трудное условие, без границ
Вот письмо, написанное Бештом, в котором говорится о приходе Машиаха. Оно адресовано его родственнику рабби Гершону, жившему тогда в Эрец-Исраэль. Письмо датировано 1746 годом. В отличие от многих других предсказаний, в нем называется не срок, а условие прихода Машиаха, избавителя евреев и всего мира. Стиль письма прост и точен, но реалии, которые там упоминаются, слишком высоки и далеки от нас. Поэтому заранее просим прощения за возможные погрешности перевода.
«...В Рош Ашана поставил я условие душе своей, о чем уже известно тебе, и произошла алият нешама – поднятие души в высшие миры. Видел я вещи удивительные, каких не видал и о которых не слышал с тех пор, как себя помню, но рассказать об этом нет возможности, даже если мы будем разговаривать с глазу на глаз.
И когда я был в нижнем Ган Эден, то видел еврейские души людей живых и мертвых, известных мне и неизвестных. И не было им числа, и они находились в постоянном движении и все стремились подняться в мир более высокий по каналу, известному тем, кто учил Тайную Мудрость. Веселье их было велико, и описывать его устанет язык, а уши человеческие затруднятся услышать...
Были там души многих злодеев, и они исправились, и были им прощены их грехи, потому что было время Великой Милости Всевышнего. Были там души злодеев, известных тебе, и я поразился, что их раскаяние тоже было принято. Они тоже пребывали в веселье и тоже поднимались...
И все эти души беспрестанно упрашивали меня подняться вместе с ними, говоря: «Благодаря учению, которое ты распространяешь среди людей, подарил тебе Всевышний особую способность познания вещей, которые Наверху. Поднимись вместе с нами, и будешь ты нас поддерживать и нам помогать...»
Большое веселье, которое царило среди душ, увлекло меня. Я попросил, чтобы мой учитель /пророк Ахия Ашилони – прим. ред./ обязательно сопровождал меня, потому что велика опасность для живущего на земле подниматься в верхние миры, и никогда прежде я так высоко не поднимался...
И вот мы поднимались все выше, пока я не вошел во дворец Машиаха. Там учил Машиах Тору с мудрецами Мишны, и с праведниками, и с семью стражами еврейского народа. Там тоже царило большое веселье, и я не мог догадаться, какова его причина. Подумалось, что, может быть, совсем покинула душа моя нижний мир, и поэтому так радуются они. Но сказали мне: «Нет, ты еще среди живых, потому что огромное наслаждение испытываем мы, когда ты преподаешь внизу нашу Тору и тем самым объединяешь Б-га и мир, который Он сотворил...» Так и не знаю я причины того веселья до сегодняшнего дня.
И спросил я Машиаха: «Когда же ты придешь, господин мой?»
И ответил он: «Вот тебе знак. Когда известно станет твое учение в мире и когда источники твои изольются наружу...»
Далее Баал-Шем-Тов пишет, что испытал он от этих слов большую муку, так как надеялся, что Машиах придет много раньше, чем весь мир познакомится с учением хасидизма. Он придумал, как ускорить это событие: обучать всех трем сгулот – обычаям, приносящим добро, и трем тайным именам Всевышнего. Каждый еврей будет обладать таким же знанием и такой же верой, как сам рабби Исроэль, и Машиах не задержит свой приход.
Но Бешт услышал: «Нет». Ему приказано делать то, что он узнал во дворце Машиаха: распространять учение хасидизма. Чтобы каждый еврей, какой он есть, был готов пожертвовать всем ради Торы и ее заповедей.
Предстоял длинный путь. И не простой.
В конце письма Бешт советует рабби Гершону следить за каждым словом, которое он произносит во время учебы или молитвы, потому что:
«В КАЖДОЙ ЕВРЕЙСКОЙ БУКВЕ ЕСТЬ МИРЫ, И ДУШИ, И ВСЕВЫШНИЙ. И ОНИ ВОСХОДЯТ, И СОЕДИНЯЮТСЯ, И ОБЪЕДИНЯЮТСЯ ДРУГ С ДРУГОМ, И ПОЛУЧАЕТСЯ СЛОВО. И ПОТОМ ОБЪЕДИНЯЮТСЯ МИРЫ, И ПРИХОДИТ ВЕСЕЛЬЕ, И НАСТУПАЕТ НАСЛАЖДЕНИЕ – БЕЗ ГРАНИЦ...»
Все эти слова – из письма Бешта...
Камень из короны
Однажды был в гостях у Магида праведник и чудотворец, знаменитый рабби Пинхас из местечка Корец. Раз увидел он, что в совсем неподходящем месте валяется запись святых слов Магида, которую обронил, наверное, один из его учеников. Рабби Пинхас был огорчен и потрясен до глубины души. У него был на эту тему разговор с Магидом. Главе хасидов стало очень тревожно от серьезных обвинений, которые он услышал из уст сердитого праведника. И, вправду, разве можно говорить об увеличении числа учеников и распространении хасидизма, если души измельчали настолько, что не содрогаются, когда святые строчки Кабалы летят в грязь...
В это время подошел к Магиду Шнеур-Залман, самый младший из его учеников. Он спросил, будет ли дозволено рассказать учителю притчу. И когда согласие было получено, начал так:
«У короля тяжело заболел его единственный сын. Ни одно лекарство не помогало, и жизнь его была в опасности. В конце концов врачи сказали, что осталось единственное средство: взять бесценный камень из короны, истолочь его, размешать в воде и дать наследнику выпить это зелье.
Король не знал, на что решиться. Если снадобье не поможет, корона будет испорчена понапрасну. Но если сын погибнет, то кто же тогда наденет ее? В конце концов он приказал вынуть драгоценный камень из золотого гнезда. Его истолкли, приготовили лекарство и постарались напоить им юношу. Но он так крепко стиснул от боли зубы, что бесценные капли упали на землю. И все же король не терял надежды: если хоть одна капля попала в рот – сын спасен...»
Магид сразу понял, кто герой притчи: еврейский народ, который страдает и бредит, не в силах выдержать тьму галута. Хасидизм – это сейчас единственное средство, которое может
оживить его, приблизить к Творцу. И ради этого мы рискуем тем, что сокровища Б-жественной мудрости, драгоценные камни из короны Всевышнего, могут ненароком упасть в грязь. Потому что, если сын погибнет, – для кого корона?..
Магид сказал своему ученику серьезно:
– Своим гневом рабби Пинхас вызвал против меня Наверху очень серьезного обвинителя. Своей притчей ты уничтожил его. Спасибо...
Псалмы в снегу
Когда Шнеур-Залман жил в Межириче, сказал однажды Магид своим ученикам, чтобы взяли они талесы и тфилин и садились в телегу, так как придется им сопровождать учителя в далекой поездке.
Телега ехала всю ночь, а поутру приказал Магид кучеру остановиться у какой-то придорожной корчмы. После этого попросил Магид одного из учеников войти внутрь и посмотреть, смогут ли они там сейчас помолиться. Ученик вошел в дом и тут же вернулся, сказав:
– Ребе, корчма набита мужиками, не протолкнешься. Навряд ли мы сможем помолиться там...
Магид молча кивнул и потом послал в корчму другого ученика с той же просьбой. Шнеур-Залман был очень удивлен: почему учитель не поверил первому посланцу? И еще: если дом полон мужиков, то почему во дворе нет ни одной телеги?
Между тем второй посланец вернулся и повторил то же, что и первый. Магид сказал:
– Взгляну-ка теперь я, может, все-таки их окажется меньше...
И опять удивился Шнеур-Залман: что это значит – «окажется меньше»? Надо было бы сказать «разъедутся», «разойдутся»...
Учитель открыл дверь корчмы – она и впрямь была полна гоев – не то что присесть, и плюнуть негде. Однако, когда Магид вошел, стало непонятно как чуть-чуть просторнее. Стал глава хасидов ходить по комнате взад-вперед, словно снег разгребая. И вот уже расчистилось место для всех хасидов, сидевших в телеге. Магид сделал им знак, и они вошли. Сказал учитель, что надо сейчас помолиться – с полным сердцем и никуда не спеша. Что ж, завернулись хасиды в свои белоснежные талесы, наложили на левую руку и на голову черные ремешки тфилин. Дети мужиков вовсю кривлялись и делали жидам разные мелкие пакости, но хасиды не обращали на них внимания. Шнеур-Залман заметил еще одну странность: гоев в комнате с каждой минутой становилось все меньше, но дверь корчмы ни разу не открылась и не закрылась... После молитвы «Шмонэ Эсрэ» все мужики исчезли, остались лишь их милые детки, которые скручивали из краев кафтанчиков «свиное ухо» и с хохотом совали его жидам. Впрочем, после молитвы «У во лецион» дети эти, шкоцим, как их звали евреи, тоже пропали неведомо куда. Закончили хасиды свою молитву, сложили талесы, скрутили ремешки тфилин.
Завел Магид разговор с евреем, хозяином корчмы, о том, как идут дела и удается ли вовремя платить аренду. Потом перешла беседа на домочадцев. Сказал корчмарь, что есть у него два сына и две дочки. Дочерей он выдал замуж в другие края, а сыновей оставил при себе на подмогу.
– При себе! – вдруг вскричал Магид. – Для себя, злодей, для себя! А теперь признавайся во всем!...
Тут прохрипел корчмарь, что вступил он в связь с одной из невесток, рухнул на пол и потерял сознание. Его привели в чувство. Хозяин дома начал плакать, но Магид сделал знак, чтобы не обращали на него внимания: они собираются в обратный путь.
Когда телега тронулась, корчмарь побежал за ней следом. Магид велел кучеру погонять лошадей. Грешник бежал за ними, силясь догнать, пока не растянулся на дороге.
Тогда рабби Дов-Бер велел кучеру остановиться. Несчастный злодей, отдышавшись, вскочил на ноги и вновь, глотая воздух, побежал за ними. Свист кнута – и снова лошади несутся. Так повторялось несколько раз, пока впереди, среди зимних полей, не показались голубые дымки и темные крыши Межирича.
Хозяин корчмы поднялся и, опираясь на плетни, за которыми псы надрывались в лае, добрел до синагоги и толкнул заледеневшую дверь. Святой Магид сидел за столом и плача читал Псалмы Давида. Потом, по-прежнему не замечая грешника, сказал перед учениками маамар. А затем подозвал нескольких членов своего святого братства и сказал им:
– Отведите этого человека в лес, разденьте его догола, заройте в сугроб и дайте ему книгу Псалмов. Их надо прочесть от начала и до конца. Да скажите ему, чтоб не спешил...
Ученики исполнили этот странный и страшный приказ, а потом вернулись. Через несколько часов Магид дал им новое указание:
– Возьмите шубу и теплое белье. Как только он закончит чтение, тут же разгребите снег, оденьте его и приведите в город.
Что ж, снова отправились они по хрустящей от мороза тропке и увидели, что злодей заканчивает последние строки золотых песен Давида, и душа его тоже заканчивается...
Но хасиды на работе не вздыхают и не охают. Мигом отрыли, одели, завернули и притащили в Межирич, к теплой печи. После этого Магид согласился встретиться со злодеем, говорил с ним много и объяснил, как тот должен жить теперь, чтобы исправить страшные дела свои. Но это уже другая история.
А эта еще не закончилась. Ученики пришли к рабби Дов-Беру и спросили:
– Что за странная вещь: в разговоре с вами этот грешник жаловался, что дела его идут плохо, посетители в корчму приходят редко. Но мы же сами видели, что в корчме полно народу! И еще вопрос: куда они все подевались потом?
Ответил Магид:
– Поступки еврея, если они чисты, привлекают свет Б-га в наш мир. Но если человек грешит, то он, наоборот, увеличивает тьму. Взрослые гои, которыми была набита комната, – это нечистые оболочки, клипот, которые возникли после того, как корчмарь нарушил запрет, греша со своей невесткой. А шкоцим, маленькие гои, появились потому, что невестка не погружалась в микву и была нида – запрещенная для любой близости. Большую нечисть мы рассеяли почти сразу, а с маленькой пришлось воевать до самого конца молитвы...
Теперь ученикам все стало ясно. Впрочем, наверное не до конца. Потому что ученикам их внуков и внукам их учеников случалось оступаться и потом, глотая ледяной воздух, бежать за телегой праведника, стараясь догнать ее любой ценой. А те, кто не старались... Ну что ж, они прочтут эту историю и тоже побегут.
Ветер истории
Суровое покаяние
Во времена Санхедрина если было доказано, что женщина изменила мужу по доброй воле, ей и ее любовнику полагалась смертная казнь. Но и в галуте, где у еврейского суда нет возможности приговаривать к лишению жизни, за этот грех наказывали весьма сурово. Один еврей признался рабби Меиру из Люблина, что соблазнил замужнюю женщину. Раввин предписал ему следующий путь покаяния: После каждой исповеди шамес прилюдно должен был дать ему 39 ударов плетью по спине. Поститься весь год подряд (за исключением суббот и праздников) и есть только по вечерам, без мяса и вина.
Ежедневно исповедоваться в своем грехе и принимать от шамеса удары, но уже без свидетелей. Спать на полу или на голой скамье. Носить на теле мешковину, мыться только накануне праздников, причесываться раз в месяц. Одеваться только в черное. Сидеть в синагоге возле входной двери. Три года не смотреть на женщин, не слушать их пения и смеха.
После этого срока никто не имел права напоминать ему о случившемся. А если все же напоминали? На идише говорят: «Зол зайн капорэ» – «Пусть это будет искуплением...»
Момент истины
Разговоры Шнеура-Залмана с его учителем были серьезными. Он собирался, по хасидскому обычаю, ходить к Магиду, как ходят в Иерусалим на праздник – пешком. Рабби Дов-Бер сказал на это:
– Не стоит тратить силы на вещи внешние. Береги их, тебя ждет тяжелая работа...
А какая – не сказал.
Магид был талантливым организатором и с редким упорством стремился к цели: распространению учения Баал-Шем-Това. Из маленького Межирича своего он видел всю звездную россыпь еврейского изгнания и послал туда своих гонцов.
Рабби Менахем-Мендл (фамилий у евреев в ту пору почти не было) был послан учителем в местечко Городок.
Рабби Иссахар-Дов, бывший когда-то учителем Шнеура-Залмана, «получил» от Магида Любавичи, Городню и Горки.
Два брата, рабби Элимелех и рабби Зусия получили луну в ночных тучах и поземку на снегу. Они бродили от хутора к хутору, навещая евреев, живших не в местечках, а на отшибе. Помогали им найти свое еврейство, если кто-то терял его...
Через два года учебы Шнеур-Залман спросил у Магида:
– А какая задача лежит на мне? И услышал:
– Ты сам отыщешь свой путь.
Шнеур-Залман вернулся в Витебск, собрал вокруг себя молодых людей, обладавших большими способностями, и стал рассказывать им об учении Бешта, которое включает любовь к простым евреям, молитву из глубины души, крепчайшую связь с учителем, особую радость и ревностность в соблюдении заповедей. И, конечно, ни на что не похожее учение – хасидизм, которое, пройдя ворота разума, обращалось прямо к еврейской душе.
Вновь приехав к Магиду, Шнеур-Залман сказал:
– Камни и балки у меня есть, как их положить, я тоже знаю. А вот раствор, которым можно было бы скрепить их, не могу найти..
Магид ответил:
– Силы для этого надо просить у нашего учителя, у Бешта.
И я возьму их и передам тебе.
На следующее утро Магид благословил Шнеура-Залмана, сказав:
– Ты нуждаешься в двойном благословении, потому что тебя хотят сломать, послав тебе много противников. Но ничего: ты получил пояс пророка Элияу и крепкие ноги, чтобы устоять...
В свое время Шнеур-Залман не мог понять, почему похвалы и почетные титулы, которыми награждают его ученые мужи Витебска, не находят в его душе никакого отклика. Скромность? Скорее равнодушие. Магид из Межирича наконец открыл ему причину этого. Он сказал, что Шнеур-Залман является обладателем «новой души», связанной с мудростью Ацилут, самого высшего из сотворенных миров. На этом уровне ощущается, что все наши дела – это лишь отсвет Б-жественного света. А главное – сам Свет.
Шнеур-Залман стал замечать, что его путь отличается от пути других учеников Магида. Он уже видел основные контуры этого пути: спокойное самопожертвование, разум как средство открыть ворота души. Три составляющих разума называются Хохма, Бина и Даат. Сокращенно – ХАБАД. Шнеур-Залман понял наконец с чем его душа «пришла на ярмарку»...
Невежды И хасиды
Когда Шнеур-Залман вернулся в Витебск уже окончательно, друзья обступили его и стали спрашивать, какие хидушим – новые толкования Торы – он узнал в Межириче.
Шнеур-Залман ответил:
– Если кому-то из учеников Магида удавалось увидеть новый смысл в словах Торы, он записывал это или рассказывал своим товарищам. Но не в этом была главная цель. В Межириче учили, как отдать должное человеку Торы. А кто такой человек Торы? Простой еврей.
Кто-то из друзей вежливо возразил, что какой-нибудь огородник или водонос, который читает молитву по слогам, не зная при этом половины слов, никак не может называться «человеком Торы».
Шнеур-Залман сказал:
– Он велик. Он выполняет приказы Торы, потому что принял на себя ярмо Небес. Он не спрашивает зачем и почему, он делает то, чему его научили. Это простота, от которой до правды – один шаг...
Другой приятель повторил слова мудрецов: «Невежда не может стать хасидом...»
Шнеур-Залман ответил спокойно:
– Ему надо помочь.
Свежо предание... Друзья помнили, что до поездки в Межирич он сторонился общества простых евреев как только мог. Ведь не только молчаливые праведники встречаются среди них, но также тупицы, сквернословы, кого только нет... В свое время юный гаон садился учиться в синагоге подальше от них и старался молиться в своем особом миньяне, состоявшем из молодых знатоков Торы. Теперь Шнеур-Залман молился рядом с простыми евреями и, пренебрегая сокровищами мудрости, которые ждали его на каждой странице редких и тайных книг, учил с извозчиками и торговцами вещи, усвоенные им в пятилетнем возрасте...
Теперь ученик Магида ясно видел свой путь: сделать упор на раскрытие еврейской мудрости, которая таится в каждом из нас, и, двигаясь в этом направлении, помочь еврею разбудить свою душу, помочь ему стать хасидом, то есть праведным...
Это было путешествие вверх по водопаду. Поколения стремительно теряли высоту, требуя земных удовольствий и поклоняясь житейской мудрости. Толпа набирала силу, богатела и зверела – пришла эпоха революций. В это самое время молодой еврей из Витебска, идя навстречу лавине, стремился произвести революцию в еврейской душе, поднять свое поколение и все последующие на уровень Авраама, Ицхака и Яакова...
Это было «не по науке». Ведь настал период «пятки Машиаха», когда еврейство раскрывается на самых нижних ступенях бытия, и ему, стало быть, суждено обживать эти ступени, не тоскуя или вовсе позабыв об оставленных высотах. Шнеур-Залман напоминал о них, требуя постоянной связи каждого, кто находится внизу, с самым Верхом...
С этой целью он начал давать уроки хасидизма, вырывавшие еврея из обыденной сумятицы, позволявшие смотреть на мир и на себя Сверху, со стороны Творца. Людей, изучающих хасидизм и следующих его предписаниям, стали называть хасидами. Это были уже не скрытые праведники, не члены святого братства Бешта и Магида. Хасидом мог стать каждый еврей, даже самый простой, вроде нас с вами...
Пророчество Баал-Шем-Това сбылось.
ОДНА ИСТОРИЯ
После кончины Магида капли драгоценного масла, которые годами в тишине и сокрытии собирались в Межириче, разлились по всей Восточной Европе, сделав путь хасидизма реальностью и спасением для сотен тысяч евреев. Многие из его учеников сами стали Ребе, наставниками хасидов, они прокладывали при этом свой особый путь служения Всевышнему и вели по нему других. На Украине были известны имена рабби Нохума из Чернобыля, рабби Боруха из Меджибожа, рабби Леви-Ицхака из Бердичева. В Польше непререкаемым авторитетом пользовался рабби Элимелех из Лизенска. Хасидов Белоруссии и Литвы спокойно и не привлекая к себе внимания возглавил Шнеур-Залман, Алтер Ребе, Старый Ребе, как его называли. Он совсем не был стар, но спокойствие и мудрость, которыми отличались все его суждения, в горячем еврейском народе были больше под стать старикам...
Это книга о Баал-Шем-Тове, и последний ее раздел нужен нам для того, чтобы рассказать, какая прочная и постоянная связь существовала между основоположником хасидизма и «новой душой», которая была призвана подготовить приход Машиаха, очищая еврейский разум так же, как Бешт очищал наше сердце.
Старый Ребе совершал чудеса, исцелял больных, спасал погибающих. Но, согласно неписаной традиции ХАБАДа, о чудесах не принято говорить много. Обращают внимание на другое. На что? Вот одна история...
В одном местечке жил богач необычайной доброты. Он построил бесплатную гостиницу, похожую на шатер Авраама, потому что там было четыре входа – на все стороны света. Любой еврей мог прийти туда, получить теплый угол и вкусную еду, да еще вдобавок денег на дорогу. Однажды среди постояльцев этой гостиницы оказался рабби Шнеур-Залман. Не называя своего имени, он попросил о ночлеге на несколько дней. Хозяин дома сразу понял, что перед ним человек непростой, и отвел ему лучшую комнату.
Спустя какое-то время богач постучал в дверь и попросил разрешения войти и посоветоваться по важному делу. Понятно, что согласие было дано. Хозяин дома уселся, вздохнул и сказал вот что:
– Я построил эту гостиницу уже давно. За это время много бедняков побывало здесь, получило бесплатный ночлег и пищу. Беда лишь в том, что я делаю это совсем не бесплатно. После каждого благодеяния меня охватывает такая гордость, что я не знаю, куда от нее деваться. Скажите, чего же стоят тогда все мои добрые дела?
Алтер Ребе почти никогда не отвечал на вопрос сразу. Очень часто он погружался в углубленное размышление, когда его душа поднималась в другое пространство, проверяя, как эта проблема выглядит Наверху. Вот и сейчас по обыкновению своему он оперся локтями на стол, положил на руки голову и замолчал надолго. Потом он открыл глаза и спросил, утверждая:
– Но бедняки все же остаются сыты?..
Вот поэтому и прозвали его Старым Ребе, поэтому евреи со всех концов и стекались к нему, чтобы услышать такой простой ответ, который сам по себе немного чудо...
Ветер истории
Упрямый богач
После долгого судебного процесса иезуиты отсудили здание синагоги Львовской общины. Мордехай Нахманович, один из глав кагала, передал людям в рясах ключи, показал, где подвал, где чердак. Как пишет очевидец, евреи были в отчаянии: «Их квартал имел такой вид, как накануне страшного суда». Но когда торжественная процессия, сверкая золотом крестов, явилась для «освящения», выяснилось, что в синагогу можно войти только через дом Нахмановича, а он не собирается никого впускать. Угрозы и посулы не действовали на упрямого богача. Синагога осталась за евреями...
Ложь от чистого сердца
Героем этой истории одни называют Бешта, а другие – его «внука», рабби Шнеура-Залмана... Может, она случилась и с тем и с другим? Дело было так: учитель вместе с учениками проезжал однажды местечко, где жили противники хасидизма. Один из местных евреев, увидев ненавистных его сердцу хасидов, схватил топор и погнался за их телегой. На лице Ребе отразилась тревога. Он крикнул кучеру: «Погоняй!»
Кнут свистнул, и лошади, взмахнув хвостами, пошли рысью. Их преследователь, весь в грязи, отстал на каком-то повороте. Тогда кто-то из учеников спросил осторожно:
– Ребе, нам случалось видеть вас в минуты куда большей опасности, и никогда вы не были так взволнованы. Объясните почему?
Учитель ответил:
– Потому что самая большая опасность подстерегала нас именно сейчас. Этот человек хотел убить нас от всего сердца. А когда еврей верит во что-то, даже в неправду, всей душой, то у этой неправды вырастают длинные ноги...
Вместо благословения
Жил один хасид, жил очень бедно. Дочерей у него было много – значит, надо думать о приданом, а коза в хозяйстве всего одна. Молока ее хватало на кашу с простоквашей, но от этого не разбогатеешь...
Хасид хватался за разные работы, но прибыль обходила его стороной, а долги, наоборот, лезли в окна и двери. Жена просила и умоляла хасида, чтобы он собрался, поднатужился и вытащил их семейную телегу из грязи. Он бы и рад, да грязи в этом мире слишком много, и виснет она пудом на каждом колесе.
И тогда жена начинала пилить хасида и пилила его до тех пор, пока не распиливала на мелкие кусочки. Эти кусочки вновь складывались в одно целое поздно вечером, когда домашние засыпали, а он садился учиться, становясь при этом цельным, мудрым, проницательным и довольно счастливым человеком. Жена не могла понять, что это он счастлив, когда вокруг одни заботы да хворобы. Она восклицала:
– Уж если ты хабадник, то поезжай к нашему Ребе и попроси у него благословения на парнасу! Мне же не нужно много – только концы с концами свести да выдать дочек за приличных евреев...
Ему было до слез жалко жену. И каждый раз, отправляясь к Ребе, он давал себе слово исполнить ее просьбу. И каждый раз, переступая заветный порог и глядя в лицо учителю, забывал обо всем на свете. Они обычно говорили очень долго – о том, как учить Тору, как молиться. Но не о деньгах.
Однажды жена взбунтовалась. Когда хасид приехал от Ребе, она воскликнула:
– Ты попросил браху на парнасу? Нет? Ну так поезжай немедленно обратно и без благословения не возвращайся!..
Делать нечего, он поехал.
И вновь святое лицо Ребе заслонило все, и опять их беседа поднялась в заоблачные выси. А когда хасид попрощался и вышел, то он вспомнил о наказе жены, но было поздно. Его очередь уже прошла.
Как быть? К Ребе зайти нельзя, десятки других евреев дожидаются своей очереди. Ехать домой? Об этом нет и речи... И бедный хасид, не зная, на что решиться, стал ходить кругами вокруг дома Алтер Ребе, отчетливо понимая, какого же он свалял дурака...
Вдруг он увидел, что окно кабинета открыто и Ребе стоит, ни на кого не глядя, и говорит такие слова:
– Есть души людей, которые всю жизнь грешили – и Тору не учили, и заповедей не исполняли. Но в последние минуты своей жизни они сделали тшуву, и их раскаяние было принято. Эти души не попали в ад – тшува помогла, но и в раю им делать нечего. В своей прошлой жизни они не запаслись «одеждами» из заповедей и добрых дел, у них нет «сосудов» Торы, с помощью которых можно наслаждаться Б-жественным светом... Такие души ждут, страдают и молят Творца, чтобы Он разрешил им снова спуститься в этот мир и исполнить неисполненное, доучить недоученное. Ради этого они заранее готовы на любые муки – даже быть бедняками. И нет на свете счастливее той души, которая наконец получает такое разрешение...
Алтер Ребе отошел от окна. А хасид отправился домой. Он нашел, что сказать своей жене. И она его поняла, ведь, что ни говори, она была настоящая еврейская женщина...
Заповедь-неудачница
Алтер Ребе говорил:
«У каждого человека есть своя судьба, своя удача. То же самое относится к нашим заповедям. Есть мицвот, которым «везет» в одних краях и «не везет» в других. Например, запрет брить бороду немногого стоит у немецких евреев. Но зато они очень строго соблюдают запрет брать рибит, проценты, с того еврея, которому одалживают деньги. А в наших краях – наоборот. Все с бородами, а к запрету рибита относятся порой весьма небрежно...»
Новый талес
У рабби Шнеура-Залмана, первого главы ХАБАДа, были хасиды особой пробы. О них рассказывали легенды, которые, что самое удивительное, были чистой правдой. Например, ехал однажды реб Меир Рафаэле, купец из Вильны, на своей телеге и со своим кучером по торговым делам. Вдруг посреди поля он увидел, что одна из кистей цицит на талесе оторвалась. Реб Меир испугался, что сейчас он проедет четыре локтя без цицит как гой, как какой-нибудь русский император. Он закричал не своим голосом: «Стой!»
А кучеру что? Он натянул вожжи. Сидят они то на солнышке, то под дождичком и ждут, не появится ли на дороге какой-нибудь еврей, у которого можно купить или одолжить исправные цицит.
Кучер сосал трубочку, а реб Меир молился и просил Всевышнего, чтобы Он послал ему новые цицит. Он был даже готов на маленькое чудо: чтобы пророк Элияу пришел на помощь, приняв любое обличье...
Несколько часов прошло без толку, и солнце уже садилось. Вдруг – да не сон ли это!? – показалась вдалеке фигура бродячего еврейского торговца, согнувшегося под тяжестью огромного короба с товаром. Реб Меир и кучер закричали ему, замахали руками. Усталый торговец подошел, глядя без особой симпатии.
– Нет ли у тебя талеса на продажу? – спросил взволнованно реб Меир.
– А хоть бы и был... Неужели я стану для такого пустяка развязывать всю мою поклажу?
– Но я хорошо тебе заплачу!
– Из-за лишнего рубля не стоит ломать спину...
– Я отдам тебе все деньги, которые лежат в моем кошельке!
Коробейник шмыгнул носом:
– И в карманах тоже...
В конце концов странная сделка состоялась. Грабитель-коробейник ссыпал деньги купца в большой, словно специально приготовленный для этого кошелек, а реб Меир в новом талесе и без копейки денег продолжал свой путь.
Как он торговал, гол как сокол, у кого и сколько одалживал, об этом история умалчивает. Через некоторое время он приехал навестить своего учителя рабби Шнеура-Залмана. Лишь только наш купец показался на пороге кабинета, Алтер Ребе встал, подошел к шкафу и достал оттуда ту же сумму, те же монеты, которые реб Меир отдал жадному коробейнику.
Теперь они вернулись обратно к хозяину. Наш купец только и мог вымолвить:
– А... А....
– Это был пророк Элияу, – кратко сказал Алтер Ребе. – Он хотел тебя испытать.
Мир вступал в эпоху Бонапарта, в эпоху паровоза, в эпоху большой лжи. А хасиды Старого Ребе поднимались вслед за учителем вверх по бурлящему водопаду. И пророк выходил им навстречу в чистом поле.
Золотые шпили
За несколько десятков лет до того, как раскрылись источники хасидизма, возникло движение сабатианства. Некто по имени Шабтай Цви объявил себя Мессией, но, испугавшись грозившей казни, принял ислам и вскоре умер. Однако секта, им основанная, продолжала существовать, потрясая еврейский мир странной идеей, что Машиах придет, когда все поколение будет грешно и потеряет право на спасение. Отсюда следовало, что если нет сил подняться, значит, надо спускаться ниже и ниже. Люди Яакова Франка, продолжателя сабатианства, сделали эксперименты с грехом основной частью своей духовной практики.
Бешт боролся с сабатианством. Но противники хасидизма иногда искренне, а иногда и нарочно называли хасидов разновидностью этой секты. Действительно, если смотреть со стороны, некоторые контуры совпадали: те же уроки Кабалы, те же постоянные разговоры о том, как приблизить приход Машиаха. «Маленькая» разница заключалась в том, что, изучая «внутреннюю» часть Торы, сабатианцы отходили от соблюдения заповедей, а хасиды соблюдали их ревностно и с душевным жаром.
Но не всем по сердцу был этот жар...
Некий разобиженный раввин по имени Авигдор написал на имя императора Павла Первого длинный донос. Главным действующим лицом в нем был глава ХАБАДа. Алтер Ребе обвиняли в сочувствии идеям французской революции. Его хасиды, как писал доносчик, со дня на день ожидают вторжения якобинцев, «в ожидании чего живут роскошно...»
Якобинцев Павел боялся как огня. Он тут же отдал приказ арестовать рабби Шнеура-Залмана и немедленно доставить его в Петербург.
Кто сказал, что цадику неизвестно чувство страха? Глава ХАБАДа страшился заточения, допросов, сурового приговора. Но его праведность выразилась в том, что он страшился не людей в треуголках с подкрученными усами, а гнева Всевышнего. Там, Наверху, проснулся обвинитель. Оттуда, а вовсе не от русского царя, пришел этот указ. Вновь и вновь глава ХАБАДа задавал себе вопрос, какой изъян есть в его служении Творцу? И не находил ответа, и это тревожило его еще больше...
Его поместили в Петропавловскую крепость и по ночам возили на допросы в Тайный Совет. Русские вельможи во французских париках были весьма начитаны в Священном Писании, а также, благодаря масонам, знали многие понятия Кабалы. Они мало интересовались якобинцами. Они спрашивали его про хасидизм. Алтер Ребе понял, что сейчас хасидизм стоит перед Небесным судом, и чаши весов качаются...
Сокровище Петра, каменнолицый Петербург, праздновал студеную осень. Ветер играл флажками кораблей, срывал с прохожих цилиндры и треуголки, щедро дарил простуду. Золотые шпили пронзали серую муть облаков. Один из шпилей принадлежал Петропавловской крепости. От ее причала отошла казенная шлюпка, в которой сидели гребцы, конвоиры, офицер и арестант. Это был хрупкого сложения еврей в просторном кафтане с густой бородой. Луна вышла из-за облаков. Рабби Шнеур-Залман сказал офицеру:
– Мне нужно, чтобы лодка остановилась на несколько минут. Я хочу благословить новую луну. Тот ответил:
– Мы опаздываем на допрос. Не положено.
Лодка вдруг застыла как приклеенная, хотя гребцы бодро чертили свинец Невы длинными веслами. Офицер смотрел на это диво, широко раскрыв глаза. Потом лодка сдвинулась с места, и рабби повторил свою просьбу. Офицер тут же приказал остановиться, не желая испытывать терпение мудреца. Алтер Ребе прочитал благословение, и они вновь понеслись по реке навстречу каверзным вопросам, задавать которые в России все мастера...
В одну из ночей случилось нечто необычайно важное. Когда узник сидел в камере, перед ним, одетые в телесную оболочку, возникли учителя – Баал-Шем-Тов и Магид из Межирича. Со слезами на глазах, с рыданиями в горле рабби стал спрашивать у них, за что пришло к нему это испытание. И получил ответ: за то, что в своих трудах и на своих уроках он сделал доступными для многих сокровенные тайны Торы. Тогда Алтер Ребе спросил, как это исправить... Ответ был неожиданным: назад дороги нет, нужно раскрывать учение хасидизма гораздо смелее и шире, чем он это делал до сих пор!
Однажды в камере Ребе появился необычный гость: император Павел, одетый в мундир простого чиновника. Глава хасидов приветствовал его так, как полагается приветствовать коронованную особу. Павел был раздосадован, смущен, взволнован и растроган. Он сказал потом своим приближенным:
– Этот еврей – святой. Он не может быть бунтовщиком...
После пятидесяти трех дней пребывания в крепости (такое же число глав в его книге «Тания») Алтер Ребе был оправдан и освобожден. Он вернулся домой, в еврейские края, к ликующим хасидам.
Алтер Ребе всегда называл Бешта зейде – дедушка. Это звучало тепло и по-домашнему, хотя встречались они всегда при особых обстоятельствах, на таинственных перекрестках, на стыке разных миров. Когда рабби Исроэль поднимался во дворец Машиаха, он услышал, что Машиах придет, когда источники хасидизма распространятся по всему свету. Алтер Ребе начал заниматься этим, а за ним следом – армия его хасидов. И «источники Бешта» стали изливаться широко и бурно, насыщая еврейство, наполняя мир. Шаги Машиаха звучат уже рядом.
Хедер Бешта
Без бумаги, без чернил
Бешт говорил: «Речь человека – это перо его сердца». Алтер Ребе добавил потом: «Хасидский нигун -это перо души».
Серьезный лехаим
Когда весть об аресте рабби Шнеура-Залмана пришла в город Стародуб, хасид реб Ехезкель собрал своих друзей и сообщил, что готов принять на себя любые муки вплоть до смертных, лишь бы их Ребе вышел на свободу.
Он провел в непрерывном посте три дня, потом вновь созвал хасидов и сообщил, что его молитва принята, и ему позволено стать капорой – искупительной жертвой, – чтобы помочь главе ХАБАДа. Поэтому его душа должна сегодня ближе к заходу солнца оставить этот мир.
Реб Ехезкель приказал принести водки, сделал со всеми вместе лехаим и взял с друзей обещание: когда они узнают об освобождении Ребе, пусть придут к его могиле и сообщат это известие. А потом пусть сделают лехаим и спляшут – даже если их примут за сумасшедших.
К вечеру его не стало.
Через несколько дней, во вторник, 19 Кислева, хасиды собрались в синагоге на молитву. Они поглядывали друг на друга, ожидая, кто же заговорит первым. Кто-то начал, и тут разом все признались, что реб Ехезкель явился сегодня каждому из них во сне и известил, что указ об освобождении Наверху, в мире правды, уже подписан.
Значит, пришла пора выполнять условие – плясать на кладбище. А люди пусть думают, что хотят.
Ого...
Спросил какой-то ученый человек у главы ХАБАДа:
– Вы передаете своим хасидам жемчужины Торы, самые сокровенные ее части. Что же нового принесут им времена Машиаха, ведь они и так все знают?
Алтер Ребе ответил:
– Когда придет Машиах и весь мир засияет новым светом, мои хасиды скажут: «Ого!»
Это значит: «Раньше мы только слышали об этом, а теперь видим своими глазами».
На берегу
Наверное, самым удачным завершением этой книги будет рассказ про один сон... Он приснился в юности рабби Дов-Беру, сыну Алтер Ребе и его преемнику. В этом сне не происходило событий страшных или значительных, но он взволновал молодого человека настолько, что тот почувствовал необходимость немедленно рассказать обо всем отцу.
Он видел реку, воды которой были глубоки и чисты до прозрачности. Поток струился мощно, но поверхность была спокойна, ни одной волны. Вдали эта река разделялась на множество протоков, таких же чистых, со светлой водой.
На берегу реки стояли два еврейских мудреца. Один был повыше ростом и с распухшей ногой – наверное, от болезни. Вдруг появился отец, рабби Шнеур-Залман, и они начали беседовать втроем. Мудрец, что был пониже ростом, отдал приказ своему высокому товарищу встать на доску, которая была перекинута через реку. Тот повиновался. Под его тяжестью доска время от времени уходила под воду, но потом снова поднималась наверх. Воды струились так же мощно и спокойно.
Потом трое мудрецов отправились к другой реке. Ее волны искрились сотнями оттенков и неслись бурно... Мудрец, который был пониже ростом, приказал рабби Шнеуру-Залману ступить на доску, перекинутую через эту реку. Тот повиновался, но тут же ушел глубоко в воду и в страхе отступил на берег.
Мудрец сказал:
– Не бойся. С этимиты преодолеешь все, даже горы из огня...
Тут сон прервался.
Невысокий человек с точеными чертами лица и длинной бородой – первый Ребе хасидов ХАБАДа – молча выслушал рассказ сына и попросил его прийти спустя какое-то время после молитвы. Когда сын появился снова, Алтер Ребе заговорил напевно, подчиняясь мелодии, которая постоянно звучала в его душе:
– Двое мудрецов – это Баал-Шем-Тов и Магид из Межирича, мой учитель. Магид – это тот, кто повыше ростом, с больной ногой. Первая река – это учение хасидизма, которое благодаря работе учеников Магида в разных концах этой страны разделилось на множество направлений. Но поток истины в этой реке такой же чистый, и она не замедляет движения...
– А вторая река, где волны?
– Это слезы баалей тшува, тех, кто вернется к Торе перед приходом Машиаха...
И больше Алтер Ребе ничего не сказал. Однако время нынче такое, что душа порой обгоняет разум. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что разноцветные волны, которые бурно несутся, сметая преграды, – это слезы нашего поколения, это наша дорога к Творцу. Бешт обещал главе ХАБАДа, что с нами он сможет преодолеть все, даже огненные горы. Старый Ребе давно в пути. И мы тоже.
А рабби Исроэль, великий Бешт, со своими учениками стоит рядом и молится за нас.
Словарь
Большинство слов и понятий, которые могут быть неясны читателю, объяснены также внутри текста.
Авдала – ритуал, сопровождаемый молитвой, который отделяет субботу и праздники от будних дней.
Ам аарец – обозначение людей, не знающих Тору.
Ахашверош – владыка Персидской империи. Во времена героев Пурима он сначала согласился уничтожить всех евреев, а потом, подчиняясь Б-жественному провидению, отдал всех врагов на расправу евреям.
Ашгаха – провидение; управление Всевышним событиями всего мира и судьбой отдельного человека.
Бааяь тшува – см. Тшува.
Бар-мицва – мальчик, достигший возраста 13 лет, который обязан исполнять все религиозные заповеди; праздничная трапеза в честь достижения мальчиком возраста бар-мицвы.
Браха – благословение на пищу, на гром, на молнию, на новую луну – на все творения Всевышнего.
Габай – должностное лицо в еврейской общине или синагоге, ведающее организационными и денежными делами.
Галаха – «путь», «следование»; законы, регламентирующие религиозную, семейную и гражданскую жизнь евреев.
Гаму т – «изгнание»; пребывание евреев вне Эрец-Исраэль со времени разрушения Храма.
Ган ЭЪен – рай; место, где обитают души евреев и праведников народов мира.
Гаон – официальный титул главы ешивы в Вавилонии; почетное звание знатока Торы.
Гемара – см. Талмуд.
Гой – «народ»; обычно употребляется в значении «нееврей», «иноверец».
«Зоар» – «Сияние»; основополагающий труд по Кабале, написанный в форме комментариев к Пятикнижию. Автор – рабби Шимон бар Йохай (2 в. н.э.).
Кабала – внутренняя часть Торы, объясняющая устройство мироздания, структуру еврейской души, тайный смысл еврейских заповедей.
Кахал (кагал) – еврейская община и ее руководство.
Кошер (кошерный) – «пригодный»; ритуально дозволенные к употреблению пища и предметы, связанные с соблюдением заповедей.
Кипа – ермолка; традиционный головной убор, в котором постоянно ходят религиозные мужчины.
Клипа (мн. ч. клипот) – «оболочка»; присутствие в этом мире качества, противоположного святости. Главное назначение клипы – препятствовать распространению Б-жественного света.
Левиты – представители колена Леви, которые служили в Храме.
Маамар – «высказывание»; философское рассуждение Ребе о Всевышнем и Его качествах, о порядке мироздания, о еврейской душе. Часто маамар – это экспромт, который рождается у Ребе в кругу хасидов.
Магид – «рассказывающий»; проповедник, чаще всего странствующий.
Мезуза – прикрепляемый к внешнему косяку двери в еврейском доме свиток пергамента из кожи кашерного животного, содержащий отрывок из молитвы Шма.
Меламед – учитель в хедере.
Менора – светильник; семиствольный светильник, относящийся к священной утвари Храма.
МиЬраш – «толкование»; общее название сборников комментариев к ТАНАХу периода Второго храма.
Микве (миква) – «скопление воды»; специальный бассейн для омовения с целью духовного очищения от ритуальной нечистоты.
Миньян – десять взрослых мужчин – кворум, необходимый для совершения публичного Б-гослужения и ряда религиозных церемоний.
Мицва – заповедь Торы, доброе дело.
Мишна (мишнайот) – см. Талмуд.
Моэлъ – человек, который делает обрезание, вводя новорожденного в союз с Б-гом.
Парнас – уважаемый человек, избираемый общиной для заботы о ее материальных нуждах и для представительства перед властями.
Парнаса – заработок.
Сандак – человек, которому оказана честь держать на коленях младенца во время обряда обрезания.
Сукка – см. Праздники – Суккот.
Сфирот (ед.ч. сфира) – одно из фундаментальных понятий Кабалы. Десять первичных качеств (Доброта, Строгость, Гармония и т.д.), с помощью которых Всевышний сотворил мир и управляет им.
Талес (ивр. талит) – молитвенное облачение в виде покрывала, по четырем углам которого привязываются кисти – цицит.
Талмид-хахам – «мудрый ученик»; почетный титул людей, сведущих в еврейском Законе.
Талмуд – «учение»; обширный свод правовых и религиозно-этических положений иудаизма, охватывающий Мишну и Гемару. Завершен к 5 в. н.э. Талмуд – уникальное произведение, включающее дискуссии, которые велись на протяжении около восьми столетий законоучителями Эрец-Исраэль и Вавилонии и привели к фиксации Устного Закона. Мишна – основополагающая часть Талмуда. Гемара – свод дискуссий относительно текста Мишны.
«Тания» – основополагающий труд по философии хасидизма первого главы хасидов ХАБАДа рабби Шнеура-Залмана из Ляд.
Тикун нешама – «исправление души»; особый вид еврейского служения, когда человек исправляет духовный ущерб, причиненный собственной душе плохими поступками.
Треф – в разговорной речи название любой некашерной пищи. См. Кашер.
Тфилин – две маленькие коробочки, содержащие написанные на пергаменте отрывки из Торы, которые во время утренней молитвы накладывают и укрепляют специальными ремешками на левой руке и на лбу. Евреи начинают накладывать тфилин с 13-ти лет.
Тшува – исправление поведения, являющееся условием Б-жественного прощения. Бааль тшува – еврей, вернувшийся к соблюдению заповедей Торы.
Хасидизм – движение, зародившееся среди евреев Подолии и Волыни и распространившееся впоследствии в разных странах мира. Основатель – рабби Исроэль бен Элиэзер Баал-Шем-Тов – Бешт (1698-1760).
В большинстве случаев авторы книг по хасидизму – известные праведники. Их труды рекомендуют учить постоянно, не только с тем, чтобы рсширить свои познания в Торе, но и для дисциплины души, для пробуждения сердца...
Хупа – балдахин, под которым совершается еврейский свадебный обряд.
Цадик – «праведник»; человек, навсегда победивший свое дурное начало.
Цдака (цедек – «справедливый») – пожертвования, которые обязан делать еврей в пользу нуждающихся.
Цицит – кисти из шерстяных нитей, прикрепляемые к углам талита и талит-катана.
Шамес – служка в синагоге.
«Шма» («слушай») – начало молитвы, провозглашающей единство Б-га.
«Шмонэ Эсре» («восемнадцать») – основная молитва, состоящая из 18 благословений, которая читается три раза в день.
Шойхет – «резник». Шхита – ритуальный убой животного.
Шхина – «пребывание»; Б-жественное присутствие, близость Б-га к человеку и Его вечное пребывание в среде народа Израиля.
Этрог – один из четырех видов растений, которые используются в службе праздника Суккот.
Еврейские праздники
Рош Ашана – «начало года»; двухдневный праздник в начале месяца Тишри (сентябрь-октябрь), знаменующий начало нового еврейского года.
Йом Кипур – «день искупления»; пост, который соблюдается на десятый день после Рош Ашана.
Суккот – «шалаши»; в этот праздник в память о странствиях евреев по пустыне после исхода из Египта евреи строят шалаши – сукки. Празднуется с 15 по 21 Тишри (сентябрь -октябрь).
Симхат Тора – «радость Торы»; праздник в честь завершения ежегодного цикла чтения Торы и начала нового чтения. Отмечается на следующий день после окончания праздника Суккот.
Ханука – праздник, установленный в память об освящении Иерусалимского Храма. Отмечается восемь дней с 25 Кислева (декабрь – январь).
Пурим – праздник в память о чудесном избавлении евреев Персидской империи от гибели, которую им готовил царский сановник Аман. Отмечается 14 Адара (февраль – март).
Песах – праздник освобождения из египтского рабства; отмечается с 15 по 21 Нисана (март – апрель).
Шавуот – праздник дарования Торы на горе Синай. Отмечается 6 Сивана (май – июнь) – на пятидесятый день от начала праздника Песах.
[1] Слова с ивритским корнем выделены курсивом только при первом употреблении. Слова, значение которых объяснено в тексте, не приводятся в словаре. См. Словарь в конце книги.
[2] Три имени означают «видеть», «слышать», «сопровождать» – прим. ред