Часть вторая. ПРИКЛЮЧЕНИЯ ВАХИД-ИБН-РАБАХА 12 страница
Язвительная Мысль замечает: «Его последние слова как-то очень плохо помещаются в моём мозгу. Хотя я всегда хвастливо считал, что уже приучил его к философским рассуждениям». — И я признаюсь: «Сейчас я испытываю некое раздражающее чувство, какое возникает при проявлении собственной слабости. Причём здесь она отнюдь не физическая». — Язвительная Мысль надсмехается: «А это для меня ещё обиднее!» — А Рассудительная Мысль сообщает: «Кажется, мне и спрашивать-то его больше не о чем». — И Язвительная Мысль поддерживает: «А тем более получать такие, мягко выражаясь, не совсем обычные ответы!» — Однако я спохватываюсь: «Правда, остаётся ещё один-единственный вопрос, который по-прежнему продолжает меня глубоко интересовать».
Достав из рюкзака бумажный пакет с Книгою, который сделан мною из старых чертежей, и прижав его к своей груди, я спрашиваю у Молодого Научника:
— Максим! Пожалуйста! Скажи всё-таки, о чём она?
Лицо этого ожившего монумента шевелит губами и говорит со мною ровным и, как обычно, бесцветным голосом:
— Если отвечать коротко, то обо всём. Потерпи немного, и скоро сам в этом убедишься. Если, конечно, не испугаешься этих знаний, и если у тебя хватит сил научиться понимать их. Сейчас говорить об этом подробнее просто бессмысленно. Ты ещё не готов, Евстафий. Как слепому от рождения человеку рассказать о красках мира?
И на последней фразе он слегка пожимает плечами.
Недовольная Мысль подмечает: «Как же обидно мне делается от этих слов».
Совершаю над собою усилие, я с большой неохотою передаю Книгу Молодому Научнику.
Тот разворачивает пакет и убеждается в соответствии содержимого. Пожимая мне на прощание руку, он произносит:
— Некоторые знают, что для получения правильного ответа, надо задать правильный вопрос. Но мало кому известно, что в правильном вопросе должна содержаться большая часть ответа.
После чего он уходит быстрой и вместе с тем какой-то текучей походкою крупного хищника.
Глава 9. Адаптация
За всё, о чём не спросят дети,
Мудрец обязан быть в ответе.
Контакт. Бессмертие. Разочарованность. Обращение. Аналогия. Сочинение.
Мой родной город. Начинает накрапывать дождь. У меня назначена встреча с Молодым Научником. Достаю зонт, но, напав из-за угла, порыв ветра вырывает его. Однако это не беда, ведь сквозь тучи неожиданно пробивается солнце.
И сразу же на скамейках появляются группы «пиковых дам», которых я так называю по аналогии с «пикейными жилетами». Ведь не все пенсионерки так успешно приспособились заниматься «дожитием», как уже свыше двадцати лет это делает моя бабушка на своей даче. Поэтому многие из них просто сидят на скамеечках и созерцают, как мимо протекает жизнь. При этом глуховатые старухи басовито перекликаются между собою. Увидев одну из таких компаний старушек, которые, ощетинившись костылями, шаркают мне навстречу, я с грустью думаю: «Вот оно наше не такое уж и далёкое будущее».
Иду вдоль улицы и присматриваюсь к мужчинам, находящимся внутри своих железных коробок и слушающих собственную музыку. Время от времени кто-нибудь из них быстро уносится вдаль, подскакивая на дорожных колдобинах. Когда я провожаю глазами очередную «спортивную» машину, появляется Рассудительная Мысль: «Эх! Если бы они ещё могли так же легко тормозить, как разгоняются». — Подключается Язвительная Мысль: «Это пацан, который считает, что раз он ездит на авто с форсированным движком, то все женщины обязаны раздвигать перед ним ноги». — Но я защищаю «гонщика»: «Лишь бы это был не жлоб, пользующийся своим толстым кошельком, как ключиком к женским сердцам».
Затем я вхожу в парк и бреду по пешеходной дорожке, приглядываясь к редким прохожим. Через поле вдали виднеется городское кладбище. Язвительная Мысль шутит: «Некоторые ходят туда, чтобы, наконец-то, без помех высказаться. Ведь там не перебивают!» — А я при виде этого города мёртвых задумчиво говорю сам себе: «Одно из отличий от животного у человека в том, что он способен осознавать свою смертность». — «А вот почему говорят, будто деревенские выглядят крепче городских? — задаётся вопросом Язвительная Мысль и тут же делится своими соображениями: — Это оттого, что слабые у них померли ещё в младенчестве». — Но мне совершенно не хочется размышлять на скорбные темы и поэтому, отмахнувшись от этой мысли, я наслаждаюсь весенним воздухом с горьковатым запахом клейких листочков чуть зазеленевших тополей. — Мелькает мысль: «Сколько же прошло времени, как я вернулся с Колымы? Больше чем полгода?»
Бросающуюся в глаза фигуру Молодого Научника я нахожу без труда в самой удалённой части парка, где редко кто бывает. Язвительная Мысль оценивает принятые нами меры предосторожности: «Здесь, наверное, самое излюбленное место для встреч у всех тех, кто опасается быть подслушанными. Как случайно, так и специально». — Я спокойно отвечаю этой мысли: «Нам не нужны свидетели обмена. Я сейчас верну ему серебристый медальон, а он, как и было договорено, вручит мне перевод Книги». — Моя Язвительная Мысль настырно возвращается к кладбищенской теме: «А он, как обычно, выглядит таким спокойным, будто бы уже находится на приёме у патологоанатома».
Молодой Научник встречает меня рукопожатием, которое сопровождает такими словами:
— Привет! Гулять очень полезно. Проветриваешь голову и освобождаешь место для свежих мыслей.
И спрашивает:
— Деньги от Колымского Папы пришли?
Я отрицательно мотаю головой.
На что он говорит:
— Я так и думал. Всех их губит жадность. По крайней мере, можешь теперь считать себя свободным от обязательств перед ним.
Я презрительно машу рукою:
— Чёрт с ним!
Как обычно, без лишних предисловий он произносит:
— Запомни номер ячейки в камере хранения на железнодорожном вокзале. Сто пятьдесят восемь. А шифр простой — все шестёрки. Заберёшь перевод и положишь туда же мой медальон.
Я удивляюсь:
— Опять какие-то сложности? Прямо «Шпионские страсти» какие-то! Разве нельзя было обменяться прямо здесь?
Он еле заметно усмехается:
— Нельзя. За мною следят.
Я осматриваюсь по сторонам, но никого подозрительного не замечаю.
— Кто следит? Ты уверен?
Он объясняет:
— Следят за мною и свои, и чужие. Чужие, в данном случае, — это «Клуб бессмертных». Как только я продал им Книгу, они сразу же взяли меня «под колпак». Так, на всякий случай.
А затем интересуется:
— Кстати, после нашего последнего разговора тема бессмертия тебя не увлекла?
Тревожная Мысль настораживает: «Интересно, а он об этом спросил просто так, к слову? Или же как-то прознал, что в исследование этого вопроса я погрузился по самые уши?»
И, встрепенувшись, я повторяю вслед за ним:
— Бессмертия?
Затем уточняю:
— Ты, конечно же, имеешь в виду физическое бессмертие конкретной личности?
Он подтверждает:
— Да, именно это.
И тогда я начинаю рассказывать:
— За последние полгода я переворошил огромное количество доступных мне источников информации, пытаясь добыть хоть какие-то полезные сведения о бессмертии.
Перебив меня, он интересуется:
— Ну, и как? Успешно?
Я продолжаю:
— Вначале, как мне думалось, проделать эту работу будет не сложно, так как весь мир только и говорит о проблемах из этой сферы. По крайнеё мере, экраны телевизоров и газетные полосы переполнены рекламой готовых чудодейственных средств, а так же всевозможных рецептов их изготовления.
Он награждает меня лёгкой усмешкою:
— Ты избрал тернистый путь. И как? Преуспел?
И я делюсь с ним своими результатами:
— Я обнаружил, что кроме традиционных способов, таких, как использование корней женьшеня, пантов оленей и всевозможных чисток организма, появились новые рекомендации. Например, пить простоквашу или собственную мочу. Впрыскивать половые гормоны или делать переливание «молодой» крови.
Опять перебив меня, он спрашивает:
— А к древнему миру не обращался?
Покопавшись в памяти, я сообщаю:
— Там я нашёл упоминания о греках, которые принимали ванны из молока, и о римлянах, пивших из луж кровь сражённых в бою молодых и сильных гладиаторов.
И он заключает:
— Вижу, ты не очень далеко продвинулся в этом вопросе. Из всего вала подобной информации, отнести к полезной можно лишь крупицы.
Я соглашаюсь с этим:
— Да. Об этом мне известно очень мало, наверное, не больше, чем другим.
И прибавляю:
— Точно знаю лишь одно. Любой биологический вид, в принципе, можно считать бессмертным, а вот личного бессмертия быть не может. Да оно и не нужно. Хотя бы с эволюционной точки зрения.
С таким видом, будто подавляет зевоту, он интересуется:
— Тогда, может, скажешь что-нибудь о беспредельных возможностях продления жизни?
Я восклицаю:
— О чём ты?
А Язвительная Мысль отмечает: «Этот его ровный тон с полным отсутствием эмоций не может не раздражать! И из-за этого я уже невольно начинаю повышать на него голос».
Взяв себя в руки, уже более спокойным тоном я уточняю у Молодого Научника:
— О здоровом образе жизни и разных чудодейственных эликсирах? Или о чём-то другом?
В его глазах появляется еле заметный огонёк, и он говорит:
— Представь себя на месте могущественного властелина. Неограниченная власть над миллионами подданных. В казне неисчислимые богатства. Но дни твои утекают, как песчинки из верхней колбы часов. И ты ничего не можешь с этим поделать. Хуже того, ты знаешь, что вместе с твоей смертью начнёт разрушаться и созданная тобою империя. За примерами не нужно далеко ходить: Александр Македонский и Чингисхан. И не ухватишься ли ты за любую возможность продлить свою жизнь хотя бы на несколько лет? Ведь у каждого накапливаются какие-то незавершённые дела. А тем более у императора.
Я всё ещё злюсь:
— Ну, представил. Ну, ухвачусь. И что дальше?
Он продолжает:
— И вот тебе доносят: найдено, наконец, то самое таинственное дерево, сок которого, согласно древнеиндийской «Махабхарате» и древнегреческим письменам, продлевает жизнь на десять тысяч лет. Сколько золота ты не пожалеешь за кружечку такого сока?
Я отвечаю на это:
— Отдам половину годового бюджета империи или даже девяносто девять процентов.
И в свою очередь требую от него ответа:
— Но к чему ты клонишь? Никак не пойму.
Но, не отвечая мне, он продолжает «гнуть» какую-то свою линию:
— А если тебе скажут, что нашли только старинную карту, где указано местоположение этого растения? За карту сколько отвалишь?
Приняв его игру, я предлагаю:
— Давай поторгуемся. Бочку золота хочешь?
Выпятив нижнюю губу и выражая такой гримасою свою жадность, он произносит:
— Нет. Мне мало. Хочу десять годовых бюджетов твоей империи.
Я презрительно морщу нос:
— За карту?
Не смущаясь, он торгуется:
— Да. За карту.
И я делаю широкий жест:
— А, ладно! Бери! Не жалко!
Тогда он высказывается:
— Тебе-то, конечно, ничего не жалко. Это потому что у тебя нет ничего. А вот если бы было, то запел бы по-другому. Ведь даже самый захудалый властелин обладает какими-то зачатками экономического образования или хотя бы здравого смысла. Поэтому никогда не станет сиднем сидеть в ожидании, когда ему кто-то что-то принесёт. И не станет разбрасываться бюджетами империи. Он лучше отправит в экспедицию своих служивых людей, пускай за казённый счёт походят да поищут. Как, например, Гитлер. Отправлял же он в Гималаи своих людей. Может они искали ему там «живую воду» или Святой Грааль?
Я возмущаюсь:
— Ну, причём здесь Гитлер? Об этом известно лишь то, что тибетцы были просто его личной гвардией, как мамлюки у султана. Это после того как начались заговоры среди немцев-арийцев. И ещё с их помощью он хотел освежить кровь своей расы.
А Молодой Научник произносит:
— Если уж речь зашла о Гитлере, то ты на досуге лучше подумай о том, откуда у немцев в то время смогли появиться необычно продвинутые военные технологии? Но не будем отвлекаться. Просто знай, что и сейчас у современных властелинов где-нибудь в подвалах сидят алхимики и изобретают «философский камень».
Желая более чётко обозначить тему нашего разговора, я требую от него:
— Максим! Да ты всё-таки о чём?
И он отвечает:
— Да о том я, что и сегодня всё точно так же. За казённый счёт или же на частные пожертвования создаются различные исследовательские центры. И продолжают они искать всё ту же живую воду. Только называют её сейчас иначе. Пришло время, когда технологии во всех сферах начинают развиваться в геометрической прогрессии. И такие властелины понимают, что их сокровенная мечта о вечной жизни близка к осуществлению. Поэтому стоящие на острие этой проблемы государственные и частные исследовательские центры получают неограниченные кредиты.
Я ненадолго задумываюсь и спрашиваю:
— И кто конкретно за всем этим стоит?
Он сообщает:
— Я уже произносил недавно их условное наименование. Это «Клуб бессмертных».
Но мне нужен более определённый ответ и я уточняю:
— Но что там за люди? Что конкретно известно о них самих и об их деятельности?
Он сокрушённо качает головою:
— Ай-яй-яй! А ты разве ничего не слышал? Да об этом даже в газетах писали.
Язвительная Мысль замечает: «Видимо, я всё-таки привыкаю к особенностям его характера. Потому что уже начинаю различать в его бесцветном тоне какие-то тени эмоций, Например, это деланное удивление и фальшивый сарказм».
Загоняя своё раздражение куда-то глубоко внутрь, я прошу:
— Напомни, пожалуйста.
И он рассказывает:
— Сейчас имеется лишь один способ сохранить своё тело до того момента, когда наука достигнет возможности восстанавливать все жизненно важные функции организма, лечить все болезни и побеждать старение. Это достигается заморозкой до температуры жидкого азота, при которой тело не подвергается разложению микроорганизмами. Это крионика. Разве не слышал о ней?
Я вспоминаю:
— Да. Слышал.
Он продолжает:
— Известно, что уже заморожено более двухсот человек. Это очень богатые люди. Их имена держатся в тайне. Но газетчики пронюхали, что среди замороженных могут быть такие личности как Уолт Дисней и Сальвадор Дали. Вот их-то и причисляют к «Клубу бессмертных». Однако всё это лишь верхушка айсберга, а в данном случае ещё и фиктивная вывеска. На самом деле, так называемый «Клуб бессмертных» — это очень древняя и могущественная организация. Чтобы ты получил хоть какое-то представление об её могуществе, скажу лишь одно: все — абсолютно все! — исследования в этой сфере во всех — абсолютно во всех! — странах ведутся под контролем этой организации. Но её огромные средства распределяются по всем потенциально-значимым направлениям исследований: на эксперименты со стволовыми клетками, генетику, нанотехнологии, трансплантологию, клонирование и многое другое. А вот в Книге указано, какое именно из всех этих направлений приведёт к заветной цели — физическому бессмертию личности. И теперь скажи мне, как отнесётся «Клуб бессмертных» к такой подсказке?
И я высказываю простое предположение:
— Думаю, они обрадуются. Ведь смогут сэкономить много денег и времени.
А он говорит:
— Ещё бы им не обрадоваться. Так вот, Евстафий, скоро большинство направлений таких исследований будет свёрнуто, но зато одно из них, в великой тайне от всех смертных, будет развиваться ошеломляющими темпами. И всё это благодаря нашей Книге.
Я интересуюсь:
— И каким образом об этом сможем узнать мы, простые смертные?
Губы Молодого Научника чуть подрагивают, когда он произносит:
— Не скромничай. Ведь ты уже не простой смертный — у тебя есть Книга.
Язвительная Мысль предполагает: «Наверное, это у него такая усмешка!»
Но я настаиваю:
— Ну, а всё-таки? Как узнать?
И он советует:
— Надо следить за достижениями научно-технического прогресса в этой сфере, за результатами этих исследований. Кстати, тебе что-нибудь известно об их сути?
Так как это и впрямь соответствует действительности, то отвечаю я ему очень скромно:
— Кое-что.
Однако он предлагает мне выказать всю мою эрудицию:
— Ну, например?
Тогда я начинаю:
— О китайских даосах, которые пытались вырабатывать чудесный эликсир внутри себя, думаю, говорить не стоит?
Он на миг задумывается, но затем отрицательно качает головою.
И я продолжаю вспоминать все известные мне «технические» способы продления жизни:
— Японцы, я читал об этом, установили, что охлаждение тела на полградуса увеличивает продолжительность жизни на двадцать процентов. Соответственно, при понижении температуры тела на один градус, срок человеческой жизни продлевается на сорок лет.
Он критикует японцев:
— Неплохо, конечно, но тут и невооружённым взглядом видна граница возможностей этого метода. Давай ещё.
Я вспоминаю недавно прочитанную газетную статью:
— Разработана методика размножения стволовых клеток. В лабораторных условиях из них научились выращивать различные ткани и даже органы.
Он отвергает и это направление:
— Нет, это не может побороть старение, это имеет лишь временный омолаживающий эффект. Ведь в процессе старения ключевую роль играют изменения, происходящие в геноме человека. На этом у тебя всё? Или ещё что-то есть?
И я раскрываю ему свой «козырь»:
— Установлено, что с каждым делением клетки, некие участки ДНК, находящиеся на концах хромосом становятся всё короче. Когда они укорачиваются до предельного размера, клетка погибает. Однако в раковых клетках работает специальный фермент, способный восстанавливать длину этих участков ДНК. Такая клетка делится неограниченное количество раз, и не подвергается процессам старения. И если добиться подобного у здоровых клеток, то они станут вечными.
Он развенчивает и эту идею:
— Да уж! Вечными-то они станут, но в тоже время будут и раковыми. Неплохо, конечно, но здесь ещё чего-то не хватает.
И я дополняю:
— Китайцы обнаружили ген старения, который как раз и укорачивает эти участки ДНК. И если этот ген удастся заблокировать, то проблема бессмертия клеток будет решена.
Хотя я убеждён, что ответ ему уже известен, однако он зачем-то спрашивает у меня:
— И как они намереваются это проделать?
И я выдаю ему свой последний запас информации по этой теме:
— С помощью нанороботов размером с молекулу. Путём механического воздействия нанороботы будут устранять все повреждения, возникающие в клетках. Всё.
Наконец-то, он хоть что-то одобряет:
— Неплохо.
И советует:
— Вот и следи за тем, что с этими нанороботами будет происходить дальше. Но запомни: все эти технологии позволят увеличить продолжительность жизни максимум до двухсот лет, а потом, несмотря на все ухищрения, организм всё равно саморазрушится. И хотя секрет бессмертия записан на страницах этой Книги чёрным по белому, однако прочесть его правильно смогут очень немногие.
Сказав это, он умолкает. Но не успеваю я переварить этот разговор, как он предлагает рассмотреть эту тему под другим углом зрения:
— И ещё одно. Все эти рассуждения мы с тобою вели как материалисты. Но как ты сам решил бы эту проблему, если был бы богом? Ты позволил бы людям — этим мелким букашкам — стать бессмертными?
После таких слов наша беседа вновь пресекается. И опять затянувшуюся паузу прерывает он, говоря мне:
— А что касается твоего экземпляра перевода Книги, то всё дальнейшее на твоё личное усмотрение.
Потом он задирает свой кирпичный подбородок и, отрешённо наблюдая за плывущими облаками, завершает свою речь неприятными и не совсем понятными для меня словами:
— Одно время я опасался, что как только «Клуб бессмертных» выйдет на тебя — так сразу же и ликвидирует. Но теперь думаю иначе. Когда они сделают свой собственный перевод Книги, то и от меня отстанут, и тебя не тронут. Успокоятся. Главное, наши, наконец-то, поняли, что я не превышаю своих полномочий, знакомя тебя с нею. И что это была правильная идея.
И на этом мы с ним расстаёмся.
Когда Молодой Научник, сделав несколько быстрых шагов, исчезает за поворотом, я грущу: «По-видимому, уже больше никогда не увижу его».
С соблюдением всех законов конспирации я пробираюсь на железнодорожный вокзал пешим ходом и по мало кому известным тропинкам. По пути обгоняю трёх молоденьких женщины с детскими колясками. «Похоже, они давние подружки, — подмечает Язвительная Мысль и иронизирует: — И даже детишки у них, наверное, зачаты на одной и той же вечеринке». Пока я не наблюдаю ничего подозрительного. И даже когда из узких дверей продовольственного магазинчика какой-то мужчина с трудом выкатывает свой велосипед и долго провожает меня злым и недоверчивым взглядом, считаю это лишь комичным эпизодом.
Я открываю ячейку камеры хранения ручного багажа и осуществляю операцию по обмену. Но когда я лишаюсь медальона, мои мысли сразу же делаются более спокойными, а эмоции менее яркими. Возникает такое ощущение будто бы цветной телевизор, по которому я всё это время наблюдал за жизнью, вдруг заменили на чёрно-белый.
В мои руки попадает толстая пачка обыкновенных бумажных листов с машинописным текстом. И при первой же возможности я погружаюсь в чтение. Однако вскоре с очень сильным разочарованием восклицаю:
— Что это?
Обхватив голову руками и находясь в какой-то прострации, я тихо сижу в своей комнате. Раз за разом пытаюсь вникнуть в смысл этого печатного текста, но безуспешно. И, обессилив, я мотаю головой:
— Не понимаю! Какое отношение всё это может иметь к моей таинственной Книге? К моим необычайным чувствам, связанным с нею? И, наконец, к её ценности, заявленной Молодым Научником?
Язвительная Мысль надсмехается: «Это что-то крайне архаичное и неудобоваримое! Какие-то туманные описания непонятно чего!» — А Тревожная Мысль ошеломляет: «Тут явная подмена, причём не случайная, а злонамеренная! Чёрт! Все мои надежды разлетаются в прах!» — Язвительная Мысль вопрошает: «Но чего я ожидал?» — И я печалюсь: «Сам не знаю. Однако в любом случае совсем не того, что получил».
Выборочно просмотрев весь текст, я убираю его подальше с моих глаз. Туда же, где хранится нож Золотого.
С тех пор проходит семь лет, и вполне невинные обстоятельства вынуждают меня вновь обратиться к этому тексту.
Старшая дочь, улыбаясь и хитро переглядываясь с младшей, просит:
— Папа! Расскажи, пожалуйста, сказочку!
Рассудительная Мысль раскрывает наивный секрет моих дочерей: «Это они время тянут. Ведь им совсем не хочется спать. И чтобы купить их согласие улечься в постель, мне придётся принести в жертву часть своего времени». — Я мысленно улыбаюсь: «Традиции надо чтить! Тем более что сам их и установил. Придётся развлечь их какой-нибудь новой интересной сказкой». — Язвительная Мысль подсказывает: «И желательно пострашней. Но не чересчур. Иначе процесс засыпания может затянуться ещё дольше».
Копаясь в своей памяти, я гляжу на своих лукавых дочерей и, тяжело вздохнув, признаюсь им:
— Девчонки, тут такое дело. В общем, мой запас сказок полностью иссяк.
А они требуют уже хором:
— Ну, папа! Ну, папа!
И, вспомнив вдруг о переводе Книги, я принимаюсь их увещевать:
— Тише! Тише! Хорошо, будет вам сказочка.
Рассудительная Мысль поддерживает: «А что? Применю этот текст хотя бы для этой, пусть небольшой, но доброй цели».
Обе девчушки бурно радуются:
— Ура! Ура!
Глядя на их счастливые румяные мордашки, я предупреждаю:
— Мои милые девочки, запомните эту сказочку хорошенько. Потому что это не простая сказка, а волшебная. И когда вырастите, и у вас появятся свои детки, то будете рассказывать её для них сами. А то если ваши детки не будут знать этой сказочки, то с ними и со всеми остальными людьми может приключиться страшная беда.
Старшая испуганно спрашивает:
— А какая?
И я обещаю:
— А вот послушайте и всё узнаете.
Я укрываю их одеялами, сажусь на край одной из кроватей и начинаю:
— Давным-давно, в тридевятом царстве, в тридесятом государстве, в городе, названия которого теперь уже никто и не помнит, жил-был волшебник…
Язвительная Мысль замечает: «Странное дело! В такой легкомысленной интерпретации, как детская сказка, даже мне самому перевод Книги уже кажется намного понятней и интереснее».
С этого дня каждый вечер дочери уговаривают меня вновь и вновь пересказывать им приключения мальчика-волшебника.
Рассудительная Мысль увлечённо советует: «А чтобы это не приелось им, так же как и мне самому, надо насыщать эту сказку новыми сюжетами и подробностями, необычайными описаниями и забавными рассуждениями». — И я удивляюсь себе: «Да я уже и так не успеваю оканчивать её за отведённое время. Даже пришлось разбить её на отдельные части».
Так проходит несколько лет.
Рассудительная Мысль обращает внимание: «Смотри-ка, мои дочери подрастают, но — странное дело! — волшебная сказка им по-прежнему нужна. Правда, они уже начинают задавать разные вопросы, порою детские, но иногда и вполне философские». — Я соглашаюсь: «Да уж! И от этого уже не отмахнёшься. Тем более что в Книге, похоже, и в самом деле, содержатся ответы на все их вопросы». — А Язвительная Мысль укоряет: «Однако я уже кое-что запамятовал. Может, мне разыскать текст перевода Книги и ещё раз углубиться в него?» — «Хорошо. Составлю конспект, — решаю я и улыбаюсь: — Но сделаю его в форме детской сказки». — Рассудительная Мысль предостерегает: «Только надо избегать натуралистических подробностей. Особенно при кровавых сценах и насилии. Помнится, оригинал ими просто изобилует».
Закончив конспект, я говорю себе:
— Теперь меня так и тянет за язык сказать моим деткам: «В школе под видом Истории вам преподносят набор разных дат и событий. Но запомните: к вам это не имеет никакого отношения, у нашего рода — другая, своя собственная История».
И так, в течение трёх последующих десятилетий, те или иные обстоятельства вынуждают меня возвращаться к тексту перевода Книги и перечитывать его снова и снова.
Язвительная Мысль ворчит: «Как же сильно за эти годы изменилась окружающая жизнь! Да и сам я постарел! Или всё-таки помудрел?» — Я оправдываюсь: «Ну, я-то менялся не только пассивно, не от одного лишь воздействия внешней среды. Я ведь работал над собою!» — «Да, — поддерживает Рассудительная Мысль, но задаётся вопросом: — А что меня подстёгивало к этому?» — И я спрашиваю себя: «И что же?» — Рассудительная Мысль отвечает: «Жажда знания. Ведь я всё никак не могу успокоиться, всё ещё хочу понять, что же постоянно ускользает от меня при прочтении перевода Книги?» — Я сокрушаюсь: «Вот только для этого мне не хватает элементарных знаний». — Язвительная Мысль интересуется: «А не поздно ли мне учиться? Как-то уже даже не могу представить себя студентом какого-нибудь университета». — И я говорю себе: «Учиться-то никогда поздно. Но такие специфические знания вряд ли где-нибудь преподают». — Тогда Рассудительная Мысль призывает: «Так вот и надо продолжать самообразование!» — «Приходится, — вздыхаю я и тут же согреваюсь от приятной мысли: — И ведь уже есть и результат. Многие прежде неясные отрывки из Книги сделались вполне понятными». — А Язвительная Мысль напоминает: «Однако ради приближения к этой цели, я последовательно отрекаюсь от многого из того, что знал прежде и во что верил. И ценою этому уже становится отказ от таких основополагающих понятий нашей цивилизации, как «добро», «зло» и «справедливость»! А стоит ли оно того? Не надорвусь ли я?» — Я признаю: «Да. Делать это в одиночку очень тяжело и сильно угнетает. Но делать это стоит! Я жажду мыслить самостоятельно, не так как это навязано. И иначе уже не могу». — Язвительная Мысль вопрошает: «И чем же мне теперь руководствоваться в своей дальнейшей жизни?» — И я отвечаю: «Только единственно действующим и реальным законом бытия, имя которому целесообразность». — Язвительная Мысль надсмехается: «Уж не из-за этого ли я перестал следить за своим внешним видом? И сделался к нему настолько равнодушным, что ношу джинсы не с модными, а с натуральными дырками». — Вместо ответа, я цитирую:
«Устал выдумывать я сказки,
Дерьмом но Енисею плыть.
Устал носить чужие маски,
Хочу самим собою быть!»
Однако Язвительная мысль продолжает разбираться в моих метаморфозах: «А что это за идеи не дают мне в последнее время покоя даже по ночам? Разве это нормально, неоднократно видеть один и тот же сон?» — Это напоминает мне о сновидениях, где я вижу себя и всё остальное человечество в виде неких обладающих разумом частиц, помещённых в какую-то ёмкость с рассолом и находящихся в состоянии непрерывного хаотичного движения.
…Мне очень нравятся молоденькие разумные частицы в коротеньких юбочках, которые с ведьмовским смехом проносятся мимо меня, и я повторяю сам для себя широко известное объяснение: «Это чувство возникает из-за того, что у нас противоположные заряды».
Вот я оказываюсь вблизи от одной такой весьма симпатичной частицы. И нас начинает неудержимо притягивать друг к другу.
Соблюдая этикет, я кричу ей:
— Сольёмся?
И она любезно отвечает мне:
— Да, милый!
По тому, как радостен её смех, который словно серебристый колокольчик разносится высокочастотными волнами в окружающем пространстве, я заключаю: «О, да! Ей тоже приятно сливаться со мною!»