ЗАМЕЧАНИЯ ОБ ИСТОРИЧЕСКИХ ИСТОЧНИКАХ 34 страница
16. В это время остров Кос, расположенный на краю Эгейского моря, также подвергся землетрясению, и лишь самая незначительная часть его сохранилась, большая же часть рушилась; произошли различные и неслыханные бедствия. Море, поднявшись на огромную высоту, обрушилось на приморские дома и уничтожило их вместе с имуществом и людьми. Толчок огромной силы, так как не мог прорваться через морские волны, все сокрушил и ниспроверг. Погибли без исключения почти все горожане, укрывались ли они в храмах, оставались ли дома, или собрались в какомнибудь другом месте. Так как я в это время возвращался из Александрии в Византию и был занесен случайно на этот остров (он был расположен на пути), то мне открылось жалкое зрелище, которое нельзя даже верно описать словами. Почти весь город был грудой развалин, раскинутых на большое пространство. Всюду были разбросаны камни и остатки поломанных бревен и колонн; такая густая пыль поднималась вверх, затемняя воздух, что нелегко было различить площади, за исключением известных. Насколько можно разглядеть, только очень немногие дома оставались невредимыми, и то не те, что построены из извести и камня или какого-нибудь прочного и твердого материала, как это обычно бывает, но те, которые были сооружены деревенским способом из необожженного кирпича и глины. Изредка появлялись люди с печальным и поникшим взором, как бы совершенно отчаявшиеся в своем спасении. К довершению всех бедствий и городская вода совершенно потеряла качество чистой питьевой воды и постепенно превратилась в соленую и непригодную для питья. Все исчезло и было ниспровергнуто, так что ничего не осталось для украшения города, за исключением славного имени Асклепиада и известности Гиппократа.[35] Сострадать в этих делах свойственно человеческой природе; неумеренно же удивляться и поражаться свойственно людям, не знающим прошлого, не знающим, что этой части земной коры издавна свойственны подобные сотрясения. Ибо часто и раньше целые города погибали от землетрясений, так что лишенные старых жителей населялись сызнова новыми обитателями.
17. Так, Траллы - город, расположенный теперь в провинции Азии, недалеко от реки Меандра, который некогда был колонией пеласгов, - во времена кесаря Августа подвергся землетрясению и был так разрушен, что в нем ничего не сохранилось. Когда город был превращен в груду развалин, говорят, некий деревенский житель, по имени Херимон, охваченный сильной душевной скорбью и не будучи в состоянии пережить ее, совершил великое и удивительное дело. Неустрашенный ни длиной пути, ни величиной просьбы, не посчитавшись с тем, что, как казалось, он шел навстречу величайшей опасности, не приняв во внимание ни сомнительности задуманного, ни позаботившись о тех, кого он оставлял дома, ни о чем другом, что часто вынуждает людей переменять решения, он пришел не только в Рим, но и в страну Кантабров, расположенную где-то у берегов океана (там в это время находился кесарь, сражаясь с чужеземными народами), возвестил ему обо всем случившемся и так тронул императора, что он тотчас, выбрав семь консуляров среди наиболее знатных и богатых в Риме, с большой свитой послал [их] в колонию. И они, придя туда весьма быстро, захватив с собою большие средства и приложив величайшее старание, восстановили город сызнова и придали ему такой вид, какой он имеет теперь. Поэтому жители этого города теперь уже никак не могут называться пеласгами, а скорее римлянами, хотя язык их стал греческим и аттическим. Да и как они могли не сделать этого, проживая в Ионии? О том, что события произошли именно так, свидетельствует и местная история города, а еще больше надпись, которую я прочел, когда прибыл туда. На одном из окружавших город полей (Сидирус, или Железный, было название этой местности), откуда происходил Херимон, я увидел древнейший алтарь, на котором некогда, как кажется, стояла статуя Херимона. Теперь на нем ничего не осталось, но и до настоящего времени сохранилась вырезанная на жертвеннике стихотворная надпись, имеющая следующее содержание: «Херимон, когда отечество было разрушено землетрясением, помчался к берегам отдаленной Кантабрии и бросился к ногам великого кесаря; поэтому он снова отстроил разрушенные Траллы. За это соотечественники воздали благодарность, воздвигли эту статую, чтобы она стояла позади жертвенника, как восстановитель дорогого отечества». И дела Траллов, несомненно, обстояли таким образом. В это время многие ионические и эолийские города в Азии претерпевали подобные же бедствия.
18. Возвращаюсь к прерванному повествованию. Мне теперь нужно обратиться к стране лазов и персидским войнам, как они совершались в те времена.
Между римлянами и персами уже с давнего времени велась великая война, и часто они опустошали земли друг друга, то без какого-либо объявлении войны совершая набеги, то сталкиваясь многочисленными войсками в открытых сражениях. Незадолго до этого было заключено перемирие не с тем, однако, чтобы иметь полный мир и совершенно предотвратить опасность войны, но только на востоке, в пределах Армении, каждому народу был гарантирован мир. В пределах же Колхиды война продолжалась.[36]
Лазы в древности назывались колхами. Что это действительно так, никто в этом не будет сомневаться, если он знаком с территорией Фазиса, Кавказом и знает о долговременном их проживании в этих местах. Говорят, что страна колхов является колонной египтян. Ибо гораздо раньше прибытия героев, которые сопровождали Язона, и даже раньше владычества ассирийцев и времен Нина и Семирамиды, Сезострис, египетский царь, собрав многочисленное войско из своих подданных, не только прошел и покорил всю Азию, но даже дошел до этой страны и известную часть войска тут оставил, откуда и идет начало рода Колхиды.[37] Об этом свидетельствует Диодор Сицилийский и многие другие древние историки.[38]
Итак, эти лазы, или колхи, или египтяне, переменившие свое местожительство, в наш век были тревожимы частыми войнами, и много сражений произошло в этих местностях. Ибо Хосров, царь персидский, вторгнувшись и уже захватив ряд очень выгодных позиций в этой стране, никак не хотел этим удовлетвориться, но считал необходимым подчинить своей власти и остальную часть страны. Юстиниан же, римский император, не считал ни правильным, ни справедливым оставить без помощи Губаза, бывшего в то время царем колхов, и весь народ, подчинившийся ему, дружественно настроенный, связанный единством религии. Мало того, он пытался как можно скорое и всеми силами изгнать оттуда врага. Ибо он испытывал и опасения, что если персы одержат верх в войне и овладеют всей страной, то у них уже не будет никаких препятствий к тому, чтобы, плавая без всяких опасений по Черному морю, вторгаться во внутренние области Римской империи. Поэтому он сосредоточил там величайшее и сильнейшее римское войско под начальством лучших своих полководцев. Ибо начальствовали над ним Бесса, Мартин и Буза, люди виднейшие и испытанные в многочисленных сражениях. Был послан даже Юстин, сын Германа, будучи еще очень юным, но уже опытным в военном деле.
19. Мермерой, вождь персов, дважды нападал на Археополь, но был отброшен. Обхожу молчанием некоторые другие действия, тем более, что Прокопий ритор об этом подробно говорит. Отсюда мне следует начинать изложение. Итак, тогда он [Мермерой] снова приходит к укреплениям Мухиризису и Котаисию с тем намерением, чтобы, обойдя трудно проходимые местности вокруг Телефиса, дойти до реки Фазиса, и когда римляне будут поражены его неожиданным приходом, попытаться каким-либо способом захватить укрепления, что было бы весьма трудно совершить, если бы он продвигался открытым и прямым путем.[39]
Стратиг же Мартин, засев со своими войсками в Телефисе (это была сильная и весьма укрепленная преграда), тщательнейшим образом охранял проходы. И вообще это место было чрезвычайно трудно пройти. Ибо пропасти и обрывистые скалы, обращенные друг к другу, делали лежащую под ними тропинку весьма тесной, а другого подхода ни с какой стороны не было. Расположенные вокруг поля были чрезвычайно илисты и болотисты, покрыты густыми кустарниками и чащами, так что и одному легко вооруженному проход был весьма труден, тем более тяжело вооруженным массам. Сверх того, и римляне не жалели никакого труда и если находили какую-либо местность недостаточно безопасной, которую, казалось, можно было пройти, ее преграждали бревнами и камнями и постоянно над этим трудились. Когда Мермерой находился в затруднении в такой обстановке и много обдумывал положение, он пришел, наконец, к выводу, что, если он сможет каким-либо способом устранить охрану римлян и понемногу ослабить их бдительность, попытка пройти не будет совершенно безнадежной. Если враги будут беспрерывно караулить местность, то невозможно преодолеть обе трудности. Если же они ослабят свою бдительность, и останется только преодолеть бездорожье и непроходимые пути превратить каким-либо образом в проходимые, то это он не считал совершенно невозможным. Он надеялся без особого труда пройти, вырубив и прочистив множеством рук чащи, подкопав и устранив мешающие [проходу] скалы. Поэтому для осуществления задуманного он идет на следующую хитрость. Он притворился внезапно заболевшим тяжелой и неизлечимой болезнью и слег, показывая вид, что испытывает величайшие страдания и оплакивает свою судьбу. Внезапно все войско охватил слух, что полководец весьма тяжело заболел и проживет недолго. От тех, которые предпочитали за плату служить противнику, предавая своих и выдавая военные секреты, истина скрывалась. План сохранялся самым надежным способом и не сообщался даже ближайшим друзьям. Обманутые только одними слухами, которые распространялись среди толпы, они [шпионы] известили об этом римлян, которые легко этому поверили и не столько известию, сколько своему внутреннему желанию.
20. Они сейчас же ослабили свою ранее деятельную и постоянную заботу и небрежнее стали нести охрану. Спустя несколько дней было объявлено, что Мермерой умер. В действительности же он скрывался в одной хижине, притом так что и у самых близких его людей победило то же мнение. Тогда еще больше римлянам стало казаться излишним проводить бессонные ночи и чрезмерно трудиться. Вследствие этого, оставив заграждения и труды, которым для этой цели предавались, они стали вести распущенный образ жизни, спя целые ночи, проводя время в лагерях, не делая ничего нужного и прекратив даже высылать разведчиков. Они убедили себя, что персы, лишенные полководца, никоим образом против них не пойдут, мало того - убегут как можно дальше. Узнав об этом, Мермерой внезапно отбрасывает хитрость и появляется перед персами таким же, каким бы и раньше. Тотчас же, с величайшей быстротой подняв все войско, искусно преодолев трудности пути, описанные раньше, он приближается к укреплению и уже угрожает римлянам, которые не могли защищаться, пораженные неожиданным поворотом дела. Тогда Мартин решил очистить этот пункт, прежде чем Мермерой совершенно проникнет внутрь и причинит римлянам великое зло. Ибо каким образом им, будучи немногочисленными, было возможно удержать множество врагов и не быть при первом же натиске уничтоженными.
Таким образом обманутые варварами, совершая позор нейшее отступление, они спешили соединиться с прочими войсками. Войско, которым командовали Бесса и Юстин, разбило лагерь в местности, расположенной недалеко от Телефиса,[40] отстоящей от него на расстоянии только 7 стадий.[41] Там нет ничего, кроме горшечного базара, откуда и название местности. По-римски эта местность называется Оллария - то же самое, что по-эллински - Хитрополия.[42] Когда уже многие, опередившие других вместе с Мартином находились в безопасности, все полководцы решили, ожидая неприятеля, выстроиться там и противостоять ему, мешая его дальнейшему продвижению. В числе виднейших военачальников был некто по имени Феодор, происходящий из племени цанов, но воспитанный у римлян, отказавшийся от варварских, хотя и отечественных нравов и приобщившийся к их более высокой культуре. Итак, этот Феодор со своей дружиной (за ним следовало не менее 500 его соотечественников) еще оставался у Телефиса, так как ему было приказано Мартином уходить оттуда не раньше, чем увидит всех наступающих неприятелей и разведает, насколько возможно, их численность, их настроение и намерения.
21. Он же, смелый и на все способный, выполнил поручение и затем, когда увидел множество персов, входящих в укрепление, и установил, что они не остановятся здесь, но одержимы желанием сражаться, тотчас начал отходить. Увидя на пути многих из римлян, не спешивших в Хитрополию, как это им было предписано, но врывающихся в жилища лазов, грабя там хлеб, полбу и прочее съедобное, пытался их отзывать, обвиняя в безрассудстве, как не сознающих, какой опасности они подвергаются. Те из них, кто был менее жаден и распущен, призванные к благоразумию, присоецинялись к нему и медленно отступали. Феодору, однако, не было возможности своевременно уведомить полководцев, что Мермерой угрожает им. Персы же внезапно напали на некоторых, продавшихся грабежу, не прекращающих его и находящихся вне лагеря. Некоторые из них были убиты. Другие же опрометью бежали и внезапно ворвались в лагерь с шумом и жалобными воплями, так что неожиданностью всех привели в замешательство. Безмерно напуганные воины оставили лагерь. Военачальники же (войско не было еще выстроено в боевой порядок), боясь, чтобы варвары не напали на неподготовленных, отказались от ранее принятых решений и не знали, как действовать. Не было времени для выяснения обстановки, да этого не допускало само смятение умов. Поэтому, снявшись с равнины и увлекая за собой все войско, начали постыдное и беспорядочное отступление; бегство прекратилось только тогда, когда добрались до Острова.[43] Отстоит же Остров от Телефиса приблизительно на 5 парасангов. Такой дневной переход совершили эти благородные воины в своем поспешном бегстве. Парасанг, по Геродоту и Ксенофонту, составляет 30 стадий, а у иверов и персов - только 21. Так считают и лазы, но отнюдь не пользуются этим термином, а употребляют термин «передышка» и, по моему мнению, правильно. Ибо у них носильщики тяжестей, пройдя один парасанг, снимают с себя ношу и немного отдыхают, причем другие их сменяют по очереди и сколько раз это делают, на столько путь измеряют и делят. Но как бы ни называть парасанг. Остров отстоит от укрепления на 150 стадий. Местность эта сильно укреплена и трудно доступна, будучи окружена речными потоками. Ибо Фазис и Докон, стекая с Кавказских гор по различным руслам и вначале очень далеко отстоя друг от друга, здесь вследствие изменения местности постепенно сближаются друг с другом, отделяясь небольшим пространством, так что римляне, прорыв новое русло и преградив реку Фазис плотиной, направили его течение в Докон. Таким образом, обе эти реки в восточной части Острова соединяются и окружают местность. Отсюда они делятся, производя разные повороты и изгибы, и охватывают большое пространство. Пройдя дальше на запад, сближаются и почти сливаются, так что все, ими охваченное, образует остров. Здесь-то и собрались римляне.
22. Мермерой же, придя в Хитрополию, сильно упрекал своих за трусость и неповиновение и решил дальше не двигаться и не нападать на Остров. Ибо он не мог ни доставить продовольствия такому войску во враждебной стране, ни быть готовым к осаде. Однако, не считая возможным возвращаться в Телефис при тамошнем бездорожье, он бревнами и специально для этого приготовленными лодками соединил берега Фазиса и, создав подобие моста, провел все войско без всякой помехи. Он разместил персов в укреплении Оногурис, которое раньше создал против римлян в окрестностях Археополя, воодушевил их, ввел туда другие силы, укрепил все, как мог, а затем возвратился в Котаисий и Мухиризис.[44] Пораженный болезнью и находясь в тяжелом положении, большую и сильнейшую часть своего войска он оставил там для охраны территории; сам же удалился в страну, называемую Иверией. С трудом доставленный в город, называемый Месхита, Мермерой, не будучи в силах перенести тяжести болезни, здесь действительно умер. Это был человек величайшего ума, сделавшийся виднейшим среди персов, опытнейший в военном деле, мужественный духом. Будучи уже престарелым и издавна хромая на обе ноги, он не мог ездить верхом, но лишения переносил, как сильнейший юноша, и не отказывался ни от каких подвигов, появлялся часто в строю, носимый на носилках, и этим внушая страх врагам и поднимая дух своих. Распоряжаясь всем должным образом, одержал много побед. Таким образом, полководческий дар зиждется не на силе тела, а на благоразумии. Тогда бездыханное и обнаженное тело Мермероя его близкие вынесли за город и оставили, по отцовскому обычаю, на растерзание нечистым псам и птицам, которые питаются трупами.
23. Такой способ погребения соблюдают персы и в результате этого после исчезновения мяса остаются голые кости, беспорядочно разбросанные по полям. Класть же умерших в какой-нибудь гроб или урну или погребать в земле совершенно запрещается. А если птицы быстро не налетают на труп или набросившиеся собаки быстро не растерзают его, то считают, что такой человек был порочных нравов, несправедлив и обречен на гибель, почему находится во власти злого божества. Тогда родственники еще больше оплакивают умершего, как совершенно погибшего и не имеющего надежды на лучшую долю. Кого же пожрут быстрее всех, того величают как самого счастливого, а его душу восхваляют, как наилучшую, богоподобную и отправляющуюся в места блаженства. Что же касается рядовых и простых людей, то если случится кому заболеть тяжкой болезнью в лагере, они выносятся еще дышащие и находящиеся в сознании. И когда кто-нибудь таким образом будет вынесен, рядом с ним кладется кусок хлеба, вода и палка, и пока он в состоянии принимать пищу и остается у него скольконибудь силы, он защищается этой палкой от нападающих на него животных и прогоняет пожирателей. Если же еще он не умер совершенно, а болезнь овладела им настолько, что он уже не в состоянии рукой двинуть, то пожирают несчастного полумертвого и испускающего последний издох и отнимают последнюю надежду выжить. Многие же, уже выздоровевшие, возвращаются домой как бы на сцене или в трагедии из врат тьмы, исхудалые, обезображенные и пугающие встречных своим видом. Если же кто возвращается таким образом, то от него все отвращаются и избегают ка отлученного и еще находящегося под властью подземных богов, и вернуться к прежнему образу жизни ему разрешается не раньше, чем будет очищена магами скверна угрожавшей ему смерти и он не получит разрешения снова жить. Совершенно очевидно, что каждый народ считает лучшим и справедливейшим тот обычай, к которому привык за долгое время его существования, а поэтому избегает, осмеивает и не доверяет всему тому, что делается в его нарушение.
Изобретены равным образом у людей и объяснения и оправдания своих законов, разные у разных народов, иногда соответствующие истине, иногда приспособленные для легковерных. Поэтому, полагаю, нет ничего удивительного, что и пером, оправдывая существующие у них обычаи, пытаются доказать, что они наилучшие из всех существующих. Я же чрезвычайно удивляюсь тому, что древнейшие обитатели этой страны, будь это ассирияне, халдеи и мидяне, не придерживались этого. Ибо около города Ниневии и в Вавилонской стране и, наконец, в самой стране мидян существуют гробницы, могильные курганы некогда умерших, согласно нашему обычаю, а не какому-либо другому, и положены ли в них трупы или пепел, как это принято у эллинов, нигде во всяком случае нет ничего похожего на то, что сейчас там происходит.
24. Таким образом, они [раньше] не знали этого [обычая] относительно погребения, тем более беззакония относительно брака, каким они теперь злоупотребляют, живя бесстыдно не только с сестрами и племянницами, но отцы с дочерьми и, что особенно преступно - о законы, о природа! - сыновья со своими матерями. Что и это представляет их новшество, каждый ясно поймет из следующего. Говорят, что древняя ассирийская Семирамида дошла до такой распущенности, что захотела жить со своим сыном Нином и соблазняла к этому юношу. Тот же отказывался и приходил в негодование и когда увидел, что она объята страстью и настаивает, то убил мать и избрал лучше это преступление, чем то. И, если бы это дозволено было законом, я полагаю, Нин никогда бы не прибегнул к такой жестокости. Но зачем говорить о слишком древнем? Незадолго до македонских времен и низвержения персов, говорят, Артаксеркс, сын Дария, хотя не убил свою мать Парисатиду, страдающую сходным с Семирамидой пороком и желающую сойтись с ним, но с гневом отказал и отверг ее, так как это нарушало благочестие, не соответствовало местным нравам и не было принято в общественной жизни.
Современные же [персы] пренебрегли почти всеми старыми обычаями и отбросили их, а соблюдают другие, сильно развращенные обычаи, прельщенные учением Зороастра, сына Ормузда. Нельзя точно установить, когда жил этот Зороастр, или Зорад (ибо у него двойное имя), и когда установил свои законы. Современные персы говорят просто и без всякого разъяснения что он жил при Гистаспе, что вызывает большое недоумение и не позволяет знать точно, был ли это отец Дария или другой какой Гистасп.
Однако в какое бы время ни процветал этот наставник и основатель священных обрядов магов, во всяком случае он изменил старые священные обычаи и создал разные порочные верования. В древности же они почитали Юпитера и Сатурна и всех прочих богов эллинов, с тем различием, что не сохранили того же названия, но Зевса называли Белом, Геракла Сандом, Афродиту Анаитидой и разных богов называли разными именами, как удостоверяют вавилонский Берос,[45] Атенокл, Симак, описавшие древнейшую историю ассирийцев и мидян.
Теперь же в большинстве вопросов сходятся с манихеями, поскольку признают два первых начала: одно - доброе и порождающее самое лучшее, а другое, - противоположное в обоих отношениях. Дают им варварские названия, заимствованные из их языка. Доброе начало - божество, или демиург, - они называют Ормуздом, злое и вредоносное - Ариманом. Справляют праздники; главный из них называют уничтожением зла; тогда доставляют магам множество убитых змей и других диких животных, живущих в пустыне, как бы в доказательство благочестия.
Они верят, что совершают этим доброе дело, угодное доброму божеству и неугодное и вредное для Аримана. В особенности почитают воду, так что не моют ею даже лицо и другим образом не касаются, за исключением питья и поливки растений.
25. Называют и почитают многих и других богов по эллинскому обычаю. Жертвоприношения, очищения и пророчества делаются также по эллинскому обычаю. Огонь у них также почитается и считается величайшей святыней. Поэтому маги сохраняют его неугасимым в священных уединенных зданиях и, взирая на него, совершают тайные священнодействия и вопрошают относительно будущего. Это, полагаю, перенято или от халдеев, или от другого какого-либо народа и не соответствует остальному.
Таким образом, вера их, заимствованная у многих народов, является весьма разнородной. И, мне представляется, это произошло не случайно. Я не знаю другого государства, которое подвергалось бы таким многочисленным и разнообразным переменам. Оно не могло длительный срок оставаться в одном и том же состоянии, и так как в нем господствовали многочисленные и разные народы, то, естественно, эно и сохраняет памятники различных верований и законов. Первыми, о которых мы слышали, ассирияне, говорят, овладели [народами] всей Азии, за исключением индусов, живуцих по ту сторону Ганга.
Кажется, что Нин первым создал там прочную власть, а за ним Семирамида и, наконец, все их потомки до Бела, сына Деркетада. Когда со смертью этого Бела прекратилось потомство Семирамиды, некий Велитор садовник, попечитель и начальник царских садов, удивительным образом присвоил себе власть и передал своему роду, как пишут Бион и Александр Полигистор.[46]
В царствование Сарданапала, как они пишут, когда царство ослабело. Арбах (мидянин) и Велизис (вавилонянин) отняли власть у ассирийцев, умертвив их царя, и передали мидийскому народу, когда прошло свыше тысячи трехсот шести лет или немного более с того времени, как Нин захватил там верховную власть. В этом с летописцем[47] Ктесием, Книдянином согласен и Диодор Сицилийский. Итак, мидяне снова достигли власти, и все устанавливалось по их законам. Когда и они владели властью не меньше 300 лет, Кир, сын Камбиза, победив Астиага, передал власть персам. И как ему этого не сделать, если он и сам был перс, и одновременно враждебен мидянам из-за столкновения с Астиагом. И персидские цари правили двести двадцать восемь лет. Однако и их царство было совершенно уничтожено иностранным войском и чужеземным царем. Ибо Александр, сын Филиппа, убил царя Дария, сына Арсама, покорил всю Персию и ввел [ее] в состав Македонского государства. Он был так славен величием совершенных деяний и непобедим в войне, что даже когда умер, его преемники, также македоняне, весьма долго удерживали чужую и враждебную [страну] и достигли большого могущества.
И я полагаю даже, что они правили бы до настоящего дня и удерживали бы власть, укрепленные славой основателя, если бы не подорвали свое могущество взаимными распрями и частыми войнами как между собою, так и с римлянами ради приобретения большего, так что перестали казаться соседям неодолимыми. Тем не менее держали власть немногим менее мидян, меньше только на семь лет (так как и в этом следует верить Полигистору). После того как они правили столько времени, они были лишены власти парфянами, народом, ранее подвластным им и совершенно неизвестным. И затем те управляли всем царством, кроме Египта. Главой восстания против них был Арсак, так что его преемники назывались арсакидами, а Митридат немного спустя сделал имя парфян еще более славным.
26. Свыше двухсот семидесяти лет прошло от первого Арсака до Артабана, последнего царя, когда дела римлян управлялись Александром, сыном Маммеи. В это время там начал правление род современного нам Хосрова. Тогда персидское государство, существующее до настоящего времени, получило начало и первоначальное свое устройство. Некто Артаксар по имени, персидский муж, вначале совершенно никому не известный и ничем не знаменитый, но весьма энергичный и способный к великим деяниям и весьма пригодный для низвержения существующего, собрал заговорщиков, напал на царя Артабана и убил его, возложив на самого себя кидар,[48] и, уничтожив могущество парфян, снова возвратил персам их царство. Он был привержен к учению магов и совершал их таинства. С того времени усиливается и род магов и преисполняется гордыней. Таким он был и раньше и издревле сохранял эту репутацию, но не поднимался еще до такого почета и такой свободы; иногда же был и презираем находящимися у власти. Это показывает следующее. Когда Смердис, некий маг, захватил власть после Камбиза, сына Кира, персы, поддерживавшие Дария, не сочли происшедшее непоправимым, но убили самого Смердиса и множество тех, кто оказались его единомышленниками, так как непозволительно магам посягать на царский престол и устраивать козни. Эти убийства казались им не только не преступными, но и достойными увековечения, так как они в память этого возмущения установили празднество под названием «избиение магов» и приносили в память этого события благодарственные жертвы.
Теперь же все их [магов] почитают и превозносят и все общественные дела устраиваются по их советам и предсказаниям. Каждому частному лицу, когда дело касается суда или других случаев, они предписывают и навязывают то, что нужно сделать. И вообще у персов ничего не признается законным и справедливым, если оно не одобрено магом.
27. Говорят, что мать Артаксара вышла замуж за некоего Пабека, совершенно незнатного человека, сапожника по профессии, но хорошо изучившего движение звезд, который легко мог предугадывать будущее. Некий военный человек по имени Сасан, случайно совершая путь по стране Кадусеев, пользовался гостеприимством у Пабека и находился в его жилище. Тот же каким-то образом (думаю, как предсказатель) предугадал, что потомство гостя будет знаменитейшим и известнейшим и достигнет великого счастья. Он печалился и скорбел, что у него нет ни дочери, ни сестры, никакой другой женщины, близкой родственницы, и наконец уступил ему свое ложе и свел его со своей женой, необычайно смело пренебрегая стыдом, променяв бесчестье и позор на предстоящий в будущем жребий. Так родился Артаксар и был воспитан Пабеком. Когда же, став юношей, он весьма храбро захватил царскую власть, тотчас возник спор и жестокая ссора между Сасаном и Пабеком. Каждая сторона хотела назвать его своим сыном. С трудом оба согласились на том, чтобы он действительно назывался сыном Пабека, но рожденным от семени Сасана. Говоря о таком происхождении Артаксара, персы утверждают, что оно истинно и что так записано в царских пергаментах. Я перечислю немного позже и имена всех, которые царствовали после него и к этому [добавлю], сколько времени каждый царствовал, хотя это опускалось всеми историками до настоящего времени, и они не считали важным исследовать это. Но цари римлян, начиная от Ромула и еще раньше, от Энея, сына Анхиза, перечисляются до Анастасия и Юстина Старшего. Цари же персов, - я говорю о тех, которые царствовали после изгнания парфян, - противополагаемые друг другу, не разделяются подобным образом хронологическими датами. А это должно сделать. Я тщательным образом собрал о них то, что записано ими самими, и полагаю, что перечисление всех принесет большую пользу настоящей работе.
Сделаю это в дальнейшем, когда сочту необходимым, хотя предстоит дать голые перечисления многих имен, притом варварских, причем некоторые из них не совершили ничего, достойного упоминания. А в настоящее время скажу только одно ради ясности и запоминания, что в двадцать пятый год царствования Хосрова кончается триста девятнадцатый год [этого периода]. В то время велись войны в стране колхов и приключилась смерть Мермероя. Тогда же шел двадцать восьмой год управления римлянами императором Юстинианом.