Antem (The Unforgieven-III)
Жизнь у Хавьера складывалась хорошо. Ну, для всего происходящего вокруг, в смысле. Как так получилось, что тому виною, но в его родной деревушке, на самой границе с последними тремя штатами КША, Бойня ощущалась слабо.
Хотя, кто знает, может дело в том, как ее, саму жизнь, принимать. Семья Хавьера Мартинеса принимала ее как есть. Что в ней было до Бойни, что семья потеряла? Уж точно не столько, сколько утратили el gringos.
Дом у семьи стоял на своей земле последние сто с небольшим лет. Кто-то что-то пристраивал, кто-то что-то убирал. Даже клозет со смывом в их семье остался после Бойни. Когда воды хватало в баке. Но в основном все пользовались вновь выкопанной выгребной ямой и аккуратной крепкой будкой из досок, сколоченной поверх нее. Ну, да, пришлось окружить дом высокой стеной с проволокой поверх. Хотя для начала деревня, скинувшись всем, и, самое главное, рабочими руками, обновила полуразрушенные стены вокруг нее самой. Превратили ее в небольшую крепостцу.
Да, сеять и собирать теперь приходилось осторожнее, выставляя дозоры и отправляя на сбор всех, включая женщин и стариков. Но никто не жаловался. Вся большая семья прекрасно понимала – их товару место есть всегда, в любые времена и потрясения. Семья Мартинес никогда не занималась кокаином. Коньком семьи всегда была el cannabis. Спокойная и ровная, успокаивающая и умиротворяющая, собранная, высушенная, расфасованная. Запасов пакетов семье хватило на много лет после начала Бойни.
Было ли скучно жить именно так? Хавьер не жаловался. Другой жизни он не знал.
Было ли плохо их занятие? Этим жило с добрый десяток поколений. И баста.
С утра, как и его соседи с ферм или других деревенек, выращивающих маис, картофель, кукурузу, фасоль, бобы, лук и перец, пасущих коз или буйволов, Хавьер радостно улыбался солнцу. Эта добрая, золотая и теплая лепешка-tortilla грела и светила всем им одинаково. И семье Эрнандес, чья говядина славилась на всю провинцию, и семье Родригес или Гарсиа, чье зерно расходилось по округе десятками бушелей, и даже маленькой, но очень сильной семье Круз, охранявших границы провинции и больше ничем не занимающейся.
Полновесные серебряные «орлы» одинаково хороши всем в своем блеске, тяжести и стоимости. И благородно-тусклые кругляши, привозимые старшими Мартинес из Тихуаны, из Остина, из Джексонвилля, из Форт-Кросс, радовали все семьи округи. Семья Эрнандес, привозя на ледник туши, колбасы и потроха, а в кладовые кожи, сапоги и куртки, совершенно не противилась деньгам. Семьи Родригес и Гарсиа, разгружая повозки, полные мешков муки, брали, не смущаясь, деньги, полученные от торговли «бес-травой». Ну, а семья Круз, делая ежемесячный объезд всех охраняемых ranchieros и прочих, всегда с улыбкой принимала увесистые замшевые мешочки, набитые «орлами».
Хавьер, тогда еще совсем маленький, круглый, взъерошенный, с густыми черными бровями, соскакивал с деревянной кровати, накрытой тюфячком, плотно шуршащим листьями маиса, бежал наперегонки с тремя братьями и двумя сестрами умываться к колодцу. Родственников в los coral проживало много, до пятого-седьмого колена.
Вода из колодца, выложенного гладкими белыми камнями, холодила зубы, заставляла фыркать и подпрыгивать, ежиться. Золотистая лепешка на голубом небе смеялась с детьми, согревая замерзших. Двое молодых дядей Хавьера, Диего и Педро, знай себе окатывали племянников и племянниц, закаляя по какой-то хитрой системе. Madron Луиза, всегда стоявшая на крыльце своего дома, улыбалась, хмуря тонко выщипанные по моде гринго брови.
Гребень стены, где ходили вооруженные взрослые, ронял все удлинявшуюся тень. С общей кухни несло с ветром вкусные запахи бобов с мясом и густым соусом, свежих лепёшек, густо сваренного кофе, зелени и пряностей. Хавьер, всегда любивший вкусно и много поесть, всю оставшуюся жизнь расплывался, довольно, как кот, вспоминая детские утренние часы.
Основной доход семья получала не с нескольких полей, сплошь засеянных дешевыми сортами. Нет. Главными благодетелями Мартинес, пережив Бойню, стали несколько приземистых и длинных пластиковых коробов. Там, в парилке и духоте, вызревали лучшие кусты, благородно-зеленые, осыпанные соцветиями. Там Хавьер провел много детских часов, обучаясь у старого Роберто. Но тянуло его к другому.
Каждый приезд мужчин, хотя частенько и женщин семьи Круз становился для него маленьким праздником. Madron Луиза, видевшая всё и вся за своим черно-красным веером, хмурилась и шла вечером к родителям Хавьера. Случалось, что его даже пороли. Но каждый раз, заведомо узнавая о дне и часе их приезда, Хавьер обязательно оказывался где-то рядом.
Конечно, сама семья всегда могла постоять за себя. Частенько, во время дальних отлучек мужчин, продававших и доставлявших проданное, тем приходилось стрелять, резать, убивать всем, что попадало под руку. Оружейная комната Мартинес вызывала зависть у всех вокруг, как и отвага мужчин. Только не у семьи Круз.
Семья Хавьера владела несколькими тяжелыми трехосными фургонами. Броня, местами державшаяся не на сварке, а на клепках. Круглые черепахи башенок на спине каждого смотрели в мир хитрым прищуром пулеметов «браунинга». На таких усачи с красными платками на крепких шеях выезжали по делам торговли. Старые, каждый раз после поездки встававшие в большой ангар старика Санчеса и его сыновей на ремонт.
Семья Круз имела разную технику. Но группы, охранявшие провинцию, всегда собирались одинаково. Тройка квадроциклов, бронированный грузовик, высокий, большой. И броневик-вездеход. Никаких клепок, никакой плохо подогнанной броневой плиты. Оружия одной группы вполне хватило бы на всю семью Мартинес. Но главным богатством семьи были ее бойцы. Мужчины и женщины, одинаково подтянутые, умелые, скрывающие лица за клетчатыми плотными платками и очками-масками на половину лица. В абсолютно одинаковой форме, увешанные с ног до головы оружием, стоившим столько же, сколько стоило все оружие Мартинес. И Хавьер очень хотел стать таким же.
Когда ему стукнуло шестнадцать, в провинцию заехали вербовщики КША.
- Что, сынок, хочешь повоевать? – Сержант, протерев затылок платком, надвинул шляпу на глаза. – А?
Хавьер дернулся ответить, и замолчал. Madron, сухая, высокая, в черном, уже шла к нему. Рассекала толпу на рыночной площади, обгоняя телохранителей. Люди расступались, шепчась и оглядываясь. Луизу побаивались.
Вербовщик покосился в ее сторону и вздохнул. Чертовы мексикашки! Вон, прет какая-то гранд-маман, явно мать или любимая тетка парня, единственного на всю округу, желавшего записаться.
Конфедеративные Штаты пели свою последнюю песенку. Дикси, триста лет назад не давшие Союзу забрать их свободу, ревевшие «rebel-yell» под красно-синим знаменем, не смогли пережить Бойню. Союз, наплевав на братский договор, подписанный с их стороны Линкольном давным-давно, предал их. Вместо войны с исчадиями Ада случилась новая война с янки. И южане проиграли северянам. Держался Техас, Нью-Мексико и кусок Алабамы. И все. И где брать солдат?
- Хавьер! – Madron остановилась рядом. На вербовщика она даже не взглянула. – Тебе стоит отойти от этого человека.
- Но…
- Помоги сестре! – Луиза нахмурила брови. – Живее.
Вербовщик вздохнул. Рекрут из здоровенного мексиканца был бы хоть куда. Madron наклонилась к нему, пробежалась взглядом, неторопливо, сверху вниз. Вербовщик, ветеран «Парней Дьюи», краснорожий, с дубленой кожей загривка, дернул верхней губой. Как старый, с белыми ниточками шрамов по вислым щекам, бульмастиф, показывая клыки. У сержанта левый клык, желтый, прокуренный, давно сломался. Но добрее и мягче он от этого не казался.
Серый мундир пехоты говорил сам за себя. Две «Южных звезды», один «Мексиканский крест», нашивки за пять серьезных ранений, дополнительная желтая «галочка» к нашивкам сержанта. Ему довелось повоевать. И с людьми, и с нечистью, идущей на землю из Адских врат. Хотя, судя по скрещенным саблям на кепи, в последнее время он воевал именно с людьми. Бойня этому не мешала.
За его спиной сидели, курили, перемигивались с несколькими местными шлюхами его люди. Пять серьезных, испытанных бойцов. С полным комплектом вооружения и боеприпасов.
Но сержант все же нервничал при виде этой уже не молодой женщины с красивой большой черной пелериной на плечах, с ее веером, постукивающим по ладони, с оценивающим взглядом глубоких карих глаз. О да, дьявол ее побери, глаза эти оценивали сильно.
Они видели и растоптанные, со старыми подметками, сапоги сержанта. И его витой шнур-аксельбант, одеваемый только на такие выезды и чуть блестевший серебром канители на застиранном сером материале мундира. Дрожащие и плохо слушавшиеся пальцы правой ладони, ставшие такими уже как три года, после последнего ранения.
- Нечего вам здесь делать, gringo, – Madron расстегнула сумочку, выложила перед сержантом десять серебряных долларов. – Выпейте с вашими парнями за наш счет. И езжайте дальше. Не задерживайтесь.
Сержант не стал с ней спорить. Они уехали под вечер.
Разговор Луизы, отца и матери с Хавьером был не очень долгим. Спорить не хотелось. Но желания младших madron уважала. Сложно бороться с глупостью тех, кого любишь. Семья Круз согласилась взять Хавьера на обучение.
- Хави, хватит лентяйничать. – Алехандро Круз поднес к глазам бинокль. – Нам скоро выезжать.
Хавьер, в очередной раз воткнувший кирку в спекшуюся от солнечного жара землю, сплюнул. Лентяйничать.
Алехандро-младший, выбрасывавший из ямы землю, подмигнул ему. И тряхнул головой, сбрасывая пот. Прямо как собака. Хотя… как раз собака, на удивление флегматичный ретривер Роско, страдал от жары куда меньше людей. Пес прятался под брюхом бронефургона патрульных, лежал, высунув язык. Он бы залез под бронеавтомобиль, но времена пошли такие… горючего стало не хватать.
Хавьер, Алехандро-младший, Педро и Альмадовар рыли длинную и глубокую могилу. Спорить со старшим Крузом никто не собирался. Да и не получилось бы по-другому. Пусть найденные растерзанные тела принадлежали gringos, но их уважали. Отец Бартоломью, отец Натаниэль и отец Элайя заслужили покоя в земле. Жечь их Алехандро-старший наотрез запретил.
Земля подавалась плохо. Сухая, сбитая в плотные, еле развалишь, комья, сплетенные вместе густой сеткой травы. Кирки и заступы царапали ее уже битый час, но результат так и оставался практически нулевым.
Алехандро недовольно оглядывался. Хавьер вполне понимал причины такого поведения старшего. Святые отцы передвигались на мулах. Пусть и с кибернетической начинкой. Те тоже валялись рядом с телами найденных ездоков. Именно валялись, разодранные в клочья, блестевшие металлом и проводами потрохов. От самих священников осталось не так и много плоти. Это было очень плохо. Ведь пока Бойня обходила провинцию стороной.
Но везти с собой грязные окровавленные останки Алехандро Круз просто не мог. Фургон ехал полным, тяжело поскрипывая усиленными мостами. Дорогой груз, упакованный в зеленые патронные ящики, места практически не оставлял. Именно поэтому кирки и заступы вгрызались в землю.
Круз оглянулся еще раз. Смерть, пропитавшее это место, нервировала. Но что-то еще не давало сосредоточиться. Что-то еще.
Солнце палило, заставляя щуриться даже под затемненными очками маски. Хорошо, что не приходится носить кислородные маски, как в обретавшем силу Анклаве, там, дальше на север. Что не так?
Ветер гонял пыль, заставив все же замотать лицо плотным шарфом. Каково приходилось парням, рывшим могилу, Алехандро представлял. Но помогать нельзя. Следить га горизонтом сейчас стоило даже не в две пары глаз и один чуткий нос.
Анна-Мария, оседлавшая кабину их «бизона», приглядывала в другую сторону. Прислонившись спиной к трубе от печи, следила через прицел винтовки.
- Алехандро?
- Да?
- Почему мне кажется, что за нами следят?
Круз-старший кивнул. Чувство не отпускало и его. Откуда, кто? Он покосился на собаку и замер. Роско, прятавшийся от жары, был уже мертв. Круз понял это по еле уловимым взгляду мелочам, по наитию, по настойчивому крику интуиции. И он успел сделать единственное правильное: заорать, зовя экипаж. Земля вокруг фургона вздыбилась, разлетаясь в стороны. Парни бежали к фургону, а Анна-Мария начала стрелять.
Здесь, в провинции, Бойня давала о себе знать редко. Но не сейчас.
Хавьер влетел в фургон, бросившись к месту наводчика кормового пулемета. В семье Круз учили хорошо, он все помнил и делал как надо. Сверху, прозвенев каблуками, в люк спрыгнула Анна-Мария, подмигнула ему:
- Стреляй, Хави, чего застыл?
Алехандро, прикрывающий экипаж, ввалился внутрь через дверь. Запнулся, падая и зажимая бедро. Кровь хлестала во все стороны. В дверь тут же ударили снаружи, скрежеща по металлу твердым и острым. Анна-Мария бросилась к Алехандро, фургон резко двинулся вперед, и девушка с размаху впечаталась головой о борт.
Хавьер сглотнул и вцепился в пулемет. Или в его подобие. Корму фургона защищал «гатлинг». Шесть стволов взревели и завизжали, раскручиваясь. Хлестнули вокруг металлом, отбрасывая приземистых серых существ, рвущихся к людям.
Когда в амбразуре Хавьер вновь увидел незаконченную могилу, то все встало на свои места. Семья Круз умела воевать. А серых тварей, убивших священников, оказалось не так и много. Заложенная Альмадоваром хитрая петля вела их за фургоном, подставляя прямо под огонь всех трех пулеметов.
Когда они вернулись назад, в форт Круз, Алехандро уже не хрипел, а спокойно и ровно дышал, успокоившись в морфиновом сне. У Анны-Марии на лбу вздулась огромная шишка. Святых отцов, погибших от когтей дьявольских приспешников, они все же не закопали, загрузив поверх машины.
Первым настоящим уроком для Хавьера стал именно этот. Ибо стратегия всегда познается именно на практике.
Второй урок он получил немногим позже.
Небольшая деревушка у горных отрогов жила овцами. Мясо, шерсть, кожа, молоко от небольшого стада коз. Горы делали их жизнь опаснее многих других деревень и поселений провинции. Почему-то именно в горах хватало порождений тьмы.
Деревушка, живущая практически сама по себе, решила не участвовать в ежемесячной оплате семье Круз. Решила вроде бы твердо и бесповоротно. Семью Круз это не устраивало.
К деревне они подошли еще вечером, точно в час, когда пастухи загоняли стада внутрь. Атаковать Алехандро-старший, впервые назначенный командиром «троицы», объединенных трех групп, решил утром. Перед самым рассветом.
Хавьер, недавно переведенный из стрелков в водители, сидел у колеса, привалившись к остывающей широкой резине. Жевал буррито, запивая из фляги холодной водой. От pulke, предложенной Альмадоваром, он отказался. Не любил спиртного. Да и не хотелось.
- О чем думаешь, Хави? – Анна-Мария шлепнулась рядом. – Дай пожевать.
Хавьер кивнул, разодрав оставшийся буррито. Бабушка Доминика Круз готовила очень вкусно, и даже стало немного жалко.
- Так о чем? – напомнила Анна-Мария, не жуя глотала кусок за куском.
- Про утро, – Хавьер почесался под мышками, понюхал пальцы. Мыться хотелось очень сильно. – Про деревню.
- Нечего там думать, - усмехнулась она. - Все сделаем как надо.
- Зачем оно надо?
Девушка непонимающе посмотрела на него.
- Ну и вопросы у тебя, дружок… - Анна-Мария взъерошила черные короткие волосы. – А сам как думаешь?
- Не знаю… Мы же их должны защищать. Нет?
Девушка щелкнула его по носу.
- Ох, Хави, дурачок ты все-таки. Мы должны только тем, кто этого сильно хочет. И не бесплатно. Разве твоя семья отдает кому-то урожай без денег? А? Странно, правда?
- Решаете вопросы морали, camrado? – Алехандро подошел тихо и незаметно. – Хави? Анна-Мария?
- Да. – Хавьер встал, неловко отряхивая брючины. Перед Алехандро он всегда робел. Пусть тот и смотрел на здоровяка снизу вверх.
- Сестра, проверь посты. А я пока поговорю с нашим другом.
Анна-Мария отошла. Песок под ее подошвами не скрипел и не шуршал. Выучка боевых групп начиналась с малого детства. И ходить правильно… это умение становилось одним из первых усвоенных. Хавьер по сравнению с ней казался сам себе вылитым разжиревшим мутировавшим гигантским опоссумом.
- Что за сомнения, Хави?
Хавьер пожал плечами.
- Не мнись, отвечай.
- Алехандро… я не понимаю, почему мы должны жечь их?
Круз-старший вздохнул. Сел рядом.
- Мы живем за то, что защищаем всех жителей провинции. Твоих в том числе. Нет, конечно, каждая семья может закупить оружия побольше, стены сделать повыше и перестать нам платить. Тогда придут другие и заберут у них все. И у твоих тоже. А нам, Круз, придется или уходить, или забирать все силой и оставлять все, как есть, только честных отношений не будет. Как хотелось бы тебе, Хави? Неужели тебе хотелось бы увидеть, как Анна-Мария пристрелит вашу madron? Или как я доберусь до твоих сестренок?
Хавьер помотал головой. Воевать с семьей Круз ему сейчас не хотелось совершенно. После года, проведенного среди них. И не из-за дружбы. Просто ему стало страшно.
- Все хотят вкусно есть и мягко спать. Только цена за такое всегда высокая. Мы платим ее кровью. Нам платят серебром и натурой. Нас это устраивает, и большинство семей провинции тоже. Но недовольные были, есть и будут. И это надо пресекать сразу. Как некоторые гринго, те, что не трусы, поступают в пустыне сами с собой, если их касается рука дьявола. Нож в огонь и отрезать кусок себя самого. Тогда выживешь. Вот мы как раз такой нож… через несколько часов. Есть вопросы, ombre?
Хавьер вновь помотал головой. Их и впрямь не оказалось. Жизнь – штука суровая.
Деревенька проблем не создала. Совсем.
Пятнадцать юнцов, данных Алехандро, показали все, чему так долго учились. Трое дозорных ничего не поняли, аккуратно уложенные на камни, где только что мирно сидели с винтовками наперевес. Под каждого тут же подтекла кровь, почти черная в рассветной серости. Почти черные ручейки, уже и не булькая, свободно бежали из длинных разрезов на шеях пастухов. Патроны следует экономить, сказал Алехандро-старший.
«Дикси-дог» Хавьера, шестиколесный, с автоматической турелью на башне, выбил ворота. Металл на них пошел старенький, да и крепились они так, еле-еле. Тупой ромбовидный нос выломах их с хрустом, тяжелые колеса лишь добавили усилия, заставив две металлические пластины жалобно застонать, сминаясь. Основная группа из восьми человек тут же оказалась за броневиком.
Сопротивление?
Да, как же без него. Вот только сопротивлялись они, пусть и ожесточенно, недолго. Сложно бороться винтовками против пулеметов, барабанных гранатомётов и крупнокалиберного орудия бронемашины. Оставшиеся машины зашли в тыл, отсекали беглецов.
«Дикси-дог» ехал по единственной кривой улочке. Грохотала турель, поворачиваясь вслед приказам Альмадовара. Хавьер смотрел вперед, надеясь не заметить кого-то с гранатами. Позади работала группа, зачищая дворики и дома.
Выстрел орудия, гулкий, тяжелый, невысокая дверка из крашеных разной красок досок – внутрь дворика-патио. Сгорающий порох едко и сладко ползет в ноздри, тревожит, заставляет крепче сцеплять зубы и палец сам жмет на скобу оружия. Следом, тут же, темным угловатым мячом – граната. Громкий хлопок, сизый дым, порохом пахнет еще сильнее. И, медленно, заводя еще сильнее, вклинивается сладкий и стальной запах крови. Первой крови.
Не ждать, двумя шагами внутрь, приклад в плечо, ствол шарит-шарит взад-вперед, взад-вперед. В поднятой пыли и разлетающемся дыме мелькает тень. Ствол жадно успевает, летит за ней, ноздри дрожат, втягивают в себя чужую жизнь. Палец мягко нажимает на узкую изогнутую металлическую полосу… выстрел, выстрел!
Тень запинается и летит головой вперед и вниз, падает, поднимая вверх красноватую пыль, подлетают крохотные алые шарики, лопаются на камнях патио. Тень корчится, хрипит, цепляется пальцами за острые ребра камней и за улетающую жизнь. Мимо нее, чуя за спиной своего брата, прикрывающего спину, одним движением опускающего ствол и бьющего пулей в голову тени. Алое на сером, серо-красно-желтое размазывается по ало-серому. Вперед, щенки, вперед – разрывается станция голосом Алехандро. Вперед, вы должны стать псами.
Будущие псы идут дальше, шарят бездонными глазами карабинов вокруг, скалят острые клыки пуль и клинков. Псы молоды и горячи, вся жизнь ради такого: боя, сгоревшего пороха, стука собственной крови в ушах и запаха чужой отовсюду. Шаг за шагом, вперед-вперед, иду дальше, брат, прикрой!
В оконце разлетается острыми брызгами стекло, таращится на свет широкий зёв старенького дробовика, ищет молодого пса. Второй не даст пропасть, второй прикроет. Летит подствольная граната, рассыпается пригоршней острых осколков, сечет хозяина дробовика. Тот кричит в голос, высокий, женский, совсем молодой, кричит и плачет. Это нормально, это бой, что ты хотела?
Дверь в хибару выбить и тут же в сторону. Граната летит внутрь, чуть разминаясь с выбегающей маленькой тенью. Второй бьет тень по ногам, та падает, выстрел, алого все больше. В доме снова хлопок, кто-то присоединяется к первому крику, дико, разрывая перепонки и связки. Псы влетают внутрь. Несколько одиночных выстрелов, патроны стоит экономить. Псы выходят наружу.
Дыма все больше, горького, черного, серого, воняющего горящим маисом и плотью. Надо двигаться дальше, щенки, кричит станция веселым голосом Алехандро. Псы глубоко втягивают запахи своего ремесла. Да, да, это лучшее, что может быть у сильного человека.
Деревушка пылала остатками крыш и заборчиков. Воняла сгоревшими домами, жителями и чертовыми козами. Деревушка стала уроком для всех в округе. И личным новым уроком для самого Хавьера.
Через несколько месяцев семья Круз поехала на большой рынок в Эль-Пасо. Хавьер ушел от Анны-Марии и Альмадовара, примерявших новые винтовки «браунинг». Побродил между фургонов торговцев, попялился на представление заезжих циркачей и остановился возле стола, накрытого звездно-полосатым флагом, разрезанным черным крестом с двумя перекладинами. Вербовщика он помнил. Старый пес всегда чует, когда меняется ветер. Разве что теперь, вместо серого мундира, он носил длинный кожаный плащ.
Свои вещи он хотел забрать незаметно, но наткнулся на Алехандро-старшего. Отдал ему мешочек с «орлами» и ушел, ни с кем не прощаясь. И не сказал Крузу о том, что серебро ему дала пожилая madron из той самой деревеньки. Ведь Хавьер смог хотя бы попытаться спасти свою душу от пекла.
Ее и ее внучку он вытащил из-под брезента палатки, закрепленной за турелью, ночью. Вывел за частокол крохотного укрепления перевалочного пункта и отпустил.
В Форт-Кросс, добравшись туда через неделю, Хавьера долго пинали от одного офицера к другому. Почему-то никто не хотел брать к себе мексиканца. Каждый из командиров сплевывал, поминал Козлоногого и проклинал вербовщиков, работающих за галочки в ведомостях о новобранцах.
Через еще одну неделю Хави решил податься к Заливу, попытать счастья там. Оставшихся «орлов» ему бы как раз хватило для поездки на тяжелом и бронированном «сером псе». Когда он стоял в недлинной очереди у окошечка кассы, сзади, чихая двигателем, подкатил, пьяно вихляясь, «кугуар».
Люк водителя лязгнул. Худой, заросший светлой щетиной тип спрыгнул на брусчатку. Чуть позже рядом с ним оказался темноволосый и смуглый мрачный здоровяк. Хавьер прищурился, пытаясь понять: что не так с его лицом? Потом понял – татуировка. Симметричная, заполнившая лицо по нижней челюсти и поднимавшаяся к скулам.
«Пустынные братья», если судить по одежде и отсутствию шевронов рейнджеров. Про них Хавьер уже слышал.
- Ты совершенно не умеешь водить, Моррис! – рявкнул здоровяк. – Или снова пьян?
- Дуайт, не мели чепуху… - светлощетинистый, оказавшийся Моррисом, сплюнул табачную слюну, - все я умею. Броневик такой!
- Ну да… - здоровяк Дуайт оглянулся, остановил взгляд на Хавьере, - вон, даже тот мексиканец, наверняка, с тобой поспорит.
- А причем здесь какой-то чертов мексикашка, а?! – Моррис сплюнул еще раз, - говорю тебе, дело – в машине! Дерьмо, а не машина!
- Это «кугуар». – Хавьер усмехнулся, расставил ноги и заправил большие пальцы рук за ремень, - дерьмо здесь одно. Оно странно светлого цвета и воняет дешевым виски.
Люди в очереди зашептались, стали потихоньку расходиться в стороны, в основном жались к стенам вокзала и кассы. Хавьер сплюнул, чуть не достав сапог Морриса. Сапог, к слову, дорогой. Да и одежда у любителя выпить хорошая, бросалась в глаза даже из-за грязи и потертости. Вряд ли «пустынный брат» слабый боец. У них такого не встречалось.
Моррис икнул, поворачиваясь к нему.
- Твою-то мать, ombre, кто тебя тянул за язык? Ты кто такой?
Хавьер не ответил, провел пальцами по усам и усмехнулся.
- Дерьмо, значит? – Моррис усмехнулся в ответ. Зло и паскудно. И, с места, взорвавшись смазанными движениями, рванул к Хавьеру.
Время, прожитое в семье Круз, не прошло даром. Хотя справиться с взбесившимся торнадо, белевшим щетиной и волосами, оказалось сложно. Вернее, совсем никак. Хавьер пропускал удары, чувствуя хруст во рту и привкус крови. Зато после его попаданий Моррис отлетал в сторону, встряхивался как пес и снова шел в бой. Разве что каждый раз чуть медленнее и осторожнее. На этом и попался.
Хавьер смог подгрести его ближе, скрутил и бросил на его же, Морриса, «кугуар». Бросил сильно, со злостью, уже жалея о драке. Морриса от удара спас Дуайт. Успел подхватить того в воздухе и упал вместе с ним вниз.
- А ты силен, - сказал он, вставая и отряхивая брюки, - Моррис, полежи! Зачем в драку полез? Из-за мексикашки?
Хавьер кивнул. Злость, копившаяся давно, неожиданно вышла.
- Это хорошая машина. Могу доказать.
Pt 7: Killing Time.
«Ступая на тропу войны
Не забудь о способе похорон»
«Песни койота»
Джордж Сент-Клер из Фриско
Дуайт повернулся набок и нехотя открыл глаза. Замер, вслушиваясь. Что-то настораживало. А оружие осталось у Морриса. Как в недавнем сне. Он покосился на Изабель, когда ее ладонь легла на его рот. Она оружие не забыла, положив перед ним револьвер. Дуайт кивнул, тихо сползая на холодный цементный пол. Потянул к себе одежду, ведь воевать с голым задом все же не так приятно, как с одетым.
Дверь не скрипнула, когда он выглянул в коридор. Горело только дежурное освещение, мягкое и оранжевое. Дуайт опустился на колени и тихо вытек из комнатки. Изабель последовала за ним.
Козлоногий порою дарил людям благо. Не всем, конечно. Пустынные братья порой даже не пытались что-то увидеть или услышать, нет. Просто мир превращался в хрустальный лабиринт, пересекаемый натянутыми стальными струнами беспокойства. И если происходило именно так, то следовало слушать интуицию.
Изабель скользнула вбок, поднимая длинноствольный автоматический «шарп», пистолет-чудовище. Блик отсвета скользнул по линзе ее протеза. Дуайт поймал себя на мысли, что первый раз обратил на него внимание. Ну, что сказать? Сейчас он ей может пригодиться.
Дуайт прищурился, понимая, что в коридоре и дальше, на пару футов от пола стелется густой, как патока, туман. А его здесь быть не должно.
Изабель показала куда-то вглубь коридора. Дуайт всмотрелся, пытаясь понять: что там? И вздрогнул. В тени у открытой двери кто-то прятался.
Тварь выдала ее собственная гладкая и блестящая кожа. Именно от нее бликовало освещение, и если бы не еле заметный блеск… кто знает, что вышло бы у Дуайта?
Дуайт замер. «Смит-н-Вессон Шериф» штука хорошая. Семь патронов в барабане, автоматический взвод и спуск, рукоять, обтянутая кожей с меленькими острыми шипами, чтобы не скользила. Ну, и калибр, 44-ый «магнум». И если не изменяла память, то Изабель любила заряжать его исключительно разрывными, надпиливая головки пуль крест-накрест.
В тени блеснули две точки. Тварь заметила их. Дуайт нажал спуск, бросаясь вперед. Пули разнесли кусок двери в щепки, не зацепив существо. Оно, растопырив длинные руки-ноги, пробило пластик стен, стремительно поднялось наверх.
- Это ллос, - крикнула Изабель, - осторожно!
Дуайт выругался, прекрасно понимая, что будет дальше.
Ллосы, немногие дьяволовы дети, схожие друг с другом как родственники. Чертова хренова смесь человека и насекомого. Шесть конечностей, четыре нижних, с острыми шипастыми копьями вместо ступней и две верхние, длинные суставчатые лапы с когтями. И узкое сильное тело между ними. Голова, полная сюрпризов, от острейших зубов до наростов, помогающих ллос и плеваться ядом, и выпускать облака плотного тумана. Того самого, что клубился повсюду.
Почему ллос? Один из бывших командоров Форт-Найт, бывший до посвящения мародером и грабителем поселков, страстно любил старые книги. В одной, до отупения глупой и наивной, была богиня странной преисподней, населенной фиолетовыми ушастыми людьми и Дриззтом. Богиня смахивала на красивых самок паука и человека, скрещенных вместе. Название прижилось.
Ллос всегда ходили парочками. Всегда. Дуайт вздохнул и постарался одновременно перевернуться на спину и оттолкнуть Изабель. Получилось наполовину, причем только первое.
Ллос прыгнула с потолка, не особо и высокого. В своей, никому больше не свойственной манере нападения. С диким верещаньем и плюясь темными каплями. И напоролась на пули «шерифа». Надпиленные головки разошлись в ллос распустившимися бутонами, разворачивая свои лепестки. Три, одна за другой, снесли треть головы и превратили грудь в фарш. Если бы не удары двух ее лап… все вышло бы просто замечательно. Дуайт скрипнул зубами, когда понял, что его куртка и брюки просто пригвождены к полу. И вырваться будет стоить секунд. А их им не хватало.
Когда Изабель открыла огонь, ему хотелось окатить себя самой мерзкой бранью. Он забыл ее, на самом деле, практически забыл. Его Изабель, ласковую и нежную, недоступную и холодную. И превращающуюся в ангела гнева Господня в нужные моменты. И досталось сейчас второй ллос. Или второму.
Тварь зашипела, отпрыгнув в сторону. Растопырила сильные ноги, впиваясь в стену когтями, поднялась под самый потолок. Дуайт выстрелил, промахнулся. Тварь не задерживалась на месте, монотонно маячила, сбивая прицел.
- Нам надо к машине, - Изабель положила ствол пистолета ему на плечо, - постарайся не оглохнуть.
Он постарался. Помогло не сильно. Изабель била быстро, «шарп» позволял. Тварь уклонилась от первой, от второй, третья ее достала, четвертая и пятая закрепили достигнутое, а шестая расколотила голову в лохмотья и крошку. Тяжелым вьюком, разбрызгивая черную сукровицу, она рухнула вниз.
- Быстрее… - Изабель ударила по ноге дохлой ллос, сломала, скинула ее тяжесть с Дуайта, - ты цел?
- Цел.
- Дуайт! – Моррис орал как ополоумевший. – Ты жив?
- Вы сговорились? – проворчал Дуайт, оторвав кусок штанины. – Да, живой. Что там?
- Выходите быстрее. Изабель же цела?
- Ты, Моррис, неподражаем. Я тебя тоже люблю. Также крепко.
- Да иди ты… - Моррис явно улыбнулся. – Давайте, двигайте к «Ориону», я вас прикрою.
А вот это уже плохо. Бункер же защищен… был защищен. И если Моррис собрался их прикрывать, а голосил он со стороны «кугуара», то неужели все так хреново?
Он прислушался. Знакомо жужжали приводы, разворачивая башню. Потрескивали светильники. Где-то за стенкой упорно грыз дерево одинокий термит. Еле слышно рядом дышала Изабель. И… да, теперь он услышал. Шорох и шелест. Те самые звуки, когда ллос много. Чертово дерьмо. Тут точно потребуется «браунинг».
- Padre с Хавьером оставались в той машине, - Изабель протянула ему патроны. – И хорошо, что наши вещи то же там. Твоя дубина?
Дуайт кивнул. Мере он всегда приторачивал к рюкзаку. Его дубина, точно.
- На счет три, Дуайт! – Моррис лязгнул новой лентой. – И помогите Мойре, ее зажали за ящиками рядом с вами. У нее для тебя сюрприз, доберись до нее и все будет хорошо.
Интересно, почему не стреляет ни одна из систем «Ориона»? Чертово дерьмо… Дуайт вспомнил – ключ, какой-то ключ у Мойры. Чертово хреново дерьмо.
«Браунинг» выстрелил несколько раз. Истошно завопила ллос, которую зацепило снарядами пулемета. Дуайт выдохнул, подмигнул Изабель и приготовился.
- Три, мать вашу, Дуайт, быстрее!!!
В ангаре громыхнуло и запахло жареным. Кого же та еще принесло и с чего?
Дуайт рванул вперед, лихорадочно вспоминая: что, как и где стоит сразу за выходом. Получилось не очень.
Он выкатился из дверного проема, чуть не угодил лбом в угол ящика и несколько раз выстрелил в сторону треска и шелеста. Покосился на горевшие кучки у противоположной стены, понимая, что это вступил в бой Марк, изрядно поджарив кого-то.
Что дальше? Оглянуться, понять, что и как? Именно, самое верное решение, молодчина, Дуайт.
- Твою мать… - Дуайт сплюнул, - дела…
Ллос в ангаре оказалось хоть отбавляй. Несколько тел, сбитых Моррисом из «браунинга», он заметил. Остальные шелестели и поскрипывали в темноте, чуть отблескивая жесткими пластинами на покатых головах. Почему Моррис не развернул «кугуар» и не поехал прямо здесь, к «Ориону»? Легонькая задачка, как для детишек из воскресной школы. Потому что оба колеса левого борта, спустившие, с торчащими лохмами драного каучука, не дали. Кто пробил? Тоже не вопрос, вон они, пыхтят в темноте. Иглоспины, чертова помесь броненосца и дикобраза. Скатывающиеся, когда надо, в шары и выстреливающие костяные зазубренные гарпуны игл на добрый десяток футов.
Полыхали ящики, стоявшие вдоль стен. Судя по запаху и гари, плавились какие-то пластики. Газолиновая колонка, прячущаяся в самой глубине, заставляла нервничать. Лишь бы… не рванула.
Над головой Дуайта вжикнуло, он вздрогнул. На стене, подняв облачко разлетевшейся штукатурки, появилась дырка. Сухой кашель выстрела из «ли», карабина с Луизианы, донесся чуть позже. Совсем хреновые дела, что и сказать.
- Дуайт, - Изабель приземлилась рядом, - там огочи.
Чертово дерьмо, чертовы огочи, краснокожие охотники за белыми скальпами. Этих ренегатов, давно плюнувших на людей и переметнувшихся к Козлоногому, Дуайт ненавидел. Мутировавшие ублюдки, проклятые и пораженные болезнью дьяволова семени. Уроды, просто блиставшие безумно вычурными искалеченными организмами.
- Здесь ведьма, - Дуайт выстрелил, не глядя, на звук карабина, - и…
- Ты шовинист, - Изабель выглянула в темноту, - маскулинная мужская шовинистическая свинья. Не колдун, не?
- У огочи все шаманы женщины, - он пожал плечами, - разве нет?
Она не ответила. А что отвечать, если и так всем известно, что у огочи всем заправляют их миз? Да, и ничего страшного. Свинья шовинистическая, ну да. И так, что у них имелось?
«Орион» стоял через целый парк прочих железяк на колесном и гусеничном ходу. Приятным довеском являлись ящики, складированные до самого центрального прохода. Ллос, иглоспины, огочи. Где иглоспины, там же и черные слизни, таскающиеся за ними из-за падали. Ну и, на десерт, какая-то краснокожая ведьма, всем этим бродячим цирком заведующая. Если бы здесь объявился смертоглав, Дуайт бы совершенно не удивился. Козлоногий раздери инженеров, делавших здесь защитный периметр.
Но это все так, ерунда. Важнее другое. Так просто никто не соберет подобную адскую армию в одном месте. Их вели, их сдали. Это еще хуже.
- Дуайт! – заорал Моррис. – Двигай сюда, Мойра выйдет с оружием и патронами.
Ну да, хоть что-то хорошо. Дуайт выстрелил в мелькнувшую костяную расческу, иглоспин завизжал детским голосочком, спрятался. Его гарпуны просвистели чуть позже, усеяв крышку ящика густо, прямо как разросшиеся фиалки в горшках у цветочниц.
Патронов у Изабель с собой было немного. Как раз, чтобы продраться сколько-то там ярдов до «кугуара». Если у Мойры с собой запасной «шарп» из броневика, шансы есть у всех. Жаль, что «упокоитель» уже в «Орионе». Ждать не стоило. Дети Козлоногого очень нетерпеливы, когда дело доходит до возможности пожрать сладкого человеческого мясца. И если в том, будут ли их с удовольствием употреблять иглоспины, то вот в ллос и, особенно, в огочи Дуайт не сомневался. Пора.
Дорога в двадцать ярдов слилась в смазанную полосу из рывков, приседаний и пальбы. Шаг, выстрел вправо, прямо в лицо выросшему как из-под земли огочи, намазанному с головы до пупка смесью из жира и сажи. Лицо, украшенное носом, похожим на пятачок бородавочника, вогнулось внутрь черепа. Дуайт отшвырнул ударом ноги его с дороги. Подхватил короткое копьецо, пригнулся, укрываясь от выстрела «шарпшутера», прячущегося где-то у техники.
Изабель охнула. Дуайт оглянулся, выстрелив прямо над ее ухом, заставив уворачиваться в сторону высокого и худого индейца в красной вязаной шапчонке. Явно снятой с какого-то убитого бедолаги-диггера. Шапчонка стала еще краснее, а у Изабель алое добавилось в разрез на курточке. Дуайт вжал ее в пол, толкая вперед. Копьецо пригодилось.
Высокая и сильная ллос, замахиваясь немаленькими когтями, шипя и подвывая, в несколько прыжком спустилась с балок потолка. И села точно широкий наконечник, любовно сделанный мастером из автомобильной рессоры. Заверещала, плюясь во все стороны черной кровью изо рта, Дуайт отшвырнул ее в сторону, рванувшись и сразу сократив наполовину расстояние до «кугуара».
«Браунинг» трещал, плюясь зарядами в глубь ангара и не подпуская оставшуюся стаю. Дуайт знал, что Моррис, стрелок от Господа и милостивого Иисуса, прекрасно помнит грибок колонки и вряд ли пальнет в ее сторону. Даже почувствовал гордость за товарища.
В него снова выстрелили, зацепив плечо. Дуайт выругался, выстрелив в ответ и поняв, что патронов осталось ровно на один выстрел. Изабель, перезаряжая, помотала головой. М-да, плохо без боезапаса.
Из-за пирамиды ящиков, к которой прижимался спиной Дуйат, раздалось ритмичное «кхе-кхе-кхе». Очень узнаваемое и оттого еще более неприятное. Джаггер, мать его, сильный, злой и тупой джаггер. Его-то они как сюда притащили? И что теперь…
Делать пришлось быстро и сразу. Прыжком с места, растопырив руки и ноги. Потому как пирамида хряснула и взорвалась. А как еще, если по ней ударил джаггер?
Дуайт одновременно и прикрыл однойрукой лицо от щепок и летящей стальной оковки, и выстрелил оставшимися зарядами. Понятно, что бесполезно. Это же, мать его, джаггер. Тупой, покрытый толстенной шкурой и несколькими сотнями фунтов мяса и жира джаггер.
Шесть футов из-за постоянно сгорбленной спины, семь когда выпрямляется. Три фута покатых плечей и еще по три с половиной низко висящих здоровенных лап с выступающими пирамидами костяных наростов. Плоская голова с вытянутой широкой мордой, сплющенным носом и огромными, навыкате, глазами. Волоски по всей открытой части от лба до верхней губы, вперемежку с бородавками. Борода, метлой мотающаяся из стороны в сторону от вечно что-то жующих челюстей. Выпуклый живот и грудь, кривые мощные ноги с плоскими безразмерными ступнями. Тот еще красавец…
Щепки, пыль и капли крови джаггера осели. Дуайт замер, глядя на него. Джаггер, шумно дыша и плюясь слюной, хрипло дышал. Грудь, густо заросшая серо-зеленоватой шерстью, раздувалась все сильнее. Скоро стоит ждать рева и атаки. Короткой, мощной и быстрой, напоминающей ускорение локомотива.
Время замерло. Ллос и прочие не замедлили воспользоваться. Треск стал еще ближе. Моррис орал и стрелял. Мойры Дуайт пока так и не заметил. Джаггер готовился и сопел, похрюкивая и брызгая вязкой мутной слюной. Безумно растянутая картинка, уложившаяся в пять ударов сердца.
- Сперва стреляй, потом думай, - Изабель, сбросив с себя крышку с маркировкой от готовых обедов, сплюнула, - мужчины…
Она выстрелила не в пример умнее и точнее. Оставшимися двумя патронами сделала джаггера слепым. Сразу и навсегда. И вот тут-то он и заревел. Потому что убить джаггера все же крайне сложно, даже прострелив ему глаза. Минут на пять зверюги еще хватит.
Джаггер взревел, перекрывая грохот браунинга, вопли ллос и визги иглоспинов. Треск выстрелов со стороны «Ориона» перекрывать не требовалось. Там, вдобавок, еще ревело и шкворчало.
Дуайт успел убраться с дороги живого горячего танка. Джаггер протоптался по месту, где он лежал, с грацией племенного быка. Бетон трещал и взлетал вверх пыльными облачками. Раненая ллос, старательно отползавшая в сторону, истошно завопила, но ослепшему джаггеру было на это наплевать. Он протоптался и по ней, хрустя костями, хитином, размазав внутренности, вырвавшиеся наружу, по полу. Джаггер втягивал воздух ноздрями и искал людей, изувечивших его. И по дороге крушил все, до чего дотягивался.
Мойра выскочила сбоку как чертик из коробочки. Выскочила, на ходу бросив Дуайту карабин, а Изабель пояс с патронами для «шарпа». Дуайт поймал оружие, понимая, что теперь время должно убыстриться. А он должен успеть его догнать. И перегнать.
Так вперед, ленивая задница, вперед!
Он пошел первым, прикрывая девочек. Им, конечно, надо уступать дорогу, но не сейчас.
Магазин карабина вмещает десять патронов. Увеличенный все пятнадцать. В «шарпе», принесенном Мойрой, магазин стоял обычный. Досада, но выбирать не приходилось. Есть же еще руки, ноги и главное оружие, голова.
Дуайт двигался вперед короткими шажками, старательно выбирая цели. Стрелять просто так сейчас явно не стоило. Моррис мог прикрывать его только с правого фланга. Переведи товарищ ствол чуть левее, тут их и ждут неприятности. От заправочной колонки до просто попадания в одного из тройки. Ллос и иглоспины этого не понимали. В отличие от краснокожих.
Дуайт заметил первого огочи чуть слева, за крылом квадроцикла. Голову, не самого огочи, что распластался как смог. Вовремя под ноги попалась какая-то часть разорванной снарядами ллос. Хорошим пинком Дуайт отфутболил часть в сторону квадроцикла, заставив огочи дернуться и показать голову чуточку больше. Ему хватило. «Шарп» грохнул, голова разлетелась, теряя сразу половину черепа и все три глаза, нормальные и выросший у виска кроха.
Черный слизень, старательно ползший по балке, отлепился и полетел к нему, широко раскрыв до неприличия объемную для короткого тельца пасть. Зубы у него шли по кругу и чуть ли не вращались, похожие на циркулярную пилу. Жаль патрона, но прикладом его не скинешь, вцепится, так не отдерешь. Карабин снова грохнул, порвав уродца пополам.
Половина с головой и недоразвитыми ручонками шлепнулась за очередные ящики с бочками и попала ровно в цель. На ждавшего Дуайта с обрезанной двустволкой огочи. Маленького, почти ребенка ростом, только раза в два шире. Слизень упал ему точно на лицо, украшенное странноватым пятачком вместо носа. И тут же, брызгая кровью, вгрызся в него, ввинтившись в мясистую желтоватую плоть как штопор. Огочи дико заорал и попытался сбить с себя страшилище. Но сделал только хуже.
Зубы у черных слизней устроены так, что дергая, только рвешь самого себя сильнее и сильнее. Огочи, скорее всего, забыл про эту интересную особенность. Алое брызнуло во все стороны, индеец глухо орал из-под заглотившей его лицо пасти, а Дуайт решил воспользоваться моментом. Наклонился, пропуская взвизгнувший над головой нож и выхватил обрез огочи. Пояс с зарядами пришлось срезать тем самым ножом, воткнувшимся в доски ящика.
Беспокоил затаившийся снайпер. Ревел и рвался к ним слепой джаггер. Изабель виднелась чуть справа и сзади. Мойру он не видел. Но надо было двигаться. До «Ориона» еще далеко.
Над головой вновь вжикнуло, стену украсила очередная пробоина. Ага, вот и стрелок. Снайпером он его уже не называл, снайперы так не стреляют. Дуайт выстрелил из карабина на звук, угадав направление. По броне одной из машин звякнуло, срикошетив. Судя по всему – достаточно для этого труса. В следующий раз выстрелит не особо скоро.
Ллос подкрадывались, перебегали по стенам и балкам перекрытия. Моррис не мог достать всех. Обрез пригодился сразу.
Высокая темная ллос вылетела из-за кормы низкого пикапа. Неожиданно, не дав даже заметить себя. Первый ствол выпалил практически мимо, чуть зацепив ее торс. Ллос рыкнула и кинулась еще быстрее. Второй патрон не подвел. Дробь попала ей в живот, туда, где человеческое тело переходило в паучиное. Заряд оказался как на ящера-рогача, ллос практически порвало пополам. Остро и резко запахло кровью и выпущенными внутренностями.
А потом вокруг стало сразу много огочи, слишком много. Дуайт выстрелил, попав в первого, высокого крепыша с дубинкой, усаженной стальными штырями. Выстрелил во второго, пониже, но зато практически ударившего копьем. Скользкие, намазанные жиром тела в разводах татуировки мелькали прямо перед ним. Если бы они признавали огнестрельное оружие, если бы… и хорошо, что не признавали.
Карабин щелкнул и не выстрелил. Неполным ли был магазин или случилась вторая уже за несколько минут глупая осечка – какая разница? Дуайт не стал ждать, просто швырнув обрезом в голову ближайшего, замахивающегося топориком на длинной рукояти. Тот отмахнулся, но сбился с шага, встретив головой удачный удар прикладом. Глухо треснула кость черепа и огочи упал.
Дуайт подхватил топорик, наотмашь, снизу, ударил следующего по колену, вбил сталь по самый обух. Краснокожий кхекнул и завалился на него. Дуайт ударил локтем в горло, в кадык, вбивая и ломая его. Подставил карабин под удар длинного тесака еще одного. Металл зазвенел, клинок, спружинив, отскочил. Сзади ревел джаггер, все же приближаясь.
Мойра мелькнула сбоку, выстрелила, сбив с потолка ллос. Дуайт вбил ствол карабина огочи в раскрытый рот, ломая зубы и небо. Выхватил тесак и рубанул, заметив движение, влево. Сталь погрузилась в плечо полностью, заскрипел разваливаемый сустав.
To be continued.
P.S: