Antem (The Unforgieven-II)
Моррис любил шлюх. Шлюхи отвечали ему взаимностью. За полновесные серебряные «орлы» любовь кажется горячее некуда.
И пусть она, любовь, ненастоящая. Наплевать. Моррис умел привыкать ко многому, и к такой любви тоже. Лишь бы на краткий-краткий миг оказаться не одному. Услышать прерывистое, жадно хватающее воздух, дыхание. Втянуть терпкий и сладкий запах женского пота и кожи. Ощутить жар обхватывающих его рук. Полных или худых, белых или черных, кофейных, желтых, любых. Почувствовать на лице щекочущие кончики волос, уткнуться носом в женский пупок, подрагивающий и еле заметно дергающийся от его, Морриса, вечно колючей щетины.
Моррис ждал каждого своего возвращения в форт. Ждал каждого городка на пути их броневика. Ждал каждого мгновения, врезавшегося в память не хуже выжженного тавра на бычьем боку.
Он никогда не скрывал от своих женщин внимания к ним. Зато прятал от всех других папку с картонными листами и карманом для карандашей. И когда сил не оставалось, Моррис платил еще и садился на стул, табурет, лавку, ящик из-под консервов, кожаный диван или кресло. Курил, пил любимый бурбон и рисовал.
При свете волнующихся свечей или мягкого керосина, моргающих электрических ламп, солнечных лучей через щели опущенных жалюзи и даже один раз при отблесках сгоравшего палисандрового спального гарнитура. Правда тогда ему пришлось очень скоро валить из занявшегося дома, волоча за собой вдрызг пьяную Бейли. Или Энн, этого Моррис уже не помнил.
Карандаши стачивались, картон заканчивался, а он искал новые листы, запасался карандашами или углем, и продолжал рисовать. Скрывая от каждого из «пустынных братьев» привычку, не рассказывая и не показывая никому, кроме моделей. Грифель скрипел по картону, превращаясь в сдобных и веселых мексиканок, поджарых и не по-христиански распущенных краснокожих скво, томных и перламутрово бледных белых девчонок, гибких и загадочно улыбающихся редких китаянок, плавных и крепких негритянок.
Изгиб ложбинки позвоночника, с алмазной крошкой капель пота. Еле заметные, и уже сходящие следы на покрасневшей и еще не остывшей кожи. Поворот головы со слишком ранними морщинами. Покачивающиеся, спокойно висящие или задорно торчащие груди любых размеров и форм. Моррис любил женскую красоту, и искал ее снова и снова.
Возможно, что именно из-за рисунков самих себя, умелых, настоящих, без прикрас, шлюхи любили Морриса еще больше. Ни одного листа, покрытого мелкими штрихами, у него самого не оставалось.
А еще он совершенно не хотел связываться с обычными девчонками. Моррис их откровенно опасался. Отношений, а не женщин. Было с чего.
Дуайт старался не спрашивать о его прошлой жизни, зная, что ответит товарищ. Чаще всего Моррис сплевывал, запихивал за щеку новую порцию табака и прикладывался к горлышку. Дуайт пожимал плечами и замолкал. Моррис жевал табак, глотал бурбон и смотрел на очередную женщину, продающую себя. Жадными и голодными глазами. А еще Моррис никогда не умилялся детишкам. Даже самым милым из сопливых замарашек в обкаканных штанишках.
Привязываться к ним, необходимым каждому уважающему себя мужчине-христианину нельзя. Моррис считал именно так. Многие осуждали его за это. Кроме «пустынных братьев». У каждого своя история и свои желания. Если товарищ не думает о семье, так что такого? А уж причины такого отношения их совершенно не интересовали. Моррис только радовался этому.
Потому что Джимми купили клетчатый саржевый костюмчик и крепкие красные ботиночки. А Джимми радовался и дудел в подаренную довеском вырезанную из дерева дудочку. Когда он хохотал, показывая первые вылезшие зубы, крупные, как у кролика, Мэри-Энн смеялся не меньше его. Моррис ощущал счастье и желание жить ради самой жизни. И кофейная кожа жены не раздражала, не заставляла злиться и звала притронуться к ней губами. Каждую ночь. А рисунки с ней Моррис хранил в нижнем ящике шкафа в подвале. Они ютились в самом уголке, прижатые друг к другу в плотной папке, не занимая лишнего места. Ведь свободное место принадлежало патронам, пороху, пулям и свинцу.
Когда Моррис возвращался домой, вечером, рассветными сумерками, редкими дневными часами, на полку шкафа тяжело ложились две кобуры, пояс с кармашками под патроны и значок, шелестевший цепью для шеи. Аккуратно стриженный блондинчик Моррис подавал надежды и состоял на хорошем счету у шерифа. Огромного, лоснящегося темно-шоколадным лицом Оливера Мартина Дюморье. Чифом у Морриса ходил самый настоящий, пробу негде ставить на его чернейшестве, ниггер.
Случись такое лет на десять с небольшим пораньше, Моррис первым бы плюнул в того, кто сказал бы про него такое. У него, Морриса, чиф – чистейшей породы ниггер?
Джеймс Алан Моррис родился в Орлеане. Но город не стал его детским садом, школой и колледжем. Всем этим вместе, объединенным под крышей, стала миссия Общества Иисуса. Отец Натаниэль подобрал светловолосого мальчишку на улицу, когда тот прятался на задворках таверны «У Шейди». В Колонии, в самом настоящем аду для живых. Но перед этим Моррису пришлось несладко.
Луизиана пожинала плоды прошлого. Луизиана пропиталась ненавистью, болью и кровью цветных. Пусть и случилось это задолго до Бойни. Гнойник, зревший под ее благодатной почвой не спадал даже с отменой «Джима Кроу» к концу двадцатого века. Как и пару столетий назад, все оставалось по-прежнему.
Ниггер тут, ниггер там. Даже если он или она и вовсе не ниггер. Чванливый юг всегда оставался сам собой. Убирать тростник доставалось либо темнокожим ребятам, либо скатившимся вниз белым пропойцам. Работать в портах залива доставалась им же.
Помаши тесаком от заката до рассвета, срубая упругие стебли, необходимые для темного дорого сахара. Повытирай пот, градом катящийся по собственной темной коже. Выпотроши с утра до ночи половину улова самого маленького рыбацкого судна, стоя по колено в склизких потрохах. Постой под моросящим южным дождем на остановке, дожидаясь автобуса до противоположного конца города. Уклонись от бутылки из-под «Корз», летящей в тебя из кабриолета, полного белых молодых щенков.
Доберись до трущоб, где живет уже черт его знает какое поколение твоей семьи. Послушай, как плачет совсем еще молодая проститутка из-за стенки. Да-да, она сама выбрала себе жизнь. Но стоит ли вместо нескольких баксов получать вдобавок и несколько ударов по ногам от сытых и совершенно обнаглевших копов-ирландцев?
Бойня не обошла Орлеан стороной. Она зацепила его, скрутив в плотный клубок страх и ненависть, чванство и гордость, жажду мести и жажду лучшей жизни. Залив, взбурливший волнами, лишь помог. Река поднялась на три метра, заливая улицы и топя в темных водах не только жизни горожан, но и судьбу многострадальной Луизианы.
Белые отошли к портам. Цветные заняли сам город. К крови, проливаемой детьми Люцифера, добавились ее же потоки из-за новой войны. Но время всегда и все расставляет на свои места. Вместо врагов из плоти и крови, а порой и без нее, пришли другие.
Эпидемия красной чумы прошлась по побережью и реке метлой. Выкашивала без разбора всех. Белых, черных, красных, желтых, метисов, мулатов, квартеронов и даже индейцев племени чоко, столетиями сидевших в лесах. Моррис выжил. Его семья – нет.
«Сахарок», «белячок», маленький и оставленный всеми, много ли шансов выжить? Особенно когда ты один? И когда рядом, бунтуя и мстя за прошлые прегрешения белых господ, бушует цветная многоликая толпа? Он выжил. Один.
Время пришло, и Луизиана села за стол переговоров. Торги прошли быстро. Время диктовало скорые решения. Цветные, те из них, что не смогли сбиться в кланы, вернулись на свое место. Вновь вооружились заступами, тесаками, мотыгами, и отправились работать. Разве что бичами их лупили такие же черные, жаждавшие сладкой и сытой жизни, наркотиков, выпивки, белых шлюх и оружия. Взамен белые порты получали тростник, картофель, кур и прочее, и прочее.
Между Орлеаном и портами залива выросло несколько новых городишек, смешанных, разноцветных и разномастных. Отсюда выходили в поля, на фермы и в леса те, кто так и не смог стать сильными. Здесь оказался в свои семь лет маленький Моррис. Здесь он заработал первый шрам на лице, оставленный острым концом сухой палки, одной из тех, что его лупили сверстники, ютившиеся в хибарах вдоль реки.
Колония, никак больше никто и не называл протянувшиеся на мили муравейники из разваливающихся старых домов, сколоченных кое-как из чего попало хижин и просто лачуг, собранных из стенок ящиков, кусков кровельного железа и кузовных рам.
Моррис ютился на задворках старого, скрипящего досками дома с четырьмя невысокими колоннами. Во дворе, заваленном несколькими ржавыми и умирающими автомобилями, кучами песка, ломаным инструментом и куриными перьями, даже стоял небольшой фонтан. Расколотая чаша и две трети красивой голой миз. Моррис, тихонько обитавший в закутке большого подвала вместе со старой кошкой Лиззи, выбирался по утрам полюбоваться на него.
Прожил он там недолго. Хозяин, вернее, новый владелец дома, мистер Хайзенберг, решил сразу сделать несколько вещей.
Начать варить в подвале «голубой лед».
Очистить подвал от хлама.
Завести блад-терьеров для защиты подвала.
Второй шрам, также как третий и четвертый Моррис получил именно от них, удирая по улице. Лиззи лишь хрустнула позвоночником на клыках первого пса, подарив Моррису шанс. Бедная Лиззи, облезлая теплая и добрая Лиззи, пахнущая пылью, теплом и мышами.
На свою беду кроха Моррис решил поселиться ближе к Орлеану. Прямо в Яме, предпоследнем куске Колонии перед городом. Там его и поймала свора Джека. Там его и нашел отец Натаниэль, не побоявшийся разогнать мелких и опасных цветных хищников.
Миссия Иисуса милосердного, ютившаяся за крепкими стенами с колючей проволокой и охраняемая десятком бородатых хмурых белых, приютила одинокого мальчугана. Чуть позже Моррис понял, что куда больше, чем людей, обросших густыми бородами и обвешанных оружием, местные боятся троих спокойных и уверенных в себе святых отцов.
Он рос в миссии до шестнадцати лет. Учился грамоте, счету, борьбе, истории, географии, обращению с оружием, учился рисунку, учился всему, что давали ему и десятку других ребятишек иезуиты. К одиннадцати годам Моррис перестал ненавидеть цветных. Его лучшим другом стал метис Джо Секвойя. В семнадцать, когда Моррис уже нацепил значок помощника шерифа, Джо любил несколько четких вещей.
Не работать.
Деньги.
Силу власти и власть силы.
Уроки отца Натаниэля пропали зря. Выйдя за ворота миссии Джо применил только науку управления людьми. Книгу Макиавелли метис уважал. В семнадцать с половиной Моррис стоял напротив него в переулке, плохо освещенном масляными фонарями и косился на блеск стали, приставленной к его горлу громилой с кожей совершенно непонятного цвета.
Друг сделал конкретное предложение. Попросил вспомнить детство и не мешаться под ногами. Джо хотел прибрать Яму к рукам. Моррис согласился. Вернулся к себе, в крохотную квартирку в чистом райончике «белого города», и надрался вдрызг. Сидел, слушая шум за окном, глотал виски, не чувствуя вкуса и тихо скрипел зубами от собственного страха и глупости.
Моррис не хотел такого страха. И не хотел больше пить в одиночку. Договорившись о встрече с Джо через неделю, и взяв с собой штурмовую винтовку из арсенала шерифа, он решил вопрос. Последствия пришлось решать всем участком. Но Оливер Мартин Дюморье, плоть от плоти Колонии и рабов Луизианы, живших здесь веками, не был трусом. А еще он был любящим отцом и мужем. И женщин в его доме жило пятеро. Мама, жена, мама жены и дочка с племянницей. Искать любую из двух последних в сливных канавах Ямы, если кому-то из ее героев взбредет в голову потискать и помять свежих чистых цыпочек, Оливер не хотел.
Банду Джо забыли, стерли из памяти. Пришедшим на его место и в голову не приходило поднимать руку против людей шерифа Дюморье. Дюморье радовался этому факту и делился радостью со своими парнями. Жизнь налаживалась. Часть новой жизни Морриса оказалась тесно связанной с его же, Морриса, чифом.
Кружева и начищенный хрусталь. Столешница из красного дерева, натертая мастикой также, как и паркет. Стеклянные дверцы шкафов, рукоделие, кресла с обивкой в полосочку и веранда с качалками. Настоящий, мать его, патриархально-колониальный рай. Разве что хозяева – цветные.
Моррис плевать на это хотел. Тогда именно так. Он вырос в миссии, принимавшей к себе всех, наплевав на цвет кожи. А еще в двухэтажном доме, стоявшем за высокими стенами Бурбон-тауна, жила Мэри-Энн. Задорная, кофейная, белозубая. И красивая.
Моррис любовался ей каждую секунду, выпавшую на его долю. Изгибом спины, блестящими плечами, ямочками у крестца. Смолью длинный непослушных кудрей, пухлыми губами, тонким носом. Он и познакомился-то с ней по-настоящему когда подарил самолично сделанный портрет. В ее кровати Моррис оказался быстро, нравы во времена Бойни не отличались пуританскими склонностями. А вот застукал их Оливер в его, Морриса, койке.
Свадьбу сыграли шумно, со всеми парнями из участка. Приглашенные музыканты одарили всех и каждого хриплым плачем скрипки, протяжным напевом густой мексиканской гитары и веселым ритмом банджо. Оливер одарил Морриса должностью своего заместителя. Мэри-Энн одарила мужа задорно торчащим яйцом налившегося аккуратного пузика.
Джимми рос бодрым веселым малышом. Моррис хотел устроить крестины в миссии, но чиф попросил обождать. Моррис согласился. Что спорить с таким человеком? Человеком, подарившим Моррису еще одну новую жизнь. Ведь дома всегда ждали неизменные тепло и уют, Джимми и Мэри-Энн. Правда вот, Мэри-Энн, к сожалению, немного набрала. Аккурат столько, чтобы упругая и подтянутая задница превратилась в раздувшуюся жировую фабрику, а живот не только не вернулся назад, но и висел вниз ленивым бурдюком. Рисовать ее Моррис перестал. Это ведь ничего… временно.
Бойня докатилась сюда заново. В Реке аллигаторы погибали от зубов неведомых порождений зла. В Заливе рыбаки выходили только с оставшимися и почти совсем проржавевшими катерами береговой охраны. По ночам в городки Колонии начали захаживать незваные гости. Как правило, после их посещения работы помощникам чифов прибавлялось. Хотя куда больше ее прибавлялось мортусам.
Бойня вновь помогла поднять голову затихшей вражде. В Колонию пришли лоа. И первым пришел Барон. Вместе с ним в Колонию явилась смерть.
Белые, начавшие пытаться жить по-другому, умирали. Они бежали, сплавляясь по реке вниз. Они уходили вверх, после того, как поперек нее встали катера с пулеметами и чуть ниже поднялись два блокпоста. Моррис держался. У него же была семья.
Ушел Джексон, увозя с собой семью. Ушел Гезельбахер. Его голову чуть позже высушил и носил на посохе Калаи, хунган, один из нежданно явившихся всюду колдунов вуду. Или боккор, адепт темной половины этого искусства, но Моррис тогда в этом не разбирался. Зато Моррис заметил, что Мэри-Энн снова стала сама собой. И он снова хотел ее каждую ночь. И призрак одиночества, боявшийся только Джимми, ушел.
А потом они купили красные ботиночки. На рынке. И им пришлось бежать, бросив дудку сына, отстреливаясь от хлынувшими за ними цветными лицами. Бойня извратила в людях все, до чего смогла дотянуться. Моррис и его родные успели добежать до дома Оливера. И выжили.
Моррис не высовывал носа за ограду не меньше недели. Мэри-Энн вышла раньше. К концу недели, придя с рынка, она заявила о том, что лоа должны сопутствовать ей и семье. Ее семье. И Моррис должен ее понять.
Выйти из Колонии можно было только предъявив крысиный или птичий череп на особенным образом завязанном шнурке. Сколько людей – столько черепков у проводника. Неожиданно подорожавшую еду продавали только цветным с трехцветными ожерельями на шее. У Мэри-Энн ожерелье появилось очень скоро.
Про хунгана, жившего через два квартала, Моррис узнал позже всех. На церемонию, посвященную Барону, он пробрался ночью. Сидел на чердаке двухэтажной развалюхи и смотрел вниз.
На полыхающее ровным алым и синим пламя в высоких разлапистых светильниках. На волнующуюся, исходящую страхом, надеждой, верой и чем-то еще толпу «баклажанов». На кровь, густо падающую на рассыпанный ямс, ячмень, кукурузу, бобы и хлопок. На обезглавленное тело дурачка Томми, вечно пускавшего круглый день сопли посреди ярмарочной площади. На свою кофейную жену, блестевшую потом в глубокой ложбинке, делящей пополам сильную, дергающую мускулами спину, отдававшуюся большому ниггеру, увешанному бусами и костями. Да, лоа теперь точно сопутствовали их семье. Он убежал, тихо и скрытно, лишь заметив такую знакомую дрожь такой любимой спины такой любимой женщины, дико рвущейся к совершенно ослепительному наслаждению.
Хунгана Моррис и нашел, и убил легко, снял его выстрелом из «кольта» с глушителем и ушел домой. Начал паковать вещи. Когда пришла Мэри-Энн, странно смотрящая на него, рассказал все. Она снова ушла.
А потом Моррис поссорился с Оливером. Поссорился из-за своего собственного и его упрямства. Моррис хотел убраться в Порт. Оливер не хотел отпускать племянницу и мальчика, считая его своим внуком. Потом Дюморье узнал про хунгана. Оливер ударил Морриса, Моррис ответил. Разница заключалась в молотке, зажатом в кулаке Морриса. Череп проломился легко. Несколько минут спустя у сарая, за которым они и ссорились, оказалась Мэри-Энн. Ее он тоже убил одним ударом. Ударом в ответ на руку, опустившуюся в сумку, висящую на боку. И Моррис бежал. Не глядя на шнурок с тремя крысиными черепами, выпавший на землю.
Через сутки сумасшедшего бега, ведущего его вовсе не на восток, а, совсем наоборот, на запад, его зажали. Как в детстве, большие крепкие черные парни загнали одинокого «снеговика» в угол. Моррис, давно посчитавший патроны в обойме, шансов себе не давал. Безумно желал лишь одного – не сбиться со счета.
Преследовало его не меньше двух десятков самых упорных. Моррису прострелили ногу, зацепили ухо и плечо. Он лежал за какими-то серыми камнями, прижатый к голому холму. Когда прямо из-за поворота донесся высокий рокот и чуть позже загрохотало, Моррис уже падал в темноту забытья.
…- Что он там? – голос доносился сверху, гулко отдавался металлическим эхом.
- Приходит в себя. – Морриса небрежно толкнули носком обуви. – Эй, как тебя зовут?
Моррис сел, огляделся. Где он – стало ясно сразу. В броневике. С кем? Тоже не загадка. Кто носит длинные кожаные куртки или плащи, постоянно таскает с собой кислородные баллоны и маски и живет на западе? Верно, отмороженные ортодоксальные христиане. Плохо это?
Нет, Моррис так не считал. Он не имел ничего против христианства, или кислородных баллонов. А еще больше ему импонировало то, что на западе цветные были цветными. И точка. И никак не равнялись белым.
- Моррис, - прохрипел он, глядя на крепкого усача в стетсоне.
- Стрелять умеешь, как понимаю? – прогудел тот.
- Да.
- Добро пожаловать в седьмой рейнджерский, сынок, – он повесил стетсон на пламегаситель винтовки, держащейся в креплении на борту. – А меня можешь звать Шепардом. Капитаном Шепардом.
Pt 5: Sad But True.
«Лишь праведным суждено попасть к Богу.
Остальных ждет лишь боль»
«Новый Тестамент», ст. «Искушение».
Преподобный Джосайа из Тако.
Моррис сел на лежанке и потянулся. С удовольствием, хрустнув давно выбитым суставом плеча и позевывая. Кровь, отмытая еще в дороге, больше не текла. Хавьер, покосившись на него красными уставшими глазами, пробурчал что-то под нос, но сплевывать не стал.
- Наконец-то выспался… - Моррис покосился на мексиканца, ухмыльнувшись фирменной усмешкой. – Ты как, ombre?
- А! Hijo da puta! – Хавьер взорвался так, как мог взорваться только он: сразу, громко, явно опасно. - Veta chingado!
- Amigo, угомонись… - Моррис протянул мексиканцу сигару. – Не обижайся. Тем более, что мне иметь против шлюхина сына, если даже не помню своей матери? И отъеб… отстану, ombre. Простите за ругательства, святой отец.
Марк отмахнулся и нагнувшись, выбрался из бронетранспортера. Дуайт, прекрасно наблюдавший за панорамой Вегаса через башенную оптику, наружу не торопился. Но размяться все же стоило.
Нагревшаяся за день спина «кугуара» звонко звенела. Дуайт спрыгнул вниз, порадовавшись обутым сапогам. Ботинки утонули бы в дорожной пыли по самую шнуровку. Холодало, ветер гнал не только песок, но и острые замерзшие капли. И это сразу за прячущимся нещадным солнцем… После начала Бойни здесь, в Мохаве, никто такому не удивлялся. Если Господь разгневан на свое стадо, стоит ли ожидать от него добра?
Двое суток пути почти закончились. Снаружи, как ни странно для Мохавы, похолодало.
Мойра запахнулась в пальто, подняла воротник. Марк набросил капюшон плаща, разом покрывшийся тонкой поблескивающей коркой.
- Чертова погода! – Моррис выскользнул наружу, зевнул, - Господь всемогущий, город мечты…
Марк покосился на него, но ничего не сказал. Вместо него сказала Мойра, ставшая совершенно другой. Вместо разбитной девахи Дуайт видел только собранность и внимание.
- Лед пройдет над городом до ночи, так что не стоит лишний раз зря поминать ни Бога, ни Дьявола.
- Какие мы умные… - Моррис сплюнул, закуривая.
- Сержант! – Командор двинулся вперед, прямо к краю огромной песчаной дюны, баюкающей на своей спине броневик.
Дуайт пошуршал смерзающим на глазах песком за ним. Они встали, глядя на место, носившее название некогда великого, пусть и странного, города. Остальные забрались в броневик, прячась от налетевшей непогоды.
- Я знал про Изабель, сержант. – Марк запустил руку в подсумок, доставая сокровище. Сокровище работало на безумно дорогих аккумуляторах, в нескольких диапазонах излучений, и могло приближать необходимое глазу крайне хорошо. «Вестингауз», старинный бинокль, со встроенным дальномером, в титановом корпусе и с мягким резиновым покрытием. – Прости, не стал предупреждать заранее.
- Что сейчас говорить про это? – Дуайт достал собственную трубу, собранную умельцем Цзе задолго до погрома. – Что нам надо рассмотреть в городе?
- Просто полюбоваться, не более. Я люблю смотреть на греховный поселок внизу, на собранные повсюду огни и вывески.
Дуайт не ответил. В чем-то он понимал Марка. Да, Вегас казался красивым.
Окруженный высокой стеной с натянутой то тут, то там металлической сеткой, город не терял заложенного с давних пор чванства и показного жизнерадостного вида. Даже сейчас, во время Бойни.
Построенная до Дня Гнева подземная атомная электростанция, как бы оно не казалось удивительным, работала. Чем хозяева города заменяли отработанное топливо – Дуайт не знал. Слухи ходили разные.
В сгущавшейся темноте Вегас виднелся издалека. Мэр города плевать хотел на опасность, средств для безопасности хватало. Башни украшали даже автоматические зенитные компактные комплексы.
- Козни дьявола, как еще назвать эту греховную красоту? – Марк усмехнулся. – Поехали. Темнеет, могут не впустить.
«Кугуар» рыкнул, останавливаясь перед заставой на въезде. Дуайт вылез через люк в башне подняв обе руки вверх. Его машину и экипаж в Вегасе знали, но бдительность важна всегда.
- Подойди, - громкоговоритель с последнего приезда они так и не сделали, все хрипел. – Только медленно. Дуайт, быстрее, время заканчивается.
- Cabron! – Хавьер сплюнул. – Уилки самый настоящий козел.
Дуайт спрыгнул и пошел к досмотрщикам.
- Уилки?
Лысеватый крепыш в куртке с капюшоном, болтающимся на спине, прищурился, рассматривая Дуайта:
- Ну, вы поглядите, кто это у нас здесь?
Дуайт усмехнулся:
- Я похож н на самого себя?
- Да Козлоногий тебя знает, - Уилки хохотнул. – У нашего Дуайта не так давно лицо вроде как почище было, не?
- Не пошел бы? – Дуайт сплюнул. Похрустел на зубах пылью и сплюнул еще. – Проверяй пассажиров и экипаж и давай запускай. Устал, как мул на фермах Джексона.
- Как скажешь. – Уилки махнул рукой патрульным. – Изабель в городе.
Дуайт удержался, чтобы не ответить грубо. Уилки-то причем?
Лязгнули люки, патрульный сунулся внутрь, и тут же отскочил, прямо на глазах вытягиваясь и почтительно косясь на металл крестов, тускло блестящих на наплечниках.
- Уилки! – громыхнул Марк. – А ну, открывай быстро!
Уилки подскочил на месте, сплюнув табак. Покосился на Дуайта, явно подозревая его в подставе, и снова махнул рукой. Зазвенели, втягиваемые внутрь бетонных коробок заставы ленты с шипами. Ворота Вегаса скрипнули, откатываемые изнутри.
Дуайт на ходу бросил Уилки непочатую пачку жевательного табака, припасенную как раз на такой случай. Городская стража Вегаса командоров побаивалась и не хотелось, чтобы парни думали про него, Дуайта, плохо. «Кугуар» рыкнул и покатился в город, навстречу порокам, разврату и грядущему пути.
Дуйат стоял на балкончике гостиничного номера. Селиться в прекомандории Марк не захотел, заявив о желании отоспаться перед дорогой. Судя по всему, слухи о его горячей «дружбе» с отцом Игнасио, служившем в Вегасе оказывались не совсем-то и слухами.
Номер оказался неплохим. С двумя широкими кроватями, работающим горячим душем и тремя целыми лампочками. Одна на потолке и две у прикроватных тумб. Видимо, для чтения обязательной Библии. Дуайт покосился на Морриса, лежавшего на кровати в сапогах и чистой куртке, и сплюнул. Тот, ничуть не смущаясь, читал Святую книгу попыхивая самокруткой, сделанной из одной из прочитанных страниц.
Хотя, конечно…
Главы Нового Завета, услышанные и прочтенные им здесь, казались строгими. Порой жесткими. Иногда очень жестокими. Но здесь, в Вегасе, Библия смотрелась как… бутафория из дешевых разъездных театров. Такие порой заезжали и в Форты. Тяжелые старые фургоны с реквизитом и «серые псы» с труппой. Восковые фрукты, нарисованные на ткани море, скалы и дворцы, накладные усы с бородами и картонные короны, обклеенные золотой фольгой. Фальшь и наигранность. Как эта самая Библия, уходящая у Морриса на скручивание самокруток.
Ночь спустилась сразу, осветив все вокруг сотнями ватт и десятками оттенков разных цветов. Гостиница стояла на бульваре. На самом, мать его, настоящем бульваре. Дуайт, дожидаясь, когда командор решит какие-то вопросы, терпеливо ждал его на балкончике, наблюдая за самой настоящей жизнью внизу.
Жизнь светилась искусственными солнцами вывесок, зазывавших в бары, кабаре и бордели. Пенилась колючими пузырьками пива, разливаемого с лотков, содовой, продаваемой из настоящих холодильников и калифорнийского игристого, плещущегося в редких фужерах у дорогих шлюх, хохочущих из бархатных внутренностей экипажей внизу.
Здесь можно было все. Плати. В Вегасе платили серебром. Есть что-то другое? Иди к скупщикам. А потом – веселись, проматывай все, до последнего цента, занимай и продолжай веселиться. Дуайт смотрел вниз, вполне понимая многое.
Вон троицы крепких темнорожих ребят с ранчо. Судя по курткам с бахромой – граница с резервацией. Что у них там? Лошади, мулы, коровы, быки, овцы, несколько симпатичных конопатых соседок с крепкими корявыми руками и широченными задами, причем каждая знает – за кого выйдет замуж года через два. Потискаться и наспех поиграть в животное о двух спинах, пока родители отъехали, не более. Можно, конечно, доехать до салуна в городке и развлечься с какой-то из трех-пяти красных скво из местного бордельчика. Не больше. Разве что презервативы покупать больно и негде. А каждая вторая скво может похвастаться запавшим носом и странного вида шанкрами в самых интересных местах. А здесь?
Цыпы, цыпы, цыпы. И приевшиеся красные, и редкие желтые, и почти недоступные черные, кофейные и шоколадные, ну и, само оно то для крепкого парня с ранчо – светловолосые и грудастые белые. Красота. Ну, а потом, что и говорить, тут же можно и исповедаться если согрешил. Тем более, три местных прихода отличались широкой терпимостью. Говаривали, что порой даже прощали грехи содомии. Хотя в это Дуайт не верил. Но, опять же, на его взгляд парочка длинноногих бойких и плоскогрудых шлюх, уже начавших вытанцовывать рядом с подвыпившими копателями, явно не девочки. Но кто знает?
В дверь постучали. Моррис выругался, затушив самокрутку о каблук и закинув под кровать. Щелкнул защелкой. Мойра, покосившись на него, мотнула головой.
- Пойдемте. – И снова уставилась на Морриса. – Отец всевышний все видит.
- Не спорю. – Моррис нахлобучил шляпу. – И?
- Библия, сгорая, воняет куда крепче другой бумаги. Это местная типография печатает на бумаге из всякой переработанной дряни, а не на пейпер-пласте.
- Сдашь?
- Делать мне нечего, кроме тебя сдавать.
Дуайт застегнул куртку, дал подзатыльнику Моррису и пошел вниз. Командор уже стоял у выхода, впервые одевшись в полное облачение.
- Красиво. – Дуайт кивнул головой, - Внушает…
- М-да… - Моррис оглядел командора, - Серебром шито? Дорогая штука.
- Mildiables. – Хавьер сплюнул, - В нашем приходе у отца Антонио…
- Обсудили? – Командор покачал головой, - Пойдемте. Осторожнее, Мойра.
Мойра аккуратно переступила через одного из давешних женомужчин. Диггеры, если уж честно, не отличались широтой взглядов. И свято чтили заветы Святой Книги. Даже будучи в таком рассаднике порока и разврата, как Вегас. Женомужчина лежал, закатив глаза и пуская красные пузыри. Его подружку копатели одаряли пинками и затрещинами.
- Во грехе погрязшие да наказаны будут! – громыхнул командор, благословив копателей. – Силен Отец наш и мы сильны в нем.
Диггеры, сняв шляпы, потешно кивали головами. Дуайт, подвинув тело на брусчатке, прошел мимо. Моррис не удержался и пнул шлюху, не удосужившуюся хорошо побриться перед работой. Таких шлюх он не любил.
- Куда нам, Марк? – Дуайт вопросительно посмотрел на командора.
- В «Беллатрикс». – Марк широко зашагал вперед.
Моррис за спиной Дуайт сплюнул, выругавшись. Хавьер засопел и промолчал. О, да, подумалось Дуайту, все великолепно, меня же прямо сейчас ждет Изабель. Ну, почему не завтра утром, а?
Вегас жил своей любимой ночной жизнью на полную катушку. Бойня здесь брала выходной. Длинный, на много лет, наполненный краткими радостями и разбитыми жизнями. Восстановленный неон сверкал и сиял как врата сада Господня. Разве что за этими переливами крылась бездна.
От гостиницы до клуба «Беллатрикс» идти недолго. За это время им несколько раз предлагали посетить бои людей с людьми, мутантов с мутантами, демонов с демонами, демонов с мутантами, демонов с людьми. По какой-то причине мутанты с людьми не дрались. Когда Моррис приотстал, то получил пять предложений подняться по лестничке или спуститься вниз. Господь свидетель – Моррис справился. Пусть и благодаря Хавьеру.
Дуайт остановился возле лавки с сигарами. Потянулся к куртке.
- Аяяяй… - Мойра оказалась рядом совершенно незаметно. – Ну-ка, мой мишка Дуайт, прекратить.
Осталось только вздохнуть и двинуться дальше. «Беллатрикс», зарывшийся в бетон и сталь бункера, светился алым и зеленым впереди. Не самое высокое из местных зданий нависало. Давило сверху, заставляя Дуайта морщиться. Он боялся встречи. На самом деле боялся.
- Дуйат. – Марка повернулся к нему, - Будь спокоен, насколько сможешь. Я знаю все, и потому не осуждаю твой страх. Он куда заметнее, чем ты думаешь. Его не стоит стыдиться, это страх души. А она есть огонек воли Господа нашего и его любви.
- Мне сразу стало легче. – Дуайт вздохнул и кивнул охране на входе. – Здорово, парни.
Те кивнули в ответ. И провожали его взглядами до самой двери. То ли сочувствующими, то ли наоборот.
А внутри ничего и не поменялось. Зал со столами для костей и карт – направо. Зал с девочками и красными лампами – налево. Поесть – прямо. Серьезное заведение для серьезных людей.
Марк уверенно двинулся прямо. Судя по лицу Морриса – тому явно хотелось налево. Дуайт столкнулся взглядом со Деннисом Хоппером, барменом и совладельцем «Беллатрикс» и понял, что ему крайне надоели все эти непонятные взгляды вполне себе хорошо знакомых ему людей. В ресторане их ждали. Рыжую густую гриву Гибсона, постоянного напарника Изабель сложно не заметить даже в неярком освещении.
Гибсон Дуайта изрядно недолюбливал. И если в самом начале знакомства с их бандой Дуайт подумывал о ревности, то потом совершенно потерялся в причинах такой неприязни. Делить им в принципе ничего не приходилось. Все свои дела Изабель с компанией срабатывала на легальных основаниях, а если бизнес делался втемную, то концы прятались очень глубоко. Но сейчас это не играло никакой роли.
Гибсон, Уиллис и Белл играли в покер. Это им никогда не надоедало. Выпала минута, так доставай колоду. Карты дарили троице покой и умиротворение в любом месте и любой переделке. Играть против них в Вегасе не любили. Шельмовать – откровенно боялись.
Уиллис, едко усмехающийся ирландец с залысинами, обожал палить с двух рук. А стрелял он знатно, укладывая каждую пулю в цель. И даже шельмуя старался не доводить разборок до оружия. А еще он страстно боготворил Белл. И когда блефовала она, попадаясь, а такое порой случалось, плевал на принципы и доставал пистолеты раньше чем проигравший успевал закончить «какого хрена?!».
Белл, забавно щурившая хитрые глаза, блефуя – всегда начинала языком теребить пирсинг под нижней губой. А в защите Уиллиса сивая чертовка нуждалась крайне редко. Дуайт знавал крайне мало женщин, умевших совмещать кошачью грацию и умение быстро-быстро раздать с десяток ударов сразу нескольким противникам. Но, несмотря на этот факт и еще немалое количество острых аргументов, включая любимый топорик, Зои Кошка обладала вниманием многих. И не обязательно только мужчин.
А сукин рыжий сын Гибсон, покалечившийся в прошлом году и таскавший на ноге металлическую конструкцию из шарнира и соединенных полос, был просто чертовым сукиным сыном. И Дуайт отчасти радовался, что неприязнь ни разу не переросла во вражду.
Вот такая банда. Банда неудержимых. Банда неудержимых Изабель. А вот ее самой Дуайт не заметил. Но обоняние не подвело. Даже здесь, в сотне запахов, не ощутить оказалось невозможным. А пахло в «Беллатрикс», как всегда, по-разному и богато.
Мясо, любое, царило здесь наравне с въевшимися в дерево кабинок, стеновых панелей и столов спиртовыми парами. Стейк по-техасски, настойчиво лезший в нос, не менее настойчиво так и просил виски или, на худой конец, текилы. От одинокой танцовщицы у стойки тянуло потом, пудрой и чем-то вроде роз. Политых чем-то вроде бурбона.
Сидящие рядом компании водовозов и строителей дружно благоухали дешевыми сигарами и бурбоном. Несколько шлюх пахли практически также, разбавляя лишь нотками совершенно одинаковой лавандовой воды. Судя по бросаемым друг на друга мужским взглядам – намечалась хорошая потасовка. Что было нормально.
Воды в Вегасе не хватало. Хорошей питьевой воды. Переработанная, уходившая в канализационные системы и после очистки заливаемая в водоснабжение, пилась. Но только самыми бедными. Имевшие за душой сколько-то долларов предпочитали покупать ее у водовозов. А те, каждую ночь, уходили к поднимавшейся из разлома подземной реке и везли ее в город. Оставляя за собой догорающие тушки зверья или созданий Козлоногого. Ну, и это тоже было нормой, тела бывших компаньонов, не успевших вовремя нажать на спуск или просто укрыться внутри фургона. Вода на вес крови, именно так.
Любить строителей им оказалось не за что. Те, нанятые мэром в Эль-Пасо, тянули трубы к реке, стараясь загнать ее в металл и направить в город. Закончат тянуть – водовозы лишатся всего и сразу. Так что не просто драки, а целые побоища давно превратились в привычное завершение вечера.
Ваниль и корица. Это был ее запах, только ее. Дуайт вздохнул.
- Надо же, какие люди… - Гибсон не обернулся. – Сам Дуайт Токомару Оаху.
- Он здесь не один. – Марк сел за стол. Белл незаметно подвинулась, не прерывая игры. – Здравствуйте, джентльмены. Здравствуйте, милая девушка.
Джентльмены поздоровались. Девушка расплылась в улыбке, не отрывая взгляда от карт. Гибсон покосился на остальных.
- Моррис. Хавьер. Милашка. Присаживайтесь. И ты, Дуайт, тоже. Хотя тебя мне видеть совершенно не хочется.
- Да мы и не к вам, Гибсон, - командор повел вокруг глазами. – Нам нужна Изабель.
Гибсон уставился на Марка, начав багроветь. Уиллис похлопал его по плечу, кивнул командору:
- Не обращайте внимания, padre. Он у нас католик.
- Угу. – Марк нашел глазами искомое – красотку в корсете и в поясе с чулками под иллюзией юбочки. Поморщился, но глаз не отвел. Девица, лениво жующая жвачку у стены, почувствовала взгляд крайне быстро, тут же оказавшись рядом. – Кофе, дитя мое.
Дитя унеслось выполнять заказ так стремительно, что Моррис разве что и успел, что открыть рот.
- М-м-м, - Белл потянулась по-кошачьи, - А вы, командор, личность известная, что и говорить. Ни одна местная девка тут так не бегает.
- Я специалист по аутодафе. И не скрываю этого. – Марк хрустнул скорлупой ореха, взяв из блюдца на столе. – Наверное, что именно за это меня и любят.
Присутствующие промолчали. Гибсон тасовал колоду. Уиллис крутил самокрутку, криво усмехаясь и критически косясь на Морриса, занимавшегося тем же. В том числе и кривой усмешкой. Как показалось Дуайту, так они просто мерялись: кто кривее ухмыльнется. Мойра, где-то найдя стакан с пойлом ядовито-зеленого цвета, тянула его через соломинку. Белл откровенно скучала.
Молчание, не прерванное даже появлением кофе для командора, густело и наливалось нездоровым и осязаемым раздражением. Причину Дуайт знал прекрасно. Причиной на взгляд тройки любителей карт являлся он сам. А доказывать обратное ему искренне не хотелось. Хотя, как водится, виноваты всегда двое. Если дело в мужчине и женщине, конечно.
- Скучно с вами… - Белл прикусила губу. Пирсинг, шарик на штанге, забавно дернулся. – Так понимаю, что мы ждем нашего лейтенанта?
Дуайт смотрел на носки сапог. Все-же Изабель приняла предложение, получив звание и должность.
- Драчку бы, что ли… - Гибсон покосился вокруг, - Если тебе, Дуайт, конечно нечего мне сказать, а?
- А, О-Аху, есть тебе чего сказать, как мужчине? – Уиллис щелкнул пальцами. – Не?
Моррис усмехнулся еще более криво и начал вставать.
Звон раздался легко и неожиданно. Компания перестала сопеть, наливаться красным цветом и уставилась на командора. Марк кивнул и положил ложечку на блюдце.
- Кому если хочется размяться, джентльмены, то вам это стоит делать не здесь. Хотя бы на пару столов подальше.
Палец командора уставился на водовозов. Или на строителей, черт разберет. Но кто-то там это заметил и решил громко о таком непотребстве заявить. Мойра тихо выругалась. Гибсон сплюнул. Уиллис еще раз хрустнул пальцами, а Белл довольно улыбнулась.
- Дети… - заключил командор, - Экипаж, вы не участвуете. Как хотите, это делайте, но мне все нужны целыми. Вам троим ясна моя мысль, или только лейтенант может давать указания?
Уиллис кивнул. Дуайт удивился, но… Команда Изабель слушала ее всегда, не пререкаясь и не споря, когда знала задачу и цель. А их Изабель от ребят не скрывала. Так что морду они ему хотели набить лишь из чувств оскорбленного достоинства и погасшей злости. А вовсе не по ее указанию. Хотя вряд ли она такое допустила и попросила бы их об этом.
Уиллис дождался первого подошедшего. Зная команду Дуайт предполагал, что им все равно, с кого начинать. Но подошел, надо же, строитель. Высокий детина в чистых брезентовых штанах на подтяжках, хлопковой клетчатой рубахе и с роскошными усищами. Стоял, пожевывая дешевую сигару и бегающе искал глазами кого-то, кроме Марка. Облачение священника работяга увидел только у стола.
- Ты что-то хочешь сказать? – неожиданно поинтересовался совершенно спокойный Гибсон, сидящий к нему спиной. – А?
- Мужчине всегда есть что…
Договорить он не успел. Гибсон ударил быстро, локтем и вверх. Детину согнуло пополам, но ненадолго. Добавив сверху Гибсон отправил его на пол, пнул и сплюнул:
- А что… - он покосился на оторопевших людей за соседними столами, - С какого это времени приезжие нам здесь указывают – что и кому говорить? Верно, парни?
Парни дружно оскалились. Потеха началась сразу и повсюду. Загрохотали отодвигаемые стулья, дружно завизжали шлюхи и почему-то высоко заорал один из ranchieros с мексиканской границы. Дуайт отодвинулся, стараясь не упускать из вида опасных ситуаций вокруг.
Влезая в драку в «Беллатриксе» точно можно было знать одно: не убьют. В «Беллатриксе» дрались честно. То есть без ножей, дубинок, отломанных у стульев ножек, битых бутылок и, как не жаждал того Козлоногий, без оружия. Все знали – нельзя. Попавшемуся на таком доставалось и сразу, и чуть позже. От охраны заведения и от дяди хозяина. А дядей хозяина являлся никто иной, как Генри Аллен Лаудермилк, окружной судья. Генри Аллен Лаудермилк выписывал свидания с конопляной тетушкой крайне быстро и живо. И нарушивший негласный закон споро начинал сучить ногами на виселице, всегда стоявшей на площади Вегаса.
Ну и, само собой, драки прекращались сразу же, как вмешивалась охрана. Хотя вмешивалась она не сразу. Порой выпустить пар для любого выпивохи куда лучше таким образом. А за порчу имущества, если что, расплачивались сразу. Иначе дорога снова вела к сэру Лаудермилку. А там все было просто: или известняковый карьер, или работа в пустыне с водопроводом. Ни то, ни другое не прельщало.
Но пока никто не вмешивался, драка жила собственной жизнью. И если водовозы с радостными «гип-гип» все же добрались до своих врагов, то остальные оказались втянуты в ее торнадо уж совсем непонятными способами. Но Дуайт не удивлялся. Нервы, страх, агрессия и желание выместить все это на ближнем своем давно стали нормой.
Проторчи безвылазно несколько месяцев на ранчо, где из забав только самопальный виски и опостылевшие и знакомые лица вокруг. Приедь в город, где тебя все равно обманет скупщик, купи все необходимое для жены, для детей, для мамы жены и ее отца, потом еще добавь сверху совершенно ненужные тебе цацки для украшения гостиной и что? Много ли от этого появится в тебе любви к ближнему? Особенно когда по бульвару взад-вперед шляются не просто шлюхи, а, Господь милосердный, самые настоящие «голубые»?
Помаши заступом на проклятом Богом и людьми куске прокаленной и твердой как дьяволова задница земли. От рассвета и до заката долби ее киркой, выбрасывая чертовы камни и чьи-то кости. Укладывай в ее пышущее жаром нутро тяжеленные трубы в джутовой оплетке и закручивая толстенные гайки, срывая ногти. А мимо, покачиваясь на передке фургонов с цистернами, проезжают сраные городские водовозы и, попыхивая хорошим табачком, норовят харкнуть в твою сторону. Приятно?
Погоняй свой фургон взад-вперед каждый день, под солнцем, в ветер, в песчаную бурю и в неожиданный колкий снег со льдом. Стой на карауле с «ремингтоном», выслеживая всплески на воде и косясь на дюны вокруг. Обернись и пойми, что от товарища детства Джека остались только ноги и кусок задницы, измочаленный как камнедробилке. А у городских ворот пропусти дилижанс с приехавшими к папочкам-мамочкам розовощекими миз из школ и пансионов города Ангелов. Нравится?
Дуайт знал, что Марк наверняка поспорил бы с ним об этом, но свои мысли про причины драки вряд ли высказал бы командору.
Изабель? Изабель, как и всегда прекрасная и недостижимая, заставляла отводить взгляд. Синее платье с открытой спиной сверху и с вырезом почти до кружевного белья снизу. Декольте она не любила, хотя и порой с грустью смотрела на белоснежные, темно-кофейные, смуглые и веснушчатые бюсты проходивших мимо красоток. После встречи с шиполапом, если та прошла не очень удачно, некоторые части кожи хотелось прятать поглубже и никогда не показывать кому бы то ни было. Но ее это нисколько не портило.
А ее сильные и красивые руки с длинными пальцами и короткими ногтями, всегда аккуратно покрытыми красным лаком? А сильные ноги, выставляемые на показ при любой возможности? А кажущиеся припухшими темно-коричневые губы с мелькающим между ними языком? А упрямые и непослушные и длиннющие волосы густо-смоляного цвета? А карие, подернутые порой томящей душу поволокой, глаза на пол-лица? Дуайт вздохнул, глядя на Изабель сегодняшнюю. Прическу она поменяла.
С правой стороны лица волосы падали вниз, закрывая даже кончик рта. Все остальное она забрала на затылок, стянув в тугой хвост. Он слышал про кое-что, но верить не хотел. Хотя, скорее всего, слухи и на самом деле выходили правдивыми. Дуайт вздохнул еще раз.
- Спокойно здесь никогда не бывает, да, Уиллис? – она остановилась рядом с Дуайтом. – Пройдемте в более спокойное место, джентльмены. А вы, ребятки, оставайтесь здесь, присматривайте, чтобы нас не беспокоили. Только сильно не увлекайтесь… да, Зои?
«Ребятки», если и оказались недовольными, промолчали. Ни взглядом, ни звуком не выразили недовольства. Хотя доверие в ее команде всегда было стопроцентным.
- Минни, - остановилась Изабель, поманив давешнюю официантку, - зайди чуть позже, а пока принеси полный большой кофейник. И молока с сахаром.
- И эля, и сыра, и пирог с мясом, и кексов с изюмом и еще раз кексов… - пробормотал командор, усмехнувшись.
- У нас нет кексов… - растерялась Минни, - Есть пирог с ягодами, блины с патокой, и…
- Я пошутил. – Марк стал крайне серьезным.
Изабель кивнула и прошла по лестнице вверх.
Там, в стороне от основной публики, за широкими тяжелыми портьерами и металлическими дверями с кодовыми замками, располагались отдельные кабинеты. Любимое место Изабель с самого их с Дуайтом знакомства.
Моррис с любопытством оглядел светлый коридор. Покосился на двух здоровяков в полном штурмовом комплекте «Вудман». Охрана в «Беллатрикс» подбиралась серьезная. И пока товарищи этих двоих внизу растаскивали драку, здесь, наверху, компаньоны стояли расслаблено и уверенно. Потому что знали – в основных залах не подведут.
Изабель скрылась за второй дверью слева. Командор показал Дуайту на металл кромок по ее проему. Ну, что сказать? Да, бронирование двери примечательное. Не иначе, как вывезли с какого-то военного объекта в свое время. Примечательно и закрывалась. Мягко, с еле слышным шипением встала на место, полностью погасив все звуки снаружи.
«Беллатрикс» полностью соответствовал всем своим уровням. И первому, и второму. В стекле пузатых светильников покачивались огоньки свечей. За столом могли уместиться и ребятки Изабель и весь экипаж Дуайта вместе с командором и Мойрой. Без задеваний друг друга локтями.
Накрытый алым бархатом тяжелый деревянный круг на мощной разлапистой ноге не ломился от еды. Ее как раз оказалось немного. Виноград из Калифорнии, сыр из Нью-Мексико, запеченные ребрышки и громадный кусок барбекю по-техасски из Остина. Почему-то их уже ждал кофейник, молочник, сахарница и готовые чашки на всю компанию. Сахар, что и говорить, явно привезли с Кубы. Также, как и сигары, ждущие своего часа в деревянном ящичке-хьюмидоре.
Командор сел в стул с высокой спинкой, ничем не показывая эмоций по поводу кабинета. Моррис, что странно, их тоже не проявлял. Дуайт хмыкнул, в очередной раз подумав про многое недосказанное товарищем. Мойра удивления не скрывала, потрогав портьеру на стене и тихо вздохнув. Бархат, тяжелый, шевельнувшийся величественно и по-королевски, стоил куда дороже всего ее гардероба.
- Джентльмены… - Изабель поднесла чашечку с кофе, втянула запах. Нос, красивый, как высеченный скульптором, аристократично шевельнулся. – Нам стоит обсудить детали и мелочи, полагаю?
- Согласен. – Марк отказался от кофе, предложенного Мойрой. – Именно детали и, несомненно, мелочи. Одну из деталей стоит обсудить незамедлительно, мисс Сааведра.
- А именно? – Изабель покосилась на Дуайта, сдунув прядь, упавшую на левый глаз.
- Именно присутствующего здесь сержанта О-Аху и возможные осложнения из-за вашей с ним прошедшей связи.
- Вы, командор, заметили совершенно точно. Прошедшей. Попрошу впредь не возвращаться к этой теме и принять к сведению факт того, что никаких неприятных последствий это не вызовет. Что было, то прошло.
- Все услышали? – Марк обвел взглядом команду. – Хорошо. Услышано, оценено, принято, мисс Сааведра.
- Вы, пастыри Новой Церкви меня порой удивляете, - Изабель поставила чашечку, налила еще, - не боитесь пользоваться тем, что разрушило такое величие.
- Мене, мене, текел, упарсин… - командор положил ладони на стол, - Вот и значение слов: мене — исчислил Бог царство твое и положил конец ему; текел — ты взвешен на весах и найден очень лёгким; перес — разделено царство твое и дано Мидянам и Персам, сказал Даниил Валтасару. Но вера моя крепка, и мы не Вавилон блудливый.
Молчание повисло нелепо и тяжко. Моррис кашлянул, провел языком по самокрутке, совершенно игнорируя кофейного цвета «кохибас» в хьюмидоре, подвинул подсвечник и закурил:
- А по тем девкам с яйцами, что пинали на улице, такого и не скажешь. Не Вегас, а истинный вертеп вавилонский.
Командор покосился на него. Моррис надвинул шляпу на глаза и откинулся в стул, спрятавшись в тени.
- Когда надо выходить? – Изабель опять обратила внимание на командора, полностью игнорируя остальных.
Дуайт не удивился. Морриса она всегда не любила, хотя чем он отличался от Гибсона – порой было совершенно непонятно. Когда эти двое общались и надирались вместе, то порой их можно было различить только по волосам, не более того. Два пьяных диких и опасных животных, так и косящихся вокруг в поисках очередной драки. Или шлюх.
Ну, а Мойра? Изабель не любила женщин. Зои? Зои стояла наособицу. Зои стала Изабель другом, компаньоном, телохранителем и, крайне редко, подушкой для совсем уж редких слез. Остальных женщин Изабель не любила и не замечала.
- Завтра после ланча, - командор пристукнул ладонью, - с утра мне надо кое-что сделать.
- Дорога длинная, на ночь придется вставать в пустыне? Хотя… - Изабель тронула вытянутую серьгу из серебра, - два экипажа, вооружения достаточно…
- Мы пойдем на машине О-Аху, - командор улыбнулся, - и это именно так. Не стоит переживать за ночь, экспедиция находится под сенью силы нашей Церкви. Ваша машина выдвинется по координатам, которые я вам передам. Они будут страховать именно вас, мисс Сааведра.
- Так не пойдет… - Изабель упрямо выставила острый подбородок, - Такого договора не было.
- Никакого не было, мисс Сааведра, - Марк улыбнулся. Очень мягко, очень добро. – Не стоит спорить, вы не в том положении.
- Священник и шантаж, надо же, - Изабель улыбнулась. Красиво, как и всегда, с еле заметной грустью. – Не удивлена.
- Нечему удивляться, мисс Сааведра, у русских есть пословица, как ее… А, да. С волками жить – по волчьи выть.
- Хорошо. Тогда, джентльмены, я вас более не задерживаю. – Изабель встала, - Прибуду к вашему отелю к ланчу.
Внизу все уже полностью успокоилось. О драке напоминала только совсем молодая метиска, азартно тершая паркет. Гибсона и компанию Дуайт не заметил.
- Советую всем нам хорошенько выспаться. – Марк зевнул. – Путь не особо длинный, но надо быть куда как внимательнее, чем обычно.
- Добрый совет, - Моррис покрутил головой и направился к стойке, прятавшейся в конце зала, - А для еще более доброго сна нужно принять снотворного.
- Проследишь за ним? – Марк обернулся к Дуайту.
Ответить тот не успел. Мойра, жевавшая зубочистку, хмыкнула:
- Этим займусь я. Милашке Дуайту есть чем заняться.
И ткнула пальцем куда-то за его спину. Командор поморщился и пошел к выходу. Дуайт не оборачивался. Незачем было. Ее запах он всегда узнавал. Везде и всегда.
- Нам надо поговорить, - когда ее пальцы легли на его плечо, Дуайт вздрогнул, - Прямо сейчас.
Он кивнул, соглашаясь. Разговора с ней пришлось ждать долго. Целый год.
В «Беллатрикс» оставаться не стоило. А дорогу до ее дома Дуайт помнил прекрасно. Изабель молчала, только шелестел шелк легкого пальто, накинутого поверх платья. Ехать она также не захотела. Так и шли. Красивая и опасная женщина, твердо вбивавшая каблуки в брусчатку и не менее опасный и куда менее красивый мужчина, чуть отстающий.
Что он знал про нее? Про женщину, с которой хотел быть всегда? Крайне мало. И очень много.
Изабель де Сааведра, последняя из старой аристократической семьи, жившей в Нью-Мексико столетиями. Семьи, несколько раз чуть не погибшей. В войну Севера и Юга, в войну с мексиканцами, в войну с племенами чиутэ. Ее дети, присягавшие звездно-полосатому флагу, равно как и флагу конфедератов, гибли на других войнах. Но семья выжила даже в Великую Войну, отдав в горнило бойни на старом континенте пятерых сыновей. Но пережить Бойню семья все же не сумела.
Совсем молодой Изабель подобрали маркитанты из Третьего рейнджерского, гнавшего остатки новой армии Конфедерации к Мексиканскому заливу. В третьем она и выросла, дослужившись до уорент-офицера. Когда парни из Третьего попали под вал созданий Козлоного у Остина, Изабель оказалась одной из двадцати выживших. Третий рейнджерский восстановить уже не смогли.
Гибсон и Уиллис пришли с ней в Вегас через полгода после того. Два капрала, своими руками похоронившие юнцов, набранных в руинах Калифорнии. Два капрала, хранившие метки от детей Козлоногого и еле вырвавшиеся из их лап. Каждый из двоих помнил, что жизнью он обязан уорент-офицеру Сааведра, лишившейся в тот день кожи от левого плеча до лопатки. Ее смогли восстановить коновалы из передвижного госпиталя спустя неделю. Среди смуглого бархата возник островок растекшегося расплавившегося сыра. Зои присоединилась к ним позже.
Четверка ходила от Вегаса до Фриско и обратно. Забиралась до Орегона и пропустила сквозь свое сито Аризону и Неваду. Гибсон, нюхом чуявший все секретное и дорогое, вел группу за собой. Изабель находила старые карты и координаты, покупателей и необходимых поставщиков. Их даже пытались несколько раз приструнить местные воротилы. Пытались заставить работать на себя. После пяти подобных встреч и двух добрых десятков отморозков, умерщвленных различными способами, от них отстали. Слава от неудержимой четверке черноглазой Изабель перевесила всю имеющуюся жадность. Страх и здравый смысл победили.
Тогда они и встретились. Дуайт и Изабель. Встретились на горе самим себе.
Дверь в ее доме открывалась, как и раньше: по отпечатку пальца хозяйки. Кого другого, по незнанию или злому умыслу решившему взломать сталь в дюйм толщиной, причиталось угощение: встроенный огнемет. Или прочие милые подарки. Когда-то в программу Анны-Марии, электронной домоправительницы, были введены папиллярные линии Дуайта. Но это было давно.
Изабель сидела в кресле. Крутила в руках локон, прячась в тени. Правой стороны ее лица Дуайт так еще и не увидел.
Диван оказался удобным. Короткий, на вычурно выгнутых ножках и оббитый светлой тканью с еле заметным цветочным рисунком. Молчание затягивалось.
- Не клеится разговор… - Изабель усмехнулась. – Налей вина, сержант. Приказываю, как лейтенант.
Она могла бы и не приказывать. Вино оказалось там, где и всегда: за дверцой резного невысокого шкафчика в колониальном стиле.
- А у тебя прибавилось тату, – она оказалась рядом совершенно незаметно, тепло вздохнула ему в шею, - скоро лица не будет видно.
- Это не страшно. – Дуайт налил вина. Красное калифорнийское, с ярким запахом можжевельниковых ягод мягко текло по краям стеклянного бокала на тонкой ножке. Изабель очень любила пить вино именно так, глядя на цвет, изредка болтая его, держа за эту самую чертову ножку.
- Это не страшно, - повторил он, - мое лицо все равно останется моим. Прости меня, Изабель.
- Прощаю, - сказала она легко и свободно, - Только не думай, что мое прощение такое легкое. Я виновата и сама, но все же мне простительно.
- Ты девочка, тебе простительно.
- Дуайт, Дуайт… - она села назад, в кресло. – Показать во что превратился мой глаз?
Он сглотнул, поворачиваясь. Свет она прибавила, ненамного, но его хватило.
Ажурное переплетение титановых нитей, тесно обнимавших своих серебряных сестер мерцало тусклым блеском. От виска и до крыла носа, сужаясь к уху. Черный выпуклый оникс окуляра смотрел мертво и выжидающе. Следы от шрамов и шрамчиков на смуглой коже, побелевшей по краям, прижатым к протезу еще темнели.
Изабель, замершая с выпрямленной спиной, смотрела на него оставшимся карим бриллиантом, чуть слышно дыша. Дуайт переступил на месте ослабевшими ногами, опустился на колени и уткнулся лицом в бархат платья. И гулко, глотая воздух, всхлипнул. Пальцы Изабель, сильные и тонкие, опустились на его затылок, вцепились, заметно подрагивая.
- Токомару О-Аху, - Изабель всхлипнула, - где же ты был так долго? Дурак О-Аху, ты такой дурак… такой же, как и я дура.
Дуайт не отвечал, не шевелился, ловил короткое и уже умершее «сейчас». Его «сейчас», уже ушедшее в прошлое. Его «сейчас», наполненное тем, чего больше никогда не будет. Запахом его Изабель. Её, Изабель, болью. Ее и его слезами, их горечью и радостью. Дуайт, замерший в ее коленях, просил прощения и у нее, и у тех, кто был с ним последний год. А за окном темнела ночь Вегаса, подкрашенная огнями. И вряд ли нужно было еще что-то для счастья. Пусть и на ускользавшее «сейчас».
Pt 6: Orion.
«Ступая на тропу войны
Не забудь о способе похорон»
«Песни койота».
Джордж Сент-Клер из Фриско.
Солнце уже начало прятаться за горизонт, когда командор довольно хмыкнул и показал Хавьеру на что-то. Тот кивнул и повернул «кугуар» влево, сбрасывая скорость.
Дуайт повернул башню. «Что-то» оказалось всего-навсего дряхлой, но еще державшейся, бензоколонкой «Юнайтед Ойл». Первая буква четко бросалась в глаза и без остатков краски. Огромная, Козлоногий ее знает, как еще не рухнувшая.
Машина рыкнула двигателем и встала.
- Мойра? – Марк повернулся к девушке. И открыл бортовой люк, выходя первым, с «исповедником» наперевес. Дуайт развернул башню, прикрывая тыл и слыша, как чертыхаясь и ворча выбрался Моррис.
- Все спокойно, Дуйат, расслабься. – Изабель вытекла из броневика по-кошачьи, хрустнула мелким гравием под подошвами. Засунула назад голову. – В округе сейчас никого нет. Кроме вон тех могильщиков. Но нам на них наплевать. Дуайт?
Дуайт подумал и открыл люк башни, высунулся наружу. Изабель, торча наружу своим красивым задком, уже разговаривала с Хавьером. Изабель, ставшая сама собою, той, которая встречалась с Дуайтом два прекрасных года.
- Хави, amigo, mucho gracias, вел как всегда великолепно.
Хавьер, это Дуайт знал наверняка, расплылся в улыбке, став похожим на любимого жирного кота одной из своих тетушек. Изабель он любил лишь чуточку меньше самого Дуайта. Широкой и теплой братской любовью.
Дуайт поискал глазами Мойру, но не нашел. Следы девушки вели в здание бензоколонки и он даже начал переживать. Но зря. Скорее стоило переживать по другой причине.
Съезд, предназначенный для машин с топливом, выгружавших его здесь давным-давно, неожиданно ожил. Песок, густо засыпавший металл пандуса, зашевелился, перемешиваясь в странно двигающиеся кучки.
- Что за хрень! – Моррис опустил винтовку, глядя на чудо. – Padre?!
- Это не хрень, Моррис, - командор накинул капюшон, - это скорее чудо Господне.
Песок сыпался. Где-то под землей гудела мощная установка. Металл скрипел, раскрываясь лепестками. За ними пощелкивая и чуть треская, загорались лампы.
- Один из оазисов… - Изабель покачала головой, - Но я же смотрела и здесь, когда искала их. Как?
- Я же говорю – чудо Господне, надежда праведных и добрых людей. – Марк стукнул прикладом по броне «кугуара», - Заезжай внутрь, Хавьер. Нам предстоит ночевать здесь.
Машина рыкнула и покатила вниз. Хавьер осторожничал, но недолго. Бетон, залитый на скат, готов был выдержать и не вес разведывательного броневика. «Кугуар» въехал внутрь, и группа последовала за ним.
Дуайт оглянулся, поразившись скорости закрытия входа. Стальные плиты наехали друг на друга, заново сцепившись воедино. Послышалось сильное гудение и еле слышный шелест, доходивший снаружи. Поразмыслив, стало ясно: песок. Бункер прятал собственную тайну.
- Комнаты для отдыха по коридору. – Марк остановился рядом со стойкой, накрытой большим листом маскировочной пленки. Хотя сейчас она казалась просто одним куском пыли, принявшей странную форму. Сдернул ее, подняв серые клубы. Тут же, утробно чмокнув, заработала автоматическая вентиляция, убирая последствия пыльного взрыва от электронных машин, стоявших на выгнутой большой столешнице.
- Божья благодать на мою дурную голову… - Моррис замер, - Padre, ударьте меня вашим распятием, если не прав. Но… но это же рабочие вычислительные машины на кристаллических процессорах, да?
- А жаль, - бросил командор, запуская компьютеры.
- Чего? – Моррис удивился.
- Ты добровольно просишь ударить тебя символом веры в Господа нашего. Это, вроде бы, богохульство, но ты сам и просишь покаяния. А я не могу бить покаявшегося… хотя и хочется. Ты прав, заблудшая душа, это именно кристаллы.
- Что это за место? – Дуайт оглянулся. Подземный ангар темнел своей громадой. Лампы под потолком освещали совсем немного.
- Бункер КША… - Изабель провела пальцем по столу, стоявшему у входа. На темной замше перчатки появилась жирная серая полоса пыли. – Их немного, и порой они пустые. Но искать их все равно стоило.
- Этот не пустой, - Марк улыбнулся, - здесь нас ждет лишнее доказательство благословения Господня. Ведь дело наше правое.
- О чем вы, padre? – Моррис закурил. Дым, светлый, пахнущий почему-то прерией и усталостью, поплыл вверх, под потолок, невысокий относительно размеров ангара.
Зашипело. На освещенный пятачок упала длинная тень. Мойра, выскочив чертиком из какой-то ниши сбоку, нажала кнопку незаметного замка. Дверь с тихим шипеньем вжалась в стену, скрипнула и пропала. Вот только была, и нет.
Командор поднял еще один рубильник, осветив дальний конец ангара и несколько высоких и низких прямоугольников накрытых брезентом, густо покрытым вездесущей пылью.
- Я, Моррис, говорю о нем, вон о том здоровяке, что повезет нас в самую преисподнюю, аки конь святого Джорджа.
И указал на длинный и самый высокий силуэт.
- И что это? – Дуайт не спешил идти к указанному механическому «коню».
- Доказательство, очередное, того, что порой Господь наделяет людей поистине настоящим гением. Это боевая машина.
- Я бы сильно удивился, - Моррис затушил самокрутку об каблук сапога, - если бы там оказался комбайн для сбора кукурузы, к примеру.
- Кукурузу собирают не комбайнами, - Хавьер зачарованно смотрел на громаду, скрытую под брезентом и пушистым пыльным ковром, - ее собирают…
- С помощью ниггеров, я знаю, - Моррис сплюнул, - да и черт с ним.
- Вперед, джентльмены, - командор шагнул к механическому великану, - у нас с вами не так много времени, чтобы привести его в порядок.
- А что там? – Хавьер явно волновался. Дуайт не спешил за остальными, стоя рядом с Изабель. Волнение Хавьера понятно: мексиканец очень любил технику.
- Поистине чудо, друг мой, - Марк остановился за несколько футов от великана, потянул рычаг на стене, - Ле Турно-Вестингауз Хантер…
Хавьер замер, явно преисполнившись благоговения. Дуайту слова командора ни о чем не сказали. Изабель удивленно приподняла бровь.