Мы подбежали... В правом боку дымилась рана, в левом сочилась кровь... Неразряженный пистолет оставался в руке

Черная туча, медленно поднимавшаяся на горизонте, разразилась страшной грозой, и перекаты грома пели вечную память новопреставленному рабу Михаилу...". (Висковатов П.А. М.Ю.Лермонтов. Жизнь и творчество. М., "Современник", 1987, с.369-370).

Что же произошло?

Почему близкий друг Лермонтова, товарищ по Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, двоюродный дядя – Алексей Аркадьевич Столыпин командует "стреляйте!", а старинный, хороший знакомый, товарищ по Школе – Николай Соломонович Мартынов стреляет и убивает наповал?

13 июля 1841 года, в воскресенье в доме генерал-лейтенанта Петра Семеновича Верзилина была обычная вечеринка. М.Ю.Лермонтов по обыкновению иронизировал и над присутствующими, и над отсутствующими, не обходя вниманием и Н.С.Мартынова. И это в этот вечер для последнего оказалось последней каплей в чаше терпения:

"Мартынов побледнел, глаза сверкнули, губы задрожали, и, выпрямившись, он быстрыми шагами подошел к Михаилу Юрьевичу и, гневно сказав: "Сколько раз я просил вас оставить свои шуточки; особенно в присутствии дам!", отошел на прежнее место.

Танцы продолжались – никто из присутствовавших не заметил ничего из краткого объяснения. Скоро стали расходиться, и никого не поразило, когда выходя из ворот дома Верзилиных, Мартынов остановил за рукав Лермонтова и, оставшись позади товарищей, сказал сдержанным голосом по-французски то же, что было им сказано в зале: "Вы знаете, Лермонтов, что я очень долго выносил ваши шутки, продолжающиеся, несмотря на неоднократное мое требование, чтобы вы их прекратили".

- Что же, ты обиделся? – спросил Лермонтов, продолжая идти вослед за опередившими товарищами.

- Да, конечно, обиделся.

- Не хочешь ли требовать удовлетворения?

- Почему же нет?

Тут Лермонтов перебил его словами: "Меня изумляют и твоя выходка, и твой тон... Впрочем, ты знаешь, вызовом меня испугать нельзя... хочешь драться – будем драться".

- Конечно, хочу, – отвечал Мартынов, – и потому разговор этот может считаться вызовом.

Подойдя к домам своим, они молча раскланялись и вошли в свои квартиры". (Висковатов П.А. М.Ю.Лермонтов. Жизнь и творчество. М., "Современник", 1987, с.362).

Добавим к сказанному, что поручик М.Лермонтов рисовал на майора Н.Мартынова карикатуры, называл его "Мартышкой" и "дикарем". Согласитесь, это многовато будет даже для нашего времени.

Добавим, вместе с тем, еще и то, что подобное отношение М.Лермонтова не было случайным или же редчайшим явлением. Ничего подобного!

За период своего краткого пребывания в Пятигорске, М.Лермонтов умудрился так накалить обстановку, что "некоторые из влиятельных личностей из приезжающего в Пятигорск общества, желая наказать несносного выскочку и задиру, ожидали случая, когда кто-нибудь, выведенный им из терпения, проучит ядовитую гадину. (Выражение, которым клеймили поэта многие)". (Висковатов П.А. М.Ю.Лермонтов. Жизнь и творчество. М., "Современник", 1987, с.357).

Еще несколько мнений:

Барон Л.В.Россильон, бывший в отряде Галафеева старшим офицером Генерального штаба:

"Лермонтов был неприятный, насмешливый человек и хотел казаться чем-то особенным. Он хвастал своею храбростью, как будто на Кавказе, где все были храбры, можно было кого-либо удивить ею!

Лермонтов собрал какую-то шайку грязных головорезов. Они не признавали огнестрельного оружия, врезывались в неприятельские аулы, вели партизанскую войну и именовались громким именем Лермонтовского отряда. Длилось это не долго, впрочем, потому что Лермонтов нигде не мог усидеть, вечно рвался куда-то и ничего не доводил до конца. Когда я его видел на Сулаке, он был мне противен необычайною своею неопрятностью. Он носил красную канаусовую рубашку, которая, кажется, никогда не стиралась и глядела почерневшею из-под вечно расстегнутого сюртука поэта, который носил он без эполет, что, впрочем, было на Кавказе в обычае. Гарцевал Лермонтов на белом, как снег, коне, на котором молодецки заломив белую холщовую шапку, бросался на чеченские завалы. Чистое молодечество! – ибо кто же кидался на завалы верхом!? Мы над ним за это смеялись".

Михаил Юрьевич, в свою очередь, говорил о бароне Россильоне: "Не то немец, не то поляк, – а пожалуй и жид".

Соученик Лермонтова по Московскому университету П.Ф.Вистенгоф: "Видимо было, что Лермонтов имел грубый, дерзкий, заносчивый характер, смотрел с пренебрежением на окружающих его, считал их всех ниже себя".

"Считал их всех ниже себя"! Вот, откуда росли эти строки: