Артур, эпизод 10. Обратный отсчет начат 8 страница

— Кто вы и почему нам помогаете?

Старуха улыбнулась:

— Узнаешь, милая. Как придет время, обязательно узнаешь. Эх, молодежь, до чего нетерпеливая!

— И все‑таки… — я взглянула на Артура в поисках поддержки и заметила, что он едва стоит на ногах. Раненый бок зарастал очень медленно, и темная кровь по‑прежнему стекала сквозь пальцы, которыми Артур зажимал страшную рану. Кожа его стала тускло‑серой.

— А соколик‑то наш совсем обессилел, — прокомментировала старуха, перехватив мой взгляд. — Глядишь, сейчас совсем упадет.

— Как ему помочь? — спросила я.

— Как помочь? Только кровью. Однако не советую, — усмехнулась старуха, а Хугин отвернулся и демонстративно зевнул.

— Почему?

— Потому что он — вампир, — пожала плечами гадалка, зябко кутаясь в свою обычную шаль. — Ты же не будешь кормить своей кровью пиявку? К тому же он сейчас очень слаб, ему нужно много крови, и я не уверена, что он сумеет остановиться прежде, чем твое сердце замолчит навеки.

— Она права, — глухо отозвался Артур. — Я потерял много крови. А чем слабее мое тело, тем сильнее во мне зверь, борющийся за свое выживание. Мне лучше уйти.

Старуха согласна кивнула.

— Зачем искушать судьбу? — философски изрекла она.

Однако я уже точно знала, что нужно делать.

Достав из кармана складной нож, годный скорее для всякой мелкой работы, чем для драки, я сжала зубы и изо всех сил полоснула отточенным лезвием по своей руке. Боль была резкой, как ожог, но, в общем, терпимой. Я думала, будет больнее.

Артур отпрянул от меня, словно от прокаженной, но я шагнула к нему, протягивая ему руку, с которой уже капала кровь.

Хугин угрожающе зарычал. Его шерсть поднялась дыбом, глаза засверкали. Доля секунды — и он оказался между нами.

— Уберите своего пса! — крикнула я старухе. — И не вмешивайтесь не в свое дело!

Собака то ли закашлялась, то ли рассмеялась… если собаки, конечно, вообще могут смеяться. Лично я не удивлялась уже ничему. От собаки, которая преследует меня наяву и во снах, умеет превращаться в огромного ворона и побеждает в открытом поединке Ловчего, можно было ожидать всего, чего угодно.

— Ты сказала «моего пса»?! — гадалка расхохоталась — хрипло, как будто каркающая ворона. — Это же надо было придумать — назвать Хугина моим псом!

Хугин тихо заворчал и вдруг отошел, освобождая мне дорогу.

Мы с Артуром остались друг напротив друга.

— Пей! — я снова протянула ему руку.

— Нет!

Он весь дрожал и, кажется, если бы у него оставались силы, не задумываясь, сбежал бы от меня куда глаза глядят.

— Пей! — повторила я.

Он вздрогнул и вдруг судорожно припал к моей ране. От боли и неожиданности я едва не отдернула руку, но сжала зубы и осталась неподвижна.

Я делилась своей кровью с самым близким для меня человеком. У меня не было никого роднее и дороже его. Если потребуется, я отдам Артуру всю свою кровь! До последней капли.

Постепенно боль в руке сменялась какой‑то истомой. Вот оно, древнее кольцо — вампир и жертва, связанные одним тягуче‑сладким чувством. Чувства были слишком сильными и яркими — и боль, и эйфория одновременно, и я словно провалилась в глубокую‑глубокую яму.

 

— Держись, моя девочка, все у тебя будет хорошо, ты сильная, — прошептала мама… Моя родная мама, являвшаяся ко мне только во снах и вот сейчас, в тот вечер, когда я вновь оказалась на волосок от смерти. Ее глаза глядели прямо в душу.

— Я люблю его и не смогу без него жить, — прошептала я в ответ.

— Я понимаю, — она ласково улыбнулась. — Ты все делаешь правильно. И не думай, что мы с папой бросили тебя. Мы тебя тоже очень‑очень любим и всегда будем с тобой.

— Все, кого ты действительно любишь, всегда будут с тобой, что бы ни случилось, — добавил папа. — И знай, что я по‑настоящему горжусь тобой.

В фиолетовых глазах папы, точь‑в‑точь таких же, как у меня, сияли звезды. Звезды были и в маминых волосах… Родители улыбались мне и… таяли в темноте ночи, становясь все прозрачней и прозрачней…

— Мама! Папа! Не уходите! — закричала я и пришла в себя от холода.

Артур стоял в шаге от меня, грудь его ходила ходуном. Моя голова плыла и кружилась, мне казалось, что воздух вокруг стал плотным и мягким, как облако, и я качаюсь в этих облаках, голова была легкой‑легкой.

Старуха и ее пес стояли в стороне и молча смотрели на нас.

— Помнишь, я говорил тебе, что я — чудовище, а ты мне не поверила, — Артур смотрел мне в глаза, а на его белоснежном лбу выступили рубиновые бисеринки пота. — Так вот теперь ты в этом убедилась. Я пил твою кровь и едва смог заставить себя оторваться.

— Но ты же сделал это! — я, покачнувшись, шагнула к нему. — Как твоя рана?

— Она затянулась. Благодаря твоей крови, — ответил Артур. — Ты отдала мне часть своей крови, а я едва не убил тебя.

— Но ты боролся со своим зверем и победил его, — возразила я. — Теперь мы с тобой связаны кровными узами. Пожалуйста, не беспокойся ни о чем. Я отдала тебе свою любовь, так неужели ты думаешь, что я пожалею для тебя своей крови?!

Артур шагнул ко мне и, обняв, крепко прижал к себе.

— Мы связаны с тобой с той самой минуты, когда только встретились. Когда я увидел тебя на ступеньках школы, был хмурый день, но мне показалось, будто из‑за туч вдруг выглянуло солнце — не жестокое, испепеляющее, а доброе и удивительно теплое, — прошептал он, уткнувшись лицом в мои волосы.

— Ну, голубки, вижу, что мы здесь лишние. Старая бабушка помогла вам и может спокойно уходить. Разве от нынешней молодежи можно ожидать благодарности?

Старуха преувеличенно горько вздохнула.

— Спасибо вам за то, что вы делаете для Полины, — Артур, не выпуская меня из объятий, повернулся в сторону гадалки. — Но мне нужно знать, сколько мы вам уже задолжали. Я бы хотел, чтобы в тот момент, когда нам будет предъявлен счет, он не стал бы для нас неожиданностью.

— Ишь как заговорил! — старуха недобро прищурилась. — В наше время молодежь была куда романтичней. А нынешняя… Ни у кого не осталось истинной веры, никто не верит в бескорыстие.

— Жизнь научила, — сухо заметил Артур. — К тому же я вижу, что вам что‑то нужно от Полины и, должно быть, это немало, поскольку вы до сих пор не говорите об этом напрямую.

— Ну вот, — старуха поцокала языком и посмотрела на Артура с явным удовлетворением. — Я так и думала. Дворовый мальчишка, шлявшийся с бандой отморозков, так и останется дворовым мальчишкой, какие бы дорогие тряпки он на себя ни напялил. Машины, фирменные часы и тряпки — это так важно для парнишки, у которого не было денег на то, чтобы накормить собственную мать, и который воровал чужое добро, забравшись в пустую квартиру.

Я чувствовала, как напряглось тело Артура — словно у пробуждающегося зверя.

— Не смейте говорить о моей матери, — тихо произнес он.

Хугин глухо зарычал, и я поняла: еще минута — и их с Артуром уже не остановить.

Я откашлялась. Голова гудела, словно медный котел, так что соображала я с большим трудом.

— Спасибо за все, что вы для нас делаете, — проговорила я, стараясь встать так, чтобы оказаться как раз между Артуром и Хугином. — Но если я вам и вправду нужна, вы не тронете Артура.

— Ах, молодежь, — снова вздохнула старуха, — как я понимаю, ты, голубушка, уже все для себя решила и переубеждать тебя совершенно без толку. Если бы я предложила тебе пойти с нами, ты бы, конечно, отказалась? Я правильно понимаю?

Бабка оперлась на свой посох, и я в который раз подивилась тому, какая же она старая.

— Да, вы понимаете абсолютно правильно, — кивнула я.

— Так я и думала, — мелко закивала гадалка. — Сейчас с тобой бесполезно разговаривать. Просто помни о том, что избрала неверный путь, и когда‑нибудь, если тебе повезет и ты не достанешься одному из охотящихся на тебя кланов, мы еще поговорим.

Она насмешливо оглядела нас и, кивнув собаке, захромала прочь.

— Ты сделала для меня больше, чем может сделать один человек для другого, — тихо произнес Артур, глядя вслед удаляющейся парочке.

— Отдавать не жалко, когда ты действительно кого‑то любишь, — я улыбнулась, вспоминая папины слова. — Ты изменил мой мир, и знай, что бы ни случилось, ты всегда будешь со мной.

С неба падали мелкие сухие снежинки. Это был первый снегопад в этом сезоне, или первый я пропустила в своем вынужденном заточении? Моя вторая мама, женщина, которая вырастила и воспитала меня, рассказывала о примете: в первый снегопад можно загадать свое самое сокровенное желание, и мы всегда загадывали с ней желания на предстоящую зиму.

В этот раз все переменилось.

Я не знала, что происходит вокруг меня, но наша встреча с Артуром и все эти страшные смерти — должен же быть у всего этого смысл?! Должен! Или я просто‑напросто сойду с ума!

«Если нужно принести в жертву чью‑то жизнь, пусть это будет моя жизнь. Не жизнь Артура, не жизнь моих приемных родителей или моих друзей. Я не хочу больше крови, и, если уж так нужно, пусть это случится со мной, но не с ними», — взмолилась я.

А снег все падал и падал, как будто в небе пробили большую дыру и оттуда лились ангельские слезы, которые, подлетая к земле, на морозе превращались в хрупкие чистые снежинки.

— Ты замерзла, — прошептал мне Артур. — Пойдем.

И мы, обнявшись, побрели по запорошенной снегом дорожке.

 

Глава 7

 

Мы бежали. Последнее время мы все время бежали куда‑то. Короткая передышка — остановка у старухи, и снова бегство, снова страх погони и ощущение бесприютности. Когда‑то я мечтала стать журналисткой, уверенной деловой женщиной на высоких каблуках, с безупречной прической и отточенными манерами. Ради этого я терпела насмешки одноклассников и втайне была уверена в том, что уж я‑то умнее их и лучше их знаю жизнь! А то! Я ведь помогала приемному отцу, развозя его клиентам диски с программным обеспечением и всякую документацию. Сравнивая себя с более богатыми одноклассниками, я полагала, будто представляю из себя образец скромности и непритязательности.

Забавно, в те времена я и не представляла, как это — быть беглецом и жить словно взаймы, не зная, что тебя ждет через час. Теперь, когда жизнь моя висела на волоске, все вокруг приобрело иную ценность, а все чувства стали ярче и определеннее.

«Я люблю своих родителей», — говорила я, не задумываясь над смыслом этих слов. И только потом, когда я узнала, что на самом деле являюсь приемной дочерью, и когда оказалась вдали от тех, кто меня воспитал и заботился обо мне, вдруг осознала, что действительно люблю их. Сколько оттенков у любви! Как удивительно и многогранно это чувство! Теперь я понимала это ясно, как никогда. Нельзя скрывать свою любовь, нужно без конца повторять дорогим тебе людям, что любишь их, иначе однажды может вдруг оказаться, что тебе некому сказать эти три простых слова.

— Я люблю тебя, — шептала я Артуру в дребезжащей электричке, уносящей нас прочь из Москвы холодной октябрьской ночью.

— Я люблю тебя, — отвечал он тихо.

Вместе нам было теплее. Я чувствовала, как Артур отогревается рядом со мной, и радовалась от того, что теперь в его венах струится и моя кровь. Так получилось, что он один остался у меня — один из всех близких людей. Уезжая из Москвы, я решила, что не имею права подвергать опасности моих приемных родителей, появившись рядом с ними. Теперь мы с Артуром остались вдвоем. Он тоже потерял все. Он потерял больше, чем я, лишившись дома сначала в своей человеческой, затем в вампирской жизни.

А еще мы все время опирались на кого‑то. Сначала доверившись старейшине Дома, к которому принадлежал Артур, затем вручив наши судьбы и нашу безопасность в дрожащие руки странной старухи. Все они по‑своему заботились о нас и опекали нас. До сих пор, но сегодня был сделан последний шаг, и отныне нам предстояло жить, рассчитывая только на себя и друг на друга.

Уставшая и обессиленная, я задремала под мерный перестук колес. Мне приснился Артур. Он на руках нес меня по цветущему лугу, и я знала, что все у нас будет хорошо. Он улыбался мне и говорил, что любит меня и будет всегда обо мне заботиться. Я улыбалась в ответ, и на сердце было так сладко, что на глаза навернулись слезы. Я так давно не плакала от страха и боли, а вот теперь плакала от счастья.

Артур губами стирал с моих щек слезы, и я проснулась и поняла, что действительно плачу.

— Все будет хорошо. Все будет просто замечательно, — пообещал мне он, и я кивнула. Я верила Артуру.

Мы сошли на маленькой станции на уже занесенный снегом перрон. Я шла рядом с Артуром, держа его за руку, и смотрела, как преображается все вокруг. От выпавшего снега стало светлее и немного уютнее. Одна беда: последние дни я просидела безвылазно в доме, а вот теперь отчаянно мерзла в тоненькой курточке и тихо клацала зубами, мечтая, чтобы Артур не обратил на это внимания. Но он, разумеется, обратил и потянул меня за руку:

— Побежали!

— Что? — переспросила я. — Зачем?

На морозе не хотелось двигаться, хотелось замереть, скорчиться, обхватив себя руками, и сидеть так.

— Побежали, так будет теплее!

Он не выпускал мою руку, и мне не оставалось ничего иного, как бежать вместе с ним. Хотя, если быть точной, скорее за ним: он бежал очень быстро, и я едва за ним поспевала. Мы были как большой маневренный катер и неуклюжий катерок, который большой катер тянет за собой на буксире.

Однако постепенно я вошла во вкус. Стало действительно теплее. Вдоль дороги мелькали заснеженные деревья, круглые, будто надевшие шапку кусты, невысокие дома с темными окнами. Дачный поселок казался заброшенным, нежилым.

Я бежала со всех ног, и все ужасы сегодняшнего вечера блекли и таяли, как таяла снежинка, упавшая на мою разгоряченную щеку. Я бежала так, словно от этого зависела моя жизнь. Как же это было здорово! Хорошо бы время остановилось, и мы с Артуром так и остались бы в этом мгновении, так и бежали бы вдвоем по безмолвному заснеженному поселку, просто так — ничего не боясь, ни от кого не убегая.

— Стоп! Прибыли! — крикнул мне Артур, останавливаясь у одной из калиток. — Я присмотрел этот дом уже давно. Хозяева бывают здесь редко. Подходящее место для убежища. Проведем здесь некоторое время, а потом уедем к морю. У меня есть на примете хорошее тихое местечко. Ты хочешь жить на берегу моря?

— Да, очень.

Я прислонилась к забору, переводя дух после быстрого бега. Артур застыл, глядя на меня.

— Что такое? Со мной что‑нибудь не так? — я судорожно принялась поправлять волосы, и вправду налипшие на лицо. Должно быть, выгляжу сейчас, как какая‑нибудь кикимора: краснощекая (это у меня быстро), вспотевшая, растрепанная. Иное дело вампиры. Вот Артур, например, выглядит так, как будто только что вышел из салона своего «Роллс‑Ройса», даже пострадавшая в драке одежда его вовсе не портила.

— Глупышка! — он нежно коснулся губами моих волос. — Ты самая красивая. Видела бы ты себя сейчас!

— Хорошо, что не вижу, — возразила я, смущенно пряча глаза.

Все‑таки это чудо, что Артур полюбил именно меня — не такую эффектную, как та же Виола, и не слишком популярную в школе. Обычную девчонку, каких в каждом классе десять из десяти.

— И не думай! Ты самая необыкновенная!

Артур, как это бывало часто, без труда прочитал мои мысли и прикоснулся к моим губам легким поцелуем.

Я вздрогнула и прижалась к нему.

— Черт! — выругался он. — Совсем забыл! Ты же сейчас замерзнешь! Вот ведь дурак бесчувственный. Пойдем скорее в дом.

Он просунул руку в отверстие ограды и легко снял замок.

— Здесь открыто, я еще днем все подготовил, — объяснил он.

Мы вместе вошли во двор и поднялись на крыльцо. Я оглянулась на цепочку наших следов.

— К утру их занесет снегом, — пообещал Артур и, распахнув передо мной дверь, предложил: — Входи.

Я заколебалась. Входить в чужое жилище было страшно и неудобно.

— Мы просто пересидим здесь первое время, а потом уйдем, хозяева даже не догадаются, что у них здесь кто‑то гостил, — сказал Артур, правильно расценив мою неуверенность.

Я действительно начинала замерзать и понимала, что после быстрого бега лучше бы поскорее укрыться в каком‑нибудь теплом месте, иначе — непременно заболею, а у нас и без того полно проблем. Я не могу позволить себе свалиться с температурой и обрушить на Артура дополнительный груз забот.

«Так надо», — сказала я себе, переступая порог чужого дома.

Артур все еще молча стоял за моей спиной.

— Что же ты не входишь? — спросила я удивленно.

— Приглашаешь? — он сделал попытку улыбнуться, но я заметила, что ему несколько не по себе.

— Да, входи, хозяева вовсе не против, — спохватилась я, глядя на лежащий у меня под ногами коврик с гостеприимной надписью «Добро пожаловать».

Артур взглянул на коврик, кивнул и вошел в дом. Мне показалось, что, когда он перешагивал порог, лицо его на миг исказила гримаса, а брови сдвинулись, как будто он преодолевал невидимую преграду.

— А ведь и вправду получилось, — он задорно, словно мальчишка, покосился на меня. — Это благодаря твоей помощи.

— Ну, конечно, мы с тобой составим отличную пару взломщиков, — пошутила я.

— Не говори так. Это не совсем удачная шутка, — Артур отвернулся, а я внезапно вспомнила, что мои слова напоминают ему о его человеческом прошлом, и смутилась.

Артур оставил меня в прихожей и на всякий случай обошел дом. Двигался он совершенно бесшумно, поэтому, когда меня коснулась чья‑то холодная рука, я чуть не заорала.

— Тсс! — прошептал Артур. — Это я. Все нормально, никого нет, но лучше вести себя потише, чтобы не привлечь внимание соседей. В ближайших домах сейчас, насколько я знаю, тоже пусто, но осторожность излишней не бывает. Я задернул везде занавески, но решил пока не включать свет. Вместо него будет вот это…

В его руках возник огонек — Артур зажег спичку и поднес ее к крученой белой свече, которую, оказывается, держал в другой руке. Фитилек вспыхнул, и стало светлее.

— Пойдем в гостиную, я включил там электрокамин, там теплее, — позвал меня Артур.

Я пошла за ним. Гостиная оказалась тоже вполне уютной: небольшая комнатка со старомодным круглым столом, накрытым милой кружевной скатертью, двумя креслами‑качалками, на одно из которых был наброшен толстый клетчатый плед, большим электрическим камином, удачно имитирующим настоящий. Сейчас, когда камин был включен, внутри него что‑то крутилось, создавая видимость, будто пластмассовое пламя, подсвеченное изнутри красноватым светом, действительно подрагивает на пластмассовых черных углях.

Подойдя к камину, я протянула к нему озябшие руки. Артур принес еще несколько свечей и поставил их на полку над камином. Немного отогревшись, я принялась с любопытством оглядываться. На полке над камином стояли всякие мелочи: фарфоровая тарелочка, деревянная статуэтка умывающейся кошки, несуразный смешной Санта‑Клаус и еще — семейная фотография в простой деревянной рамке. Я взяла ее в руки. На диване сидел благодушный мужчина в синем свитере, одной рукой по‑хозяйски обнимающий симпатичную светловолосую женщину, а перед ними, на переднем плане, находились круглолицый белобрысый мальчишка лет пяти и большая, с него размером собака породы ньюфаундленд, иначе — водолаз.

Родители, ребенок и собака… Настоящая семья. Как раз такая, как была когда‑то и у меня.

«Не раскисать! Держать нос по ветру, а хвост пистолетом!» — скомандовала я себе.

Поставив фотографию обратно, я подумала и повернула ее лицом к стене. Мне было стыдно перед этой счастливой семьей, и еще я немного завидовала им.

Я пододвинула поближе к камину одно из кресел, завернулась в плед и мгновенно уснула.

 

Артур, эпизод 5

 

В кухонном шкафу отыскались полпакета гречки, пакет сахара и жестяная банка, полная чая. Артур мысленно выругался: мог бы заранее принести сюда продукты, Полине нужно плотно поесть, удивительно, как после таких испытаний она еще умудряется держаться на ногах. Вот уж дурак, о самых простых вещах и не позаботился!

Тут же в голову пришла мысль, чем же будет питаться он сам. Мысль оказалась неприятной, но пока ситуация еще не стала критической, можно было отодвинуть ее на потом. Достав из шкафа чайник и кастрюльку, Артур вскипятил воды, налил в огромную чашку чай и, поколебавшись, добавил туда три ложки сахара. Сладкий чай — лучше, чем ничего. В кастрюльке на плите закипала вода. Интересно, когда туда нужно бросить гречку: до кипения или после? Ладно, пусть будет после, все равно вода вот‑вот закипит. Все эти простые незамысловатые дела отчего‑то вызвали у него удовольствие. Как же приятно заботиться о ком‑то! Пусть Полина отдохнет, он сам сделает все для нее. Артур надеялся, что она не откажется от чая и гречки… А завтра он постарается раздобыть что‑нибудь получше.

В кастрюле забулькало, он высыпал гречку и так и застыл с поднятой рукой.

Зов. Он звучал внутри его. Настойчивый, глухой, точно удары колокола. От него не спрятаться, не уйти.

«Сын мой! Я жду тебя! Приди ко мне, сын мой!»

Пустая упаковка, шурша, опустилась на пол. Артур сжал виски руками.

«Сын мой!» — пульсировало в голове.

Это был зов Отца. Отец зовет своего заблудшего сына. Нужно только подчиниться этому ласковому голосу — и все снова будет хорошо. Отец поймет, Отец простит. Вернувшись к нему, Артур окажется дома! Дом, надежность, понимание. Не нужно будет никуда бежать, ни от кого прятаться. Как хорошо упасть к ногам Отца, поцеловать его такую родную руку и сказать: «Прости!»

«Сын мой, поспеши домой!» — стучало в висках.

Домой! Сбросить с себя этот непосильный груз, избавиться от ответственности. Кто он такой — лишь глупый мальчишка, еще молодой и совершенно неопытный. Как он мог брать на себя ответственность за судьбу Полины? Отец — мудрый и всепонимающий, он знает, как нужно поступить.

Все было ошибкой. Сейчас он заберет Полину, и они отправятся к Отцу.

Артур вышел из кухни и направился в комнату.

Полина спала, свернувшись клубочком в старом кресле.

— Просыпайся, нам нужно идти, — Артур попытался ее разбудить, но она не просыпалась и лишь сонно бормотала что‑то в ответ.

Ну что же, она ведь такая худенькая, он мог бы унести десять таких, как она. Нужно просто взять ее на руки и на руках отнести…

«Что же я делаю! — ужаснулся Артур, замерев перед креслом, где сладко спала Полина. — Я чуть не погубил ее! Чуть не погубил нас обоих! Слабак! Какой же я слабак!»

Он тряхнул головой, пытаясь прийти в себя.

Зов уже не тревожил его, но Артур знал, что вскоре он вернется. Отец не отпустит их, и, похоже, теперь он взялся за них всерьез.

«Как хорошо, что я вовремя очнулся!» — думал Артур, возвращаясь на кухню.

На кухне пахло паленым. Вода выкипела, а гречка пригорела и, кажется, намертво прилипла ко дну кастрюли. Вот и позаботился, вот и приготовил поесть…

Хотя, наверное, будить Полину все равно не стоило. Пусть лучше выспится, а завтра… завтра будет новый день.

Артур подошел к камину, погасил свечи, а затем перенес спящую над диван и, закутав ее теплым пледом, сел рядом, глядя на красивое и такое родное лицо. За недолгое время Полина стала для него дороже всех.

— Сладких снов, родная, — прошептал он.

И Полина, будто услышав его, улыбнулась во сне.

 

* * *

 

Я проснулась поздно, давным‑давно уже начался день.

Первое, что я увидела — это были розы… Целое море темно‑бордовых роз с упругими бархатными лепестками. Они лежали вокруг меня — на диване, на столе, на полу. Никогда еще мне не дарили столько цветов.

— Это мне? — прошептала я, отчего‑то не решаясь говорить громко.

— Тебе.

Артур тут же оказался подле меня и коснулся легким поцелуем губ.

— Это такой пустяк. Ты заслуживаешь большего. Вот увидишь, я увезу тебя к морю. Мы будем жить там одни в маленьком домике за много километров от всякой цивилизации. У меня есть деньги, я уже присмотрел подходящее место…

Я провела рукой по нежным лепесткам розы:

— Да, мы обязательно уедем отсюда. Только ты и я.

Я попыталась встать, но Артур не позволил.

— Лежи пока, тебе нужно восстановить силы.

Я и вправду себя неважно чувствовала после вчерашнего. Меж тем Артур помчался на кухню и притащил целый поднос с разными вкусностями: там был крепкий сладкий чай, бутерброды с икрой (кстати, никогда не видела, чтобы икру на бутерброд вываливали горкой), свежие булочки и даже огромный темно‑бордовый гранат.

— Ешь, — велел Артур, подкладывая мне под спину подушку и ставя на колени поднос с угощением.

— Это все мне? — поразилась я.

— Конечно, тебе нужно восстановить силы, так что пока все не съешь — с постели не встанешь, — непреклонно заявил он.

Я не возражала, потому что есть хотелось просто ужасно.

— Откуда все это великолепие? — осведомилась я, уминая второй бутерброд с икрой или, если сказать вернее, вторую порцию икры с бутербродом.

— С утра съездил в Тверь, это тут неподалеку. Ужасно боялся, что ты проснешься до моего возвращения, даже записку тебе написал.

Он снова сел напротив меня, глядя, как я ем.

— Спасибо! — я отхлебнула чаю, поморщившись от его чрезмерной сладости.

— Пей, такой чай здорово восстанавливает силы, — тут же отреагировал Артур.

Я чувствовала себя маленьким ребенком, находящимся под надзором бдительного взрослого.

— А как ты? — спросила я Артура.

— Я подкрепился, — ответил он, не глядя мне в лицо.

Я поперхнулась. Что он имеет в виду?

— Но ты же никого… — я замялась, не зная, как высказать свои опасения.

— Нет, я никого не убил. Вернее, убил, но это были крысы… Прости, не хотел портить тебе аппетит, — добавил он, увидев, что я побледнела.

Ничего не имею против крыс. Из всех живых существ не люблю только пауков и змей. Однако предлагать Артуру питаться пауками и змеями я не стала.

Я видела, что ему и самому неприятна данная ситуация. Раньше он употреблял в пищу только кровь, запаянную в пакетики — эдакую обезличенную нейтральную жидкость красного цвета. В Доме на Арбате такой еды всегда было в избытке, поэтому тамошние вампиры могли легко создавать иллюзию обычной жизни. Им не требовалось вести себя так, как ведут себя хищные звери, — без нужды нападать и охотиться. Наливая себе из пакетика, легко вообразить, будто это, скажем, клюквенный сок. И вот теперь Артуру, элегантному и аристократичному до мозга костей, приходилось жить, словно дикому вампиру, и самолично охотиться в подвале чужого дома на крыс. И все это — ради меня.

На меня накатила волна нежности. Я отставила поднос, встала и обняла Артура.

— Я хочу, чтобы ты знала, — вновь заговорил Артур, — то, что ты делаешь для меня, — гораздо важнее и значимее… Допивай чай и доедай бутерброд, иначе мне придется накормить тебя гречкой. Сразу предупреждаю, она у меня подгорела.

— Гляжу, ты хочешь откормить меня, чтобы потом съесть, — пошутила я, но Артур не засмеялся.

А потом мы собирали с пола розы. Их было так много, что нам не хватило ваз, и пришлось ставить цветы прямо в большое ведро.

 

Дни, которые мы провели в пустующем дачном домике, оказались счастливыми. Они были наполнены той тонкой сладостью, которая всегда ощутимее на пороге суровой зимы. Вот‑вот придут снежные бури, и в сердце уже тонкой иглой засело ожидание неминуемой беды, но пока все еще хорошо, и не хочется думать о страшном, наслаждаясь последней сладостью счастья. Дни напролет мы проводили взаперти, выходя только с наступлением сумерек, чтобы подышать свежим воздухом и поиграть на заднем дворе в снежки. Последняя забава приносила нам особенно много радости, хотя я, разумеется, прекрасно осознавала, что попадаю в Артура только тогда, когда он этого сам хочет. Обычно заканчивалась такая дуэль тем, что мы оба, с ног до головы вывалявшиеся в снегу, падали в сугроб, смеялись и целовались до тех пор, пока у меня не отмерзали руки и щеки, а после спешили в дом, где я отогревалась у горячего камина не столько его теплом, сколько ласками Артура.

А потом с ним вдруг стало происходить нечто непонятное. День ото дня он замыкался все больше. Часто я ловила Артура на том, что он не слушает меня, погрузившись в свои мысли. Он словно бы закрывался от меня, планомерно сооружая между нами ледяную стену. И эта стена все высилась и крепла. Иногда я ловила на себе его пристальный взгляд, совершенно чужой взгляд, как будто передо мной был не тот Артур, которого я знаю. Он стал раздражительней и вздрагивал, если я неожиданно окликала его.

Постепенно наши ночные прогулки сошли на нет, а он все чаще уходил куда‑то один, возвращался мрачный и молчаливый и долго еще бесцельно слонялся по дому. Я не надоедала ему вопросами, понимая, как ему сейчас тяжело, и надеясь, что однажды он сам расскажет, что его беспокоит. Но Артур упорно молчал. Его мысли были где‑то далеко, не со мной.

А еще ко мне вернулись мои кошмары. Черно‑белый город вновь расстилался передо мной каждую ночь. Я куда‑то бежала, и тьма смеялась мне в спину, принимая облик то Ловчего, то странной рыжеволосой женщины, то старейшины Дома, к которому принадлежал Артур. «Ты будешь наша», — говорил мне каждый из них, и я вновь и вновь просыпалась от собственного крика. Днем кошмар отступал, и мне почти удавалось забыть о нем, но ночью он всегда возвращался. А в одном из снов Артур взял меня за руку и привел в огромный зал, где ярко горели свечи в высоких узких подсвечниках, а по камню, стоящему в центре помещения, вились причудливые руны. Артур уложил меня на этот камень и достал нож, чтобы пронзить мое сердце.