Antem (The Unforgieven-IV)

Изабель Эрнандес де Сааведра никогда не рождалась в семье потомственных конкистадоров. Ее звали Шейла Лох-Мара, и ее еле-еле говорящие на нормальном английском предки перебрались в Бостон только в год, когда затонул титанический «Левиафан», не выдержавший напора айсберга. Как ни странно, но перебрались они вовсе не с изумрудного Эриу, благословенной и проклятой Господом Богом Ирландии, нет. И не с гоидельских пустошей поросшей вереском Скоттии. Шейла-Изабель по своей крови вела родословную из сохранившихся остатков пущей Уэльса и была самой настоящей валлийкой.

Никогда и никому, после семнадцатого дня рождения, Шейла не признавалась в этом. Она стала Изабель Эрнандес де Сааведра. Тем более, что опровергнуть или доказать сам факт существования Изабель никто не мог. Никого не осталось, включая саму настоящую Изабель.

Шейла родилась у Залива. Фриско, поверженный волнами океана и яростью зверей Бойни, умирал уже более полувека. Но все еще, гниющий каждой улицей и каждым домом, жил. Наполнял воздух миазмами разлагающих внутренностей кварталов, дышал, свистя и хрипя изрешеченными чахоткой легкими фортов КША. Выблевывал каждую минуту нового выродка из своей мертвородящей утробы и убивал редких ангелов, забредших в него по неопытности или благодаря чуду.

Лох-Мара, всё время с самого начала Бойни жившие как полтысячи лет назад кланом, город не любили. Город давал им много неприятностей. Но и давал жить.

Лох-Мара гнали самогон, хороший крепкий виски. Из чего угодно, включая апельсины и китайский клубень дайкон. Апельсиновый виски звучит, конечно, глупо, но покупали его охотно. Апельсиновый пился резко, но зато и оставался в голове дольше. Шейла с самого детства ненавидела собирать апельсины, засыпать апельсины тростниковым сахаром, мять апельсины. Запах апельсинов и запах дерьма находился где-то на одном уровне ненавистных дряней.

В четырнадцать, на ее конфирмацию, в гости приехали кузены с дальнего форта. КША готовились рухнуть под ударами ошалевших и безумных янки, и братцы решили бежать, пока не поздно. Винсент, Квентин и Кевин. Близнецы Кавана, белокурые ублюдки.

Причастие, слова отца Домиана, настоящего священника англиканской церкви, а не какого-то там пресвитера Новой. Маленькая церквушка клана, забитая под завязку, вместила всех желающих, включая соседей. Пятеро юных Лох-Мара: Шейла, Роб, Майки, Мара и Брюс. Она навсегда запомнила тот день, воистину прекрасный день. Чертов ублюдочный день.

Кузены заявились не одни, притащили с собой четырех реднеков откуда-то с Алабамы, самим Козлоногим заброшенных к Фриско. Кто из них начал мерзкое дело, Шейла не помнила. Зачем? Все просто: из-за денег. И страха. Страха за будущее.

Если бы мужчины клана взяли с собой оружие, все случилось бы иначе. Но это же конфирмация и святая церковь. Кавана и их друзья плевать хотели на Господа и заповеди и обычаи.

Выйти из церкви не дали никому. Грохот «ремингтонов» закрыл крики и плач. Но убили они не всех. Шейле и Маре не повезло. Все остальное она постаралась забыть, выкинуть из головы, запереть на тысячи замков и утопить ключи. Но прошлое возвращалось во снах еще долго. Лет пять. И тогда Шейла просыпалась и плакала, молча, грызя тюфяк.

Ее насиловали все. По очереди и вместе. Мара сопротивлялась и кричала. Ее избили прикладом, измолотили тяжелыми сапогами, сломав несколько ребер, выбив зубы и в кровь и мясной фарш разив лицо. Потом дотащили до кладовки и заперли ее там, связав по рукам и ногам. В проклятом городе ценились разные товары. В его подземной части рабы были нужны всегда. Заперев замок, старший Кавана вернулся к Шейле.

Тогда она уже перестала плакать. Молчала, делала все, что приказывали, как послушная немая кукла. Перевернуться на живот? Перевернулась. Встать на колени и открыть ротик? Встала и открыла шире. Сесть на младшего и не дергаться, когда сзади войдет средний? Пожалуйста.

К ночи они угомонились. Даже выставили одного из алабамцев на пост. Потом перепились и завалились спать. Хоронить клан хотя бы в каньоне, подступавшем к дому, даже и не думали. Шейла вздрогнула, услышав про церковь, что должна заполыхать утром. Вздрогнула, но промолчала. Сжалась в комок не циновке в углу и замерла.

Болело все. Горело, хлюпало между ног, болела грудь и бедра, ныл живот. Шейла молчала. Эти дураки и их дружки пили тяжелый и настоящий ячменный виски. Пили немеряно, наплевав на последствия. Шейла терпеливо ждала. Один раз к ней пришел средний Кавана, посопел, пытаясь запихнуть в нее вялого и дохлого дружка, но так и не вышло. Напоследок, обматерив ее, ударил по заду и ушел. Шейла продолжила ждать.

Последним заснул старший Кавана. Прямо за столом, уронив белокурую голову в лужу собственной блевотины. Что делать дальше – Шейла уже поняла. Родной дом помогал Лох-Мара.

Под половицей чулана, где она лежала, дядя Кевин прятал несколько «кольтов». Автоматических, с глушителями. И патроны. Шейла прекрасно помнила – на какую из досок следовало нажать. Обращаться с оружием детей Лох-Мара учили с пяти лет. А руки у нее не дрожали.

В живых Шейла оставила старшего Кавана. Предварительно прострелив ему обе коленные чашечки и кисти рук, превратив их в лохмотья. Ударила по голове стулом, сильно, чтобы отрубить. И пошла к кладовой, за Марой. И вот открыв ее, Шейла расплакалась.

Сестра, перегрызшая себе вены на обеих руках, плавала в собственной крови. Разорванные сосуды она подставляла под кран от бака, стоявшего на улице. Нагревшаяся вода завершила дело быстро. Во всяком случае так ей хотелось думать.

Кавана, пришедший в себя и отползший уже в коридор, затрясся, увидев четырнадцатилетнюю девчонку, которую они насиловали половину дня. Не зря. Шейле хватило сил дотащить его до церкви и привязать внутри к большому деревянному кресту. В чем-то ублюдки оказались правы. Сама она явно не смогла бы вырыть могилы для всего клана. А топлива для пламени у Лох-Мара хватало в избытке. Три бочонка с яблочным бренди, загруженные на повозку и так и не уехавшие, пришлись кстати.

Кавана кричал недолго. Огонь жадно сожрал все предложенное. Шейла стояла чуть поодаль, с высохшими словами, вся в крови, в своей и чужой. Смотрела в пламя и не видела ничего.

Бойня дала людям величайший дар – настоящую любовь ближних. Но ближние оказались злыми койотами, плевать хотевшими на этот дар. Жадность и трусость, слившись в гремучую смерть, превратились в дикую и безумную смерть. Сколько камней из твердого дома морали и веры Шейлы рассыпались в прах той ночью? Она не знала. Но впереди ждало немало таких дней.

Пожар заметили в одном из городских фортов. Пожар в усадьбе Лох-Мара не мог остаться незамеченным. Отряд прибыл быстро. Главной ошибкой Шейлы стало то, что она осталась и не спряталась. Оружие у нее выбили сразу. Дальше… дальше она не вспоминала. Но ей повезло.

Форт, небольшое укрепление на самой южной границе Фриско, вмещал в себя не только ублюдков, плевавших не ее беду. В тот день под крышей форта ночевал крупный усатый канадец с черными усами по фамилии Дюффрэ. Когда броневик патрульных начали разгружать и ее выволокли наружу, канадца, мирно и спокойно курившего на крылечке кухни, как подменили.

Он не убил насильников Шейлы. Он их просто искалечил. Девочка лежала на сухой острой земле и смотрела вверх. Над ней летали полы длинного плаща и кулаки Дюффрэ. Иногда к рукам присоединялись ноги. Никто из товарищей патрульных не вмешивался. Кто-то даже делал ставки. Она потеряла сознание в момент падения на землю последнего из пятерых. Совсем молодой мулат смотрел на нее пустыми глазами, плачущими кровью и еле-еле хватал по-рыбьи воздух.

В себя Шейла пришла на продавленном диване небольшой квартирки где-то в трущобах. Комната, густо пропахшая табаком, казалась странной. В углу стоял громадный матово-черный гроб, одну стену полностью занимал оружейный открытый шкаф. На столике у дивана стоял стакан с молоком, блюдце с тремя галетами, прослоенными шоколадом и несколько подсохших ломтиков жареного бекона. И записка.

«Не уходи. Приведу врача».

Врач и канадец появились через час. Шейлу разложили на диване, широко раздвинув ноги и ей осталось только кусать шубы и терпеть. Холодный огонь от спиртового состава, холодный огонь от снующей иглы, холодный огонь кетгута, сшивающего разрывы. Еще врач взял у нее кровь на анализы. А потом Шейла снова заснула, хотя и боялась это делать.

Потом пришлось лечиться. Букет у нее оказался приличный. Последствия оказались хуже. Хотя тогда она не переживала. Не будет детей, так не будет детей. Слишком сильные антибиотики, драгоценные, оплаченные Дюффрэ сразу и без вопросов. Слишком сильным оказалось средство для выкидыша, когда врач подтвердил беременность. Все у нее тогда вышло слишком.

С Дюффрэ она прожила год. Училась многому. Училась стрелять, метать ножи, топоры, топорики, садовые ножницы, да Козлоногий не упомнит что он не учил ее швырять в терпеливое толстое чучело. Его Дюффрэ называл Страшилой и почему-то смеялся. А потом… а потом она вернулась из своей вылазки в соседний квартал и обнаружила пустую квартиру. Ни следа, ни записки.

Он оставил ей пачку долларов САСШ и столбик золотых КША. И пять серебряных мексиканских «орлов». Ее любимый револьвер «смит-и-вессон», три пачки патронов к нему, нож-наваху и часы на толстом кожаном ремешке.

Но с момента, когда сгорела семейная церковь, прошел год. Шейла Лох-Мара выросла, превратившись в высокую и крепкую девчонку-chikano с улиц одного из самых опасных кварталов выжившего Фриско. Улицы стали ее домом, а прошлое беспокоило уже не так сильно. Рецепт она нашла не так и давно. Двое из пятерых патрульных, привезших ее в форт, кормили рыб в Заливе. Осталось трое. И Шейла прекрасно знала, что она их найдет. Пусть и потом.

По ее щиколоткам, серебрясь свежей белой краской и чернея блестящей, пока еще блестящей, тушью, расползались узоры ее банды. Ее собственной небольшой банды. Энрике Хавес, заместитель, любовник, мастер поножовщины и татуировщик, делал ее узоры очень аккуратно и бережно. Свою chika-bella он любил самозабвенно, как и полагается взрослому и серьезному мужчине семнадцати с половиной лет.

Банда Ши, как уже начинали говорить в квартале, была лихой. Быстро и серьезно поделила территорию с ближайшими конкурентами, вырезав две банды и выставившись с «мировой» для двух посильнее. Все лавки на трех улицах и двух рынках исправно отдавали свое, и Шейла не опасалась за будущее. Копы? А что, копы? Муниципалитет платил парням в черной форме из рук вон плохо. Шейла платила хорошо.

В тот самый день, который она вспоминала с гораздо большей приязнью, все шло как обычно. С утра, начавшегося перед ланчем, банда собралась в «берлоге», большом номере «Сворд-фиш», одной из трех портовых гостиниц.

Мигель, Роберто и Вальядолид проверяли партию бес-травы из Остина. Проверка протекала хорошо, парни без остановки хохотали последние пятнадцать минут.

Алехандро и Васкес проверяли имевшееся оружие. Стволы, запрещенные в городе автоматические крупнокалиберные винтовки, матово блестели и пахли маслом.

Еще три члена банды, такие же молодые и наглые companieros, ушли в утренний обход территории.

Шейла, раскинувшись в кресле, ругалась, курила, нюхала «пыльцу» и изредка подвывала. Энрике, устроившись между ее бедер, споро работал иглой. Алые розы в паху становились из мечты реальностью. Хотя крови и боли оказалось не в пример больше, чем раньше.

Дверь открыли снаружи. Шейла, в очередной раз ойкнув, выглянула из-за плеча Энрике в проход. И замерла. И от неожиданности. И от уведенного. От увиденной.

Красотка, стоявшая рядом с Анхелем, могла показаться старшей сестрой самой Ши. Высокая, чернокудрая, хищно-тонкая, похожая на свернувшуюся стальную пружину. Кареглазая. На этом, правда, сходство заканчивалось.

Шейла волосы давно стригла коротко. У вошедшей буйные локоны были собраны в сложную прическу, увенчанную замысловатым султанчиком на макушке. Глаза не казались хищно поднятыми к вискам, наоборот. Мягкие плавные и миндалевидные, они смотрели на мир ласково и тепло. И одета она оказалась не в пример по-другому.

Высокое платье со стоячим воротничком, шнуровкой по груди и предплечьям. Закрывающее фигуру и одновременно очень коварно демонстрирующее необходимое. Вырез треугольником заставлял желать его продолжения, а кусочек чулочной подвязки, мелькнувший при шаге, точно добавил несколько дополнительных ударов сердца ребяткам Ши. Явно, что даже Энрике. Шейла хмыкнула, непонимающе смотря на деваху.

- Эй, иди сюда!

Сейчас она быстро собьет спесь с этой расфуфыренной цыпочки, это уж точно. Нахалка, запершись в ее, Ши, хозяйство, злила.

- Добрый день, - чернокудрая остановилась в проеме, - мне нужно с тобой поговорить.

Шейла прищурилась и открыла рот.

- Привет, Изабо! – Энрике аккуратно стер кровь у Шейлы и, расплывшись в улыбке, повернулся к гостье, - Хочешь пульке, виски, бренди?

Что за дела?! Шейла возмущенно зашипела. А поименованная Изабо улыбнулась Энрике как старому знакомому.

- Нет, спасибо. Мне бы просто чего-нибудь холодненького.

- Конечно, bella! – Энрике встал с колен. – Ши, сейчас вернусь. Пока отдохни.

И ушел. Предатель. Оставил ее лежать, распластавшись, как курицу после потрошения. Ну-ну…

Изабо присела в кресло. Странно, но никто из companeros Шейлы и не подумал оказаться рядом. Сволочь Анхель, для чего-то приведший девицу, скрылся в крохотной кухоньке. Там же, где Энрике делал этой puta холодный чай.

- Красиво… - она показала на ее тату, - только надо не забыть продезинфицировать. Опасно сейчас делать тату в таких нежных девичьих местах, chica.

Шейла почувствовала, что начала закипать. Еще бы не почувствовать, когда ее «кольт» почти сам по себе скакнул прямо в ладонь. И уставился гостью прямо между глаз.

- Ты кто, мать твою, такая?

Та улыбнулась, совершенно не смущенная видом чернеющего дула оружия.

- Меня зовут Изабель Эрнандес де Сааведра.

- И это-то что-то мне должно сказать?

Нахалка! Да еще и благородная нахалка. Знаний Ши хватало ровно для того, чтобы понимать – у испашек вот это самое «де» относится к аристократам. Фифа-то голубых кровей, ишь! Откуда только взялась…

- Эй, Ши, убери пистолет, ай, mi amor, прекрати! Это же Изабо!

Энрике застыл в проходе с двумя стаканами чая.

- Твою мать, козел! – Шейла не выдержала и взорвалась, развизжалась, брызгая слюной и ниточкой соплей. Нос от «пыльцы» изрядно плакал слизью. – Кто это?! Что она здесь делает?! Чего вы все вокруг нее прыгаете?! Сукины дети!!!

- Ши… - Милый друг заметно вздрогнул. Чай пролился на пол и попал прямо на рукав и перчатку этой черноволосой суки. Перчатку, твою мать, Энрике, сраную перчатку в полуденную жару, Энрике! С кружевной оторочкой и полупрозрачной материей, Энрике, cabron чертов!

- Поставь стаканы, Энрике… - сволочная Изабель смахнула чай с рукава. – Спасибо. Оставьте нас вдвоем, пожалуйста.

Шейла, не веря глазам, смотрела на парней, торопливо выходящих из штаб-квартиры. Madre de Dios, срань Господня, да что такое творится?!

- Прекрати дергаться, нервничать и махать оружием. – Изабель достала из крошечной сумочки серебряный портсигар и закурила. По комнате потек сладковато-ванильный дымок. – Твои ребята знают кто я такая. Они вышли из уважения к двум сильным женщинам, одна из которых сейчас таковой не выглядит. Совершенно. Поговорим?

- Да кто же ты такая, а? – Шейла шмыгнула носом. – Какое уважение, мать твою? И для чего мне с тобой разговаривать?

Изабель Эрнандес де Сааведра хлопнула своими пушистыми, они такими у сучки и были, роскошнейшими, иссиня-черными воздушными стрелками ресниц. Так это, одним крохотным движением показала Ши многое. Но самое главное… Шейла поняла и удивилась. Самое главное – она действительно пришла к ней по делу и она, Шейла Лох-Мара, ей нужна.

Она, несовершеннолетняя бандитка-chicano с улиц умирающего Фриско, нужна этой ухоженной и красивой суке.

- Для чего? – Шейла опустила «кольт» и отхлебнула из стакана. Действие наркотика заканчивалось. Нос свербел и хлюпал, в паху свербело и ныло.

- Не накинешь что-нибудь? – поинтересовалась Изабель. – Ты красивая девушка, и у тебя все красиво, но… Правильнее будет все же одеться.

- Без всяких тут знаю, – буркнула Шейла, заворачиваясь в клетчатый плед и удобнее усаживаясь в кресле, закинув на него ноги. – Так зачем мне надо с тобой о чем-то говорить?

Изабель затушила сигарету и откинулась в кресле, смотря на нее с легкой улыбкой. Ситуация уже не злила как чуть раньше, но раздражала. Что раздражало больше: ее навязчивость, уважение companieros или красота стервы – Шейла точно определить не могла. Скорее всего, все вместе и сразу.

- Давай разберемся во всем по порядку и ты поймешь, что я пришла не просто, чтобы тебя разозлить. Ты не против?

- Ну, давай, - буркнула Шейла, - только без умничаний.

- Хорошо, - Изабель согласно кивнула, - вот только, миз Лох-Мара, вы не обычная девка с улицы, так что умничать я буду. Потому что ты меня прекрасно понимаешь.

Шейла стиснула зубы. Ее давно не называли клановым именем. И, по какой-то неясной смутной причине, она поняла: этим не закончится. Так и вышло.

- Ты спросила – почему? Буду правдива. Потому что это нужно мне. Но нужно и тебе, пусть для тебя это не так важно, как мне.

Твои ребята уважают меня, да. Они живут здесь дольше тебя, Шейла. Они выросли здесь и прекрасно знают, когда я появилась. Это было недавно. Но нескольких лет вполне хватило для уважения.

Они знают где я живу и где принимаю тех, кому нужна. Ты знаешь это место. «Красная роза», достаточно дорогой бордель. Только вот в чем дело, я торгую другим товаром. Ни одна киска на свете не заставит твоих ребят уважать ее владелицу только за нее. И кому, как ни тебе, Шейла, это знать лучше меня.

Меня называют гадалкой. Считают, что умею предсказывать будущее. Считают, что меня слушаются карты Таро. Но дело в другом. Многие подозревают, что я просто-напросто вижу. То, что недоступно прочим.

И, Шейла Лох-Мара, мне достаточно было не смотреть на цветок, растущий у тебя между красивых бедер, чтобы понять – сколько там швов. И я знаю, я увидела, откуда эти швы…

Изабель выдохнула. Шейла смотрела на нее и не видела. Она видела другое… Она видела других…

Она слышала себя. Тот плач, что остался внутри нее, потому что она молчала. Потому что люди не должны быть зверями. Особенно сейчас, когда Бойня все ширится и ширится. Но такими они и оказались, те пятеро, что незадолго до этого приезжали к ним, покупали виски и улыбались ей. Шейла молчала, скрипя зубами и трясущимися пальцами перебирая осколки хрустко сломавшегося стакана. Порезы не болели и не жгли, просто не чувствовались. Чай, пролитый на плед точно на саднившую тату, даже не холодил.

Изабель подошла к столу, где Алехандро чистил винтовки и взяла одну из чистых тряпок. Когда сильные тонкие пальцы сильно и бережно замотали ее ладонь, Шейла не поняла. Назад девушка вернулась одновременно со стуком собственных зубов по ободку, леденящему их холодом. Изабель оказалась предусмотрительной, налив только-только привезенную из родника воду в жестяную кружку. Правильно, толстый ободок Шейла точно не смогла бы отгрызть.

- Прости… - черноволосая испанка провела пальцами по щеке Ши, - прости меня. Пожалуйста. Но только так ты бы поверила. Ведь ты если кому и сказала, то только Энрике. Ведь с ним ты убила двух патрульных и похоронила у пирса кривого Джексона.

- Он… он…

- Ты не хочешь понять, - Изабель говорила спокойно и мягко, как с ребенком или душевнобольным, - я увидела это, девочка. Просто увидела. Я Изабель Эрнандес де Сааведра, и меня считают не только гадалкой. Еще меня считают ведьмой и многие удивляются – почему до сих пор за меня не взялся ни один командор. Энрике мне не настолько хорошо знаком, чтобы рассказала ему это. И, конечно, он мне редко что-то рассказывал вообще.

Шейла кивнула. Её, наконец-то, отпустило. Похороненные воспоминания порой возвращались. Возвращались так страшно и больно, что она закрывалась на несколько дней и тихо выла у себя. Пока не встретила Энрике.

- Недавно в квартале, где находится «Роза», появились три новых копа. Из патрульных. Ты их знаешь. Они вернулись с востока вместе с новым интендантом полиции. Они его люди и плевать хотят на устоявшиеся правила. А наши… защитники, - Изабель сплюнула, - Боятся их. И им плевать на то, что те вытворяют в борделе, где мне так посчастливилось жить несколько лет. Вчера они добрались до меня.

Она расстегнула крючки высокого, горлышком, воротника-стойки. Развела в стороны и показала. Багровые подтеки свежих синяков. И теперь Шейла действительно поняла, что нужна ей куда больше, чем она, Шейла, могла себе представить.

Время сразу после первых Адовых врат остановилось, замерло, недолго размышляя и сошло с ума. Неслось как хотело или еле-еле ползло, если вздумалось ползти. Хотя по часам, наручным, карманным и даже напольным, это сказать было нельзя. Стрелки, как и раньше, отмеряли секунду за секундой, складывая в минуты, часы, дни и годы. Вот только в головах у людей время скакало по-своему. Порой возвращало их куда-то очень далеко, куда-то, где люди еще были зверьми.

Люди говорили о Боге. Искали какую-то правду в нем и Святой книге. Но не хотели видеть правду в самих себе и собственных поступках. Отец лжи и его Козлоногий правили в свое удовольствие, ведь люди, наконец-то, полностью открыли для себя свободу. Или свободы.

Грабь, жги, убивай, насилуй, ешь, блюй и снова жри, наплевав на умирающих в следующем доме таких же, как ты, людей. Позволено все, захочешь, и возьмешь. Все, все что захочешь. Порядок зиждется только на силе. Ты силен – ты король. А остальные могут делать что смогут, не более.

Почти семь десятков лет человечество страдало, погибало, умирало, пожираемое недугами, эпидемиями, Бойней и злом. Но главным злом, как и всегда, человек человеку. И спорить с этим не взялся бы никто.

Шейла сморкнулась в плед, откинула его в сторону. Прошлепала босыми ногами до шкафа с одеждой, по дороге все же наступив на один из осколков. Не глядя, на ходу, достала его и пошла дальше. Уже натягивая джинсы она услышала голос Изабель, уже не казавшийся высокомерным или наглым:

- Это можно понимать, как согласие?

Шейла кивнула, не оборачиваясь.

Бойня сделала из людей зверей. Порой она превращала их в псов. Жадных, похотливых и трусливых поодиночке кобелей. Бешеных тварей. А таких надо убивать.

Оставшиеся трое из ее «друзей» погибли в тот же вечер. Они вывезли их за город, в один из брошенных доков. Шейла заметала следы с помощью Большого Джо. Джо был крайне большим, голодным и относительно умным. Огромная тигровая акула, превращенная Бойней в истинное обличье морского демона.

Оравшие патрульные болтались на крюках трех погрузочных кранов, работающих через раз. Примотали их хорошо, чтобы не сорвались раньше времени. Шейла прохаживалась на относительно безопасной высоте, по стальному перекрытию второго этажа. Металлическая решетка прогибалась и страдальчески скрипела. Большой Джо бурлил хвостовыми плавниками внизу, порой жадно щелкая челюстями. Поросенок, пошедший для затравки, ему оказался на один укус. Большой Джо жаждал полноценного ужина.

Смотреть на пиршество она не осталась. Ее, честно признаться, мутило от такого. Хватило и последних из пяти насильников. Их лиц, их криков и просьб, их запаха страха. Шейла развернулась и уехала назад. Вернее, попыталась уехать. У заезда в док их ждали все ребята Хулио Иглесио Кортасара, того человека, кому они перешли дорогу с месяц назад. Выбраться смогла только Шейла.

Неделю она пряталась в нижних ярусах остатков городской канализации и на чердаках чужих кварталов. Через неделю, отчаявшись и понимая, что ее все равно ищут и обращаться за помощью просто не к кому, ночью она пробралась в «Красную розу».

По комнате, где Изабель принимала гостей, жаждавших узнать будущее, стлался тяжелый запах сандала. Шейла, замершая за портьерой, следила за двумя чинами городской полиции. Те явно хотели не узнать о будущем, а проникнуть в недалекое прошлое. Судьба трех пропавших копов волновала самого интенданта. Но Изабель ответить им не смогла. А те особо и не настаивали.

Когда за ними закрылась дверь, Изабель встала и заперла ее сразу на несколько замков. Потом налила воды, отпила и уставилась в окно. Точно на то место, где пряталась Ши.

- Сандал может перебить любой запах, Шейла, но… - она поставила стакан на стол, - но точно не такой, что получается где-то за пять-шесть дней в канализации, подвалах и чердаках. Выходи, хватит прятаться.

Вот так она и оказалась у нее. И застряла надолго. На целых полгода. На длинных шесть месяцев взаперти. В узком заднем дворике, где Шейла гуляла и разминалась по ночам. Во второй комнате, спальне, на узком и незаметном тюфяке, убираемом под кровать Изабель. Наедине с ней и несколькими полками книг. Кто стал ее большим другом, Изабель или ее книги? Шейла не смогла бы признаться сама себе в этом.

Посреди Бойни, посреди раскаленного страхом и злостью Фриско… Они оказались странным и тихим островком. Они многое давали, многое объясняли. История, философия, романы и даже толстенная энциклопедия по анатомии и большой медицинский справочник. И разговоры с Изабель по ночам. Дни испанки-гадалки расписывались чуть ли не на недели вперед.

Порой Шейла даже помогала гадалке. И это смогло помочь в ее редких вылазках в город. Появление у гадалки помощницы, изуродованной прислужниками Козлоногого во время дороги из Остина во Фриско в какой-то момент поверили даже копы. Так что Шейла смогла нечасто, но выходить в город. На рынок, по лавкам, иногда даже до площади. Но до площади только в сопровождении Изабель.

А ночью они так и говорили. Каждую ночь. Две очень похожих даже внешне молодых женщины, схожих даже судьбой.

Семьи у Изабель не было. И она молчала про них. Единственное табу в их отношениях. Хотя, нет, было еще одно. Шейла никогда не видела Изабель без одежды. Даже в крохотной ванной, что приходилось делить постоянно. В какой-то момент Шейла поймала себя на мысли о том, что Изабель целенаправленно успевает переодеваться даже на ночь с потрясающей скоростью. И всегда одевает длинные ночные рубашки с рукавами. Как-будто что-то прячет под ними.

Но она решила для себя сразу и твердо: это не ее дело.

Изабель помогла ей во многом. Помогла раскрыть глаза на многое. Помогла справится с теми страхами, что жили внутри нее. Изабель стала ей ближе чем потерянные сестры, тети и единственное, что испанка не смогла, так это заменить мать. Хотя нужно ли было это Шейле после всего случившегося в ее жизни?

Наверное, что все же да. Наверное, что творившийся в живом котле по имени Фриско ад просил дать выход чему-то человеческому. Тем более, что Шейла не ходила в единственную англиканскую церковь района. Слишком хорошо многие из ее врагов знали ее страсть к вере. Или к замаливанию грехов, вернее всего.

Про веру они говорили часто. И Шейла даже настраивалась на споры. Как-никак, но Изабель католичка, если судить по распятию и Святой книге на латыни. Не каждый человек мог знать латынь. А она знала.

- Pater noster, qui es in caelis… Шейла, не квинчелис, прости Боже, нет… кви эс ин челис, удаление на Е, Шейла… sanctificetur nomen tuum. Adveniat regnum tuum. Fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra. … Шейла, пожалуйста, не мешай… Panem nostrum quotidianum da nobis hodie. Et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris. Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo. Amen.

Изабель заканчивала читать молитву, стоя коленями на маленькой скамеечке, вставала и не реагировала на редкие и едкие комментарии Шейлы.

А потом они ложились спать. И начинали разговор. О людях. О городе. О стране, что погибла в Бойне. О Бойне. О восточном побережье и Нью-Мексико, откуда приехала Изабель. О модах в нарядах дорогих цыпочек на улицах. О копах, совсем обнаглевших в своих поборах. О проблемных клиентах и о ноже, приставленном Шейлой к горлу одного. И об ней, о самой Шейле.

- Ши, - как-то раз, свернувшись по-кошачьи, спросила Изабель, - хочу задать один вопрос. Он очень личный и, возможно, больной.

- Задавай, - Шейла ворочалась. Устроиться удобнее никак не получалось. – Не отстанешь ведь, знаю уже тебя.

- Ты смогла справиться с самым главным в своей жизни. С твоими потерями и тем, что с тобой сделали… - Изабель помолчала. – Как у тебя это получилось?

Шейла вздохнула.

- Это Дюффрэ. Чертов сукин сын, бросил меня. Я даже ее часы разбила. Молотком, представляешь. Злилась на него, бросил меня, уехал. А потом поняла, что все-таки он поступил в чем-то правильно. Не взял с собой, подарив защиту и превратив в собачку, как у миз супруги лейтенанта полиции. Смешная тварь, правда? Как, говоришь, чи-хуа-хуа?

- Так… - Изабель встала и налила воды. – Собачка смешная. Миз лейтенант полиции тоже. Дюффэ я видела и он не особо смешной. Не уходи в сторону, мы говорили с тобой о том, как бороться с страхами.

- Ты зануда, знаешь? Хорошо, что знаешь. Он тоже говорил со мной. У него в голове столько всего, и откуда? Когда я расплакалась, он продолжал говорить, развеселил, потом заставил говорить снова. Сказал, что пси… психолол…

- Психология?

- Точно. Сказал, что психологию придумали все-таки не зря. И что сейчас мне бы не помешал кабинет с диваном и нормальный дипломированный доктор. Я его не поняла, если честно.

- Хм… действительно, интересный тип. А дальше?

- А дальше он долго рассказывал мне про свою жизнь, про то, что надо жить полной жизнью. Не оставаться там, в прошлом, не думать только о плохом. И что надо мне будет возвращаться к жизни. Он был жесток, Дюффрэ. Но в чем-то очень справедлив. Да, у тебя, Ши, не будет детей, точно. Так и сказал, Изабо, слово в слово. Но это не повод наплевать на себя. Потому что без личной жизни даже собаки сходят с ума. Самое главное встретить хорошего человека. Я даже думала, что он о себе. Но потом он ушел.

- Бросил тебя?

- Ай, отстань. Да, бросил. Да он и не должен был мне ничего. Ну, а потом я встретила Энрике. И как-то раз мы перепили, потом кого-то гоняли по улицам, потом еще пили, а потом проснулись вместе. И утром вспомнила, что мне было хорошо. А сейчас скучаю по этому делу. Сильно скучаю. Даже больше, чем по нему, дурачку. Погиб из-за меня…

- Он погиб потому что не хотел работать на ферме, в мастерской или возить грузы с востока. – Изабель закурила. – А вовсе не из-за тебя. И хорошо, что вы были так молоды. Молодость может быстро забыть. И спасибо этому парню, подарившему тебя тебя же новую. Женщину. А не озлобленную сучку, видящую в мужчинах только уродов, козлов и законченных выродков. Хотя таких хватает.

- Изабо?

- Да?

- Со мной все понятно, я тут практически взаперти. А почему у тебя нет мужчины?

Изабель помолчала.

- Потому что мои предсказания часто сбываются. И они меня боятся. Но не бойся, с ума, как шавка миз лейтенант полиции не сойду. Фриско большой город и в нем много веселых заведений с койками на втором этаже.

- Так ты из-за этого порой возвращаешься под утро. А я-то думала… А как же любовь?

Изабель улыбнулась.

- Это вредно, любить кого-то, привязываешься. А так… только и ради здоровья, понимаешь? Давай спать, Ши, завтра сложный день.

Простых дней случалось мало. Бойня вносила коррективы во все. Многие хотели знать наперед многое.

Удачный ли окажется фрахт до города Ангелов? Удачный, если Умеренность встанет с тремя пажами, а экипаж «Улисса» получит аванс для закупки ЭМИ.

Стоит ли покупать скот в Остине или начать растить самому? Стоит, если Фараон покроет Жрицу и… Я не знаю клички вашей скотины, и вам стоит слушать дальше.

Изменяет ли супруга? Да. С молочником. Карты здесь не причем. Разберитесь сами, Таро не поможет.

Придет ли в мир Антихрист? Несомненно, ибо так говорит Книга. С Новой Церковью отношений не поддерживаю. И не знаю командора. И этого тоже.

Покажет ли колода то, надо или не надо идти к врачу Янгу? А вы перед этим были с девочками? И не пользовались. Таро показывает, что вам стоит сходить к Джеймсу Фоллингу. Он берет больше, но не выдает клиентов и кладет их на обследование поджелудочный железы. До свидания. Шейла, набери доктора Фоллинга и вечером сходи за комиссионными.

И так каждый день, кроме воскресенья.

А потом к ним зашел человек в синих солнечных очках и густой длинной бородой.

Шейла замерла, услышав условный кашель Изабель. Такого не случалось давно. Ей не от кого стало прятаться, когда она носила маску, закрывающую как-бы «изуродованное» лицо. Что случилось?

Она замерла у стены, тихонько подняв заслон крохотного оконца, выходившего точно за правое плечо Изабель. В комнате, где сейчас горели только свечи, его совершенно незаметно. А вот Шейла может видеть все и, если что-то кажется плохим, сможет даже выстрелить. Перегородка между комнатами стояла легкая, хорошие несколько ударов ногами – и ее нет. Что говорить про выстрел из «кольта»?

- Здравствуйте, а…

- Мистер Блэк, - бородач сел, не дождавшись приглашения, - здравствуйте, миз Сааведра. Давно не виделись.

- Давно. Подозреваю, что вы появились не просто так?

- Несомненно. – Мистер Блэк усмехнулся, показав полоску крепких темных зубов. – Несомненно, дорогая Изабель. Я никогда не появляюсь чтобы просто поболтать. Ты же знаешь.

- Знаю. Для чего вас послал твой хозяин?

Бородатый засопел, заелозил на месте. Вопрос явно не понравился.

- Он не мой хозяин.

- Он ваш хозяин, мистер Блэк. А для себя вы можете считать данный факт всем, чем угодно. Но вы подчиняетесь именно ему.

- Ты должна отдать свой долг, красотка, - бородатый ухмыльнулся, - хозяину нужен страх. Страх здесь, в этом городе. Жертва, кровавая и беспощадная. Ты должна ему, помни. Некрещенный младенец, жертвенный агнец, порезанный в фарш… да хотя бы на ближайшем рынке в полночь. Слова написанные кровью. Пентаграммы, гексограммы и прочие милые вещи. Все, как ты любишь, красавица Изабель. Ты же не выбросила ни свой горлорез из обсидиана, ни прочие женские штучки из саквояжа, что так смердел кровью?

Шейла замерла. Слушала, не понимая. О чем они говорили? О ком они говорили?

- Передайте своему хозяину, что я не забыла, как правильно вскрывать, потрошить и пускать много крови. И ничего не выбрасывала. А теперь… - голос Изабель стал чужим, сухим и почти незнакомым, - уходите.

- Я вернусь завтра, милая… - бородатый встал и посмотрел на Шейлу, - и если что-то пойдет не так – убью твою подружку. Для начала. Очень больно. В полночь и на рыночной площади. Заткну ей рот и буду потрошить со всем прилежанием и удовольствием. На вот, чтобы ты ничего не забыла.

И поставил на стол большую клепсидру, в которой, алея и багровея, что-то пересыпалось. И ушел.

Шейла замерла. Кое-что она стала понимать. Жить сейчас и не знать о том, кому приносят в жертвы детей? Но почему? Как? Но…

- Слушай меня внимательно, - Изабель повернулась лицом к ней, - слушай и потом делай, что скажу.

Где-то внутри Шейлы острыми коготками заскребла тревога. В животе, растекаясь тонкими упругими струйками, забился, пульсируя, крохотный водоворот страха. Изабель стояла лицом к ней и, ровно и спокойно, расстегивала платье, начав с крючков высокого воротничка.

- У каждого и всегда есть выбор. Когда говорят о том, что его нет, Ши, это неправильно. Можно выжить, можно умереть. Порой умереть все же лучше. Я… Я поступила как самая обычная слабая женщина. Выбрала жизнь. Какую мне предложили.

Шнуровка платья не подавалась. Немудрено, ее сделали хитрой, да и сама Шейла помогла ей, затянула как следует. Откуда в руках Изабель появился странного черного оттенка матовый нож? Она не знала. Но нож, зазубренный по кромке, оказался очень острым. Ткань и шнуры он разрезал также легко, как сталь входит в подтаявшее масло.

- Я делала много плохого там, на востоке. На моих руках очень много крови. Слишком много для любого человека. И наказание мне определено давно.

Шелк, шурша, упал вниз. На бежевой сорочке проступила кровь в тех местах, где клинок добрался до тела.

- Сейчас ты должна сделать следующее, Шейла… Не пытайся выйти сюда, оно тебе не нужно. Слушай меня внимательно.

Нож коснулся плеч и сорочка потекла вниз, разрезаемая до самого низа. Шейла зажала рот, стараясь не кричать. Такого не должно быть. Просто не должно. Она… Господь Бог милостивый, она… ка кона могла жить вот так... как?!

- В клепсидре дьяволово семя, Ши, - Изабель вздохнула, свободно разведя руки в стороны и повернувшись к ней спиной, - и оно не должно выбраться наружу, когда ему захочется.

От ключиц и ниже кожа Изабель бугрилась плавленым и застывшим сыром ожогов. От ключиц и до живота шел грубый Y-образный шов. Такой, что остается на трупах после работы коронера. А ее спина…

- Ты возьмешь мои документы, те, на которых нет фотографий. И пропуск внутри Анклава. Там очень смазанная фотография. Возьмешь всю необходимую косметику, мы с тобой все же очень похожи. Возьмешь все деньги и одежду. И уедешь отсюда, Шейла Лох-Мара, уедешь, слышишь?!

На спине, от шеи, свернувшись змеиным гнездом между лопаток и ниже, краснели толстые веревки шрамов, слившихся в страшные символы того, кто сидел в землях Дьявола. Перевернутый крест, перевернутые пентаграммы, завитки и раскорячившиеся латинские литеры.

- Я умерла, но меня вернули и предложили выбор. Я была не одна. Но никто из моей семьи не согласился стать заводной куклой Козлоногого желтого Джека, Ши. Кроме меня. Расплата пришла. Ты уже взяла бумаги?

Шейла, неожиданно для себя, совершенно как ребенок, всхлипнула, кивнув. Изабель не могла ее видеть, но улыбнулась.

- Возьми длинный кожаный плащ и сапоги. Беги отсюда, потому что Блэк запомнил тебя. Беги к землям Дьявола. Только там, Ши, ты выживешь первые месяцы. Только там тебя смогут защитить «пустынные братья» и те командоры, что истинно борются со злом. Не думай про меня сейчас, просто вспомни хотя бы несколько раз.

Шейла металась по комнатушке, не понимая того, что делала. Голос Изабель лился внутрь, подстегивал, заставлял бежать. Как, почему? Она не знала. Страх взрывался внутри все сильнее.

- Я не дам дьяволову семени выйти так, как ему захочется. Мертвые ведь ему не нужны, да. Ши, запомни это. Семя только для живых. Или воскресших.

Не дам добраться хотя бы до одного дитя. А здесь… здесь меня просто остановят, пусть и после того, как натворю бед. Мне жаль девочек, Ши, пусть они и простые шлюхи. Но они люди, без того греха, что есть за спиной у меня. Но выбор сделан и умрут именно они. А не кто-то из детворы, что не загнали домой матери. Ши, помоги мне, пожалуйста. Нет, стой прямо там.

Шейла замерла.

- Я не могу добавить грех самоубийства к имеющимся. Ши, милая Ши, помоги мне. И не смей не выполнить просьбу после того, как я разобью клепсидру. Не смей трусить, Ши.

Шейла поняла. Всхлипнула, вцепившись в револьвер. Но смогла, смогла взвести курок.

- Умница. – Изабель улыбнулась. – У тебя десять минут. Пока будут выбивать дверь и пока я не восстану. Прости меня, Шейла. Вспоминай обо мне.

Шейла стиснула зубы и встала в проходе. Нож чиркнул по руке, клепсидра треснула, хрустнув. Изабель высыпала багровые песчинки в ладонь и медленно втерла в разрез. Кровь хлестала, капая на пол. Изабель посмотрела на нее широко раскрытыми глазами и улыбнулась. Шейла выстрелила. Попала точно куда надо. Практически посредине груди. Изабель упала, глухо стукнувшись затылком об пол. Шейла всхлипнула и пошла к черному выходу.

Что произошло потом в «Алой розе»? Ее не стало. Вместе с ее девочками и клиентами. Шейла узнала об этом в автопоезде, везущем ее в Вегас, первую обитаемую точку у самого края земель Дьявола.

Никто и никогда не слышал ее настоящего имени. Шейла Лох-Мара умерла вместе с гадалкой Изабель. Вместо их обеих на свет появилась диггер и рейнджер Изабель Эрнандес де Сааведра.