Уважайте чужой труд, пожалуйста! 7 страница
Я снова переворачиваюсь, отключаю телефон от шнура зарядки и проверяю почту. Приподнявшись на локте, я прищуриваюсь, чтобы прочитать написанное на экране.
– Какого хрена?
Я сажусь на постели, скрестив ноги, и увеличиваю текст, чтобы убедиться, что это не плод моего воображения. Оказывается, пока мы с Оливером флиртовали и выпивали, избегая разговоров о свиданиях, Columbia-Touchstone утвердила основной каст. И мне пришло больше трехсот писем и не меньше десяти голосовых сообщений от СМИ, чтобы я сделала заявление.
«Пытался поймать тебя после ухода. По поводу сценария, – написал на почту Остин. Слава богу, я отметила его письма как важные, иначе, кто знает, нашла бы я их теперь? – Там Лэнгдон на прошлой неделе уже кое-что сделал. Но не нервничай, хоть мы и быстро утвердили каст, ты все замечательно успеешь».
Он не догадался рассказать мне об этом вчера вечером? Сказал только, что Лэнгдон только начал писать и еще не закончил.
Проверка банковского счета и обнаруженная на нем огромная сумма чуть не довели меня до тошноты. В панике я начинаю думать, что пора прятать золотые слитки под матрасом.
От стука в дверь я подпрыгиваю и надеваю халат. На пороге стоит Оливер, он выглядит потрепанным и немного нервным.
В выражении его лица мне тут же заметно уязвимое счастье, мелькающее в легкой улыбке и прищуренных глазах – всего на мгновение, после чего он тщательно все стирает.
По моим ощущениям, с прошлого вечера прошла целая неделя, и он выглядит как-то иначе. Меньше чем просто симпатичный друг и больше похож на мужчину с таким телом под одеждой, к которому мне все более отчаянно хочется прикоснуться.
Мы оба молчим, и я боюсь, что вчерашний вечер все изменил. Мне не хочется испытывать неловкость в общении с Оливером.
– Как дела у самого лучшего на свете владельца магазина комиксов по имени Оливер Ло?
Он так широко улыбается, что слегка приподнимаются его очки, а в уголках глаз появляются морщинки.
– Представь, что я говорю смайлами. Так вот: иконка яичницы.
Ага, можно сказать, что дела отлично.
– Пойдем позавтракаем? – предлагаю я. – Или… закажем сюда?
Этот вариант звучит куда интимнее, и Оливер, кажется, тоже это понимает.
– Не-а, – отвечает он. – Давай сходим в ресторан внизу. У них шведский стол, и думаю, я готов съесть там все.
– Заходи, – говорю я и беру свою сумку и одежду. – Дай мне минут пять. Нужно быстренько позвонить Бенни.
Оливер входит в номер, и я замечаю его задержавшийся взгляд на моей вчерашней одежде, так аккуратно сложенной на стуле. Интересно, думает ли он о том же, что и я: если бы он остался вчера здесь, то мои кожаные штаны, наверное, были бы принесены в жертву богам секса.
– Лола! – кричит Бенни через громкую связь, и я съеживаюсь, глядя на экран, будто он меня обжигает.
Еще нет и девяти утра, откуда столько бодрости?
– Привет, Бенни.
– Спорим, я знаю, почему ты звонишь? – пропел он. – Рэйзор вошел в список Sexiest Man Alive в People, и предрекаю, что ты жаждешь оказаться сегодня в Голливуде отпраздновать.
Оливер поворачивается ко мне с округлившимися глазами. Я поднимаю палец, имея в виду, что мне нужно еще пару секунд.
– Я уже в Голливуде, – отвечаю я. – Но собираюсь домой. Остин вчера не слова не сказал о сценарии.
– Наверное, потому, что знал, ты попросишь его прочитать прямо там, на месте, а потом будешь требовать внести правки, прежде чем его утвердить, но он уже утвержден.
Я покусываю губу, подавляя усмешку.
– Ну и что сейчас происходит?
– Я сделал заявление от твоего имени, – говорит он. – Как там пишут? «Подтверждаю, что Лолерей Кастл в абсолютном восторге от каста».
Я жду продолжения, но понимаю, что он закончил. В другом конце комнаты Оливер, кажется, тоже ждет, но потом наклоняет голову, как бы говоря: «А все ведь не так уж плохо». Это еще раз показывает, что я далека от СМИ и с трудом понимаю такие ходы.
– Это идеально, правда, – замечаю я. – Я действительно в восторге от этой новости. И не думаю, что есть необходимость в личном интервью. Но Бенни, может, ты подтолкнешь их прислать мне сегодня сценарий? Если они хотят, чтобы я откорректировала – и я надеюсь, что под этим подразумевается нещадная правка – мне нужно увидеть его как можно раньше. В моем расписании и так полно дел.
– Я уже. А ты иди занимайся своими делами. На тебя скоро будут набрасываться с просьбой получить автограф, поэтому все, о чем я тебя прошу, – это хорошенько надрать всем задницы.
Я благодарю его, шлю воздушный поцелуй и кладу телефон на кровать. Мои руки дрожат.
– Не была уверена, что люблю Бенни, – говорю я. – А теперь да. Не представляю, что бы я без него сейчас делала.
– Они уже провели кастинг? – спрашивает Оливер. – И Остин вчера ничего об этом не говорил?
Когда мы с Оливером ушли с вечеринки, мы практически не обсуждали фильм.
– Он говорил, что ведет переговоры. Лэнгдон – что делает наброски. Либо все произошло довольно быстро, либо, – я обдумываю и добавляю: – они на самом деле не собирались подключать меня в начале работы, – я поднимаю руки и смотрю, как они дрожат, будто листья. Такое чувство, что моему мозгу нужно время, чтобы все случившееся разложить по полочкам.
– Ладно, – с успокаивающей улыбкой говорит Оливер. – Одевайся, и давай поговорим об этом внизу. Я жутко голодный.
Взяв одежду из сумки, я иду в ванную, там собираю волосы в пучок и надеваю джинсы и белую футболку.
Когда я выхожу, Оливер стоит у окна и смотрит в него. На нем темно-синяя поношенная и от того тонкая и мягкая футболка. Поэтому мне хорошо видны крепкие мышцы на плечах и спине. Мое сердце делает резко сжимается, вынуждая меня закашляться.
Он оборачивается на звук и с улыбкой подходит ко мне.
– Готова?
Я не могу смотреть на него слишком долго. Оливер побрился, но все равно я вижу уже пробивающуюся щетину на челюсти. Он не меньше чем на пятнадцать сантиметров выше меня, и мне всегда открывается прекрасный вид на его шею, горло и изгиб нижней губы.
– Готова.
Мы молча идем по укрытому ковром коридору, потом Оливер нажимает на кнопку вызова лифта, отступает и кладет руку мне на поясницу. Этот жест так нежен.
– У тебя есть финансовый консультант? – спрашиваю я его. – Мне нужна помощь.
– Есть, но он скорее спец по бизнесу. Хотя, может, и тебе будет полезен, – отвечает он, жестом пропуская меня вперед, когда подъезжает лифт.
– Пришли деньги от студии.
Он кивает, глядя на отсчет этажей.
– У меня было схожее чувство, когда умер мой отец. Смесь радости и страха. Ощущение, что бездельнику, живущему с бабушкой и дедушкой и питающемуся консервированными печеными бобами, пришла пора стать взрослым. У меня не было внутренней готовности разбираться с такими вопросами, как планирование бюджета или надежное сохранение финансов.
– Ну да, – говорю я, слегка прислоняясь к нему. От Оливера ощущение именно надежности.
– И в общем, какое-то время я не думал об этом, пока не стал готов. И пока не понял, что именно хочу сделать с этими деньгами.
– Магазин?
Он кивает.
– Ты тоже поймешь. Просто оставь эту тему в покое, потом сообразишь.
Лифт останавливается на третьем этаже, мы выходим и следуем указателям ресторана.
– Наверное, стоит купить новую машину.
Он смеется.
– И я знаю, что хочу свое жилье.
Оливер молча идет несколько шагов, после чего спрашивает:
– Дом?
– Думаю, да.
И тут мой мозг сворачивает на мысль, что у Оливера уже есть дом, и если у нас что-то получится, а потом выльется во что-то большее, будем ли мы жить вместе? Нужно ли нам тогда владеть двумя домами?
– Могу помочь с поиском, – разрушая мои разрастающиеся фантазии, говорит он.
Мы заходим в ресторан и садимся за столик с видом на Санта-Монику. Мы с Оливером ели вместе десятки раз, но сейчас все иначе, хотя я совсем не разбираюсь в таких ситуациях, и, может быть, все это только у меня в голове. Может, из-за того, что я позволила вылиться тому потоку чувств, сейчас все ощущается особенным и нагруженным дополнительными смыслами.
Что бы сделала Харлоу? – размышляю я. Она бы спросила. Что-то вроде: «все в порядке?»
Это действительно так просто?
– Все в порядке? – спрашиваю я, претворяя эту мысль в жизнь. Оливер смотрит на меня, вопросительно нахмурившись. – Я имею в виду, после вчерашнего вечера…
Он улыбается и кладет меню на стол.
– Все прекрасно.
Харлоу на была бы такой лаконичной. Она объяснила бы, почему спрашивает. Черт, да Харлоу уже сидела бы у него на коленях.
– Окей, хорошо, – отвечаю я и опускаю глаза, изучая огромный выбор вафель.
Я чувствую, как на мне задерживается его взгляд, после чего он снова берет в руки меню.
А я откладываю свое.
– Все уже совсем по-другому, – говорю я.
– Нет, – мгновенно отвечает он, а когда я поднимаю на него взгляд, вижу его улыбку. Он явно ожидал, что я запаникую.
Я смеюсь.
– А я говорю, да.
Покачивая головой и глядя в меню, он бормочет:
– Чокнутая.
– Придурок, – в ответ выдаю я.
Подходит официантка и наливает нам кофе. Оливер с улыбкой наблюдает, как я отказываюсь от шведского стола и заказываю блинчики. Он тоже просит себе их и яйца. Она уходит, а он облокачивается локтями на стол.
– Чего ты хочешь, Лола?
Начать с малого, мой австралиец.
– Чего я хочу? – бормочу я, придвигая кофе поближе.
Я хочу четче понимать, куда катится моя жизнь.
Хочу нарисовать все, что у меня сейчас крутится в голове.
Хочу быть с Оливером и не потерять его.
– Не знаю, – я добавляю три порции сливок в кружку.
Он скептически вздыхает и кивает.
– Не знаешь.
Я смотрю, как он почесывает небритый подбородок.
Ну ладно.
Я хочу целоваться, пока от его щетины не заноют губы.
Хочу, чтобы на следующей неделе он меня трахнул.
Чтобы будил по ночам, прижимаясь твердым членом.
– Что ж, Сладкая Лола, тогда дай мне знать, когда поймешь, – говорит он.
Оливер кончиком языка облизывает губы и наблюдает, как я слежу за движением.
Он все обо мне знает.
Это тоже так просто?
– И все?
– И все.
Я понимаю, что он сейчас словно подошел на мою сторону на теннисном корте и осторожно послал мячик в центр.
– Все-таки ты придурок, – повторяю я, сдерживая улыбку. Я обожаю его, и так сильно. И эти всепоглощающие и нарастающие эмоции делают мои щеки горячими, а живот скручивают от удовольствия. Не знаю, смогу ли однажды решиться отпустить бортик и поплыть.
На панно изображена девушка, держащая в рука сверкающий метеорит.
Улыбаясь, Оливер подносит ко рту чашку кофе.
***
Я засыпаю где-то в районе Лонг-бич, и когда Оливер паркуется недалеко от магазина, он меня осторожно расталкивает.
– Спасибо за поездку, – говорю я, когда он достает мою сумку из багажника. Он ставит ее на тротуар и засовывает руки в карманы джинсов, от чего те приспускаются.
На нем сегодня красные боксеры. Виден плоский живот. И начало линии бедра.
– И спасибо, что съездил со мной, – говорю я и смотрю в сторону, оттаскивая свой взгляд от дорожки волос. – Я думаю, одной было бы очень скучно.
– Всегда пожалуйста, – замечает он и наставительным тоном добавляет: – А я вот думаю, ты замечательная, Лорелей.
Я улыбаюсь ему.
– Думаю, ты тоже замечательный, Оливер.
Он удивляет меня, когда обхватывает руками мое лицо, наклоняется и прижимается губами к щеке. Поцелуй слишком близок ко рту, чтобы быть невинным, но он не касается моих губ. Это и поцелуем-то на самом деле не назовешь.
Или можно назвать? Я чувствую, как мой пульс колотится в горле, и задерживаю дыхание, чтобы не произнести ни звука. Он задерживается на один спокойный медленный вдох, после чего отстраняется.
– Тогда, – говорю я, – может, встретимся где-нибудь попозже?
– Малышня, вы что это, целуетесь?
Мы инстинктивно отпрыгиваем друг от друга, оборачиваемся и видим с подозрением косящегося на нас НеДжо. Его прическа в жутком состоянии, больше похожа на помятый кактус, чем на ирокез, а футболка надета задом наперед.
– Нет, – отвечаю я. – Мы просто…
Ладно, может, мы действительно вот-вот бы поцеловались. Поганец НеДжо.
– Да мать вашу, – он полукричит-полустонет, – раз не целуетесь, тогда свалите с дороги. Мне нужно прилечь.
Сегодня понедельник – единственный день, когда магазин закрыт для покупателей – и Оливер открывает ему дверь. Мы оба смотрим, как НеДжо вваливается внутрь и направляется в читальный уголок.
– Мне нужно внедрить систему наименований своего похмелья, как у ураганов, – бормочет он, укладываясь на диване. – Это назову Эбби. Первостатейная шлюха.
Оливер наблюдает за ним с оправданным подозрением: ставлю восемь к одному, что НеДжо собирается заблевать диван.
– Что ты вообще здесь делаешь? – интересуюсь я. – Почему не дома?
– Думаю, кому-то понадобился его кошелек, – Оливер достает его из-за стойки и кидает его на грудь НеДжо. – Держи, герой.
– Слишком громко, – стонет тот. – И тут слишком ярко. Наверное, именно так себя ощущают аутисты.
Оливер с ужасом хохотнул, прежде чем ответить:
– Джо, ты совсем ебанулся, ты что несешь?
– Только вот не говори мне, что я не прав.
Раздраженно покачав головой, Оливер идет за стойку и включает музыку. Звуки разрывают тишину магазина, а Оливер достает воображаемую гитару.
– Да! – я подыгрываю ударными на стойке.
– Ну какого хуя, а! – НеДжо переворачивается и утыкается лицом в подушку.
Оливер подходит к читальному уголку и кричит прямо ему в ухо:
– Врежем рок в этой дыре!
НеДжо бьется в конвульсиях, а меня пробирает на хохот.
– Это Revelation [альбом рок-группы Journey – прим. перев.]? – спрашиваю я Оливера.
Он кивает и, высунув кончик языка, «исполняет» гитарное соло.
– А ты когда-нибудь думал об этом? – спрашиваю я, а Оливер возвращается к стойке немного уменьшить звук.
– О чем думал?
Когда я смотрю на него – на эту широкую улыбку, на бегающие пальцы по грифу нелепой воображаемой гитары, на гримасу крутого рокера – то понимаю, что его очки сглаживают его образ, остужают, будто добавляют льда в напиток.
Без них он сплошная резкость и вибрирующий цвет: сверкающие голубые глаза, теплые губы, темная щетина.
– Стив Перри против Арнела Пинеды [в разное время вокалисты Journey – прим. перев.], – видя его непонимание, я поясняю: – Парень, который на YouTube пел каверы Journey… и в конце концов стал их новым вокалистом.
Оливер увлеченно кивает головой в такт музыке.
– А, точно. Кажется, где-то слышал.
– Я про то, что бы ты выбрал: настоящие или трибьют-группы? [группа, специализирующаяся на исполнении песен одного коллектива – прим. перев.]
– Подожди, я думал, Пинеда – это и есть настоящие Journey.
Я притворяюсь, что раздражена.
– Ну ты же понимаешь, о чем я.
Он пожимает плечами.
– Я думаю, это смотря о ком мы говорим.
– Ну хотя бы о Дилане.
Лежа на диване, НеДжо тихо стонет: «А?» – и открывает один глаз. Он мгновение смотрит на нас и медленно моргает от самого странного молчания на свете. Наконец он отворачивается, чтобы спрятать лицо, возвращаясь к своему похмелью.
– Да ну на фиг, – качая головой, говорит Оливер, снова вливаясь в нашу дискуссию. – Боб Дилан – легенда. И потом, по сути все музыканты – это трибьют-группы Дилана.
– Ну ладно-ладно, – отвечаю я. – А как насчет Heart? [американо-канадская рок-группа, основанная сестрами Энн и Нэнси Уилсон – прим. перев.] Ты выберешь сегодняшних молодых телок, горланящих «Barracuda», или же самих сестер Уилсон в их шестьдесят…
Оливер выглядит потрясенным.
– Из тебя какая-то фиговая феминистка.
Смеясь, я ему отвечаю:
– Феминизм тут не при чем. Я просто рассуждаю. Представь себе реалити-шоу, где идет кастинг участниц для трибьюта. Насколько же нужно ненавидеть свою великолепную карьеру длиной в сорок лет, чтобы потом состязаться со своей же трибьют-группой?
Он подходит и ерошит мне волосы.
– Вот почему я никогда тебя не оставлю.
Я замираю, затаив дыхание, и все внутри побуждает меня насторожиться.
Наверное, моя реакция написана у меня на лице, и до Оливера тут же доходит, что он сказал.
– Черт, Лола, – он обнимает меня за плечи и притягивает мое лицо к своей шее. – Я просто хотел сказать, ты такая милая. Конечно же, я тебя никогда не оставлю.
И это правда, говорю я себе. Он серьезно.
– Может, вы двое уже наконец перепихнетесь, и покончим с этим? – стонет НеДжо с дивана. – Господи боже, кто-нибудь, нужно срочно освятить это прóклятое место.
Мы отодвигаемся друг от друга, но на этот раз иначе. Наши руки разъединяются куда медленней: ладони, пальцы, затем их кончики.
– Мне нужно сделать несколько звонков, – говорю я Оливеру. – Чем будешь потом занят?
Он пожимает плечами и смотрит на мой рот.
– Пока не знаю.
Я спиной иду к двери, наблюдая за его медленно расцветающей улыбкой. Внутри меня что-то щелкает. Я словно наклоняюсь и сама подаю тот мячик в центр площадки.
– Окей, я позвоню тебе попозже.
Оливер
Я давно знаю, что Лола редко когда повинуется импульсу. Если не считать нашу свадьбу в Вегасе, ей обычно требуется время – будь то секунды или дни – чтобы взвесить все «за» и «против». Никогда не знал кого-то, настолько осмотрительного.
Впервые я заметил это на пляже одной потрясающей августовской ночью. В тот день вышла ее книга и тут же оказалась на вершинах чартов в своем жанре. Тогда я пьяный рванул к воде и, разувшись на бегу, нырнул прямо в одежде.
Лола была еще пьянее меня, но, еле волоча ноги, она подошла к полосе прибоя и, замявшись, уселась на песок.
– Мне не во что переодеться, – промямлила она. После чего упала на спину, раскинув руки в стороны. – Я промокну и вся буду в песке.
– Ты уже в песке, – заметил я, убирая мокрые волосы со лба.
– Зато не мокрая. И у тебя дома для меня нет одежды.
Я хотел отпраздновать объяснением в любви, пивом и безудержным трахом. Хотел сказать ей: «Да хрен с ней, Лола, можешь переодеться в мое. Ты вообще можешь ни во что не одеваться».
Но я промолчал. Потому что уже тогда знал, что нельзя давить. Ей не хотелось плавать и не хотелось ехать домой в промокшей насквозь и тяжелой одежде.
Именно знание этой черты ее характера позволило мне спокойно отпустить ее из магазина – когда она так многозначительно спросила, что я делаю сегодня вечером – и, расслабившись всем телом, отступить за стойку.
И это же помогает понять, почему все общение с ней за последнюю неделю выглядит как два шага вперед и один назад. Но когда всего через пятнадцать минут она пишет мне, можно ли ей прийти ко мне вечером… по биению своего сердца я чувствую, что Лола уже приняла решение. И остается только надеяться, что оно то, какое я хочу.
Я пишу в ответ простое: «Конечно».
***
Три часа спустя, одновременно с тем, как Ансель берет свои ключи, раздается звонок в дверь.
– Ожидаешь компанию? – он смотрит на дверь и затем поворачивается ко мне. Он приходил взять на время моющий пылесос для своего нового дома, но задержался на час, болтая о новом жилье, о том, как хочет, чтобы Миа забеременела, и о прочих своих идеалистичных мечтах.
В окне виден силуэт Лолы, и это именно та причина, по которой я хотел спровадить его до ее прихода.
– Просто ужинаю с Лолой, – говорю ему я.
– «Просто ужинаю с Лолой», – самодовольно ухмыляясь, повторяет он.
– Давай домой, Ансель.
– А я и собираюсь, – отвечает он, посмеиваясь всю дорогу до двери.
Я открываю дверь, и мое сердце подскакивает при виде ее, стоящей там, и одетой, будто только что пришла с какой-нибудь вечеринки или интервью.
– Что-то Оливер сегодня ворчливый, – говорит ей Ансель.
– Правда? – отвечает она. – А я собиралась предложить сыграть в покер, но теперь сомневаюсь, выдержит ли напряжение этот любитель посостязаться.
– Напои его и обчисти до последнего цента. Это меньшее, чего он заслуживает.
Она поворачивается ко мне с улыбкой, явно довольная этой идеей.
– Так и запланировано.
Я слегка усмехаюсь.
– Ну удачи тебе.
– Как бы ни жаждал посмотреть на эту кровавую бойню, но поеду: я пригласил Миа на ужин. Пока, друзья, – говорит Ансель и наклоняется быстро поцеловать ее в щеку. Я почти отчетливо слышу, как он ей говорит: «Прикончи его», – после чего сбегает с крыльца, и остаемся только мы двое. Снова.
Лола идет мимо меня в дом, и в ее движениях заметно что-то новое. Больше женственности, и она это осознает.
– Все хорошо? – спрашиваю я.
Рядом с кухней она останавливается и поворачивается ко мне.
– Хорошо, – она убирает свои густые волосы за уши. Они тут же падают назад, и она снова улыбается, выглядя моложе, чем есть на самом деле. – Ансель хорошо погостил?
Я озадаченно улыбаюсь.
– Что? Да, он хорошо погостил.
Лола продолжает улыбаться и смотреть на меня.
– Рада, что вы, парни, сегодня повидались.
– Что с тобой? Твои потуги вести светские беседы так же ужасны, как и у моей тетушки Риты из Брисбена.
Смеясь, она идет на кухню, и я слышу звук открывающегося холодильника, звон бутылок и как он закрывается.
– Наверное, я нервничаю, – громко отвечает она.
Мой пульс грохочет в районе шеи.
– Нервничаешь от чего?
Теперь слышен какой-то шелест, позвякивание стаканов и звук льющейся жидкости, после чего она возвращается.
Покачивая бедрами, Лола подходит ко мне, протягивает пиво и шот текилы и смотрит мне в лицо.
– Нам сегодня о многом нужно поговорить, – говорит Лола.
Я сглатываю, желая раствориться в ней. Инстинктивно улыбаясь от ее близости, я спрашиваю:
– Вот как?
Она кивает, мизинцем убирая прилипшую к губам прядь волос.
– В Л-А ты сказал много интересного.
– О чем ты не подозревала? – тихо уточняю я.
– Возможно, не подозревала, да, – так же тихо говорит она, задерживаясь взглядом на моих губах, после чего смотрит в глаза. – Хотя уже давно хотела услышать.
Я уже открыл рот, чтобы ответить, но она перебивает меня уже обычным голосом:
– Но сегодняшнее правило номер один: никаких поцелуев.
Она выпивает свой шот, морщится и делает большой глоток пива. А я поперхнулся своим.
– Что, прости?
– Ты слышал, – отвечает она.
Морщась, я большими глотками пью пиво.
– Никаких поцелуев когда?
– Пока мы пьяные, – объясняет она. – Я хочу поговорить.
Моя грудная клетка ощущается слишком тесной для всего, что внутри: сердце, легкие, эмоции, – и это не дает нормально вздохнуть. Вот оно, да? И происходит уже прямо сейчас?
Я протягиваю руку к ее волосам и спрашиваю:
– А существует правило номер два, если первое будет нарушено?
Ее медленно расцветающая улыбка просто волшебная.
– Не умничай.
Улыбаясь в ответ, я шепчу:
– Постараюсь.
Во мне бушует каждая капля крови. Наконец-то, блядь.
– И что сейчас тут происходит, Сладкая Лола?
Она невинно пожимает плечами.
– Мы будем играть в покер.
– Я тебя в порошок сотру, – предупреждаю я, прежде чем снова поднести бутылку ко рту.
Лола наблюдает, как я пью.
– Скорее это тебе придется стереть тут везде пыль своей одеждой, а я полюбуюсь, – я приподнимаю бровь, и она добавляет: – Мы будет играть на раздевание.
С удивленным смешком я отвечаю:
– Мы действительно о многом поговорим, если будем играть на раздевание, но при этом без поцелуев.
Повернувшись, Лола достает из кухонного ящика колоду карт и жестом приглашает меня присоединиться к ней за обеденным столом.
Все это так внезапно… но в то же время есть ощущение, что я ждал уже целую вечность. Я хочу шагнуть за границы нашей дружбы. Хочу сделать этот шаг и еще один за ним. Лола ворвалась сейчас ко мне, готовая все сметать на своем пути, и хотя я никогда ее такой не видел, ни за что на свете ее не остановлю.
Решительная Лола – это потрясающее зрелище.
Она похлопывает рукой по столу и этим отвлекает меня от своих мыслей.
Я сажусь напротив нее. Мы встречаемся взглядами, и никто из нас не смотрит в сторону и не рушит это напряжение. Мы так долго ходили вокруг да около, что клянусь, кожу покалывает, а в голове крутится вопрос: чем закончится этот вечер.
– Делаем ставки, – шепотом говорит она и убирает в сторону волосы, чтобы снять серьги. Она бросает их в центр стола и выжидающе смотрит на меня.
Я оглядываю себя в поисках, что вообще у меня есть. Часы. Джинсы, футболка, ремень, очки. Нет даже обуви и носков.
– Кажется, мы не на равных.
– Везет же мне.
Она понятия не имеет, что это я себя считаю везунчиком. Раз уже заслужил ее доверие. И особое расположение. А еще что стал свидетелем, как она берет свою долю ответственности за наши отношения. Я улыбаюсь и хочу снова сказать, что люблю ее.
Но вместо этого я снимаю часы и кладу их на стол, пока она сдает нам по пять карт.
Мы смотрим, каждый в свои, разложив их, и мать вашу, у меня две чертовы пары: два валета, две тройки, – и семерка.
– Твой настоящий покер-фейс никуда не годится, – хихикая, замечает она. – Неожиданность века.
– Могу раздеть тебя одной левой, – говорю я, помахивая перед ней картами и ощущая, как внутри меня теплеет, когда замечаю, что она схватывает двусмысленность. – Я открываюсь, – я беру свой ремень, медленно снимаю его и, свернув, кладу на стол. – Открывайся или скидывай, Кастл.
– А ты знаешь, что не аннулируй мы наш брак, я была бы Лорелей Ло?
Я киваю.
– Думал об этом раз или два, хотя всегда считал, ты оставила бы свою фамилию.
– Я до странного традиционна, – положив карты рубашкой вверх, говорит она. Как только я подумал, что Лола будет скидывать, она берется за край своего свитера и снимает его через голову.
Под ним на ней только бюстгальтер.
– Повышай или подтверждай, – говорит она, и тут я понимаю, что уставился на нее.
Посмотрев в свои карты, я понимаю, что могу по максимуму раздеть ее прямо сейчас, но хочу посмаковать так долго, как только получится.
– Подтверждаю.
Кладу свои семь карт рубашкой вверх, и она дает мне новую карту. Я уже подсмотрел: тройка червей. И теперь у меня фул хаус.
Она сдает себе еще три карты – это уже максимум – и гримасничает.
– Круто.
– Твой покер-фейс еще ужасней.
Лола поднимает на меня взгляд и говорит:
– Можешь повысить, если хочешь.
Теперь моя футболка снята и лежит в центре стола.
– Можешь подтвердить, если ты хочешь.
Ее бюстгальтер приземляется на мою футболку, и я выдаю несколько сдавленных звуков, прежде чем дрожащей рукой потянуться к пиву. Я едва соображаю при виде ее обнаженной груди. Такой округлой и упругой. Рот наполняется слюной, и я замираю с бутылкой у губ, не в состоянии ее наклонить, чтобы сделать глоток.
– Ты пялишься, – шепотом говорит она.
– Ничего не могу с собой поделать, – ты же только что сняла с себя лифчик.
– Давай открывайся.
О черт, карты.
Я часто моргаю, потом сильно зажмуриваюсь и просто кладу их на стол. Она со стоном показывает мне пару четверок и три неподходящих карты: валета, туза и семерку. Уронив голову на сложенные руки, она трясется от смеха, посмотрев на меня, когда слышит, как я пододвигаю к себе одежду. Я надеваю футболку, ремень и часы. Нацепив ее лифчик себе на голову, я накидываю свитер на плечи, а серьги оставляю лежать у моей бутылки пива.
Когда она выпрямляется, ее длинные темные волосы скользят по плечам и ложатся на грудь. Такой контраст между темным оттенком ее волос и молочной кожей, когда кончики прядей прикрывают соски.
Теперь я понимаю, почему такой женский образ рисовали миллионы раз.
– Ты снова пялишься.
– Ты все еще без лифчика.
– Я наврала, – рассеянно потирая пальцем нижнюю губу, говорит она.
Ее интонация подсказывает мне, что она забавляется, по крайней мере, самую малость.
– Когда?
– Когда сделала вид, что не хочу тебя поцеловать.
Я чувствую, как мои брови сдвинулись к переносице.
– Ты про правило?
– Ага, про него, – она опускает взгляд и пальцем рисует круги по столу. – И про каждый раз, когда видела тебя.
Мои артерии не в состоянии расшириться и быстро пропустить такой мощный поток крови, поэтому я ощущаю, как перед глазами все плывет.
– Иди сюда.
Она качает головой, подталкивает в мою сторону колоду, после чего встает и берет нам еще по пиву.
– Ты сдаешь.
После очередного раунда двусмысленностей и напряжения Лола снова проигрывает, но на это раз она сообразила поставить только ботинки, прежде чем скинуть. На следующей раздаче она выигрывает назад свои сережки и мои часы, но потом проигрывает и то, и другое, плюс свои носки.