Поэтика комического у Гоголя

Драматургический талант Гоголя раскрылся очень рано. Еще в Нежинской гимназии он принимает активное участие в ученических постановках.

К написанию комедий Гоголь приступил одновременно с завершением работы над циклом повестей “Вечера на хуторе близ Диканьки”. Концом 1832 – началом 1833 г. датируются черновики первой незавершенной комедии “Владимир III степени”.

[Петербургский чиновник Иван Петрович Барсуков мечтает об ордене святого Владимира III степени, и в конце концов эта мечта принимает форму навязчивой идеи, на которую уходят все душевные силы героя. Развязка этой ситуации, в чем-то предвосхищающей замысел повести “Шинель”, комична и трагична одновременно: герой сходит с ума, вообразив, что он сам и есть орден Владимира III степени. В последней сцене сумасшедший, воображая себя крестом (такую форму имеет орден), становится перед зеркалом, подымает руки так, что делает из себя подобие креста, и не насмотрится на изображение].

Так в сюжете этой незаконченной комедии реализуется один из “фирменных” гоголевских приемов комического: отождествление человека с вещью, живого с мертвым, принимающее в сознании героев фантастические, гротесковые размеры. Этот прием в творчестве Гоголя впоследствии приобретет универсальный смысл и выйдет за рамки комедийного жанра, получит статус своеобразного символа русской жизни в петербургских повестях и, конечно, в поэме “Мертвые души”.

К 1842 г. получают свое художественное решение и замыслы других комедий Гоголя, начатых в 1832–1837 гг. Дописываются “Женитьба”, “Игроки” и создается окончательная редакция “Ревизора”. Уже в этих комедиях видно, какое значение автор придавал смеху как единственному “положительному лицу” своих комедий. В целом, можно говорить о едином смеховом мире гоголевских пьес, внутренние законы которого начали формироваться еще в пору написания “Владимира III степени” и, пройдя художественную огранку в стиле “маленьких комедий”, “Женитьбы” и “Игроков”, нашли свое совершенное художественное воплощение в стиле “Ревизора”.

Через все комедии Гоголя проходит целый ряд устойчивых приемов комического. Они образуют определенную систему миромоделирующих смыслов, из которых и слагается содержание “смехового мира” Гоголя-комедиографа.

Немотивированное включение в речь героя ненужных, неуместных подробностей. “Женитьба”.Сваха Фекла объясняет Кочкареву, как найти дом Агафьи Тихоновны: “А вот как поворотишь в проулок, так будет тебе прямо будка, и как будку минешь, свороти налево, и вот тебе прямо в глаза – то есть, так вот тебе прямо в глаза и будет деревянный дом, где живет швея, что жила прежде с сенатским обер-секлехтарем. Ты к швее-то не заходи, а сейчас за нею будет второй дом.” и т. д. Жевакин, представляясь Арине Пантелеймоновне, ни с того ни с сего стал подробно рассказывать про какого-то своего однофамильца, который был ранен “под коленком, и пуля так странно прошла, что коленка-то самого не тронула, а по жиле прихватила – как иголкой сшило, так что когда, бывало, стоишь с ним, все кажется, что он хочет тебя коленком сзади ударить”. “Ревизор”.Не менее колоритен и рассказ Бобчинского и Добчинского о том, как они “вычислили” в проезжем бедном чиновнике Хлестакове “настоящего” ревизора. Это “неожиданное известие” как-то странно сосуществует в голове двух сплетников с “будкой, где продаются пироги”, с ключницей городничего Авдотьей, которая была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву за бочонком для французской водки… Далее повествуется о “желудочном трясении” у Петра Ивановича, о трактирщике Власе, жена которого три недели тому назад родила “пребойкого мальчика”, и т. д.

Что за этим скрывается: На первый взгляд кажется, что Гоголь просто смеется над патологическим многословием своих героев, стремящихся заполнить “пустоты” сознания всяким мелочным вздором. Конечно, есть в этом комическом приеме и такое, чисто фарсовое назначение. Однако само по себе желание придать мелочным интересам чуть ли не мировое значение показательно. Герои сами желают обманываться, принимая малое за большое, ничтожное за великое. Поэтому Хлестакову и не пришлось особенно стараться, выдавая себя за ревизора: понимание разницы между “фитюлькой” и важным чиновником давно уже утрачено окружением городничего. Знаменательно также, что в ряду ненужных “подробностей” находятся люди. Они кощунственно уравниваются в речи героев с “лосиновой фуфайкой”, разнообразными “будками”, “пирогами”, “бочонком для французской водки” ..

Духовное (человек) приравнивается к плотскому (еда), оно становится “деталью” вещной обстановки, интерьера.

Немотивированное отклонение в речи героя от главной темы, неожиданное переключение внимания на другой предмет или лицо в разговоре, резкая перемена намерений, бросание из одной крайности поведения в другую.

“Ревизор”. Голодный Хлестаков в гостинице, тщетно ожидающий обеда, уж подумывает о возможности “что-нибудь пустить в оборот”. Но тут же отказывается от этого намерения, желая “приехать домой в петербургском костюме”. Развивая эту тему, он совсем уже забывает о чувстве голода, фантазирует, как он “этаким чертом”, в карете с фонарями, с Осипом, одетым в ливрею, приедет к соседу-помещику, как его встретят на балу и т. п. И так же неожиданно, как он забыл о чувстве голода, вспоминает о нем в конце монолога: “Сударыня, как я… (Потирает руки и пошаркивает ножкой). Тьфу! (плюет) даже тошнит, как есть хочется”. Иногда переход от одного желания к прямо противоположному совершается в сознании Хлестакова мгновенно, без всякого перехода. “Городничий: …Не прикажете ли отдохнуть Хлестаков: Вздор – отдохнуть. Извольте, я готов отдохнуть”.

“Женитьба”. Кочкарев почти насильно приводит Подколесина на решающее свидание с будущей невестой и, по сути, сам делает за Подколесина ей предложение. Однако тут в его нерешительном подопечном вдруг просыпается желание обвенчаться с невестой в церкви немедленно. И вот заключительный монолог Подколесина, принявшего окончательное решение жениться, развивает тему женитьбы уже как дела государственной важности (“Если бы я был где-нибудь государь, я бы дал повеление жениться всем, решительно всем…”). Затем вдруг его охватывает чувство страха перед неотвратимостью события (“…и уж после ни отговорки, ни раскаянья, ничего, ничего – все кончено, все сделано”). Потом, после серии “отступных” вопросов (“А будто и в самом деле нельзя уйти ”; “Как же без шляпы Неловко”; “А что, если попробовать ”), следует знаменитый головокружительный прыжок Подколесина в окно.

Что за этим скрывается: неожиданные переходы от одного намерения к другому, прямо противоположному, способность героев легко отвлекаться “в сторону” от главной мысли или нити разговора, неспособность долго концентрировать внимание на каком-то одном предмете или явлении – все вместе свидетельствует об иррациональности сознания гоголевских персонажей. Поведение героев ситуативно, оно целиком определяется рамками настоящей минуты, данной конкретной ситуации. В характере героев, как правило, отсутствует какой-то определенный нравственный стержень (знаменитая хлестаковская “легкость мыслей необыкновенная”). Они не злые, но и не добрые. Они никакие, ибо совершают добрые или злые поступки без всякой намеренной цели. Содержание своих поступков они черпают, инстинктивно предугадывая ожидания окружающих. В этом смысле их аморфные характеры можно сравнить с водой, которая принимает легко формы того сосуда, в который ее наливают. Именно бесхарактерность, безликость Хлестакова и дала основание Гоголю назвать его “лицом фантасмагорическим, лживым, олицетворенным обманом”. Таким образом, этот прием комического заостряет изображение современного Гоголю мира и человека как призрачной, миражной действительности.

Причинно-следственные несоответствия в сознании и поступках героев, подчеркнуто неадекватная реакция на ситуацию или действия собеседника.

«Ревизор» Несчастье, которое постигло и другого “заседателя” – подчиненного Аммоса Федоровича Ляпкина-Тяпкина (“Ревизор”). Оказывается, “в детстве мамка его ушибла, и с тех пор от него отдает немного водкою”. Таковы же непредсказуемые последствия от, казалось бы, вполне невинных проделок учителя гимназии, который имеет обыкновение делать гримасы во время уроков. Лука Лукич Хлопов бессилен исправить положение: “Он-то ее сделал от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству”. В самом факте ревизии Аммосу Федоровичу видится “политическая причина”: “Это значит вот что: Россия…да…хочет вести войну, и мини-стерия-то, вот видите, и подослала чиновника, чтобы узнать, нет ли где измены”. После всего сказанного стоит ли удивляться тому, что Бобчинский и Добчинский приняли Хлестакова за ревизора потому, что “в лице этакое рассуждение… физиономия… поступки, и здесь (Бобчинский вертит рукой около лба) много, много всего”.

Что за этим скрывается:, в мире, где живут гоголевские герои, нет четких ориентиров. Беды надо ждать не от трагических событий, а от “незначительных обстоятельств”. Вот почему именно “фитюлька” Хлестаков, а не высокопоставленный чиновник вызывает у городничего и его окружения панический страх. Причем, чем больше Сквозник-Дмухановский постигает всю малость и незначительность фигуры Хлестакова, тем больше контрастирует с этой фигурой ощущение катастрофичности происходящего. Ощущение это вполне выражают слова Артемия Филипповича: “Страшно просто. А отчего, и сам не знаешь”.

Вывод: предметом обличения в комедиях являются не только “общественные пороки” (продажность чиновников, бюрократизм властей и т. п.), но прежде всего коренное неустройство мира в целом. В совокупности приемы комического, используемые Гоголем, создают ощущение абсурдности происходящего. Еще один шаг – и эта абсурдность обернется гротеском, чудовищной фантастикой. Но Гоголь, как пишет Ю. В. Манн, не переходит за эту грань, удерживая изображение в рамках бытового правдоподобия, создавая “комедию характеров с гротесковым отсветом”; собственно, поэтика комического и создает ту “миражную интригу” в его пьесах, которая наиболее полное выражение находит в сюжете “Ревизора”.

2)Комическое в «Женитьбе»

В отличие от других драматических произведений Гоголя пьеса полностью посвящена частной сфере межличностных отношений, в которой часто человек проявляет скрытые черты своего характера. Сюжет не отличается динамичностью действия и возводится вокруг ситуации сватовства: у богатой невесты- купчихи одновременно несколько женихов, один из которых, став главным претендентом на ее руку и сердце, выпрыгивает из окна. Эйхенбаум: «Композиция У Гоголя не определяется сюжетом- сюжет у него всегда бедный, скорее- нет никакого сюжета, а взято только какое-нибудь одно комическое положение, служащее толчком или поводом для разработки комических приемов».

Основные способы выражения комического в пьесе:

1)Темп событий замедлен, действие основано не на нарастании внешних изменений, а на раскрытии характеров, которые строятся на «комизме сходства» и «комизме контраста» (Пропп). Сходство соперничающих женихов проявляется в том, что они «объединены одинаковостью своих устремлений»- намерением жениться. Похожи персонажи и своим отношением к женитьбе, она для них- приобретение товара, а не проявление искренних чувств («Агафья Тифоновна. Да ведь где же достать хорошего дворянина? Яияница. Так как же, сударыня, решите,- я человек должностной, времени у меня немного6 да или нет?»). Действие пьесы держится на противоположности двух характеров: вялого Подколесина и энергичного Кочкарева.

Говорящие фамилии

В фамилиях Подколесин и Кочкарев тоже заложено противопоставление персонажей. «Под» и «над» (кочка- возвышение над землей). Фамилии персонажей вполне соответствуют их характерам: безвольный, нерешительный, всего опасающийся Подколесин и бойкий напористый выскочка Кочкарев.

Комизм имен.

Яичница- уподобление названию блюда (прием комического недоразумения: Жевакин: С кем имею честь изъясниться? Иван Павлович: В должности экзекутора, Иван Павлович Яичница. Жевакин: Да, я бы тоже перекусил». Чтобы выйти из комического недоразумения, Жевакин начинает вспоминать другие известные ему «престранные фамилии»: Помойкин, Перепреев, мичман Дырка). Балтазар Балтазарович Жевакин (объединение иностранного имени и незамысловатой фамилии).

4)Речь персонажей. Используя разнообразные пласты разговорной речи, элементы профессиональной лексики, выражения официально- канцелярского слога, Гоголь подчеркивает пустословие, косноязычие персонажей, отражающие бедность их мыслей и представлений. Так, оставшись наедине, Подколесин и Агафья Тихоновна не знают, о чем поговорить друг с другом (автор 6 раз подчеркивает это ремарками «молчат», «молчание»). Беседа бессодержательна, комизм усиливается тем, что невеста остается ею довольна и восклицает: «Как приятно с ним говорить! И ведь главное что совсем не пустословит!»+ непоследовательная речь выдает истинные намерения персонажей («не удалось и повеселиться мне девическим состоянием и 27 лет не пробыла в девках…»)

Ложь комична

В сцене первой встречи женихов у Агафьи Тихоновны все они не сообщают истинной цели визита, а лгут, объясняя случайность своего появления в доме. Яичница якобы насчет «поставки лесу и дров», Анучкин «зашел с прогулки», Жевакин оказался потому что «погода показалась хорошею, по дороге везде травка». Главный обманщик- Кочкарев, он обманывает женихов («за ней ничего нет», дом «не только заложен» итд), а Агафье Тихоновне врет про женихов («драчуны, самый буйный народ», «набитый дурак, пьяница»- о Жевакине).

6)Описание в одном ряду совершенно несовместимых предметов и понятий- прием неожиданности. («Да я-то помню, что-то было: или вышла замуж или переломила ногу»).