ИСТОРИЯ РОЗГИ во всех странах с древнейших времен
Бертрам Джеймс Глас
История розги
OCR Кудрявцев Г.Г.
Перевод с английского А. Б. Головин
Д.Г. Бертрам /псевд. "доктор Купер"/. История розги. - М.: Просвет, 1992. -
т.1. - 288 с. /Преступление и наказание в мировой практике/
Книга рассчитана на врачей, юристов, историков
СОДЕРЖАНИЕ
ОТ РЕДАКЦИИ
ВВЕДЕНИЕ
СПОРНЫЙ ВОПРОС НАУЧНОГО ХАРАКТЕРА
КРАТКИЙ ОБЗОР ДРУГОГО ИЗУМИТЕЛЬНОГО СПОРНОГО ВОПРОСА
ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ У ЕВРЕЕВ
ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ У РИМЛЯН
ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ В ХРАМАХ
ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ У КАРМЕЛИТОВ
ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ У ТРАППИСТОВ И ДРУГИХ МОНАШЕСКИХ ОРДЕНОВ (МОНАХОВ И
МОНАШЕНОК)
ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ У ФРАНЦИСКАНЦЕВ И У ПОДОБНЫХ ИМ ОРДЕНОВ
ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ У КАРТЕЗИАНСКИХ МОНАХОВ
ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ У ДОМИНИКАНЦЕВ В СВЯЗИ С ИНКВИЗИЦИЕЙ
ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ У ИЕЗУИТОВ
СЕКТА ФЛАГЕЛЛЯНТОВ
ФЛАГЕЛЛЯНТЫ
КОРНЕЛИЙ АДРИАН И ТЕЛЕСНЫЕ НАКАЗАНИЯ
ЗНАМЕНИТОЕ ДЕЛО МОНАХА ЖИРАРА И МИСС КАДИР
НАКАЗАНИЕ РОЗГАМИ.
НАКАЗАНИЯ РОЗГАМИ УГОЛОВНЫХ И ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРЕСТУПНИКОВ
НАКАЗАНИЕ РОЗГАМИ ВОРИШЕК И КАРМАННИКОВ
СУДЕБНЫЕ И ЦЕРКОВНЫЕ НАКАЗАНИЯ В ШОТЛАНДИИ
ФЛАГЕЛЛЯНТИЗМ В ШОТЛАНДИИ
НАКАЗАНИЯ РОЗГАМИ В ТЮРЬМАХ
ПРЕСЛОВУТЫЕ ЦЕЛЕБНЫЕ И МЕДИЦИНСКИЕ СВОЙСТВА РОЗГИ
ТЕЛЕСНЫЕ НАКАЗАНИЯ В НЕБЕСНОЙ ИМПЕРИИ
НАКАЗАНИЕ РОЗГАМИ НА ВОСТОКЕ
РОЗГА В ОДНОМ ИЗ ВОСТОЧНЫХ ГОСУДАРСТВ
КНУТ
РОЗГА В РОССИИ
ГРУСТНАЯ ИСТОРИЯ МОНАШЕНОК В М.
ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ В АФРИКЕ
ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ В АМЕРИКЕ
ЭКЗЕКУЦИЯ РАБОВ
ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ ВО ФРАНЦИИ
ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ ВО ФРАНЦИИ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
РОЗГА В ГЕРМАНИИ И ГОЛЛАНДИИ
НАКАЗАНИЯ В ВОЙСКАХ
ВОЕННЫЕ НАКАЗАНИЯ. ЭКЗЕКУЦИЯ ЗОМЕРВИЛЛЯ
ТЕЛЕСНЫЕ НАКАЗАНИЯ ВО ФЛОТЕ
О ДОМАШНЕМ СЕЧЕНИИ ЗА ГРАНИЦЕЙ
ВЫДЕРЖКИ ИЗ ДНЕВНИКА АРИСТОКРАТКИ
ВОСПИТАНИЕ В АНГЛИЙСКОЙ ШКОЛЕ ДЛЯ БЕДНЫХ СТО ЛЕТ ТОМУ НАЗАД
ШКОЛЬНЫЕ НАКАЗАНИЯ
ЕЩЕ АНЕКДОТЫ О ТЕЛЕСНЫХ НАКАЗАНИЯХ
О ТЕЛЕСНЫХ НАКАЗАНИЯХ МОЛОДЫХ ДЕВУШЕК
КОРРЕСПОНДЕНЦИИ О НАКАЗАНИИ РОЗГАМИ В ЖУРНАЛЕ "FAMILY HERALD"
РОЗГА В БУДУАРЕ
ИНСТРУМЕНТЫ И ПРИСПОСОБЛЕНИЯ ДЛЯ СЕЧЕНИЯ
ЭКСЦЕНТРИЧНЫЙ И ДРУГОЙ ФЛАГЕЛЛЯНТИЗМ
РАЗНОЕ
ОТ РЕДАКЦИИ
Настоящее издание "Истории розги" является литературно и библиографически обработанным вариантом одноименной книги, дважды возникавшей уже на горизонте русского библиофила. Причем оба предыдущих раза были самым непосредственным образом обусловлены состоянием отечественной внутриполитической жизни Так, свобода печати, провозглашенная в ходе первой русской революции, позволила в 1906 г, петербургскому издателю Н. С Аскаржанову на свой страх и риск познакомить читателей с "Историей розги", уже весьма известной в Европе. Никаким преследованиям издательство,
по-видимому, не подверглось, а потому осуществило позднее повторный выпуск этой неординарной книги. Но тут Главное управление по делам печати наконец спохватилось; резкое охлаждение образованного общества к радикальным преобразованиям позволило цензуре взять реванш. В годы реакции, как отмечал тогда же составитель "Библиографического ежегодника" И. Владимиров, происходит "усиленная конфискация изданий, выдвинутых революционным подъемом 1905-1907 годов". Судя по "Указателю конфискованных изданий", среди общего числа изъятых из обращения книг более 50% оказалось выпущенных именно за три
революционных года. Не избежала подобной печальной участи и "История розги": ее третий том был конфискован в 1912 г. и, возможно, уничтожен.
Революция 1917 г. открыла шлюзы для всякого рода запретных тем в литературе, но ни в годы гражданской войны, ни, тем более, позже, когда в дело вступила большевистская цензура (в отношении книг это случилось в 1922 г.), сочинение "доктора Купера" не издавалось ни разу и постепенно превратилось в большую редкость. Немногие ценители знали и любили эту книгу; к началу 1980-х годов цена за экземпляр хорошей сохранности доходила до 350 рублей, но уже тогда аскархановское издание вообще практически не встречалось.
В 1991 г., в условиях, когда большевистская цензура приказала долго жить, "История розги" вновь пришла к читателям. Издательство "Интербук", в деятельности которого принимают большое участие такие флагманы издательского дела, как "Прогресс" и "Книга", с их штатом высококвалифицированных редакторов, выпустило книгу в свет. Тираж 50 тысяч экземпляров мгновенно разошелся, не дойдя до прилавков. Однако выпущенная книга оказалась… заново набранной по старой, дореволюционной орфографии. Изготовить этот каприз", этот странный муляж репринтного издания удалось в Харькове, где, видимо, сохранились как традиции русской текстологии, так и опыт обращения с необходимыми литерами. Несомненно, экземпляры данного издания в ближайшее время станут большой библиографической редкостью из-за столь необычного способа печати.
Заслуга "Интербука" перед читателями могла бы быть еще больше, если бы выпущенная им книга была снабжена пояснениями, приоткрывающими завесу тайны над именем автора этой незаурядной работы. Кроме того, являясь, по сути, перепечаткой аскархановского издания, книга 1991 года слепо копирует все
погрешности перевода, сделанного наспех, небрежно. Мы постарались по мере сил восполнить эти недостатки, литературно обработав текст и проведя библиографическое исследование.
Итак, Джеймс Глас Бертрам (Тиллмут, 1824-1892, Глазго), укрывшийся под псевдонимом "доктор Купер", - довольно известный у себя на родине историк и литератор. О жизни его удалось узнать не слишком много, зато тщательно описанные английскими и американскими библиографами работы Бертрама дают хорошее представление о личности автора. Этого вполне достаточно для нашей краткой справки.
В ранней молодости Джеймс пешком пришел в столицу родной Шотландии - Эдинбург, где поступил на службу к некоему В. Тэйту, собственнику "Журнала Тэйта", у которого вскоре сделался доверенным секретарем. Набравшись опыта, Бертрам в начале 1850-х годов и сам становится издателем. В историю
шотландской журналистики он вошел как пионер дешевой прессы для массового читателя: его газета "Северный Брайтон", выходившая в Эдинбурге, стоила ровно один пенс. А следом он основал вечернюю газетку, называвшуюся просто "Полпенни", что соответствовало действительности. Однако попытка издавать "газету-копейку" была преждевременной: доходы не покрывали расходов, и Бертрам был вынужден прекратить это дело. Несколько времени спустя он пытается основать новую газету консервативного направления "Новости Глазго" (1873 г.), однако вскоре и эта затея приходит к концу. Оставив "Новости", он навсегда прощается с собственным издательским бизнесом и становится ведущим сотрудником других газет и журналов, таких, как "Квартальное обозрение", "Журнал Блеквуда", "Журнал Фрезера", "Журнал Чемберса". Главная тема его публикаций - спорт, особенно рыбная ловля, и сельское хозяйство.
Журналистика далеко не исчерпывала всех возможностей, способностей и склонностей Бертрама. Так, какое-то время он играл в театре; однако его рефлектирующая натура наблюдателя помешала полностью отдаться карьере артиста. Но главное призвание нашего автора - история быта и нравов человеческих.
Судите сами. Он дебютировал в 1858 г. в Эдинбурге в качестве автора театроведческого сочинения, вышедшего отдельной книжкой: "За кулисами; исповедь бродячего актера. Сочинение Питера Патерсона, последнего комедианта Королевских и Деревенских театров". И почти одновременно, там же и тогда же
- "Прибрежный рыболов; Путеводитель по Твиду и его притокам, а также другим рекам, находящимся в пределах Северной железной дороги, с точной картой всего района". В том же году, но в Лондоне, выходит "Повесть о похищенном наследнике" в трех томах. Такой разносторонний дебют позволяет заключить,
что автор, во-первых, сочетал в себе пристрастие к фактической достоверности с художественным воображением, во-вторых, не прочь был слегка мистифицировать публику, выступив под псевдонимом или анонимно, а в-третьих, был достаточно талантлив, чтобы заделаться профессиональным литератором. И в
дальнейшем, до самого конца своей жизни, Бертрам продолжал оправдывать эту характеристику. Его сочинения, какой бы темы они ни касались, отличаются документальностью, профессионализмом и живой художественностью изложения. А также пристальным вниманием к бытовой стороне жизни людей в самых разных ее проявлениях: пища, спорт, развлечения, нравы, преступления и... наказания. Вот хронологический перечень других его работ. "Взгляд на истинную жизнь, каковой она предстает в мире театра и богемы; исповедь Питера Патерсона, странствующего комедианта" (Эдинбург, 1864 г.); "Морская жатва: дань
естественной и экономической истории съедобных рыб Британии" (Лондон, 1865 г.; с иллюстрациями, выдержала четыре издания); "Общественная язва" (Эдинбург, 1867 г., в 1869 г. переиздана там же под названием "Общественная язва; новый взгляд на занятие проституцией в Эдинбурге"); "Вся правда и
ничего, кроме правды, об общественном зле в Эдинбурге; наиболее полное и глубокое исследование" (Эдинбург, 1868 г.); "Флагелляция и флагеллянты: история розги во всех странах с древнейших времен и до наших дней" (псевдоним: член Британской академии Вильям М. Купер; Лондон, издатель Ю. Хоттен, 1870 г.; выдержала еще два издания в Лондоне, а также в Дрездене, Гарварде и других местах); "Недооцененный Народ рыбаков: круг их жизни и трудов" (Лондон, 1883 г.); "Спорт на открытом воздухе в Шотландии: структура и отношения. Охота на оленя, стрельба по куропаткам, ужение лосося, гольф,
келинг и т. д." (псевдоним: Эллангован; Лондон, 1889 г.); "Спортивные анекдоты, или забавные хроники, описания, небывальщина и истинные случаи, относящиеся до скачек, пари, карточных игр, кулачного боя, азартных игр, петушиных боев, пеших прогулок, охоты на лис, рыбалки, стрельбы и другого спорта" (псевдоним: Эллангован; Лондон, 1889 г.); "Главный приз скачек: хроника Дерби от победы Диомеда до таковой же Донавана" (псевдоним: Луи Генри Керзон; Лондон, 1890 г.); "Зеркало скачек или разоблаченная механика конных состязаний, показывающая спорт королей каков он есть сегодня" (тот же псевдоним, Лондон, 1892 г.). Последняя работа, видимо, задела интересы весьма многих влиятельных лиц: журнал "Атенеум" в июльском номере того же года поместил злопыхательскую рецензию на книгу, но Бертраму это было уже
все равно: 3 марта он умер.
Как без труда обнаружит внимательный взгляд, труды Бертрама отличает еще одно важное качество: пристрастие к разоблачениям несколько скандального свойства, идет ли речь о театре, спорте или общественных нравах. Наиболее полно писатель смог потешить себя в этом отношении., работая над "Историей розги", в чем легко сумеет убедиться читатель. Впрочем...
Не имея возможности осуществить новый полный перевод, мы были вынуждены пользоваться русским оригиналом, изданным "Интербуком" и восходящим к книге, выпущенной в начале века Аскархановым. Поэтому мы не ручаемся за полную аутентичность нашей книги и оригинала. В этой связи хотелось бы сказать несколько слов об особенностях текста, легшего в основу настоящего издания.
На титульном листе первого тома аскархановского трехтомника стоит: "С последнего английского издания перевел д-р медицины А. Б. Головин". Сколько можно судить, сравнивая этот том с английским и немецким текстом, перевод вполне им соответствует. Что же касается двух других томов, то, хотя трудно утверждать с уверенностью, но некоторые соображения позволяют предполагать издательскую мистификацию. Несмотря на уверения переводчика, некоего "доктора медицины А. 3-го" (кто скрылся за этим криптонимом, неизвестно), что перед нами "полный авторизованный (то есть подтвержденный самим автором. - Ред.) перевод", мы скоро наталкиваемся на ряд несообразностей. Так, к третьему тому приложено обращение "от автора" с просьбой присылать любые сведения, относящиеся к телесным наказаниям, а примечание переводчика содержит обещание перевести и передать эти сведения автору. Обещание и просьба довольно странны, если учесть, что автор уже лет пятнадцать как покоился на эдинбургском кладбище. Далее, хотя текст перед нами явно переводной, местами даже напоминающий не лучшего качества подстрочник, в
него включены фрагменты, также выдающие анахронизм. Приходится с вниманием отнестись к предуведомлению, украшающему титульный лист второго тома: "Полный перевод с английского... со многими дополнениями". Нельзя исключить, что в основе двух последних томов действительно лежит английский текст, возможно даже относящийся в какой-то степени к Бертраму. Однако определить
долю участия в нем издателя И переводчика мы не беремся, равно как и отделить все "дополнения" от основы. Впрочем, в одном месте Н. Аскаржанов честно признает интерполяцию: составителем раздела "Розга в России" прямо назван А. 3-й. Достоверность различных сведений, вошедших в этот раздел, далеко не равноценна: так, автор, по-видимому, совершенно не знал, что телесные наказания были отменены для дворянства - при Екатерине Второй, а для духовенства - при Павле Первом, а также многого другого. Однако резкая и доказательная критика современного переводчику положения вещей - безусловно убедительна и составляет сильную сторону "дополнений". Не это ли обстоятельство и послужило некогда , причиной запрещения книги? Подробный анализ текста - проблемы его аутентичности выходит за рамки данной статьи. И мы, оставляя все эти вопросы на совести первых отечественных издателей "Истории розги", предлагаем ее читателю не только как интересное историческое исследование, но и как памятник нашей бесцензурной литературы, порожденной первой русской революцией и перестройкой.
РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ
Д-р В. Купер
ИСТОРИЯ РОЗГИ во всех странах с древнейших времен
(флагелляция и флагеллянты)
С последнего английского издания перевел доктор медицины А. Б. Головин
Том первый
ВВЕДЕНИЕ
Некий школьный учитель рассказывал, что в течение своей пятидесятилетней деятельности он нанес около полумиллиона палочных ударов и сто двадцать четыре тысячи ударов плетью! Если бы этот педагог жил во времена мудрого царя Соломона, то, конечно, он был бы мил и дорог сердцу последнего. Вот уж поистине образец учителя того "доброго старого времени", когда все преклонялись пред дисциплиной, не жалели розог и не потакали детям. Счастливые школьники наших дней имеют самое смутное представление о том времени и о той строгости, в которых жили и учились наши отцы и деды. Теперь наказание розгами почти вышло из моды; вообще, нынешняя розга это - тень той, что существовала лет сто тому назад; ее можно сравнить с игрушкой, если представить себе ужасное орудие наказания давно прошедших, слава Богу, времен.
В те "давно прошедшие" времена розгу применяли далеко не к одним лишь мальчикам. Постепенно она возводилась до степени символа авторитетности, пред ней дрожали даже бородатые мужчины, в тиранических руках своих держали ее и короли, и завоеватели, и владетельные особы седой старины. В этом может убедиться каждый, обратившись к историческим источникам.
Телесные наказания известны чуть ли не со дня сотворения мира: об этом повествуют нам самые древние авторы. И нет никакого сомнения в том, что розга оказала огромное влияние на судьбы человечества, причем в эволюции общего прогресса разновидности телесного наказания играют довольно видную и
интересную роль. Из истории язычества мы черпаем массу сведений о тех многоразличных родах телесного наказания, где розга занимала первое место. Так, например, спины колодников, рабов и пленных подвергались безжалостной и как бы на роду написанной им экзекуции розгами. Плеть или, как ее принято называть в общежитии, плетка явилась на сцену гораздо позже, уже во времена христианства. Особенно хорошо известна была розга древним персам, и даже знатнейшие в государстве не были избавлены от наказания ею, причем существовал обычай - еще и теперь практикующийся кое-где на Востоке - после экзекуции приносить всеподданнейшую благодарность за "милостивое наказание". Такой "этикет", к сожалению, еще недавно был в моде среди особенно жестокосердых педагогичек.
В позднейшие времена знатные персы были изъяты от личного наказания. Мы говорим "личного" потому, что, вместо тела, экзекуции подвергалось платье провинившегося, по которому палач усердно прогуливался плетью. Таким образом, жестокая порка заменялась чисто символическим наказанием, и правы,
пожалуй, те, которые утверждают, что именно в это время возникла у персов поговорка "о правах для богатых и о правах для бедных".
До основания Рима плетка ежедневно усердно прогуливалась по телу рабов, причем древние римляне считались великими маэстро и художниками по части применения этого милого "инструмента". Как в сатирах Ювенала, так и в трудах различных писателей того времени встречается обильное количество примеров, прекрасно иллюстрирующих всю тяжесть современного телесного наказания. Судьи того времени, находясь при исполнении служебных обязанностей, были буквально окружены целой массой кнутов, плетей и розог. Есть основание предположить, что подобным декорумом имелось в виду нагнать страх и ужас на всех, обращающихся к услугам юстиции. Все эти орудия пытки носили различные имена. Для слабо провинившихся, подлежавших легкому наказанию, предназначалась так называемая ferula, для более тяжких преступников предназначались и более сложные наказания, среди которых наиболее ужасным было страшное flagellum. Судьи древнего Рима имели неограниченную власть над подведомственными им
подсудимыми, т. е. над теми несчастными, которые по воле рока должны были предстать пред их грозные очи. При этом нужно добавить, что жизнь рабов ценилась их господами и госпожами прямо ни во что, и поэтому нередко несчастные засекались буквально до смерти. В то же время обычаи древнего Рима требовали содержания огромного штата домашних слуг, и неудивительно, что многие из последних чрезвычайно легко впадали в немилость своих повелителей.
Так, в рассказах о римской жизни очень часто упоминается о том, что тот или иной из подвергшихся гневу рабов со слезами на глазах умолял наиболее симпатичного из пировавших гостей быть посредником между ним и его господином и спасти его от грозившей ему порки. В весьма обстоятельном описании пиршества у Тримальхиона мы находим подтверждающий только что сказанное пример.
Экзекуция рабов практиковалась иногда как средство для увеселения собравшихся на банкет гостей или же для услаждения взоров сытно попировавших римлян. Особенной жестокостью отличались в то время дамы, превосходившие в своей строгости самых суровых мужчин; они буквально изощрялись в выдумывании
наказаний, вследствие чего горничные этих прелестных деспотов в юбке влачили далеко не завидное существование. Туалетная комната знатной римлянки представляла собой не менее обширный арсенал плетей и розог, нежели камера судьи. Римлянки имели обыкновение содержать огромный штат женской прислуги, причем на каждую из них возлагалась особая обязанность либо по дому, либо по гардеробу своей госпожи. Особенно жалки были последние; они обязаны были услуживать своей госпоже в полуобнаженном виде, чтобы при малейшем проступке могло последовать немедленное и надлежащее увещевание с рукоприкладством.
По отношению к мужчинам-рабам практиковался особенно излюбленный способ, заключавшийся в подвешивании их за руки на толстом брусе с привязыванием к ногам солидных тяжестей, чем устранялась возможность сопротивления своим мучителям во время экзекуции. Порка женщин и девушек
господами производилась несколько иначе; правда, несчастные тоже подвешивались к палкам, но здесь проявлялась некоторого рода снисходительность! Жертвы исступленной женственности подвешивались не за руки, а... за волосы. Подобная жестокость, чтобы не сказать более, к счастью, в позднейшие времена никогда более не имела места, хотя многие прислужницы, вследствие самых ничтожных причин, и продолжали подвергаться со стороны своих повелительниц телесному наказанию. Еще не так давно в Шотландии одна дама была присуждена к месячному тюремному заключению за то,
что "отпустила" пощечину своему лакею. Другая строптивая шотландка была присуждена к денежному взысканию и к возмещению убытков за бесчестье своей горничной, подвергшейся наказанию розгами!
В отчете одного из судебных заседаний мы читаем, что некий владелец фабрики плетеных изделий в Лутоне был приговорен к шестимесячному тюремному заключению за то, что подвергал телесному наказанию служивших у него на фабрике работниц.
Насколько нам известно, школьные учителя стали применять к своим воспитанникам розгу уже очень много лет тому назад. Масса анекдотов из этой области перешла со времен самой седой старины, хотя нельзя умолчать также и о том, что наряду с этим известны случаи, когда учителя подвергались наказанию со стороны своих питомцев... Наиболее любопытным из этой области фактом является добровольное сечение, вошедшее в обычай у спартанского юношества. Очевидцем подобных экзекуций был сам Плутарх, повествующий о них в своих бессмертных сочинениях. На ежегодных ристалищах-конкурсах
флагеллянтов особенно счастливыми считали себя те мальчики, которые могли в течение целого дня выдержать жестокую порку перед алтарем Дианы, причем победителем являлся, разумеется, тот из добровольцев, которому удавалось снести наибольшее количество ударов. Тут же присутствовали и родители секомых, которые, ничтоже сумняшеся, подбадривали своих "арестантов" и требовали от них, чтобы боль переносилась ими безропотно и "красиво". Особые жрецы должны были разводить на месте представления священный огонь и, исследуя раны, предсказывать молодым героям их будущее.
По примеру спартанских юношей, формировались другие секты флагеллянтов или, иначе говоря, хлыстунов. Философы, с таким усердием прибегавшие к розге и плети, могли бы разумнее и полезнее, во всяком случае, распорядиться своими силами. Несмотря на то, что секты флагеллянтов, или хлыстунов,
постоянно самым безжалостным образом высмеивались, количество их не только не уменьшалось, но, наоборот, они распространялись по всему свету, причем до нас дошло много рассказов о том, какими именно обрядами и обычаями сопровождалось у них это пресловутое умерщвление плоти. Все эти секты
необходимо причислить, в сущности, к разряду воздержанных, и мы хотим только упомянуть здесь о последствиях публичного сечения, практиковавшегося у спартанцев, выразившихся в виде отвратительных празднеств, так называемых Lupercalia, являющих собою изумительный пример флагеллянтизма, столь часто
наблюдавшегося в древности.
Очень много споров возбуждал вопрос о том, как именно следует рассматривать бичевание: как наказание или же как покаяние, раскаяние в грехах? Как бы то ни было, а суть дела здесь чрезвычайно проста, ибо телесные наказания имеют за своими плечами столько же лет, сколько и сам грех - оба одинаково стары. Флагеллянтизм, или хлыстовщина, возник, без сомнения, в качестве подражания наказанию, вернее, существовали такие субъекты, которые обладали столь повышенной силой воли, что сами наказывали себя за содеянные проступки и грехи, а уж в позднейшие времена среди особенно благочестивых фанатиков самобичевание было введено в ежедневный обиход, став своего рода правилом. Фамиан, кардинал Остии, является первым историком, повествующим об этом роде флагеллянтизма; в своих сочинениях он упоминает о той колоссальной энергии, с которой некоторые чрезмерно религиозные натуры прибегали к самобичеванию.
Первое упоминание о флагеллянтизме вообще встречается уже в трудах авторов относящихся к пятому веку после Рождества Христова. Сначала он у христиан вовсе успеха не имел, но через небольшой промежуток времени настолько увеличился, что обратил на себя огромное внимание всего христианства, взволновав последнее до бесконечности. Образовалось большое сообщество, принявшееся усердно и со всей строгостью культивировать искусство самобичевания. "Флагеллянты", как их принято было называть, начали свою деятельность в Италии, перенесли ее затем в Германию и последовательно добрались до Англии. Повсюду они проповедовали самобичевание, точно оно представляло собою особый вид удовольствия и неописуемого блаженства. Подобные союзы флагеллянтов возникали под влиянием того или иного
предрассудка, например, из страха перед чумой, которая в те времена с неимоверной силой неистовствовала повсюду; при этом последователи флагеллянтизма питали огромную надежду на то, что путем тяжелого покаяния в грехах им удастся умилостивить ту сверхъестественную силу, которая послала
на них столь ужасное наказание.
С течением времени в системе самобичевания возникли Некоторые изменения; для примера возьмем Испанию, где флагеллянты из свойственной испанцам галантерейности приводили в исполнение наложенное на себя наказание под окнами своей возлюбленной и непременно в ее присутствии. Отдельные случаи перешли в моду, и дело дошло в конце концов до того, что существовали учителя, преподававшие искусство "придворного самобичевания" - точь-в-точь как профессора каллиграфии!.. Некоторые из них доходили до того, что обещали преподать полный курс в течение только шести часов! Само собой разумеется, что испанки приходили в восторг от подобного рыцарства своих кавалеров и щедро награждали молодых мучеников-добровольцев нежными и довольно прозрачными взглядами. Известный певец Гудибры говорит:
Почему не считать сечение приятным,
Когда оно производится так грациозно?
Почему бы изредка и умело
Не раздражать чувства милых дам?
Быстро стало развиваться сечение частное и семейное. Оно приобрело значение всепокоряющей моды как в родовитых домах, так и во дворцах владетельных и коронованных особ. По историческим источникам мы знаем о королевах - первый пример подобного рода показала, кажется, Екатерина Медичи
{Дочь ее - Маргарита де Валуа, королева Наваррская, также жестоко наказывала своих придворных розгами. Подробности об этом читатели найдут в сочинении доктора А. Дебе "Физиология брака". (Полный перевод с многочисленными дополнениями доктора медицины А. З-го). См. гл. 20 "Странная страсть. Сечение. Маргарита де Валуа и розги". В этой же главе много подробностей о сечении как страсти, а также и в главе 23 того же сечения в отделе "Мазохизм и садизм".}, - которые укладывали к себе на колени своих придворных дам и фрейлин и наказывали их розгами, словно маленьких детей. И ни одна из них, какое бы высокое положение она ни занимала, не была гарантирована от подобного наказания. Никого не спасали ни род службы, ни происхождение. Придворное звание, наоборот, как бы обусловливало приемлемость к розгам...
Пажи так часто имели общение с позорной скамейкой, предназначенной для сечения, что порка их считалась делом обыденным и ни у кого не вызывала сочувствия. Эка важность: пажа секут! Самого незначительного повода достаточно было для того, чтобы решение об экзекуции было не только
конфирмировано, но и приведено в исполнение. Но не только дамы и пажи представляли собою объекты для розги, нет! Все решительно, соприкосновенные с королевским двором, постоянно рисковали своей шкурой, вследствие чего церемониал порки буквально входил в расписание обихода ежедневной жизни.
В большинстве случаев в дворцах повелителей и в замках князей, графов и прочих представителей белой кости предпочиталось производить наказание на кухне. Правда, здесь не пороли высокопоставленных особ, но зато великолепно обрабатывали провинившихся священников, замеченных в слишком усердном
поклонении Бахусу, дерзких слуг, невоздержанных горничных, зарвавшихся пажей и прочих членов дама, с которыми можно было не особенно церемониться.
По всем вероятиям, экзекуция занимавших высокое положение и почетные должности дам и мужчин производилась в каком-либо другом помещении, таком, которое настолько было отдалено от помещений челяди, что исключалась всякая возможность насмешек со стороны последней. Кроме того, в нашем распоряжении имеется достаточное количество вполне достоверных сведений о том, что и некоторые царицы не избегли общей участи: их также секли. Что касается фавориток султана, то по отношению к ним применяются телесные наказания сплошь и рядом даже и теперь, причем среди рабынь великого Сераля розга имеет довольно частое применение. В романах и рассказах, в основание которых заложена история культуры, можно встретить массу анекдотов, относящихся к придворной жизни былых времен; упомянем для примера историю поэта Клопинеля, к которой мы возвратимся в последующем нашем изложении. Среди высокопоставленных особ, подвергавшихся телесному наказанию, встречаются и несколько имен коронованных особ мужского пола.
Далее приходится считаться еще с другим родом флагеллянтизма, не менее древним по происхождению и уж ни в коем случае не менее удивительным: мы говорим о так называемых "занятиях дисциплиной" в монастырях. Некоторые из монашеских орденов проявляли в этом отношении особенное усердие, причем
исторические документы свидетельствуют об удивительнейших примерах применения в монашествующей среде телесного наказания. Еще во времена весталок, как говорит история, накладывались самые суровые наказания на тех девушек, которые не оставались верны данному ими обету. И несмотря на то, что девицы эти занимали чуть ли не самое почетное положение, - многие из них неоднократно подвергались сечению розгами, плетьми и другими не менее внушительными орудиями. Обыкновенно экзекуция весталок совершалась таким образом, что обнаженную девушку окутывали тонким покрывалом и помещали в темную комнату, где назначенный жрец приводил собственноручно в исполнение наложенное на провинившуюся наказание.
В женских монастырях существовало правило (кое-где оно сохранилось и до сих пор), в силу которого все телесные наказания, наложенные на монахинь, совершались наиболее строгой и в то же время наиболее пожилой сестрой-монахиней. Что касается монахов, то обязанность сечь их возлагалась обыкновенно на такого монаха, которому впору было прозвище истинного человеконенавистника, причем существовали особые предписания (строжайшие при этом), относившиеся к тем границам, в которых в каждом отдельном случае должна была быть произведена экзекуция впавшего в немилость начальства
монаха. В позднейшие времена эти предписания принимались все слабее и слабее во внимание, и, наконец, дело доходило в иных монастырях до того, что чувство стыдливости совершенно в расчет не принималось, и монаха-преступника раздевали догола и секли в присутствии не только всей братии, но и падкой до подобных зрелищ толпы любопытных. Так, например, известный монастырь & К. получил декрет от своего непосредственного начальства, в силу которого монахи, подлежавшие за установленные проступки наказанию, должны были раздеваться догола, привязывались к позорному столбу, водруженному на
оживленном месте, на улице или площади, и наказывались розгами на глазах всего народи, которому вменялось чуть ли не в обязанность следить за всей процедурой экзекуции! Само собой разумеется, что подвергаться добровольным истязаниям каждый мог там, тогда и как где, когда и как ему
заблагорассудится. В зависимости от количества и качества ударов нанесенных собственноручно и по своей личной инициативе, долгое время превозносились и прославлялись имена героев-монахов и героинь-монахинь. В те времена нередко устраивались особые празднества в честь священников белого и черного духовенства, которые отличались чрезмерной ревностью к самобичеванию. Наибольшей славой пользовался Корнелиус Адриазен, в виде высокой чести придуманная им метода самобичевания унаследовала его имя; таким образом "корнелианское бичевание" означает бичевание по обнаженной спине. Еще одно имя священника долгое время пользовалось большим почетом, благодаря его способу умерщвления плоти. Мы говорим об патере Жираре, против которого было возбуждено даже судебное преследование по двум пунктам: за бичевание и соблазнение девицы Кардье. Об этом факте, равно как и о других непотребствах этого святого отца, которого называли волшебником, много говорится в посвященной процессу книге.
В течение очень длинного промежутка времени, о котором мы говорили
выше, широко практиковалось как публичное официальное, так и частное
бичевание. Телесные наказания ценились в то время так высоко, особенно в
монастырях, что для звания старшей сестры и даже для получения права участия
в выборах на более высокий пост от всех монашек требовалась наличность
подвига самобичевания. Инструменты, применявшиеся для этой цели, были
различны. Отец Доминик употреблял метлу, т. е. пучок березовых розог. Другие
святые были в этом отношении эксцентричнее и брали все, что попадалось под
руку: угольные щипцы, посохи, палки! Третьи прибегали к услугам пучка
крапивы, четвертые срывали солидную ветвь репейника, а одна благочестивая
дама наносила себе удары пружинами! Святая Бригета истязала себя связкой
ключей, другие женщины, обладавшие менее пылкой фантазией, били себя своими
собственными руками.
Флагелляция имеет свои романтические и комические стороны, хотя,
казалось бы, от школьников и невозможно было бы требовать, чтобы в
"березовой каше" они в состоянии были усмотреть элемент чего-либо
комического. Нынешние ученики в большинстве случаев имеют самое смутное
представление о том юморе, который в прежние времена находился нередко в
связи с розгой. Чтобы не оставаться в данном случае голословными, мы
поместим в последующем изложении несколько фактов из истории школы Св.
Лазаря, которую прежде принято было называть в Париже "семинарией хороших
мальчиков", и в которой святые отцы прославились огромной изобретательностью
по части наказания розгами.
Не менее доброй славой пользовалось бичевание в течение долгого времени
и среди врачей; его рекомендовали в качестве, скажем, "шпанских мушек", а
также и в виде великолепного лечебного средства при различных заболеваниях.
В древности телесное наказание рассматривалось как моральное лекарство, и,
по всем вероятиям, нынешнее сечение душевных больных является тяжелым
наследием прежних воззрений. Врачи седой старины были убеждены в том, что
хорошая порция розог возбуждает деятельность кожи и повышает функциональную
способность мышечной системы, вследствие чего наши прадеды-эскулапы и
прописывали своим пациентам обильные порции всевозможного вида и рода
ударов. Хотя наряду с этим нередко наблюдались и такие случаи, когда знатные
дамы приказывали своим слугам угостить домашнего врача "хорошей дозой"
березовой каши только вследствие того, что этот ученый муж подозревался жми
в болтливости и распространении некоторых секретов своих пациенток.
В последующем изложении нами будет приведено достаточно примеров в
доказательство того, какую могущественную роль играла розга во все времена и
во всех странах. Не перестающая прогрессировать цивилизация, к счастью,
уменьшила количество подобных примеров, хотя нет еще полных шестидесяти лет
с тех пор, как розга была в домах наших полновластной госпожой, да и не
только в домах, но также в правительственных и частных учебных заведениях.
Господа сплошь и рядом наказывали своих слуг, родители - детей, и все это
производилось либо розгой, либо при благосклонном участии плетки. Учеников
пороли очень часто. Госпожа Брунриг, содержательница училища, запарывала
вверенных ее попечению девочек до смерти и кончила свою жизнь сама на
виселице. Еще не прошло и ста лет с тех пор, как от телесного наказания не
избавлял ни возраст, ни пол. Даже вполне зрелые женщины подвергались
наказанию розгами, а доктор Джонсон приводит рассказ о том, как некая дама в
Лейчестере систематически угощала розгами своих дочерей-невест.
В России случаи телесного наказания наблюдаются еще и теперь {Оригинал
относится к 1903 году. - Прим, переводчика.}, хотя гораздо реже, нежели
прежде, но тем не менее необходимо констатировать тот факт, что кнут и палка
все-таки составляют здесь атрибуты уголовного кодекса, т. е. уложения о
наказаниях. Нередко розга применялась в России к непослушным балеринам и к
знатным дамам, которых время от времени с целью нравственного лечения
подвергают телесному наказанию розгами в полицейских участках {Очевидно,
автор в данном случае ошибается: кнут и палки в "Уставе о наказаниях" уже
давно не существуют, а были плети и розги. В самое последнее время отменено
телесное наказание розгами женщин, даже каторжанок. Затем отменено наказание
плетьми. Отменено также наказание розгами крестьян, по приговору волостных
судов, и нижних чинов, состоящих в разряде штрафованных. Теперь наказание
розгами, по закону, может быть производимо над мужчинами, находящимися на
каторге, в дисциплинарных батальонах и военной тюрьме. Затем оно еще
применяется, но уже вопреки закону, в административном порядке
экзекуционными отрядами при усмирении и т. п. случаях. - Прим,
переводчика.}. Ежедневно можно слышать в различных кругах истории, в которых
фигурирует наказание кнутом.
В Англии много лет тому назад существовало обыкновение наказывать
преступников на улицах. В Брайдвеле принято подвергать телесному наказанию
женщин легкого поведения, причем при экзекуции присутствуют обыкновенно так
называемые "сливки общества", являющиеся на подобные зрелища целыми
компаниями. Известны случаи, когда к хорошей порции розог приговаривались
знатнейшие англичанки, попавшиеся - о, ужас! - в воровстве. Мало того,
приведение наказания в исполнение поручалось в таких случаях обязательно
личному куаферу провинившейся. Так, например, две придворные дамы наелись
вдоволь "березовой каши" за то, что стащили во дворце короля две суповые
вазы. Заслуживает далее внимания история с неким священником, который
наказал свою прислугу, словно школьницу, и затем в трактате с пеной у рта
оправдывал себя, когда ему предъявлено было обвинение в истязании
несчастной. В сельских школах Англии существовал обычай во время порки
полураздевать провинившихся мальчиков и привязывать их к парте, причем
каждый из уходящих после уроков товарищей или каждая из соучениц
приговоренного к наказанию должны были нанести трепетавшей жертве по одному
удару. За исключением некоторых казенных низших учебных заведений, розга в
Англии вообще больше не применяется, причем сократилось сильно употребление
ее даже в Итоне и Гаррове. В прежние времена в женских учебных заведениях
наблюдалось злоупотребление розгами, причем девочки и девушки всех возрастов
не смели протестовать против "элегантного наказания розгами". Необходимо
прибавить при этом, что экзекуция была связана с различными церемониями,
занесенными в Англию из-за границы, и именно из монастырей. В одной из
популярнейших английских газет лет двенадцать тому назад утверждалось, что и
теперь еще существуют в Англии такие школы для девочек, где применяются
телесные наказания. Но так как ни о чем подобном никто в настоящее время и
представления не имеет, то остается предположить, что автор указанной выше
статьи либо был введен в заблуждение, либо попросту инсинуировал. Далее,
недавно еще в одной народной газете был поднят спорный вопрос о том,
разрешается ли законами подвергать девочек телесному наказанию? Детали,
сопровождающие различного рода телесные наказания, возбуждают общество,
причем здесь не обходится без страстного утрирования, говорящего о той
"ужасающей жестокости, которая существует в наш прогрессирующий век".
Говорить нечего о том, что доля правды в этом имеется, что подобного рода
наказания снова получили права гражданства в семейных кругах и что не одна
современная представительница прекрасного пола время от времени прописывает
кому может хорошую порку! Недавно еще одна семнадцатилетняя барышня
поместила в распространенной газете анонс, которым запрашивает сведущих лиц,
может ли быть предъявлено ею требование об убытках за бесчестие, которое
нанесено ей гувернанткой. Последняя высекла вверенную ее заботам барышню,
словно она была маленьким ребенком!
До сих пор еще в различных государствах и странах розга является
символом могущества. В Австрии солдат гоняют сквозь строй. В Китае
продолжает торжествовать бамбуковая палка, в Турции свищут батоги. В Сиаме
по ночам можно слышать душераздирающие вопли наказываемых березовыми
прутьями, в Африке в полном ходу пресловутое mumbo-jumbo. В начальных школах
Америки ученицы периодически "угощаются" розгами, от какового наказания,
впрочем, не избавлены и взрослые девушки различных учебных заведений вообще;
необходимо отметить при этом, что американцы поистине вправе гордиться: ведь
они вынесли на рынок телесное наказание розгами, придумав во времена рабства
для негров даже особую "колотильную машину"!
Не обойдена розга также и поэтами. Нам известны имена многих серьезных,
полных чувства поэтов и сатириков, которые в своих произведениях воспевали и
плетку, и розгу. Правда, поэты эти не пользуются особенной любовью и
популярностью среди взрослых, но хорошо известны зато детям. Наиболее
почетная роль отведена розге в книгах для чтения, предназначенных для
мальчиков и написанных в 40-50-х годах. В одном из подобных произведений
приводится рассказ о двух непослушных мальчиках, которые "ничего не делали",
и поэтому мама часто наказывала их. Она
Спустила с них штанишки,
И била, пока не поднялся страшный рев.
"Мамочка, что ты делаешь?"
Мать ответила: "Я ничего не делала"!
Если порыться, можно отыскать не одно поэтическое произведение, в
котором наказание розгой является главной темой; много подобных
стихотворений наши бабушки и дедушки заучивали наизусть, не находя в них
ничего для себя неподходящего или грубого. В настоящее же время, несмотря на
одухотворенное и сатирически-юмористическое содержание таких стихов,
подрастающему поколению их отнюдь рекомендовать не следует.
^TСПОРНЫЙ ВОПРОС НАУЧНОГО ХАРАКТЕРА^U
Вопрос о прохождении телесных наказаний покрыт мраком неизвестности;
трудно также установить что-либо по поводу первого наказания розгами, и уж
совсем невозможно назвать имя той или того, кто впервые прибегнул к
подобного рода экзекуциям. С уверенностью только можно сказать, что
применение порки известно было уже тогда, когда земля далеко не была
населена густо. Мы не берем на себя смелость входить здесь в рассмотрение
тех способов наказания, которые имели место еще в допотопные времена; наша
задача - осветить, хотя бы несколько, в этой главе сущность избранной нами
темы, придерживаясь при этом сравнительно позднейших времен.
В течение долгого времени весь ученый мир был чрезвычайно взволнован
вопросом огромной важности о том, было ли сечение впервые применено в
качестве умерщвляющего плоть средства или же в роли наказания. По поводу
обоих этих положений велись самые ожесточенные споры. Факты, приводимые
обеими противными сторонами, представляют собою не более, как массу
нагроможденных друг на друга слов, латинских цитат и комментариев, и таким
образом было далеко не легким дело рассортировать всю эту груду и отделить
солому от зерен. Во всяком случае бичевание, как способ покаяния, имеет
полное право гражданства. Различные способы подобного раскаяния в грехах и
умерщвления плоти были известны сначала под одним общим именем disciplina;
тем не менее бичевание, т. е применение плети disciplina flagelli, ставилось
при этом обязательно на первый план и к тому же так усердно, что позднее под
словом disciplina (дисциплина) непременно понимали именно этот род или
способ покаяния или эпитимии. Французы прибегают к слову disciplina для
того, чтобы выразить им понятие об инструменте, который применялся при
религиозном умерщвлении плоти. Так, например, Мольер устами своего Тартюфа
говорит камердинеру:
"Laurent, serrez ma haire, avec ma discipline
Et priez que toujours le ciel vous illumine".
Таким образом, под словом "дисциплина" следует понижать точно то же,
что под добровольным бичеванием, т. е. таким, которое совершается
собственноручно кающимся с помощью бича, кнута или розги. Собственно говоря,
мы не должны входить в дальнейшее рассмотрение поставленного выше спорного
вопроса, потому что различные предположения говорят за то, что прежде всего
розга была применена не в качестве религиозного атрибута, а как материал для
наказания.
Два других обстоятельства, тесно связанные с телесным наказанием,
заслуживают того, чтобы обратить на них здесь внимание, ибо и они также
являлись пунктами препирательства ученых разных времен. Мы говорим о том
участке тела, которое избиралось для наказания. В этой области взгляды
сильно разнятся один от другого. Часть писателей указывают на спину и плечи
и называют такую экзекуцию "верхним наказанием" - disciplina sursum; другие
же говорят о disciplina deorsum, т. е. "нижнем наказании", и утверждают, что
седалищные части представляют собою именно настоящее место экзекуции.
Большинство ученых отзывается о disciplina sursum крайне невыгодным для
нее образом, ибо она связана с опасностью для глаз и груди наказуемых. Чтобы
защитить эти чувствительные места от неминуемых повреждений, в Швеции,
например, где еще и теперь за известные проступки даже женщин подвергают
порке, - наказуемый укладывается на медную доску, которая, закрывая всю
переднюю часть, оставляет свободной спину подвергающегося экзекуции для
восприятия положенного количества ударов. Недавно, после порки целой шайки
сводников, один из известных медицинских журналов опубликовал статью, в
которой трактует о том, что в один прием не следует наносить более
десяти-двенадцати ударов и что в качестве устрашающего метода или, вернее,
меры пресечения disciplina deorsum является самой подходящей и действенной.
Патер Гретцер, один из известных в старину маэстро по части телесных
наказаний, заинтересовался вопросом о том, какая именно часть человеческого
тела является наиболее соответствующей для порки, и получил от одного из
ученых врачей своего времени следующий совет: "Распространенное мнение о
том, что будто бы удары по спине отражаются вредно на органе зрения, ни на
чем не основано. Нет спору: большая потеря крови невыгодным образом
сказывается на мозге и отсюда в глазах, ибо в данном случае происходит
уменьшение животной теплоты. Но при наказаниях же розгами никогда особенно
значительной кровопотери не соблюдается, и мозг здесь в рефлекторное
страдание не вовлекается. Напротив! Ведь очень часто при глазных
заболеваниях прибегают к приставлению кровососных банок на спинную область!
Каким же образом могут пострадать глаза при нанесении нескольких ударов
розгами? Правда, на слабосильных это, пожалуй, и отразится, но упитанные
субъекты со здоровым организмом вряд ли могут реагировать на розги, а если
вдобавок наказание производится так милостиво, что никакого кровотечения не
наступает, только слегка окрашивается румянцем кожа, то тут уже и разговора
о вредных последствиях быть не может".
Вот как высказался авторитетный врач, и под этим мнением вполне
убежденно подписался патер Гретцер!
Другой писатель на ту же тему выразился следующим образом:
"Врачи и анатомы утверждают, что все части человеческого организма
стоят в такой неразрывной связи друг с другом, что невозможно воображать,
будто, нанося повреждение одной части, мы тем самым не вовлекаем в страдание
другую, и при том самым существенным образом. Рефлекс может наблюдаться
сразу или впоследствии, но наступит он наверняка - об этом двух мнений быть
не должно. Таким путем все те, которые с большим усердием занимаются
умерщвлением своей плоти, в конце концов обязательно серьезно заболевают и,
волей-неволей, прекращают добровольно наложенное на себя наказание, которым
имеется в виду поднятие морали".
Впрочем, не все врачи сходятся с мнениями приведенных выше авторитетов.
Иные считают телесное наказание безусловно для органа зрения опасным, и к
ним присоединяются монахи-капуцины, прибегавшие к disciplina deorsum. Таким
образом они ограждают себя от случайностей, могущих иметь место при слишком
усердной экзекуции. Большинство монахинь придерживается той же системы, имея
при этом в виду осторожнее относиться к своим глазам и щадить их поскольку
возможно. "По совету умудренных опытом врачей и известных своей святостью
людей, монахини не допускали сечения плечей, обрекая на экзекуцию бедра и
применяя для этой цели скрученные веревки и солидные пучки розог".
В данном случае принималось во внимание еще одно весьма важное
обстоятельство. Старейшими монашескими статуями всему духовенству
строго-настрого запрещалось показывать кому-либо обнаженный участок своего
тела; этим имелось в виду не возбуждать никаких животных инстинктов. Эти
предписания, между прочим, гласили: "Если подобное умерщвление плоти,
совершаемое втайне, может повлечь за собой опасность, то разве благоразумно
произ????
Что и у древних римлян господствовал подобный взгляд, об этом
повествуют нам Плавт и Иероним. У греков о том же пишет философ Перегринус,
и в позднейшие времена, когда оба народа - греки и римляне - были соединены
под власть одного императора, они все-таки остались верны тому же взгляду.
Доказательством этому служат те оскорбления, которые были нанесены статуе
царя Константина во время восстания в городе Эдессе. Мало того, что жители
Эдессы свергли статую с ее пьедестала, - они принялись еще сечь ее и именно
по интересующему нас в этой главе месту! У французов образовался даже глагол
из того существительного, которое обозначает седалище, и не нужно прибавлять
никаких слов, чтобы по одному этому глаголу получить понятие об ударах или
толчках. У Вольтера принцесса Кунигунда говорит Кандиду "Tandis qu'on vous
fessait, mon cher Candide". От глагола fesser производится существительное
fessade, которое, как и слово claque, обозначавшее прежде только удар,
толчок вообще, применяется в настоящее время исключительно для ударов по
тому месту, откуда обыкновенно у людей ноги растут. Подобное применение мы
встречаем во всех государствах Европы.
В конце семнадцатого столетия лорд Моулсворт в своей книге "Датские
Известия" рассказывает, что подобное выражение получило полные права
гражданства даже при дворе датского короля. "Для того, чтобы большие охоты
при дворе так же весело заканчивали свое времяпрепровождение, как и начинали
его, существовал обычай, в силу которого тот из членов императорской охоты,
который поймает другого в неисполнении тех или иных правил и уличит его в
этом, должен встать из-за стола и рассказать всем о замеченном нарушении
законов охоты. Когда факт преступления будет достаточно освещен и
установлен, провинившийся становится на колени между рогами убитого оленя,
двое из присутствующих держат его за ноги, король берет в руки длинный,
тонкий прут и награждает обвиняемого по седалищной части брюк таким
количеством ударов, которое соответствует размеру и качеству совершенного
преступления. В это время охотники, с помощью своих рожков, и собаки лаем
оповещают о состоявшемся решении короля и о совершившемся наказании королеву
и весь двор, приводя их этим в неописуемый восторг".
В Турции удары по брюкам (шароварам) считались наиболее тяжелым
наказанием для янычар и спайев. В Польше именно таким образом наказывались
преступления прелюбодеяния, причем еще до экзекуции виновных соединяли
брачными узами. Случалось так, что наказание совершалось спустя долгий
промежуток времени после свадебного обряда В Англии в прежние времена к
подобного рода экзекуции прибегали в самых знатных и уважаемых домах. У
испанцев настолько было принято пренебрежительно относиться к разбираемой
нами части тела, что повсюду любой монах, перенимавший на себя за -
известную мзду, конечно - грехи целой общины, принимался за умерщвление
плоти бичеванием седалищной области (или, во всяком случае, заявлял своим
клиентам, что экзекуция им произведена). Отсюда происходит популярная
испанская поговорка: "Дела так плохи, как у монаха". Употребляется она
тогда, когда кто-либо хочет выразиться, что вынужден страдать, не имея от
этого для себя никакой прибыли.
В голландских владениях на мысе Доброй Надежды, по словам Кольбека, во
избежание пожаров курение табаку на улице воспрещается законом под страхом
серьезного наказания плетьми. То же наказание существует и у персов. Так,
Эхердин рассказывает, что некий капитан, начальник караула шахского сераля,
подвергся экзекуции за то, что допустил иностранца остановиться у ворот
дворца его величества и заглядывать внутрь двора. Китайцы употребляют для
порки особый деревянный инструмент, по наружному очертанию похожий на
большую круглую ложку. В арабских рассказах из "Тысячи и одной ночи",
которые, как-никак, являются верным изображением того времени, в сказке о
сапожнике Бакбаре, мы находим подтверждение того, что у арабов существовал
аналогичный обычай. Сапожник этот настолько сильно влюбился в одну особу,
отличавшуюся необычайной красотой, что целыми днями стоял и не спускал глаз
с ее окон. Дама эта, от всей души насмеявшаяся над несчастным сапожником,
через свою рабыню позволила ему войти к ней в дом и заявила ему, что сделает
его своим возлюбленным только тогда, когда он, гоняясь с ней наперегонки в
большом доме, нагонит и схватит ее. Но для того, чтобы иметь возможность
быстро бегать, плутовка приказала ему раздеться до нижней рубашки
включительно. Сапожник, разумеется, согласился. После того, как он пробежал
за красавицей несколько комнат, увлекаемый ею, он очутился в длинном и
мрачном коридоре, в конце которого виднелась открытая дверь. Развив
возможную быстроту, сапожник помчался туда и, к необычайному своему
изумлению, очутился, пробежав двери, на одной из улиц Багдада, которая была
заселена, главным образом, кожевниками. Неожиданное появление Бакбара в его
необычайном костюме произвело такое впечатление, что кожевники схватили
беднягу и хорошенько обработали ремнями наиболее мягкие и пухлые части его
тела. В довершение всего на место происшествия явилась стража и приговорила
неудачного ухаживателя к ста ударам по пяткам и к изгнанию из города. В
последующем изложении мы докажем благосклонным читателям нашим, что сечение
в течение довольно продолжительного времени являлось на всем свете просто
обычаем и что в тех странах, где этот обычай еще и по сие время удержался в
школах и тюрьмах, он применялся к тем именно частям тела, на которых люди
имеют обыкновение сидеть.
^TФЛАГЕЛЛЯЦИЯ У ЕВРЕЕВ^U
Происхождение телесного наказания, без сомнения, относится к давно
прошедшим временам. Первое упоминание о нем мы встречаем во второй книге
Моисея (глава пятая), где говорится о том, что Фараон отдал приказ избить
израильтян. Он требовал от них, чтобы они ежедневно доставляли известное
количество кирпичей, и если обнаруживалась недостача в доставке этой
натуральной повинности, то выборные, наблюдавшие за правильным ходом дела,
подвергались обычно солидной порке. В Ветхом Завете за определенные грехи
полагается телесное наказание, а в иудейских законах имеются даже указания
на то, сколько именно разрешается в каждом отдельном случае отпускать
ударов. "И если безбожник заслужил наказание палками, то пусть судья
прикажет ему тут же пасть ниц, и тут, в присутствии судьи, виновный получит
столько ударов, сколько ему полагается, в зависимости от содеянного им
преступления. Если наказуемому дано уже сорок ударов, то больше бить его не
следует". И в Новом Завете мы сталкиваемся очень часто с телесными
наказаниями. Все евангелисты рассказывают, что Иисус Христос до распятия был
наказан плетьми. Евангелист Иоанн говорит, что Иисус свил плеть из веревок и
изгонял ею менял из храма. В апостольских посланиях говорится, что апостолов
наказывали розгами, и сам апостол Павел, повествуя о своих страданиях и
преследованиях, перенесенных им во имя Евангелия, говорит: "От иудеев мне
досталось менее на один сорока ударов" и "три раза меня секли розгами, один
раз меня забросали камнями, три раза я претерпел кораблекрушение, целый день
и целую ночь провел я в пучине морской". И затем далее: "Других искушали
жестокими насмешками и пытками, тюрьмой и оковами". Приведенные нами из
Священного Писания места говорят о порке только как о наказании, и ни под
каким видом не относятся к добровольному бичеванию, и еще менее того к
чрезмерному применению плети, вошедшей в обиход монашеской жизни.
Законы Моисеевы определенно ограничивают количество ударов числом
сорок, в действительности же у евреев принято было давать только тридцать
девять ударов. Объясняется это правило так: быть может, при счете произошла
ошибка, и потому пусть наказуемый не подвергается случайности получить
больше, нежели полагается. Существовало, правда, еще одно основание, почему
евреи ограничивались тридцатью девятью ударами. Плеть, с помощью которой
производилась экзекуция, приготовлялась из кожи и состояла из трех ремешков,
один из которых выделялся своей длиной настолько, что при каждом ударе
захватывал по всей поверхности тела; два другие ремня были покороче. Поэтому
били тринадцать раз, что составляет тридцать девять ударов, а ведь следующий
удар привел бы уже к числу сорок два и т. д.
Защитники флагеллянтизма всеми мерами старались обосновать свои взгляды
на Священном Писании и повсюду ссылались на него; в конце концов они
перелистали всю Библию, но тщетно. Помимо приведенных выше мест, имеются еще
два, которые указывают на бичевание, и на них-то ссылались во всех тех
случаях, когда желательно было указать, что телесные наказания и связанное с
ними умерщвление плоти с точки зрения Библии являются рекомендуемыми
способами, В псалме 73 Давид поет: "И я мучился ежедневно и каждое утро
получал наказание". В словах первоначального текста говорится "fui
flagellatus", т. е. был сечен" и, если их понимать буквально, они могут
означать, что псалмопевец имел привычку или обыкновение ежедневно по утрам
путем бичевания умерщвлять плоть свою. Большинство специалистов
придерживается того мнения, что слова эти нужно понимать не буквально, а
фигурально, т. е. что удары обозначают горести и преследования, которые
суждены на этом свете хорошим людям. Последнее место подобного же характера
находится в письмах Павла к Кориннам и подлежит большому сомнению. Павел
говорит: "Я заглушаю мое тело и укрощаю его". Многие известные писатели и
знатоки этого вопроса утверждали, что в этих словах апостол говорил о своем
обыкновении к умерщвлению плоти путем бичевания, чтобы таким образом
искоренять зарождавшиеся в нем грешные помыслы. Иезуит, патер Яков Гретцер,
уверяет, что в первоначальном тексте греческие слова буквально гласили
следующее: "Я покрываю свое тело рубцами и ранами, и оно изуродовано силой
ударов", причем этот перевод признается действительным некоторыми теологами.
Но если исключить мнение этих авторитетов, то греческие слова ни под каким
видом не могли обозначать собою добровольное бичевание. Кроме этого места,
то же самое встречается еще раз в притче о "назойливой вдове" (Лука, 18, 5).
"На это она не согласилась и оглушила меня". Слово "оглушила" обозначает,
собственно говоря, удар кулаком или палкой в подглазничную область, которая
обезобразилась или, как принято выражаться, которая покрылась синяками. Это
слово происходит от греческих игр, о которых именно и говорил апостол. На
втором плане может существовать еще и такое объяснение ему: обходиться с
кем-либо строго, холодно или жестоко, либо взять себя, как говорится, в
ежовые рукавицы, чтобы заглушить в себе те или иные греховные побуждения. К
этому нужно еще добавить, что Павел, говоря о действительных, настоящих