Сцена «Гитара» на Грушинском фестивале в 80-х годах. Фото из Интернета
Громадный крутой склон с красивыми соснами наверху и широкой водной протокой у подножья сплошь покрыт усаживающейся публикой. Найти место на его песчаной, сильно наклонённой поверхности, очень трудно. Территорию занимают с утра: огораживают, отмечают и попеременно стерегут этот свой участок целый день. С обеда на склоне уже ногу поставить негде – люди сидят плечом к плечу, ряд за рядом. Кто не успел попасть «на Гору», располагаются напротив, на другом берегу протоки, на ровной зелёной поляне.
Непременным, неизменным и прекрасным украшением «Горы» является сцена. Представьте себе большую плавающую на воде этой протоки гитару, гриф которой опирается на берег. Вокруг гитары-плота неподвижные лодки с поднятыми белоснежными парусами. Это и есть сцена. Очень авторитетная сцена, и даже, пожалуй, более того – это символ Грушинского фестиваля. С гитары открывают и закрывают праздник, с гитары выступают самые достойные авторы и исполнители, поют самые лучшие песни.
В ночи, когда в лучах прожекторов паруса пронзительно блестят белизной, когда на гитаре в ярких цветовых лучах только микрофон, исполнитель и песня, когда «Гора»
- 8 -
мерцает огнями электрофонариков и просто зажжённых маленьких факелов, возникает настоящее волшебство. Тогда сливается воедино всё – прекрасные пейзажи поймы, едва просматривающиеся в прозрачной летней ночи, яркая радуга света на плоту-гитаре, как кусочек звёздного неба, мерцающий фонариками склон, чуть покачивающееся отражение всего этого на чёрной водной глади и заполнившие всё звуки гитарных струн и человеческого голоса.
«Гора», как и песня, всё время разная. Если мелодия шутливая и озорная, «Гора» тоже шалит: как-то беспорядочно вспыхивают то там, то здесь островки весёлых огоньков и смеха; если песня грустная, грустит и «Гора» - вся она в этот момент какая-то притушенная и издаёт вроде бы даже глубокий вздох. Туристская песня зажигает «Гору», что называется, на всю катушку, «Гора» сидит и тоже поёт эту песню. Патриотические и социальные мотивы «Гора» слушает внимательно и молча, только кое-где, и то на короткое время, мелькнут лучики света.
Временами к ярко освещённой гитаре из темени бесшумно, как бы крадучись, подплывают, словно возникнув из ночи, байдарки, плоты и лодки. Подплывут, постоят и также незаметно исчезнут в темноте, тем самым как бы меняя декорацию этой и без того удивительной сцены. Так вот и уживаются здесь в единении и удивительной гармонии «Гора», ночь, песни и люди.
Говорят, концерт длится всю ночь, но какая же ночь в начале июля? Она есть, но её вроде бы и нет. Такое впечатление о концерте, он только-только начался, и, кажется, уже размывает тьму утренняя заря. А с зарёй по традиции выходит на плот «поющее жюри».
Всё самое новое, только сочинённое, прославленные барды выносят на суд «Горы» в час воскресного рассвета. Весь склон, в деталях не различимый ночью, теперь расцветает красками одежды, подстилок, накидок и спальников. Всё это цветное покрывало теперь своим движением – быстрым или медленным, беспорядочным или в такт, вялым или бурным – оценивает песню.
Лучи яркого утреннего солнца высвечивают «Гору» в подробностях. О, тут много интересного! Кто-то бодро, весело и с удовольствием завтракает, другие делают немыслимую зарядку, умудряясь задержаться на текущем вниз песчаном склоне, и уж, конечно, чтобы не потревожить рядом сидящего, кто-то спит, поддерживаемый понима-ющими, сочувствующими соседями снизу.
Но надо сказать, всё, чем бы они не занимались, даже спящие, очень чутко настроены на песню. Всё, что по душе, дружно отмечается мощным многоголосьем «Горы» - в это время не слышно даже оваций! «Гора», что называется, до последнего момента не отпускает именитых бардов – «поющее жюри» с плота. Натяжки, неискрен-ности нет ни в чём и ни у кого, жюри, неиссякаемое как источник, с удовольствием поёт, а «Гора» с наслаждением и благодарностью слушает. И уже когда остаётся времени ровно столько, сколько требуется, чтобы добежать до «Чайханы», сама собой «Гора» приходит в движение. Народ стекает с её склона и, собравшись в одно русло, движется через лагерь бесконечным потоком к ярко-оранжевому куполу «Чайханы».
… Короткий зимний день стал накрываться сумерками, и мы, промокшие от пота и снега, уже достаточно подустали; мороз усиливался, а конца пути ещё не чувствовалось. Уйдя очередной раз в хвост группы и немного отдышавшись, чтобы как-то взбодрить замаявшуюся группу, я спросил: «А вот кто скажет, без чего нельзя представить себе Россию?»
Как-то нехотя сначала разговор вскоре стал всеобщим. Тема заинтересовала всех. Понятно, разговор придал нам силы и поднял настроение, но сейчас я хочу обратить внимание на существо вопроса: и всё же, что в конце концов является стержнем России? Поразмышляйте.
- 9 -
А в тот раз мы согласились, что без Волги представить Россию никак нельзя. Стали, как говорят, копать глубже: а без чего Волга – не Волга? Решили: конечно, без Жигулёвских гор. А что «главное» в Жигулях? Здесь застопорило. Мы к этому времени ещё не бывали в Жигулях, и наши знания, прямо сказать, позорно-примитивные, ответить на данный вопрос не могли. Так был определён очередной летний маршрут. Идея этого путешествия разгоралась в нас, как солнце весной, с каждым днём всё ярче и ярче. Готовя это путешествие, взялись за литературу. Её оказалось много – от легенд до серьёзных научных трудов. При встрече мы рассказывали друг другу об удивительной истории гор среди равнин, о не менее удивительном Стеньке Разине. Удивлялись сами и поражали друзей заповедной - единственной в мире – природой края.
Весна в том году сильно запаздывала. В оврагах и на обочинах дорог лежали сугробы грязного снега, казалось, они так и не растают. Асфальт покрывала вязкая
грязь. В едва заметной зелёной дымке как-то хмуро в снегу смотрелся ещё тёмный лес. В наших душах, однако, вовсю бушевали уже по-летнему горячие страсти к путешествию. Хотя первоначально мы и загадали это жигулёвское путешествие на лето, но готовы к нему были уже сейчас. Сильно, как никогда, тянуло в дорогу, Жигули манили к себе.
Надо сказать, что в то далёкое теперь время, когда автомобиль и мотоцикл были ещё благом, мы предпочитали любое путешествие совершать только «на моторе». С точки зрения автомотопутешественника Жигули с Пензой рядом, всего каких-то триста с небольшим километров. Назначили для путешествия выходные дни. Выехать решили в пятницу, сразу после работы. Мы предполагали одолеть эти три километров часов за шесть и к полуночи быть в Жигулях. Начать решили с Молодецкого кургана. Забегая вперёд, стоит, пожалуй, сказать, что такой график движения нам понравился. И потом, да и до сих пор мы нет-нет да махнём на субботу-воскресенье на Жигулёвское море. Уж очень хорошо купанье там! Куйбышевское водохранилище – это настоящее море, только ещё лучше: большие, с пенистыми белыми барашками волны, берегов почти не видно, много воды, прекрасные берега, и людей почти нет. Тогда, видно в охоту, мы одолели километры трассы часа за четыре.
Свернув с трассы, по незнакомой разбитой просёлочной дороге мы осторожно, на малой скорости двигались под уклон. Сразу как-то запахло водой и зеленью. Дорога петляла, и свет фар то упирался в крутой зелёный откос, то растворялся в темноте низины. Разглядеть общую картину округи было невозможно, дорога стала развет-вляться. На развилке остановились посоветоваться. Слезли с сёдел, огляделись. Вдали заметили огонёк, на него и поехали.
И вот он, этот огонёк – им оказался маленький костерок. Вокруг сидели люди и, как показалось, с удивлением и радостью смотрели в нашу сторону. Мы погасили фары и выключили двигатели. И сразу же на нас навалилась та самая «звенящая» тишина, весеннее влажное тепло, резкие запахи цветов, и не чёрная, а какая-то синяя тьма. В первые минуты показалось: мы попали в другой мир. Лужайка, окружённая плотным, в белом цвету, кустарником, покрытая густой зелёной травой, была уютной, даже, пожалуй, интимной. Точно в её центре – миниатюрный костерок, а по периметру, как-то естественно вписываясь в роскошные цветущие кусты, выглядывали своими входами палатки. Всё это было так удачно расположено, что и костёр, и палатки казались естественными, созданными самой природой.
Так же удивительно гармонично вписывались в этот ансамбль и люди у костра. Они сидели в свободных позах, довольные своей усталостью. На лицах, чуть освещён-ных пламенем костра, жила, читалась песня. Слов песни уже не было, но нежные гитарные звуки ещё плыли в густой ночной синеве. Потом всё стихло. По всему было видно, что мы своим появлением разрушили идиллический мир этих людей…
- 10 -
«Здравствуйте, располагайтесь. Чаю хотите?» - «Вы откуда и куда? На мотоциклах?! Сегодня из Пензы?» - «Устали?»
Они легко, дружно и, казалось, с удовольствием предлагали нам самые удобные места у костра. Так началось наше знакомство с куйбышевскими туристами, друзьями Валерия Грушина, которые собрались здесь помянуть его в первую годовщину трагической гибели. Мы быстро и легко перезнакомились, пили поздний чай, хозяева пели нам свои песни. Договорились на завтра организовать общий концерт, расхо-дились по палаткам уже друзьями.
Кто путешествовал на мотоциклах, тот знает, какое неизъяснимо приятное чувство охватывает тебя, когда после свистящего, стремительно несущегося потока рычащих машин вытянешься в сухом и тёплом спальном мешке на земной неподвижной тверди. Примитивно простая на вид туристская палатка кажется необычайно уютной, тёплой и радостной. Нет, конечно, ночёвка в палатке никак не может сравниться с городской квартирой: тесной, душной, пыльной.
Вот и в этот вечер всё было хорошо, однако заснуть не удавалось. Куйбы-шевские туристы, устроившие нам такую радушную встречу, волшебной красоты место, чудесная, вовсю весенняя погода и та короткая, но глубоко волнительная история о Валерии Грушине, вдохновлённый рассказ о Жигулях, о Молодецком кургане волновали душу и воображение. Не то во сне, не то наяву (не разобрать) ярко и чётко возникали картинки жигулёвских легенд. Где-то здесь, говорят, Стенька Разин долго искал укромное место, чтобы зарыть свою заветную трубку. До сих пор её никто не нашёл, она, однако же, вроде бы и сейчас курится, создавая по утрам над курганом ту знаменитую сиреневую дымку.
Наверное, я всё-таки не засыпал. Как только синеву ночи стал разбавлять рассвет, и крыша палатки приобрела чуть заметный лиловый оттенок, я выбрался наружу. Будить никого не пришлось, палаточный люд уже бодрствовал. Не мешкая, обычаю вопреки, мы дружно подбадривая, даже, пожалуй, торопя друг друга, где шагом, а где бегом направились на самую макушку Молодецкого кургана, откуда, как гласит легенда, можно увидеть ту самую сиреневую дымку, что вьётся из Сенькиной трубки по утрам.
Путь на вершину сам по себе дивной красоты. Вдоль каменистой тропы столько всякой диковины растёт, что даже наши знатоки разнотравья затруднялись назвать растение. И неудивительно, наука говорит, что здесь, в Жигулёвском массиве, насчитывается около 250 видов растений, насекомых и животных, которые нигде более на Земле не встречаются. Только здесь, в Жигулях!
Весна на заросших лесом склонах воистину буйствовала; уже вот-вот зацветёт липа, от того видно, воздух походил на мёд – густой, сладкий, пахучий. Причудливой формы цветы покрывали лесные поляны то оранжевым, то белым, то густо-синим цветом. А на открытых склонах горы вперемежку с белокаменными осыпями ярко выделялись полянки с красной, зелёной и даже какой-то неестественно голубой растительностью.
Формы и линии массива Молодецкого кургана отличает нежная плавность, созвучная и чем-то похожая на женскую красоту, от которой, как говорится, не оторвёшь глаз. Любоваться здешними окрестностями – великое наслаждение. С любой точки, с любого склона окрест – одна лепота, как говорили в старину на Руси. Мы увидели, поняли, почувствовали и влюбились во всё это, что называется, с первого взгляда. И любовь эта, как оказалось, запала глубоко в сердце. Каждый год вплоть до сего времени мы два-три раза на выходные дни выбираемся в те благословенные края «для душевного наслаждения».
А между тем «Икарус» вырвался из Жигулёвских гор и стремительно нёсся по бесконечному дорожному конвейеру. В полуоткрытых форточках окон салона
- 11 -
посвистывал, навевая грёзы, тёплый, ласковый, плотный воздух, шевеля занавески. Вот за этим перегибом дороги уже в Переволоки. Не пропустить бы ещё раз посмотреть на Волгу, надо же, и слева, и справа от дороги Волга, где ещё такое увидишь…
И снова дорога возвращает к былому. Мы тогда быстро забрались на вершину. А с самого верха Молодецкого кургана открылся такой вид – дух захватило! Видно, уж такое путешествие было везучее. На самой вершине кургана есть маленькая круглая ровная площадка, это одна из самых высоких точек Жигулей.
Взойти сюда нелегко, но уж кто осилит эти молодецкие горные кручи и, вспотев, может быть, не раз, всё же выберется сюда, уж наверное, будет сполна награждён истинной красотой. Пройденный путь видится сверху весь, а если хорошо присмотреться, можно увидеть и свой лагерь. Палатки, как малюсенькие цветные точки на фоне более тёмной зелени леса и яркой, перламутровой – великолепных пятен полян.
С материковой стороны Молодецкий кургана поднимается к своей вершине плавными, мощными волнами. С одной стороны, эти волны, покрываясь всё более густым лесом, сначала как бы разрастаясь в стороны, превращаются в Жигулёвские горы, а дальше наоборот, уходя к горизонту, всё уменьшаются и уменьшаются в масштабе, рисуя собой неправдоподобные, сказочной красоты миниатюры. С другой стороны волнистые склоны кургана, как бы успокаиваясь и обнажаясь, всё более плавно и полого, а у самой воды белой каменистой линией уходят под воду красивого и спокойного Усинского залива. Залив кажется небольшим, другой его берег, обманывая перспективой водной глади, видится почти рядом. Тот берег, начинаясь прямо от воды, тоже уставлен отдельными и тоже покрытыми густым лесом горками удивительно правильной формы, очень похожими на круглые домашние лепёшки.
А всем своим фасадом красавец-курган смотрит в море. Его почти отвесный склон постоянно сбрасывает в сапфирового цвета воду каменные осыпи, а то и целые скальные обломки. Береговая линия – хаос камней. А во все стороны – только водная гладь, разрисованная местами рябью, а местами волнами. Ни паруса, ни парохода нет! Там, очень далеко, что-то есть. Если взять бинокль – рассмотришь большие пассажирские белые теплоходы, чёрные баржи, буксиры.
Какая-то неведомая сила тянет подойти к кромке площадки, а подойдёшь – где-то внутри «под ложечкой» сладко защекочет, а сам внутренне готов сделать ещё один шаг туда, в бездну, твёрдо уверенный, что не упадёшь, а полетишь и будешь парить у этих круч птицей. Уже потом, много позднее, мы узнаем, что с восходом солнца с вершины Молодецкого кургана неповторимая сиреневая жигулёвская дымка и громадный водный простор Куйбышевского моря даруют человеку ощущение полёта.
…«Икарус», притормозив, остановился у сызранской бензозаправки. Выйдя из автобуса, мы оказываемся в горячем, насыщенном бензином и пылью воздухе. Маленький скудный базарчик здесь представлял собой пакетики из грязной бумаги с неаппетитными на вид солёными огурцами, горками варёной картошки, лежащими и вовсе прямо на бордюре. Такая антисанитария и высокие цены не привлекали, а наоборот, отпугивали. Слава Богу, заправка не заняла много времени. И снова бесшумно вращающаяся «картинка» полей и лесов в окне возвратила нас в прекрасный, такой гармоничный мир Молодецкого кургана.
Мы тогда долго стояли там, наверху. Вниз идти не хотелось: казалось, спустив-шись вниз, мы навсегда потеряем что-то необыкновенное. В лагерь возвращались по тому загромождённому каменными глыбами берегу, который с верхотуры кургана казался диким, недосягаемо-неприступным. Спускались кружным путём, через сумрачный, весь в завалах, заросший непроходимым лесом Яблоневый овраг. На бело-снежной от цветов поляне, где казалось, и наши палатки зацвели, нас ждали. Угостив чаем, заваренным особым самарским способом из здешней растительности, стали с
- 12 -
пристрастием расспрашивать. К этому времени поприбавилось и туристского люда.
Как мы и условились, вечером у общего костра был тот самый – один из первых концертов – концерт, который, повторяясь год от года, превратился наконец в столь грандиозное, не имеющее аналогов, событие – Фестиваль самодеятельной песни, посвящённый куйбышевскому студенту, туристу, другу и товарищу Валерию Грушину, так бесстрашно и отважно спасавшему тонувших детей в стремительных водах таёжной реки Уда.
Конечно, теперь фестиваль стал мероприятием Всесоюзного масштаба, слава Богу, что пока не перешёл в разряд рядовых, хотя, честно сказать, предпосылки к тому есть. Фестиваль собирает до ста тысяч в основном поющего народа, и уж обязательно на все сто процентов преданных любителей песни – туристской, гитарной, авторской, самодеятельной, бардовской – как только не называли её.
Да и над самим фестивалем достаточно поизмывались. Все, кто имел хоть какую-то власть, хоть как-то был способен повлиять на него, старались задушить, изгнать, запретить этот грандиозный песенный праздник.
