Валя, 8 лет. Родители сидят на диване, обнявшись

Она задумчиво смотрит на них, потом говорит:

Хватит обниматься! Нас и так уже много!

Из Интернета

Прошли постперестроечные времена, когда не каждая моло­дая семья могла себе позволить иметь хотя бы одного ребенка, те­перь у многих снова появилась возможность иметь нескольких де­тей. И это очень даже неплохо, что у вашего сына или дочери будет еще один близкий и родной человек. Хотя в свои пять-шесть-де-сять лет он не всегда может по-настоящему оценить этот подарок, и во многом от родителей зависит, насколько близкими друг другу смогут быть их дети.

К счастью, сейчас уже многие родители понимают, что для стар­шего ребенка не является однозначным и долгожданным счастьем факт появления еще одного малыша в их семье. Большинство де­тей, вполне разделяя радость ожидания взрослых, не всегда пред­ставляют, как это — быть братом или сестрой. Не предполагают, что мамы в их жизни станет меньше, что появится еще кто-то, кем его дорогие родители будут восхищаться, о ком заботиться и бес­покоиться, причем значительно усерднее и нежнее, чем о нем са­мом. Ему даже в страшном сне не могло бы присниться, что этот новый маленький будет иметь столько власти. Что он займет его территорию, будет лезть в его дела, отбирать его игрушки. И при всем при этом его же, великого нарушителя всех правил, еще и бу­дут считать всегда правым, и все потому, что он «маленький».

Я знаю, что в советские времена иногда рожали детей в том числе для того, чтобы тот, единственный, не стал «эгоистом». Что­бы с детства привыкал, что ничего ему здесь не принадлежит, что всем надо делиться, не быть жадным и всегда помогать маме.

Если вы решаете завести детей, то это только ваш взрослый (хо­телось бы в это верить!) выбор. Даже если ваша маленькая дочь очень просит родить ей сестричку и вы идете ей навстречу, все равно это — ваше решение. И тот человек, что родится, он родится по вашей воле. И вы его родители, а значит вы несете за него ответ­ственность, а не ваши старшие дети.

Было бы прекрасно, если бы рожая детей, мы осознавали, что им необходимо свое личное пространство, а самое главное — мог­ли бы его обеспечить каждому. Своя комната, свои вещи, свои иг­рушки. Возможность старшего закрывать дверь и не впускать ни­кого, даже если маленькому очень интересно (а им почти всегда интересно!), чем в его комнате можно заняться. Свое простран­ство хоть как-то защищает собственность старшего ребенка и его права на свои границы, свое уединение и свою, не зависимую от младших, жизнь. Чем больше у него будет уверенности в том, что его права не попраны, а родительскую любовь не надо зарабаты­вать, подтверждать или вымучивать, тем лучше он будет относить­ся к своим братьям и сестрам.

Это непросто — сделать так, чтобы старший ребенок от рожде­ния младшего не потерпел ущерба, а имел возможность расширить свои горизонты, обогатиться, наполниться еще и другим опытом, другими переживаниями. Но мы должны хотя бы попытаться.

«Отдай ему свое, он же не понимает, он же — маленький», — классическая фраза, способная вызвать в ребенке лишь в основ­ном негативные эмоции: от досады до сильного возмущения. К тому же часто таким детям навешивается еще и чувство вины за эти совершенно обоснованные чувства («как ты можешь, это же твой родной братик!»). «А вы — как можете быть настолько слепы и несправедливы. Вот я покажу вам, какой хороший ваш "братик", я его выведу на чистую воду!» — думает ребенок, и это начало их бесконечной, длиною в детство, битвы-конкуренции под назва­нием «подставь ближнего и докажи, наконец, этим недотепам-ро­дителям, что он недостоин их любви!».

Причем битва эта без возможности одержать победу, потому что, когда старшему ребенку какой-нибудь двухходовой комбина­цией удается подставить младшего, тот пускается в рев, и, конеч­но против ожиданий, за это за все влетает старшему. Несправед­ливость, таким образом, только крепнет, конкуренция усиливается. Старший при этом, как ни грустно родителям, выглядит еще более эгоистичным, чем был до рождения второго малыша. Но он — не эгоист, у него просто потребности: в справедливости, в том, чтобы он был защищен и огражден, в том, чтобы быть уверенным в роди­тельской любви и не бояться, что его бросят или предпочтут дру­гому; младшему ведь они его уже предпочли!

Если вы понимаете, что ваш старший ребенок вовлечен в эту конкуренцию и манипулятивными средствами пытается заполу­чить вашу любовь, не стоит его ругать за это. Лучше уделяйте ему побольше внимания, и не тогда, когда дети уже в ссоре, а старший уже вами обвинен во всех грехах, а тогда, когда еще все хорошо и вы можете провести с ним время, выделенное вами ему одному. Хотя бы немного, хотя бы раз в неделю. Он будет знать, что хотя бы иногда мама (или оба родителя) только с ним и не отвлекаются на этого, вечно занимающего их внимание, «младшенького». Но если дети все же поссорились, старайтесь не вмешиваться без осо­бой необходимости, пусть разбираются сами, ведь ваша вовлечен­ность — это одна из задач этой манипулятивной игры под назва­нием «пусть мама поймет, кого надо любить».

Даже если у вас нет отдельных комнат для своих детей, про­буйте настойчиво ограждать старшего от посягательств и наруше­ний границ малышом. Младшему можно спокойно, но твердо объявлять, что «это — Ванина игрушка, и ты должен ему ее отдать, если он не хочет, чтобы ты ею играл». Поначалу ваш отказ будет восприниматься с протестующим ревом, но потом, если вы будете тверды и с пониманием отнесетесь к вполне естественному огор­чению, младший поймет, что граница — это граница. И если мама сказала, то значит так и есть.

Если ваш старший ребенок всегда будет уверен в возможности справедливого исхода, то он не будет особенно «вредничать» и драз­нить младшего недоступностью своих интересных игрушек или тет­радок. Но если несправедливость регулярно случается, то подсозна­тельное желание отомстить младшему за свою ухудшившуюся жизнь будет непременно проявляться в самых разных поступках и действи­ях старшего. И ответственность за это будет во многом на вас, доро­гие родители, а не на нем, таком «эгоистичном» и «жадном».

Часто старшие дети, пытаясь вернуть себе «утраченный рай», неосознанно регрессируют в более младший возраст: начинают снова мочиться в постель, хотят, чтобы их тоже качали на ручках, возили в колясочке, начинают говорить «детским голосочком», подражая младшему, в надежде, что тогда и его примут за малень­кого, и к нему вернется родительская забота и внимание. В этой регрессии нет ничего страшного, она лишь показатель того, что ваш старший ребенок с трудом справляется с кризисом в своей жизни — с появлением конкурента за мамину любовь. За это ни в коем случае нельзя осуждать и ругать, это все равно что осуждать человека за то, что он, сломав правую руку, пытается научиться есть левой. Регрессия — это, прежде всего, сигнал. И ее лучше под­держать — покачать его на ручках, потискать, покатать в колясоч­ке, провести с ним время, лишний раз сказать, что вы его любите и всегда будете любить. Как только ребенок получит подтверждение в том, что он по-прежнему любим, он снова вернется к делам и заботам своего возраста, к своим задачам.

И, конечно, важно понимать, что старший ребенок — не «за­менитель» родителя младшему, чем грешат некоторые взрослые, которые спешат лишить старшего ребенка детства только потому, что им еще захотелось «маленького», ну или потому, что «так выш­ло». Старший ребенок вполне будет готов стать вам помощником, если вы будете просить его об этом, если забота о младшем не ста­нет его долгом, обязанностью, повинностью, что тоже, согласи­тесь, не улучшит их отношения. Стоит благодарить его за любую оказанную вам помощь, просить, а не требовать в случае, если вам понадобилась его помощь. Иначе вы можете не заметить, как ко­личество проблем у старшего, вроде бы даже не впрямую связан­ных с семьей, может начать набираться как снежный ком.

У него была неприятная проблема : он воровал в школе. Ему двенад­цать, и на вопрос, зачем ему это все нужно, он только неопределенно пожимает плечами. Его родители обеспокоены, они перепробовали уже многое: и наказывали, и увещевали, и в церковь водили. Но он продол­жает это делать, хотя отлично понимает, что это нехорошо.

Когда мы остаемся с ним одни и я спрашиваю, из чего состоит его день, то выясняется, что кроме учебы в школе и исполнения уроков он еще заботится о младшей сестре, которой полтора года. «Ну, — думаю я, — заботится, ничего страшного, наверное, играет с ней иногда, горшок, может, выносит». Но постепенно из разговоров с ним и его родителями начинает вырисовываться совсем другая кар­тина. По роду своей работы они часто (почти каждый день) несут вечерне-ночные дежурства и оба уезжают на работу. В его обязан­ности входит не только самому справляться с уроками, ужином, но еще и полностью управляться с сестричкой. Покормить, поиграть, развлечь, помыть и спать уложить. При этом они как-то раз зас­тали его (вот ужас!) смотрящим телевизор, пока их маленькая доч­ка сидела на горшке. Они возмутились и отругали его за такое безответственное отношение к маленькому ребенку, стали заматы­вать штепсель от телевизионного шнура скотчем, чтобы он, безоб­разник такой, не думал отвлекаться от взрослых дел!

Потом он стал позже приходить из школы. Заболтается с кем-то по дороге, загуляется... и придет на полтора часа позже, чем его ждали. Опять же — взбучка! Как мог! Гуляет он, а уроки, а сестра! Им же надо работать! Выяснились еще кое-какие обстоятельства, которые показали, что воровство — симптом не случайный, неиз­бежный даже. Но дело даже не в нем, хотя ничего хорошего нет в таких обстоятельствах его жизни и последующих поступках. Дело в том, что у двенадцатилетнего мальчика не было вообще своего вре­мени, жизни, дел. При этом вы бы слышали, как он говорил о сестре! Не всякая мать будет говорить о своем ребенке с такой нежностью и любовью! Но от него требовали еще и того, что иной, даже очень трудолюбивой и ответственной матери не под силу: после всей сво­ей школы, выполненных уроков, быть еще весь вечер включенным в жизнь полуторагодовалого ребенка и даже не отвлекаться на теле­визор!

· Почему вы не наняли няню ? — в конце концов я спросила у них в полном изумлении.

· Зачем, у нас же есть сын...

«Он слишком серьезен, ответственен и не умеет радоваться, как все дети»