Теории современности и постсовременности

По мере того как мы вступаем в XXI в., век социальных теоретиков1 нас все в боль­шей степени занимает вопрос: подверглось ли общество, а также теории о нем ярким трансформациям? Одна из позиций представлена творчеством группы те­оретиков (например, Юргена Хабермаса и Энтони Гидденса), полагавших, что мы продолжаем жить в обществе, которое правильнее всего называть современ­ным, и в отношении которого мы можем строить теории тем же способом, какой социальные мыслители использовали на протяжении многих лет. Иной точки зрения придерживается другая группа мыслителей (например, Жан Бодрийар, Жан-Франсуа Лиотар и Фредрик Джеймсон), которые утверждали, что общество изменилось так резко, что мы сейчас живем в качественно ином, постмодернист­ском обществе. Более того, они доказывают, что об этом новом обществе необхо­димо размышлять новыми способами.

Защитники современности

Все великие классические теоретики-социологи (Маркс, Вебер, Дюркгейм и Зим-мель) так или иначе интересовались современным миром, его преимуществами и недостатками. Последний из них (Вебер) умер в 1920 г., и, конечно, с тех пор мир изменился коренным образом. В то время как все современные теоретики призна­ют эти резкие изменения, некоторые полагают, что, между сегодняшним миром и миром, который окружал нас в прошлом fin de siecle2, скорее существует преем­ственность, нежели разрыв.

Местровиц (Mestrowie, 1998, р. 2) назвал Энтони Гидденса «верховным жре­цом современности». Гидденс (Giddens, 1990, 1991, 1992) использует такие тер­мины, как «радикальная», «высшая» или «поздняя» современность, чтобы описать общество в наши дни и показать, что, несмотря на то что это не то же самое обще­ство, которое изображалось теоретиками-классиками, оно неразрывно с ним. Гид­денс рассматривает сегодняшнюю современность как «сокрушительную силу», которая, по крайней мере, в некоторой степени, неуправляема. Ульрих Бек (Beck, 1992) утверждает, что если классический этап современности был связан с про­мышленным обществом, то новая современность наилучшим образом может быть охарактеризована как «общество риска». Если центральная дилемма в классиче­ской современности — богатство и его распределение, то основная проблема в но­вой современности заключается в предотвращении и минимизации риска, а так­же его управлении (например, ядерной катастрофы). Юрген Хабермас (Habermas,

1 Здесь я предпочитаю термину «социологические» термин «социальные» теоретики, так как многие
из числа внесших вклад в современную литературу не являются социологами, хотя они и теорети­
зируют в отношении социального мира.

2 Fin de siecle (фр.) — конец века — Примеч. ред.


[105]

1981, 1987b) рассматривает современность как «незаконченный проект». Из это­го следует, что центральной проблемой сегодня, как и во времена Вебера, продол­жает оставаться рациональность. Утопическая цель тем не менее заключается в том, чтобы максимально рационализировать как «систему», так и «жизненный мир»- Я (Ritzer, 1996) также считаю рациональность ключевым процессом в сегод­няшнем мире и вновь обращаюсь к проблеме возрастания формальной рациональ­ности и опасности «железной клетки» рациональности, которая волновала Вебера. Если Вебер акцентирует внимание на бюрократии, то сегодня я рассматриваю па­радигму этого процесса на примере ресторанов быстрого питания и описываю рост формальной рациональности как макдональдизацию общества.

Эти и другие теоретики (например, Touraine, 1995; Wagner, 1994) не только настаивали на том, чтобы рассматривать мир, используя современные термины, но и продолжают размышлять о нем, применяя современные инструменты. В ос­новном, они обособляются от общества с помощью рационального и системати­ческого его анализа и описания, тем не менее они используют пространные по­вествования более сознательно, чем их предшественники. Современность как сокрушительная сила, переход от индустриального общества к обществу риска, ра­ционализация жизненного мира и системы, а также макдональдизация общества очень напоминают пространные повествования классических теоретиков совре­менности и не представляют собой чего-то совершенно отличного от рассуждений такого плана.