БОГ В ПРОЦЕССУАЛЬНОЙ МЫСЛИ

Обычно считается, что истоки процессуальной мысли лежат в произведениях американского философа Альфреда Норта Уайтхеда (1861-1947 гг.), особенно в его работе "Процесс и реальность" (1929 г.). Протестуя против довольно статичного взгляда на мир, связанного с традиционной метафизикой (выраженного в таких идеях как "вещество" и "сущность"), Уайтхед воспринимает реальность как процесс. Мир - это органическое целое, что-то динамичное, но не статичное; что-то, что происходит. Реальность строится из "действительных сущностей" и "действительных случаев" и, поэтому, характеризуется процессом становления, изменения и исхода.

Все эти "сущности" и "случаи" (используя первоначальные термины Уайтхеда) обладают определенной свободой развиваться и подпадать под влияние своего окружения. Возможно, именно здесь можно усмотреть влияние биологической эволюционной теории: как и позднейший автор Пьер Тейяр де Шарден, А. Н. Уайтхед стремится выделить в творении место для развития, находящегося под всеобщим руководством и управлением. Этот процесс развития помещен на постоянном фоне порядка, который представляется существенным для роста организационным принципом. Уайтхед утверждает, что Бога можно отождествить с этим фоном порядка в процессе. Уайтхед рассматривает Бога как "сущность", однако, отличает Его от других сущностей на основании бессмертия. Другие сущности существуют лишь определенный период времени; Бог существует вечно. Таким образом, каждая сущность находится под влиянием двух основных источников: предыдущих сущностей и Бога.

Причинность, таким образом, не выступает в роли принуждения сущности действовать определенным образом: она становится делом влияния и убеждения. Сущности влияют друг на друга "диполярным" образом - ментально и физически. Это же самое можно сказать и о Боге. Бог может действовать только убеждением, в рамках самого процесса. Бог соблюдает правила процесса. Точно так как Бог влияет на другие сущности, Он Сам также находится под их влиянием. Бог (используя знаменитую фразу Уайтхеда) является "сострадальцем, Который понимает". Так, Бог находится под влиянием и воздействием мира.

Таким образом, процессуальная мысль переопределяет всемогущество Божье в понятиях убеждения или влияния в рамках всеобщего мирового процесса. Это важное явление, поскольку оно объясняет привлекательность этого способа понимания связи Бога с миром в свете проблемы зла. Традиционная апология Бога перед лицом зла выглядит убедительной (хотя степень этой убедительности вызывает споры) в случае нравственного зла - иными словами, зла, возникающего из человеческих решений и действий. Но как же быть с природным злом - землетрясениями, голодом и другими природными бедствиями?

Процессуальная мысль утверждает, что Бог не может заставить природу подчиняться божественной воле или божественным замыслам относительно ее. Бог может лишь попытаться влиять на процесс изнутри - убеждением и привлечением. Каждая сущность пользуется определенной степенью свободы и творчества, над которыми Бог не может властвовать. В то время, как традиционная апология свободной воли перед нравственным злом утверждает, что люди свободны не подчиняться или игнорировать Бога, процессуальное богословие утверждает, что отдельные компоненты мира аналогичным образом свободны игнорировать божественные попытки оказать на них влияние или убедить их. Они не обязаны подчиняться Богу. Таким образом, Бог освобождается от ответственности как за нравственное, так и за природное зло.

Хотя такое понимание убедительной природы божественных действий имеет явные достоинства, критики процессуальной мысли утверждают, что цена слишком высока. Представляется, что происходит отказ от традиционной идеи о трансцендентности Бога или ее радикальная переформулировка в свете первичности и постоянства Бога как сущности в рамках процесса. Иными словами, божественная трансцендентность понимается немногим более как то, что переживает и превосходит другие сущности.

Основополагающие идеи Уайтхеда получили дальнейшее развитие у ряда авторов, среди которых выделяются Чарльз Хартшорн (род. 1897 г.), Шуберт Огден (род. 1928 г.) и Джон Б. Кобб (род. 1925 г.). Ч. Хартшорн видоизменил понятие А. Н. Уайтхеда о Боге по целому ряду направлений, среди которых наиболее значительным было предположение, что Бога процессуальной мысли следует воспринимать скорее как лицо, чем как сущность. Это позволяет ему избежать серьезной критики процессуальной мысли - обвинение в том, что она компрометирует божественное совершенство. Как может меняться совершенный Бог? Разве изменение не равнозначно признанию несовершенства? Хартшорн дает новое определение совершенства - "восприимчивость к переменам, которая компрометирует верховенство Божье". Иными словами, способность Бога ощущать влияние других сущностей не означает, что Бог нисходит до их уровня. Бог превосходит другие сущности, хотя и ощущает их воздействие.

С точки зрения многих комментаторов, подлинная сила процессуального богословия заключается в его взглядах на природу страдания в мире. Эти сильные стороны лучше всего оценить в анализе различных предлагаемых в христианстве понятий, касающихся страдания - области богословия, которая получила название "теодиции" и к которой мы сейчас обращаемся.

ТЕОДИЦИИ: ПРОБЛЕМА ЗЛА

Крупной проблемой, связанной с доктриной о Боге, оказывается существование зла в мире. Как можно примирить существование зла или страдания с христианским утверждением благости Бога, сотворившего мир? Ниже мы рассмотрим некоторые варианты ответа на этот вопрос, предлагаемые в христианстве.

Ириней Лионский

Труды Иринея представляют важный элемент в наследии греческих отцов Церкви. По его мысли, человеческая природа обладает определенным потенциалом. Люди сотворены с определенными возможностями роста. Эти возможности роста и приближения к богонаправленному росту требуют соприкосновения с добром и злом, чтобы принимаемые решения были действительно осознанными. Согласно этому воззрению, мир рассматривается как "юдоль душетворения" (как выразился английский поэт Джон Китс), в которой столкновение со злом считается необходимым условием для духовного роста и развития.

В произведениях Иринея Лионского этот взгляд не получил полного развития. В наше время он приобрел горячего сторонника в лице Джона Хика, которого считают самым убедительным его выразителем. В своей книге "Зло и Божья любовь", Дж. Хик подчеркивает, что люди сотворены несовершенными. Для того, чтобы стать тем, чем Бог хочет видеть всех людей, они должны участвовать в делах мира. Бог создал людей не автоматами, а личностями, способными свободно реагировать на его действия. Если нет реального выбора между добром и злом, библейский завет "избирать добро" становится бессмысленным. Таким образом, добро и зло являются обязательными и неотъемлимыми компонентами мира, чтобы происходило осознанное и исполненное смысла развитие человека.

Этот довод обладает очевидной привлекательностью, причем в немалой степени благодаря акценту на человеческой свободе. Он также созвучен опыту многих христиан, которые убедились, что благодать и любовь Божьи познаются глубже всего в горе и страданиях. Однако, одна из сторон такого взгляда навлекла на себя особенно острую критику. Часто слышится замечание о том, что такой подход признает за злом определенное достоинство, отводя ему положительную роль в замыслах Божьих. Если рассматривать страдание всего лишь как средство для духовного развития человека, как же быть с такими явлениями как Хиросима и Нагасаки или Освенцим, которые уничтожают тех, кто с ними сталкивается? С точки зрения его критиков, этот взгляд поощряет пассивное признание существования стимула, чтобы противостоять ему.

Августин Гиппонийский

Характерный подход, принятый Августином, оказал большое воздействие на западное богословие. К VI веку проблемы, вызванные существованием зла и страданий, привели к некоторому замешательству в христианском богословии. Гностицизм, включая его разновидность, манихейство, которым увлекался Августин в молодости, без труда объяснял существование зла. Оно возникло из-за злой природы самой материи. Основной смысл спасения сводился к искуплению человечества незлого материального мира и перенесению его в духовную область, которая не запятнана материей.

Ключевым моментом многих гностических систем была идея о демиурге - полубожественном существе, которое из прежде существовавшей материи сотворило мир в нынешнем виде. Плачевное состояние этого мира объяснялось недостатками этого полубога. Бог искупитель, таким образом, не отождествлялся с полубожественным творцом.

Однако, Августин не мог принять такой подход. Для него, творение и искупление были делом Одного и Того же Бога. Нельзя, поэтому, обвинять творение в существовании зла, поскольку тем самым выдвигается обвинение против Бога. С точки зрения Августина, Бог сотворил мир добрым, то есть свободным от греховного осквернения. Откуда же берется зло? Основополагающий взгляд Августина сводится к тому, что зло появляется в качестве прямого следствия злоупотребления человека своей свободой. Бог сотворил человека свободным выбирать добро или зло. К сожалению, человек выбрал зло, в результате чего, мир был осквернен злом.

Однако, такой взгляд, как понимал и сам Августин, не решает проблему. Как могли люди избрать зло, если зла не было вообще? Зло должно было существовать в мире, если человечество сделало в пользу него свой выбор. Августин увидел происхождение зла в сатанинском искушении, которым сатана увлек Адама и Еву от послушания их Творцу. Таким образом, утверждал он, нельзя считать Бога ответственным за зло.

Однако, проблема все еще не была решена. Откуда же взялся сатана, если Бог сотворил мир добрым? Августин прослеживает происхождение зла еще на один шаг назад. Сатана стал падшим ангелом, который был сотворен благим, как и все другие ангелы. Однако, именно этот ангел впал в искушение стать таким как Бог и приобрести верховную власть. В результате он поднял бунт против Бога и, распространил этот бунт в мире. Но как же, спрашивали критики Августина, мог благой ангел стать столь злым? Как можем мы объяснить первоначальное падение этого ангела? По этим вопросам Августин, похоже, вынужден хранить молчание.

Карл Барт

Глубоко неудовлетворенный существующими подходами ко злу, Карл Барт призвал к полному переосмыслению всего вопроса. Барт, которого особенно интересовал подход деятелей Реформации к вопросу о провидении, считал, что в христианском богословии образовался серьезный изъян в связи с понятием о всемогуществе Божьем. Он утверждал, что доктрина Реформации о провидении стала фактически неотличимой ют аналогичной доктрины стоицизма. (Можно вскользь упомянуть, что многие мыслители Реформации говорят именно об этом в связи с цвинглианской доктриной о провидении, которая представляется основанной в значительно большей степени на работах стоического автора Сенеки, чем на Новом Завете!) С точки зрения Барта, понятие о всемогуществе Божием должно всегда восприниматься в свете божественного самооткровения во Христе.

На основании этого принципа Барт утверждает необходимость "радикального переосмысления всего вопроса". Он высказывает предположение, что доктрина Реформации о всемогуществе Божием основана на логических выводах из определенного набора посылок о силе и благости Божьей. Барт, чья богословские взгляды отличаются "христологической сосредоточенностью", призывает к более христологическому подходу. Он, таким образом, отвергает априорные понятия о всемогуществе в пользу веры в победу божественной благодати над неверием, злом и страданиями. Уверенность в окончательной победе благодати Божией позволяет верующим сохранить свое нравственное состояние и надежду в мире, который, как кажется, находится во власти зла. Сам Карл Барт, разрабатывая эту доктрину, помнил о нацистской Германии; его идеи оказались полезными и в других случаях, и можно утверждать, что позднее они нашли отражение в теодициях, которые стали характерной чертой богословия освобождения.

Тем не менее, один из аспектов теодиции Барта вызвал значительные дискуссии. Барт называет зло "das Nichtige" - таинственной силой "ничтожности", которая основывается на том, чего Бог не хотел в творении. "Ничтожность" выступает в роли того, что противоречит воле Божьей. Его нельзя назвать "ничем", но тем, что угрожает свести к ничему и, таким образом, представляет угрозу замыслам Божьим в мире. С точки зрения Барта, окончательная победа благодати приводит к тому, что "ничтожности" не нужно опасаться. Однако, его критики нашли идею о "ничтожности" проблематичной и обвинили его во впадении в произвольные метафизические мудрствования в вопросе, в котором верность библейским повествованиям имеет основополагающее значение.