Совет народных комиссаров назначает ответственных за обучение, воспитание и охрану здоровья дефективных детей

Реальное введение всеобуча, как мы могли убедиться на примере западных стран, неминуемо ставит перед властью вопрос о его распространении на «ненормальных» детей. Мы также знаем, что правительство способно решать эту сложную и дорогостоящую задачу несколькими способами. Чаще всего исполнение закона обеспечивалось силами местных органов самоуправления с привлечением благотворительных средств из светских и церковных источников. Для РСФСР подобное решение было неприемлемым. Известен и другой путь: госу­дарство берёт всю полноту ответственности за школьное обу­чение глухих, слепых и умственно отсталых детей на себя, при этом обучение бедноты оплачивается из федерального и мест­ного бюджетов, а с состоятельных родителей взимается плата. И это решение для Советской России оказалось невозмож­ным — богатых искоренили, всем гарантировалось бесплатное обучение, но необходимых средств в казне недоставало. У го­сударства, сосредоточившего всю полноту власти в своих ру­ках, имелся и третий, отнюдь не демократический, но весьма экономный способ — вводя всеобуч, исключить из него неко­торую часть подростков. Последний подход позволяет госу­дарству решать, кто имеет право на образование, а кого этого права можно лишить. Наша страна, к сожалению, предпочла именно этот путь. Прежде всего детей школьного возраста по политическим мотивам разделили на «своих» и «чужих». В немилость попали выходцы из семей дворянства, бур­жуазии, духовенства, купечества, кулачества, дети контррево­люционеров, врагов народа. Тогда же в документах появляется термин «дефективный», растолковать который доверим

А. В. Луначарскому: «В чём заключается понятие дефективно­сти? Дефективные — это субъекты, отличающиеся от нормы. Само слово «дефект» — значит «худая сторона». Этот дефект может быть слабым, и тогда ребёнку надо помочь, или дефект этот вредоносен, и нужно его пресечь или совместить и то и другое, нужно сделать такого ребёнка здоровым для самого себя и невредным для других».

Вне всякого сомнения, А. В. Луначарский, выступая на Всероссийском съезде по борьбе с детской беспризорностью, дефективностью и преступностью (1920), имел в виду бес­призорников, малолетних преступников, злостных хулиганов. Однако термины «дефект», «дефективность» к тому времени уже широко используются и в официальных документах, и в научных текстах, и в средствах массовой информации, причём и в тех случаях, когда речь шла о детях-инвалидах, о детях с недостатками физического и умственного развития. Следуя мысли наркома просвещения и логике советского новояза, на «худой стороне» оказались не только «морально дефективные» (малолетние правонарушители и преступники), но также «ум­ственно и телесно дефективные». Прежде их именовали убо­гими. Смена идеологии приводит к смене официального взгля­да на инвалида, к выработке соответствующей лексики. Обновлённая терминология получает юридическое закрепление после опубликования в декабре 1919 г. постановления Совета народных комиссаров (СНК), подписанного первым лицом го­сударства — В. И. Лениным.

О согласовании функций Народных комиссариатов просве­щения и здравоохранения в деле воспитания и охраны здо­ровья дефективных детей(из Постановления СНК от 10 декабря 1919г.)

1. Нервные и психически больные дети воспитываются в соот­ветствующих учреждениях Народного комиссариата здравоохране­ния (школы-санатории, школы-лечебницы и т. п.).

2. Умственно отсталые дети воспитываются во вспомогательных школах Народного комиссариата просвещения.

3. Телесно дефективные дети (глухонемые, слепые, калеки) вос­питываются в специальных учреждениях Народного комиссариата просвещения.

Председатель СНК В. Ульянов (Ленин)

Управляющий делами СНК Вл. Бонч-Бруевич.

 

Итак, обновляется терминология, но, что тревожнее, меня­ется и отношение государства к «умственно и телесно дефек­тивным». Выступая в июне 1920 г. на I Всероссийском съезде по борьбе с детской беспризорностью, дефективностью и преступностью, А. В. Луначарский как бы, между прочим, говорит: «Вся дефективность, за исключением больных... должна быть сосредоточена в Наркомпросе». В короткой фразе отражена искренняя убеждённость наркома в том, что возглавляемое им ведомство не должно заниматься детьми-инвалидами. На­родный комиссар по просвещению, обещавший равные права на школьное обучение всем детям и, казалось бы, несущий личную ответственность за судьбы учащихся специальных школ, изъятых из ведения ВУИМ и преданных под длань Наркомпроса, открещивается от них. Необходимо упомянуть ещё один фрагмент того же доклада А. В. Луначарского: «Работа с дефективными должна быть тесно связана с обществен­ной программой народного просвещения. <...> Государство, которое вынуждено всё монополизировать, должно уметь объ­единять и силы. Ресурс государственных сил невелик, а задачи гигантские. С дефективными детьми эти задачи развёртывают­ся ещё шире, и потому нужен тесный союз всех элементов русского общества и государства как строительной творческой воли пролетариата. Был бы жив Пётр I, он бы мог посоветовать наркому монополизированное государством попече­ние сирых и убогих вменить монастырям, но новая власть их уже разорила.

Сетования и призывы наркома понятны. Экспроприиро­вать специальные учебные учреждения, лишить их источников моральной и материальной поддержки оказалось несложно, а вот продолжить деятельность национальной системы специ­ального образования Наркомпрос не сумел, предпочтя рас­суждать о «гигантских задачах». Почему же кадровый, финан­совый и правовой ресурсы оказались плачевно малыми? Да потому, что наряду с очевидными, объективными причина­ми, обусловленными Гражданской войной, разрухой, падением экономики, коллапсом промышленности и сельского хозяйст­ва, выявились причины субъективные. Госструктуры, в том чис­ле Народные комиссариаты просвещения и здравоохранения, не желали брать на себя заботу об умственно и телесно де­фективных детях. Межведомственная борьба шла столь упор­но (как не вспомнить тщетные усилия Петра I по органи­зации сиропитательных домов, приютов и госпиталей для инвалидов или старания Екатерины II по насаждению воспи­тательных домов), что пришлось издать специальный доку­мент (1919), юридически закрепивший ведомственную ответственность. Постановление СНК отразило и узаконило пред­ставления власти о стратегических направлениях помощи дефективным детям. Тех, кого надеялись исправить обучени­ем, следовало учить в школах, подведомственных Наркомпросу. Тех, кто по состоянию здоровья нуждался в лечении и не мог посещать обычные учебные заведения, предписыва­лось направлять в учреждения Наркомздрава. Частично дее­способных следовало воспитывать в школах-санаториях в це­лях излечения, недееспособных детей в силу тяжести дефекта ждали школы-лечебницы. Правда, Наркомпрос отвечал за об­разование и не предполагал обеспечивать лечение, Наркомздрав, напротив, предоставляя медицинскую помощь, не имел возможности организовать обучение.

Идея раннего разведения жизненных маршрутов дефектив­ных детей на основе прогноза о потенциале их развития, как мы уже знаем, вполне адекватна для третьего периода эволю­ции отношения государства и общества к людям с умственны­ми и физическими недостатками. В силу сугубо прагматиче­ских соображений любым властям казалось в этот период бес­смысленным вкладывать бюджетные средства в воспитание детей, которые из-за тяжести дефекта не станут работоспо­собными гражданами и не компенсируют затраты, произведён­ные на их обучение. Примат принципа полезности в созна­нии государственного чиновника третьего периода естественен, однако в европейской традиции к этому времени уже были выработаны механизмы общественного противодействия. На­личие конституции, законодательно защищённого набора граж­данских прав не позволяло верховной власти западноевропей­ских государств реализовать в полной мере принцип полез­ности в отношении детей-инвалидов, правительство имело немало влиятельных оппонентов внутри страны и вынуждено было вести диалог с обществом. Кроме того, нежелание госу­дарства тратить казённые деньги на достойную жизнь недее­способных подданных в известной мере компенсировалось заботой о них частных лиц, общественных движений, церкви. В РСФСР подобные механизмы были уничтожены, возражать государству диктатуры пролетариата оказалось не только бес­полезно, но и опасно. При отсутствии противодействия со сто­роны общества и церкви становится возможным поставить за­боту об инвалидах в зависимость от их потенциальной «полез­ности» государству и начать воплощать эту идею на практике.

Задумываясь о событиях, случившихся после Октября 1917 г., многие полагают, что в царской России помощь глухим, сле­пым и умственно отсталым сводилась к их призрению, а прогрессивные перемены в деле обучения аномальных детей последовали буквально за подписанием известных декретов 1917— 1919 гг. Конечно, это не так. Обратимся к фактам и документам.

Впервые послереволюционные годы основной задачей со­ветского правительства было удержание политической власти, защита молодого государства от внешних и внутренних вра­гов, борьба с разрухой, голодом, инфляцией. Для многих ре­гионов распавшейся Российской империи размышления об обновлении школы, введении всеобуча на какое-то время утрачивают актуальность. Под угрозой оказывается не то, что благополучие — жизнь огромной массы детей, потерявших се­мью, детей, оставшихся без куска хлеба и крова. За всю пре­дыдущую историю своего существования страна никогда не переживала столь громадной беды, преодолеть её в условиях Гражданской войны без добровольной помощи населения ока­залось не под силу никакой политической власти.

В 1918 г. на Украине создаётся Лига спасения детей, в ра­боте её Полтавского отделения активно участвует писатель В. Г. Короленко. Лига оказывала немалую помощь российским детям, в Петроград, Москву и другие крупные города из Укра­ины вагонами отправляют продукты питания, встречные со­ставы везли в Крым и Новороссию истощённых, обессилев­ших от голода детей. Для эвакуированных на территории Украины создаются специальные детские колонии.

К 1919 г. голод в РСФСР достиг масштаба катастрофы, и при всей нелюбви к негосударственным организациям СНК создаёт по примеру Украины Совет защиты детей.

Постановление СНК «Об учреждении Совета защиты детей» (от 4 января 1919 г.)

«1. Принимая во внимание тяжёлые условия жизни в стране и лежащую на революционной власти обязанность оберечь в опас­ное переходное время подрастающее поколение, Совет Народных Комиссаров настоящим декретом утверждает особый Совет защиты детей. <...>

4. Считая дело снабжения детей пищей, одеждой, помещением, топливом, медицинской помощью, а равно эвакуацию детей в хле­бородные губернии одной из важных государственных задач, Совет Народных комиссаров поручает Совету защиты детей:

а) согласовать деятельность входящих в него Комитетов по эва­куации детей в хлебородные губернии, а равно объединять их пла­ны общественного детского питания и снабжения в целях включения таковым путём непосредственного сношения с подлежащими На­родными комиссариатами в общегосударственный план;

б) следить за точным выполнением той части установленного таким образом плана, которая касается питания и снабжения де­тей. <...>

5. Совету защиты детей предоставляется право издавать обя­зательные постановления, касающиеся охраны здоровья детей, успешной организации их питания и снабжения и вменяется в обя­занность следить за неуклонным выполнением их.

Председатель СНК В. Ульянов (Ленин)

Народный комиссар по просвещению А. Луначарский

Управляющий делами СНК Вл. Бонч-Бруевич»

 

В июне 1919 г. Красная армия начинает отступление из Украины, и Совет защиты детей обращается за помощью к украинской Лиге спасения детей. Об этом трагическом вре­мени и удивительном подвижничестве членов Лиги свидетель­ствуют дневниковые записи В. Г. Короленко.

 

«К Лиге спасения детей... обратились с предложением принять на себя... заботы о детях (колониях и интернатах). <...> Я, Софья7 и Вексель8 принимаем... участие... Из столиц то и дело прихо­дят большие детские эшелоны, которые размещаются по уездам. Во всём этом много недостатков: крестьяне не очень охотно при­нимают этих кацапско-советских детей, и небольшая партия уже вернулась из одного уезда. Дети были голодны, среди них оказа­лись тифозные. <...> В настоящее время уже 6600 детей разме­щены по разным колониям в уездах. Ответственность большая, но мы не можем отказаться стать посредниками между колониями и новой властью. <...> Для того чтобы русские (да и местные дети) не остались опять без хлеба, решено, что представительство перед деникинцами за все детские колонии возьмёт на себя Лига. <...> Положение колоний было бы действительно критическим (русских детей в Полтавщине теперь 6600 человек), колонии рассеяны по разным уездам. Лига взяла на себя также заботы о местных детских учреждениях и приютах».

 

В июне 1920 г. советская власть на Полтавщине вновь укрепляется, и услуги подвижников из Лиги ей представляют­ся более ненужными. Последующие события В. Г. Короленко назовёт «возмутительным предприятием».

 

«Моя Соня и её подруги, сёстры Кривинские и Роза Ал. Раби­нович, — напишет он, — все силы отдают детям. Начиная с Лиги за­щиты детей и потом, войдя от Лиги в Совет защиты детей, Софья, а с нею и её подруги устроили целый ряд превосходно поставлен­ных детских учреждений. Роза ещё ранее заведовала «Каплей мо­лока», где грудные дети получают гигиенически приготовленное молоко и другие продукты. Соня и Маня Кривинская устроили дет­скую больницу на 300 детей, интернат и другие учреждения в быв­шем здании института (откуда институтки ушли с деникинцами). Совет защиты детей поддерживал и помогал устраивать эти учреж­дения, и они вышли образцовые. <...> Одна из сестёр Кривинских заведует домом материнства и младенчества, другая — приютом. Тут есть и мастерские, вообще целая серия прекрасных учреждений, где силы Лиги защиты детей работали вместе с Совзащитой детей. Теперь все эти учреждения хотят выселить и на место детских учреждений вселить... концен­трационный лагерь...».

Дневники В. Г. Короленко — доку­ментальное свидетельство того, что деятельную благотворительность, не­смотря на все ужасы Гражданской войны, часть просвещённого россий­ского населения не прекращала. На­ходились люди, которые в условиях террора, организуемого каждой из стремительно сменявших друг друга военных властей, заботились о де­тях. Вместе с тем дневники извест­ного писателя и правозащитника пол­ны примеров вопиющего презрения советской власти к пра­вам человека, безжалостности к детям. Уместно предположить, что это — мнение противника нового политического режима, но о том же сообщают и служебные рапорты официальных лиц.

Письмо из уездного отдела народного образования в уезд­ный исполком(24.04.1920)

По постановлению Уездного исполкома в конце прошлого года в ведение Отдела народного образования перешли все строения в имении, бывшем Пантелеева, при станции Подсолнечная под дом для дефективных детей. <...>

С упразднением в некоторых уездах, в том числе и в Клинском, комиссий о несовершеннолетних, обвиняемых в общественно-опасных деяниях за отсутствием в уездах врачей-психиатров, дом де­фективных детей в уезде будет превращён в так называемый «Приёмник», который предполагается организовать в г. Клину, а дом Пантелеева обращён в детский приют для отсталых, в который переведены дети из приюта Ленина и других, и в данное время в нём числится 16 человек.

Вообще надо сказать, что за время организации дома для дефективных детей сменилось три заведующих Уездным отделом образования и другого персонала Отдела, что не могло не отра­зиться самым отрицательным образом на продуктивности работы по организации дома, и в силу этого обстоятельства работа по организации более быстрым темпом пойти не могла.

Заведующий ОНО Офицеров.

 

Уездным «домом для дефективных детей» заведующий ОНО называет бывший благотворительный приют для убогих детей. Последние новую власть волновали не в той мере, что обвиняемые в общественно опасных деяниях несовершенно­летние, а потому заведение срочно перепрофилировали. Спе­циальные учреждения для «морально дефективных» открылись в каждом уезде, участь же нескольких умственно отста­лых детей Клинский отдел народного образования не мог решить в течение двух с половиной лет. Поначалу их раски­дали по разным детдомам, объединив с малолетними право­нарушителями, тогда как бессмысленность и бесчеловечность совместного содержания преступников, умственно отсталых и душевно больных людей цивилизованный мир признал в XVIII в. Объединить 16 умственно отсталых детей в рек­визированном имении — это всё, что сумел сделать Клинский отдел народного образования, тогда как три частных лица —

С. В. Короленко с сёстрами М. Л. и Л. Л. Кривинскими — смог­ли устроить детскую больницу на 300 детей, интернат и другие учреждения. Может быть, судьба детдома при станции Под­солнечной лишь частный случай? Обратимся к официальной оценке властями положения дел.

 

Доклад Комиссии ВЦИК по улучшению жизни детей в Пре­зидиум ВЦИК(04.1921)

«Забота о жизни и здоровье детей как обязательстве государ­ства впервые была признана советской властью. Лишь Октябрьская революция, раскрепостившая рабочего от гнёта капитала, создала возможность осуществления этой задачи, поставив её на строго определённый правильный путь, вырвав её из рук частной благо­творительности, филантропии. <...>

С другой стороны, ожесточённая Гражданская война и хозяй­ственная разруха требовали всё время от советской власти почти всё её внимание, максимум лучших сил и средств направлять на эти фронты... забота о детях отходила на третий и далее планы. И улучшение их положения, создание для них тех условий, какие хотел бы создать рабочий, не могли успешно развиваться, не могли достигнуть даже необходимого минимума.

Наркомпрос — орган, непосредственно ведающий делом обе­спечения и воспитания подрастающего поколения, указанной су­ровой необходимостью был также бессилен. Лучшие силы из него большею частью были изъяты, часть же их он сам не сумел сохра­нить, и они просто ушли из него. Необходимых средств не хвата­ло, их собрать Наркомпрос не мог и не сумел. Кроме того, Нарком­прос не сумел из имевшихся в его распоряжении сил и средств создать более или менее стройный гибкий аппарат, который если бы и не справился с работой в полном объёме, всё же мог бы подготовить необходимый материал для выполнения её при более луч­ших общих наших условиях. Этими объективными условиями, сла­бостью аппарата Наркомпроса и неумением его к практической по­становке дела и объясняется то печальное положение, в котором оказались дети.

Советская власть не могла не видеть этого и среди огня Граж­данской войны, среди разрухи хозяйства, нищеты и голода никогда не забывала своего обязательства по отношению к детям и по мере сил и возможности стремилась прийти к ним на помощь.

Так, декретом от 10/11 1919 г. был создан особый чрезвычайный орган — Совет защиты детей, которому были даны широкие полно­мочия и поручено изыскать необходимые силы и средства для улуч­шения жизни детей. Но, к сожалению, Совет защиты детей за два года своего существования растерял данные ему права и полномо­чия, из органа междуведомственного, направляющего и толкающе­го работу ведомств в указанной области превратился в просто при­даток Наркомпроса, толкающийся сам в различных ведомствах. Со­вет защиты детей существенных результатов не достиг.

Изложенное выше, а именно критическое положение детского населения в Республике, слабость Наркомпроса и бессилие его справиться с этой задачей, неумение к постановке Совета защи­ты детей и отсутствие гарантий, что они, в конце концов, смогут, на­ладив свою работу и свои аппараты, что-либо сделать для детей, привело к созданию при ВЦИК особой полномочной Комиссии по улучшению жизни детей».

 

Авторы доклада признают, что у «советской власти... забо­та о детях отходила на третий и далее планы», что «улучшение их положения не могло достигнуть даже необходимого ми­нимума», что «Наркомпрос, непосредственно ведающий делом обеспечения и воспитания подрастающего поколения, был так­же бессилен». Тем не менее комиссия ВЦИК не сомневалась в правильности отстранения филантропов от социальной опе­ки детей и полной приватизации этой функции государством.

Главным виновником неудач правительственная комиссия признаёт Наркомат просвещения, как бы, между прочим, заме­чая: «Необходимых средств не хватало, их собрать Нарком­прос не мог и не сумел». Приходится признать, что, взяв на себя решение организационных и финансовых вопросов, госу­дарство отстранило от дел людей и организации, которые ис­кренне желали помогать детям, средств не выделяло, но без устали искало виновников неуспеха.

Доклад комиссии ВЦИК признаёт «печальное положение, в котором оказались дети», правда, не видит в том вины гос­аппарата. В заслугу себе бюрократы ставят создание Совета, которому «были даны широкие полномочия и поручено изы­скать необходимые силы и средства для улучшения жизни детей». Найдены и виновные — Совет защиты детей, который за два года своего существования «из органа междуведом­ственного, направляющего и толкающего работу ведомств» превратился в беспомощный придаток Наркомпроса. Это не частное мнение, а официальная оценка деятельности Совета и Наркомроса РСФСР по улучшению жизни детей. Продол­жим знакомство с текстом доклада.