно бы в отплату за опасности войны, мучили солдат и многими другими видами взысканий, обвиняя одних в том, что они греки 242, как будто бы было совершенно невозможно, чтобы выходец из Эллады оказался благородным; других в том, что они якобы несут службу, не имея предписания василевса, хотя [они] могли предъявить на этот счет царские грамоты, которые те без колебаний дерзали объявить недействительными; третьих упрекали в том, что им случилось на несколько дней оставить своих товарищей. (8) Впоследствии по всей Римской державе были разосланы люди из придворной гвардии под тем предлогом, конечно, чтобы выявить среди занесенных в списки совсем негодных к военной службе. И у некоторых они осмеливались отнимать пояса 243, якобы как у непригодных или состарившихся. И те в дальнейшем, публично аа площади прося милостыню у благочестивых людей, постоянно служили для всех встречных поводом к слезам и стенаниям. С остальных же, чтобы и с ними не .случилось того же, они взыскивали большие деньги, так что солдаты, у которых многими способами вытянули все жилы, оказались самыми нищими из людей и отнюдь не жаждали воевать. (9) Поэтому и в Италии дела римлян потерпели крах. Посланный туда логофет Александр бесстыдно осмелился обвинять в этом солдат 244, а с италийцев взыскал деньги, утверждая, что он воздает им за их поступки при Теодорихе и готах. (10) По вине логофетов не только солдат мучили бедность и безысходность, но и тех, что служили в качестве помощников при каждом стратиге, прежде многочисленных и пребывавших в великой чести, терзали голод и нищета. (11) Ибо неоткуда им было приобрести то необходимое, к чему они привыкли.
(12) Добавлю я сюда и нечто еще, поскольку рассказ о солдатах побуждает меня к этому. Василевсы, правившие римлянами в прежние времена, разместили по всем окраинам государства огромное множество солдат с тем, чтобы они охраняли границы Римской державы, особенно же в восточной ее части, сдерживая таким образом набеги персов и сарацин. Их называли лимитанами 245. (13) С самого начала василевс Юстиниан проявил к ним такое пренебрежение и презрение, что выплачивающие им жалованье задерживали его на четыре или на пять лет, а когда у римлян с персами бывал мир, этих несчастных вынуждали отказываться в пользу казны от причитающегося им за условленное время жалованья под тем предлогом, что и они будто бы вкушают блага мира. А затем он безо всякой причины лишил их и самого названия войска. (14) И в дальнейшем границы Римской державы оставались лишенными охраны, а солдаты неожиданно оказались вынужденными смотреть в руки тем, кто привык заниматься благотворительностью.
(15) Другие солдаты числом не менее трех с половиной тысяч изначально были определены для охраны дворца. Их называют схолариями 246. (16) Этим казна, как было установлено с давних пор, всегда выплачивала жалованье большее, чем всем прочим. Прежние государи, выбрав их по доблести из числа армян, возводили их в это достоинство. (17) Но с тех пор как царская власть оказалась в руках Зинона 247, достигнуть этого звания стало возможно всякому, даже трусу и человеку вовсе не воинственному. (18) Со временем даже рабы, дав взятку, могли купить доступ к этой службе. Итак, когда Юстин овладел царской властью, этот Юстиниан многих назначил на эту почетную службу, получив отсюда огромные деньги. (19) Когда же затем он узнал, что в этих списках больше не осталось мест, он добавил к ним еще и других, числом до двух тысяч, которых стали называть “сверхномерными”. (20) Когда же он сам овладел царством, он тотчас избавился от этих “сверхномерных”, не вернув им никаких денег.
(21) Однако и по отношению к входившим в число схолариев он придумал следующее. Когда предполагалось послать войско против Ливии, Италии или персов, он отдавал приказ готовиться к выступлению и схолариям, хотя прекрасно знал, что они менее всего пригодны к службе в поле; и те, боясь, как бы этого не случилось, на указанный срок отказывались от жалованья. И такое схолариям пришлось испытать множество раз. (22) К тому же Петр все то время, пока он занимал должность так называемого магистра, постоянно терзал их, каждодневно неслыханным образом обворовывая их. (23) Ибо, хотя был он мягким в обращении и вовсе не способным на грубость, был он в то же время наибольшим среди всех людей вором, преисполненным гнусной алчности. Об этом Петре я упоминал в прежнем повествовании как повинном в убийстве Амаласунты, дочери Теодориха 248.
(24) Есть во дворце и другие, пользующиеся намного большим почетом лица, поскольку казна обычно выделяет им большее жалованье на том основании, что и они платят больше за получение своего военного звания. Их называют доместиками и протикторами, и они издревле были не искусны в военных делах. (25) Ибо они обычно зачислялись в дворцовое войско единственно ради звания и внешнего блеска. Одни из них с давних времен селились в Визaнтии, другие — в Галатии, третьи — в неких иных местах. (26) И этих, запугивая указанным образом, Юстиниан вынуждал отказываться от причитающегося им жалованья. (27) В общих чертах расскажу о следующем. Существовал обычай, чтобы каждые пять лет василевс одаривал каждого солдата определенным количеством золота. (28) И каждые пять лет посланные во все уголки Римской державы лица вручали каждому солдату по пять золотых статоров. (29) И не сделать этого было никогда и никоим образом нельзя. С тех же пор как этот человек стал управлять государством, он ничего подобного не сделал и не собирался делать, хотя уже прошло тридцать два года, так что люди до некоторой степени уже и забыли об этом деле.
(30) Примусь теперь за рассказ еще об одном его способе грабежа подданных. Те, кто состояли на службе у василевса и должностных лиц Визaнтия по военной, письменной или какой-либо иной части, помещались сначала в конце списков. С течением времени они, постоянно поднимаясь вверх и занимая места умерших или ушедших в отставку, продвигались по службе до тех пор, пока каждый из них, поднявшись на верхнюю ступень, не достигал предела в своей должности. (31) Достигшим такого ранга издревле назначалось так много золота, что ежегодно у них набиралось более ста кентинариев, так что и у них самих была обеспечена старость, и многие другие, как по большей части бывает, разделяли с ними вытекающую отсюда выгоду, а дела государства при этом достигали великого благополучия. (32) Но этот василевс, лишив их почти всего этого, нанес вред и им, и остальным людям. Бедность охватила сначала их, а затем коснулась и других, ранее деливших с ними их пособие. (33) И если кто-нибудь подсчитает нанесенный им таким образом за тридцать два года ущерб, тот увидит размеры того, чего пришлось им лишиться.
XXV. Так обошелся этот тиран со служилыми людьми. А как он поступил по отношению к купцам, мореходам, ремесленникам и рыночным торговцам, а через них и ко всем остальным людям, я сейчас расскажу. (2) По обе стороны Византия есть два пролива: один у Геллеспонта, между Систем и Авидосом, другой у устья моря, называемого Эвксинским, там, где находится место, именуемое Иерон 249. (3) На проливе у Геллеспонта не было никакой государственной таможни, но в Авидосе находился посланный туда василевсом чиновник, который следил, не направляется ли в Византии без ведома василевса судно, везущее оружие, и не выводится ли из Византия какой-нибудь корабль без грамот и печатей лиц, на которых возложена обязанность этим ведать (ибо никому не было разрешено отправляться из Византия без позволения лиц, служивших при так называемом магистре) 250, и он взимал с судовладельцев подать, ни для кого не чувствительную, на которую обладатель этой должности претендовал как на плату за свой труд. (4) Однако поставленный у другого пролива получал постоянную плату от василевса и тщательно следил за тем, о чем я сказал, надзирая, кроме того, не вывозится ли к поселившимся у Понта Эвксинского варварам что-нибудь из недозволенного к вывозу из земли римлян к варварам. Этому человеку ничего не позволялось брать от тех, кто плыл в этом направлении. (5) Однако, с тех пор как Юстиниан овладел царской властью, он учредил государственные таможни у обоих проливов и постоянно посылал туда двух чиновников на жалованьи. Доставляя им полагающуюся плату, он в то же время требовал, чтобы они, используя всю данную им власть, добывали для него из этого источника как можно больше денег. (6) Те же, заботясь лишь о том, чтобы показать ему свою преданность, удовлетворялись лишь тогда, когда получали от плывущих полную плату с их груза 251.
(7) Вот что он сделал у того и у другого пролива. А в Визaнтии он придумал следующее. Назначив [на должность] одного из своих близких—родом сирийца по имени Аддей,—он приказал ему обеспечить для него некую выгоду от приплывающих сюда кораблей. (8) Итак, тот все корабли, приплывающие в гавань Визaнтия, не выпускал больше оттуда, не наложив на навклеров 252 штраф за корабли 253, либо заставлял их отправляться с грузом назад в Ливию и Италию. (9) И некоторые из них больше уже не желали ни принимать на корабль обратный груз, ни заниматься впредь морским промыслом вообще, но сжигали свои корабли и, удовольствовавшись этим, удалялись. (10) Те же, однако, кто был вынужден добывать этим промыслом средства к существованию, в дальнейшем нагружали свои корабли лишь после того, как брали с купцов тройную плату; торговцы же возмещали свои убытки за счет тех, кто покупал товары. И так римлян всячески доводили до голодной смерти.
(11) Так обстояли дела с управлением государством. Но я думаю, не следует обойти молчанием то, что было сделано царственной четой с мелкой монетой. (12) В то время как раньше менялы обычно давали тем, кто совершает с ними сделку, за один золотой статер двести десять оболов, называемых фоллами, эти, ухищряясь в достижении собственной выгоды, распорядились давать за статер всего сто восемьдесят оболов. Таким образом золотая номисма урезалась на седьмую часть...254 из всех людей.
(13) Когда эта царственная чета ввела на большую часть товаров так называемые монополии 255 и те, кто хотел что-нибудь купить, каждодневно подвергались губительным мукам, незатронутыми же остались лишь лавки, торгующие одеждой, они и здесь придумали следующее. (14) Платья из шелка издавна обычно изготовлялись в Бейруте и Тире — городах, расположенных в Финикии. (15) Занимающиеся этим купцы, ремесленники и мастера с давних пор жили здесь, а отсюда этот товар распространялся по всей земле. (16) Когда же в царствование Юстиниана те, кто занимался этим делом в Византии и других городах, стали продавать эту одежду за более высокую плату, ссылаясь на то, что в настоящее время они платят персам за шелк больше, чем раньше, а число таможен 256 в римской земле возросло, автократор, показывая всем, что он этим рассержен, обязательным для всех законом воспретил, чтобы либра этой материи стоила больше восьми золотых 257. (17) На тех, кто преступит этот закон, налагалось наказание, предусматривающее лишение всех имеющихся у него богатств. Это представлялось людям совершенно невозможным и безысходным. Ибо купцам, купившим этот товар за более высокую цену, нельзя было отдавать его тем, с кем они имели дело, по более низкой цене. (18) Поэтому они сочли бесполезным заниматься далее этой торговлей, но украдкой, из-под полы распродавали мало-помалу оставшийся у них товар, конечно же, кому-то из знатных, тем, для кого было радостью, тратя свои деньги, так наряжаться, либо тем, у кого в известной степени была необходимость в этом 258. (19) Василиса, узнав об этом от неких наушников, хотя и не стала проверять слухи, тотчас отобрала у этих людей весь товар и наказала их на кентинарий золота... 259 Это ремесло у римлян находится в ведении главы царских сокровищниц. (20) Назначив на эту должность Петра по прозвищу Варсима, они вскоре позволили ему совершать безбожные дела. (21) Ибо, в то время как он требовал, чтобы все прочие строго соблюдали закон, сам он, заставляя мастеров по этому ремеслу работать на одного себя, продавал, ничуть не таясь, но открыто, на агоре, одну унцию шелка любой окраски не менее чем за шесть золотых, а шелк царской окраски, которую обычно именуют головером 260, более чем за двадцать четыре золотых 261. (22) Из этого источника он добывал василевсу огромные деньги. Однако для себя приобрел тайком еще больше. Начавшись с него, такие порядки сохранились навсегда. (23) Ибо до настоящего времени он один открыто остается и поставщиком, и продавцом этого товара. (24) Купцы же, которые раньше занимались этим ремеслом в Визaнтии и в любом другом городе, трудясь да море и на суше, оказались доведены этим делом, как и следовало ожидать, до беды. (25) А в упомянутых городах почти весь народ внезапно обнищал. Ибо ремесленники и занимающиеся ручным трудом работники, естественно, оказались вынуждены бороться с голодом, и многие из-за этого, поменяв подданство, беженцами отправились в персидские пределы. (26) И лишь глава царских сокровищниц, неизменно занимаясь этим делом, часть дохода отсюда, как было сказано, считал нужным отдавать василевсу, сам же, извлекая еще больше для себя, богател на общественных несчастьях. Вот во что это вылилось.
XXVI. А каким образом он сумел уничтожить всю красоту и благолепие Визaнтия и всякого другого города, я сейчас расскажу. (2) Прежде всего он решил упразднить достоинство риторов. Ибо он прямо лишил их всякого вознаграждения, благодаря которому прежде они, выступая как защитники [в суде], жили в роскоши и могли гордиться своим положением, и повелел, чтобы противные стороны судились, принося клятву. Крайне униженные этим, они [риторы] впали в большое уныние. (3) Когда же он лишил, как было сказано, всего имущества членов сената и всех остальных, считавшихся богатыми в Визaнтии и во всей Римской державе, этот род занятий впредь и вовсе оказался не у дел. (4) Ибо у людей не осталось ничего сколько-нибудь ценного, из-за чего они могли бы вступать в спор. Поэтому, тут же превратившись из множества в немногих, из высокопочитаемых в повсюду презираемых, они, естественно, оказались в крайней бедности, не получая в итоге за свое ремесло ничего, кроме оскорблений.
(5) Однако и врачей, и преподавателей свободных искусств он заставил испытать недостаток в самом необходимом. То содержание, которое по повелениям прежних василевсов выдавалось из казны лицам этих занятий, этот [василевс] упразднил вовсе. (6) Более того, те средства, которые жители всех городов собирали между собой на свои гражданские нужды или на зрелища 262, он осмелился перенаправить и присоединить к общим податям. (7) И впредь ни врачи, ни учителя не пользовались почетом, никто не мог больше позаботиться об общественном строительстве, и не горели больше в городах общественные светильники, и не было никакого иного утешения жителям. (8) Ибо театральные представления, конные ристания и сцены охоты все были им по большей части прекращены 263, а между тем его жене довелось быть там рожденной, вскормленной и воспитанной. (9) В дальнейшем он приказал прекратить эти зрелища даже и в Визaнтии с тем, чтобы казна не выделяла [на это] обычных средств, которые многим, почти бесчисленному количеству, давали пропитание. (10) И в частной, и в общественной жизни царили печаль в уныние, словно какое-то несчастье свалилось на людей с неба, и жизнь для вьех стала без радости. (11) И люди, будь они дома, на площади или в храме, не говорили ни о чем ином, кроме как о несчастье, горе и чрезмерности неслыханных бед.
(12) Так обстояло дело в городах. То же, о чем осталось сказать, заслуживает упоминания. Каждый год у римлян было два консула — один в Риме, другой в Визaнтии; (13) Тот, кто удостоивался этой почести, должен был истратить на государство более двадцати кентинариев; малая [доля] этого была его собственной, большая же обеспечивалась василевсом 264. (14) Эти деньги шли как на тех, о которых я упоминал, так и на тех, кто по большей части оказался полностью лишен средств к существованию, особенно же на служителей сцены, и подобным образом обеспечивалась постоянная поддержка всей городской жизни. (15) С тех же пор как Юстиниан овладел царской властью, этого более уже не делалось в надлежащий срок. Но поначалу консула римлянам назначили спустя долгое время 265, а кончилось тем, что они перестали все это видеть даже во сне, и люди непрестанно сжимались тисками бедности, так как василевс уже более не предоставлял подданным того, к чему они привыкли, а то, что они имели, он повсюду разными способами отнимал.
(16) Итак, как этот губитель, поглотив все общественные средства, полностью отобрал имущество у сенаторов, у каждого в отдельности и у всех вместе, мной, думаю, рассказано достаточно. (17) А о том, как он сумел, используя клевету, отобрать имущество также и у всех остальных, считавшихся богатыми, полагаю, у меня сказано в надлежащей мере, как и о солдатах и служащих при всяких должностных лицах, о тех, кто нес службу во дворце, о крестьянах, владельцах и хозяевах земель, о тех, чье занятие — красноречие, более того — о купцах, навклерах и моряках, о ремесленниках и торговцах и о тех, кто живет сценическим ремеслом,— словом, обо всех прочих, кому пришлось понести ущерб от этого человека.
(18) А как он обошелся с нищими, с простонародьем, с бедняками и теми, кто поражен всякого рода недугами, мы сейчас расскажем. О том же, что он причинил священнослужителям, будет рассказано в последующих книгах 266. (19) Прежде всего он, как было сказано, прибрав к рукам все лавки в учредив монополии на самые необходимые товары, начал взимать со всех людей более чем тройную плату. (20) Что до остального, им содеянного, представляющегося мне несметным, я бы не отважился перечислить всего этого даже в бесконечной речи. Но я скажу; что он все время жесточайше грабил при продаже хлеба, не покупать который не могли ни ремесленники, ни бедняки, ни пораженные всяческими недугами люди. (21) Для того чтобы всякий год получать отсюда по три кентинария, он допускал, чтобы хлеб был дороже и полон золы. Ибо этот василевс без колебаний отваживался даже на столь нечестивое деяние позорного корыстолюбия. (22) Те же, на кого была возложена эта обязанность, прикрываясь данным предлогом, заботились о собственной выгоде и легко достигали великого богатства. Невероятно, но постоянно, даже в урожайные годы они создавали для бедняков сотворенный человеческими руками голод, поскольку было строжайше воспрещено завозить зерно откуда бы то ни было, но все обязаны были покупать и есть этот хлеб.
(23) Видя, что водопровод города пришел в негодность и доставляет в город лишь малую часть воды, они пренебрегали этим и не желали хоть что-нибудь выделить на него несмотря на то, что огромные толпы постоянно давились у источников 267, ,и все бани были закрыты. Между тем на морское строительство и другие нелепицы они без единого слова швыряли огромные деньги, повсюду в пригородах что-то воздвигалось, как будто им было недостаточно дворцов, в которых всегда охотно жили ранее царствовавшие василевсы. (24) Не из соображений бережливости, но ради погибели человеческой они решили пренебречь строительством водопровода, так как никто и никогда более Юстиниана не был готов подлыми путями присвоить себе деньги и тотчас же еще более скверным образом их растратить. (25) Из двух вещей, оставшихся тем, кто пребывает в крайней нужде и нищете: хлеба — для еды и воды 268 для питья,— и то и другое этот василевс, как мной рассказано, употребил на то, чтобы причинить им [беднякам] вред, создав недостаток одного — воды, а другое — хлеб — сделав слишком дорогим.
(26) И он обошелся с бедняками так не только в Визaнтии, но также в ряде случаев и с живущими в других местах, о чем я сейчас расскажу. (27) Теодорих, овладев Италией, оставил на своих местах тех, кто служил приримском дворце, чтобы таким образом сохранился хоть какой-то след древнего государственного устройства, и назначил им небольшое ежедневное жалованье. А было их очень много. (28) Среди них были так называемые силенциарии 269, доместики 270 и схоларии 271, у которых не осталось ничего, кроме наименования службы да этого жалованья, с трудом хватавшего им на прожитье. Теодорих повелел, чтобы они передавали его своим детям и потомкам. (29) Нищим, обретавшимся возле храма апостола Петра, он пожаловал постоянную выдачу из каз-ны трех тысяч медимнов хлеба в год. Все они продолжали получать эти [выдачи] до того времени, как в Италию прибыл Александр Псалидий [Ножницы] 272. (30) Ибо этот человек без малейшего колебания решил все это у них отнять. Узнав об этом, Юстиниан, автократор римлян, одобрил такой образ действий и держал Александра в еще большей, чем прежде, чести. За время этою путешествия Александр и эллинам причинил нижеследующий [вред].
(31) Издревле охрану Фермопил брали на себя тамошние крестьяне. Они по очереди стерегли имеющуюся здесь стену всякий раз, когда предполагалось, что кто-либо из варваров намеревается обрушиться на Пелопоннес. (32) Однако, оказавшись тогда в здешних местах, этот Александр под видом заботы о пелопоннеситах заявил, что нельзя поручать крестьянам эту охрану. (33) Разместив здесь около двух тысяч солдат, он распорядился, чтобы жалованье им поставлялось не из казны, но полностью передал под этим предлогом в казну общественные средства и средства, предназначенные на зрелища всех городов Эллады с тем, чтобы эти солдаты получали свое содержание отсюда. Из-за этого и во всей остальной Элладе, и даже в Афинах не обновлялись общественные постройки и невозможно было осуществить никаких иных добрых дел, (34) Однако Юстиниан без малейшего колебания утвердил эти распоряжения Псалидия.
(35) Вот какие дела там произошли. Теперь же следует перейти к беднякам Александрии. Был там среди риторов некто Гефест, который, получив власть над александрийцами 273, положил конец возмущениям среди населения, нагнав страха на стасиотов, а всех жителей подвергнув самым крайним бедам. (36) Ибо немедленно обратив всякую торговлю в городе в так называемую монополию, он не разрешал никому из купцов заниматься этим делом, но, став единственным из всех розничным торговцем, продавал все товары, конечно, назначив на них цены по произволу своей власти. И город Александрия задыхался от недостатка самых необходимых вещей, а ведь раньше даже для тех, кто пребывал в крайней бедности, все здесь было достаточно дешево. Особенно он мучил их в том, что касается хлеба. (37) Ибо весь хлеб в Египте скупал он один, не позволяя покупать никому другому ни одного медимна, и сам распоряжался, как заблагорассудится, и хлебом, и ценами на хлеб. (38) В итоге в короткое время он и себе собрал сказочное богатство, и удовлетворил страсть к богатству василевса. (39) Народ Александрии из страха перед Гефестом переносил свое положение молча, а автократор из благоговения перед постоянно доставляемыми ему деньгами любил этого человека сверх всякой меры.