Вторник, 24 ноября КАНУН РОЖДЕСТВА
Сегодня я бросил вызов сводящим с ума толпам и отправился покупать Бьянке рождественский подарок. Проскитавшись по улицам два часа, я снова оказался в «Никербоксе» и купил алый пояс с подвязками, алые панталончики и черный кружевной лифчик. Когда продавщица спросила у меня размер, я признался, что размера не знаю:
– Ну, она не рубенсовская женщина, но и не Наоми Кэмпбелл.
Продавщица закатила глаза и ответила:
– Ладно, значит размер средний, так?
Я сказал:
– Она немножко похожа на Полу Йейтс, но брюнетка.
Женщина вздохнула:
– Пола Йейтс кормит грудью или не кормит?
– Не кормит, – ответил я, и она сдернула что-то с вешалок и упаковала в подарочную обертку.
В «Бургер Кинге» я долго мучился, покупать ли подарки ее родителям или нет. В половине пятого решил: да, я должен снискать их расположение, – и купил ее матери персиковое ассорти. Потом позвонил Бьянке в «Дикари» и спросил, что нужно покупать ее отцу. Она ответила, что папочка любит поэзию, поэтому я сходил и купил томик Джона Хегли «Можно мне спуститься, папа?», где на обложке изображен Иисус на кресте. Также удалось найти «Железнодорожное наследие Британии» Гордона Биддла и распроданного Нока для Бьянки.
Четверг, 26 декабря ДЕНЬ ПОДАРКОВ Ричмонд
У матери Бьянки аллергия на персики, а ее отец, преподобный Дартингтон, счел книгу Джона Хегли проявлением крайне дурного вкуса. Кроме этого, я ненавижу брата и сестру Бьянки. Как моя милая, обожаемая Бьянка могла произойти из столь мерзкой семьи, для меня загадка. Мы спали в разных постелях и разных комнатах. В Рождество нам пришлось тащиться в деревянную лачугу их церкви и слушать, как ее папаша исходит желчью по поводу коммерциализации Рождества. Мы с Бьянской были единственными, кто купил подарки вообще. Все остальные сдали деньги в Фонд Суданской Засухи. Мне Бьянка подарила часики «Свотч» и «Хронику двадцатого столетия», которая станет неоценимым справочным подспорьем в моей работе. Я был очень доволен. А ей понравились Биддл и Нок.
Ее брат Дерек и ее сестра Мэри, очевидно, не одобряют нашей связи. Оба неженаты и по-прежнему живут дома. Дереку – тридцать пять, а Мэри – двадцать семь. Когда родилась Бьянка, миссис Дартингтон было сорок восемь лет.
Не было ни рождественской индейки, ни выпивки, ни застолья. Я жаждал вульгарности собственного семейства.
Сегодня днем нам довелось проогуляться вдоль реки. Дети в огромных количествах вихляли на явно новых велосипедах и катали коляски с новыми на вид куклами. Дерек вдруг проникся ко мне симпатией, решив что я – такой же, как и он, любитель встречать поезда. Я быстро поставил его на место. Нам с Бьянкой сегодня вечером удалось украдкой обняться разок на кухне, но помешала Мэри, которая зашла за своей шоколадкой от запора.
С миссис Дартингтон перед обедом случился своевременный «припадок», и она удалилась к себе. Мы с Бьянкой приготовили поесть. Состряпали салат, солонину и печеную картошку. Жду не дождусь, когда можно будет вернуться в нашу комнатку. Мне нужна Бьянка. Мне нужен лук. Мне нужен чеснок. Мне нужен Сохо. Мне нужен Дикар. Мне нужен воздух. Мне нужна свобода от Дартингтонов.
Внизу в прихожей висят четыре одинаковых бежевых полупальто.
Пятница, 27 декабря
Преподобный Дартингтон отвез нас обратно в Сохо в вымученном молчании. Всякий раз, когда приходилось останавливаться на красный свет или у перехода, он нетерпеливо барабанил пальцами по рулю.
Два дня с родителями произвели на Бьянку вредоносное воздействие: она, кажется, усохла физически и отстала умственно. Едва мы вернулись к себе в комнату, она разрыдалась и закричала:
– Ну почему они мне не сказали, что отдают все свои рождественские подарки суданцам?
Я ответил:
– Потому что им хотелось подняться на нравственную высоту и заставить тебя выглядеть глупо. Очевидно, что это – такое наказание за то, что ты живешь во грехе в Сохо с безродным мойщиком посуды.
Час спустя Бьянка пришла в себя и вернулась к своим обычным размерам и умственным способностям. Мы занимались любовью один час десять минут. Дольше у нас пока не было. Функция секундомера на моих новых часах – довольно удобная штука.
Воскресенье, 29 декабря
Сегодня ходили в «Кэмден Лок» покупать Бьянке новые сапоги. Весь район бурлил молодыми людьми – как покупателями, так и продавцами. Я заметил Бьянке:
– Ну разве не приятно видеть молодежь при деле, да еще и получающей от этого удовольствие?
Она странно на меня посмотрела и ответила:
– Но ты ведь – тоже молодежь. Тебе только двадцать четыре года, хотя мне иногда в это трудно поверить.
Она, разумеется, права. Я молод – официально, но молодым себя никогда не ощущал. Мама говорила, что когда я выбрался из ее чрева, мне уже исполнилось тридцать пять.
Цистит вернулся. Бьянка с неохотой убрала атласные панталончики в ящик комода и вновь обложилась ватными клинышками.
Сейчас читаю пьесу «Трамвай Желание» Теннесси Уильямса. Бедная Бланш Дюбуа!
Среда, 1 января 1992 г.
Вчера вечером «Дикари» были закрыты, поэтому мы поехали к 11.30 на Трафальгарскую площадь встречать Новый год. Толпа была – как пьяное кукурузное поле, которое трепало и колыхало ураганом. Больше чем на два часа я совершенно потерялся и отдался на волю потока. Это страшно, но и возбуждает – когда оказываешься в цепочке людей, отплясывающих конгу по Сент-Мартин-лейн. К сожалению, у личности, отплясывавшей прямо передо мной, были крайне жирные ягодицы. Малопривлекательное зрелище.
Когда Большой Бен пробил полночь, я обнаружил, что целуюсь с посторонними людьми и меня целуют посторонние люди, включая иностранцев. Я попытался добраться до Бьянки, но ее окружала компания чрезвычайно общительных австралийцев ростом выше семи футов каждый. Но в 12.03 первого января мы наконец с ней поцеловались и поклялись друг другу в верности. До сих пор не могу поверить, что заполучил такую чудесную женщину. Почему она меня любит? Живу в постоянном страхе, что она однажды проснется и задаст себе этот же вопрос.
Сегодня ездили смотреть Тауэрский мост[54]. Меня он оставил равнодушным, Бьянку же привело в восторг структурное решение его конструкции. Пришлось чуть ли не силой оттаскивать ее от этого моста.
Четверг, 2 января
Поднялся в полчетвертого утра и встал в очередь к магазину «Некст» на Оксфорд-стрит. Распродажа начинается в девять. Завязал беседу с человеком, положившим глаз на двубортный костюм темно-синего цвета, цена на который снижена с 225 фунтов до 90. Он в следующую субботу женится на укладчице парашютов по имени Мелани.
В своей новой черной кожаной куртке, белой футболке и синих джинсах я сейчас похожу на любого молодого человека из Лондона, Нью-Йорка или Токио. Или, если задуматься, – из Лестера. Ибо Лестер находится в самом эпицентре империи «Некст».
Бьянке сегодня захотелось съездить на электростанцию Баттерси, и она попросила меня поехать с ней, но я указал ей на то, что «Гляди-ка!» вот-вот начнет развиваться в революционном направлении, и мне нужно поработать над Главой Двадцать Два.
Она вышла из квартиры, ни слова не сказав, но спина ее выглядела очень сердитой.
Джейк запахнулся воротником своей черной кожаной куртки из «Некста», защищаясь от резкого ветра, дувшего из-за Темзы. Он не сводил глаз с отлива. Пришла пора сделать что-то со своей жизнью, помимо помощи голодающим Судана. Он точно знал – пришла. Вот с чем он боролся – Бог свидетель, как же он боролся! Но тяга была сильнее. Он должен это сделать. Он должен написать роман…
Среда, 8 января
Сегодня вечером президента Буша вырвало прямо на колени японского посла – на официальном банкете в Токио. Мы смотрели это по переносному телевизору на кухне в «Дикарях». Миссис Буш сначала запихала мужа под стол, а потом вышла из зала. Выглядела она не очень довольной. В выпуске новостей весь инцидент показали в замедленной съемке. Тошнотворно. Японцы были в ужасе. Они большие любители держаться протокола.
Дикар уволил маленького Карлоса за то, что тот выкурил косяк на заднем дворе ресторана. После этого сам вылакал полбутылки бренди, три бутылки «Сола» и отпил по глотку из целой батареи стаканов на столиках у посетителей. Все закончилось тем, что Дикар подрался с пальмой возле бара, предварительно обвинив дерево в том, что оно ухлестывает за его женой. Определенно, алкоголь – опасный наркотик в неумелых руках.
Среда, 15 января
Джейк сидел перед своим сверхсовременным «Амстрадом» и нажимал на блестящие кнопки. На экране возникло название романа.
СПАРГ ИЗ КРОНКА
Глава Первая:
Спарг возвращается
Спарг стоял на вершине холма и смотрел на Кронк, свое родное поселение. Он хрюкнул своей женщине Барф, и та хрюкнула ему в ответ – бессловесно, поскольку слов еще не нашли.
Они сбежали по склону холма. Мать Спарга Крун наблюдала, как ее сын и его женщина бегут к огню. Она хрюкнула отцу Спарга Лунту, и тот подошел к дверям хижины. Глаза его сузились. Спарга он ненавидел.
Крун бросила побольше корешков в огонь: она не ожидала гостей к обеду. Как типично для моего сына, подумала она, объявляться неожиданно, да еще и в компании бабы с распухшим брюхом. Она надеялась, что корешков хватит на всех.
Она была рада, что слов еще не нашли. Она терпеть не могла светской трепотни.
Спарг уже стоял перед ней. Она обнюхала его подмышку, что было обычаем, когда кронкит возвращался из дальнего странствия. Барф держалась поодаль, наблюдая за церемонией. У нее текли слюнки. Запах горящих кореньев распалял ей аппетит.
Поскольку слов еще не нашли, мать с сыном не могли обменяться никакими новостями.
Джейк откинулся от компьютерного терминала со вздохом удовлетворения. Хорошо, подумал он, чертовски хорошо. Самое время для еще одного доисторического романа без диалогов.
Вторник, 21 января
Письмо от Берта Бакстера. Практически нечитабельное.
Дорогой парнишка,
Я уже, кажется, давно тебя не видал. Когда приедешь в Лестер? У меня тут есть кой-чего сделать. Прости за почерк. У меня трясучка.
Твой,
Бертрам Бакстер
P.S. Захвати ножницы для ног.
Сегодня вечером серьезно поссорился с Бьянкой. Она обвинила меня в том, что я:
а) никогда не хочу никуда ходить
б) чересчур много читаю
в) чересчур много пишу
г) презрительно отношусь к британскому индустриальному наследию
д) пержу в постели
Понедельник, 27 января
Наконец-то помирившись, сегодня вечером ходили в Национальный Кинотеатр смотреть фильм о японской женщине, которая отрезает своему возлюбленному пенис[55]. Весь остаток фильма я просидел, плотно сжав ноги, а в паузах нервно поглядывал на Бьянку, которая не отрывалась от экрана и улыбалась.
Волосы у меня отрасли достаточно для того, чтобы собирать в хвостик. Журнал «Лицо» сообщает мне, что мужские хвостики выходят из моды. Но сейчас – мой последний шанс его примерить. Вот поэтому я его и заведу. Дикар хлестался, что свой хвостик он носит уже пять лет.
Бьянка купила подержанную электрическую пишущую машинку и перепечатывает «Гляди-ка!». Она уже подарила мне семьдесят восемь красиво отпечатанных страниц. Поразительно, насколько роман улучшается, стоит только его напечатать. Нужно было последовать совету мистера Джона Тайдмана несколько лет назад.
Среда, 29 января
За прошлый год количество гетеросексуальных случаев СПИДа в Соединенном Королестве выросло на пятьдесят процентов. Я сообщил эту информацию Бьянке, когда мы сегодня вечером шли пешком в «Дикари». Она притихла.
Поздно вечером пришлось ждать под дверью туалета целую вечность, чтобы почистить зубы. В конце концов, оттуда вылез Норман и извинился за несколько подпалин на раме зеркала. Его ведь уже предупреждали, чтобы не репетировал в туалете.
Вернувшись в комнату, я застал Бьянку за чтением брошюры, написаной Трестом Теренса Хиггинса.
Я легкомысленно спросил:
– А кто такой Теренс Хиггинс, когда он возвращается из треста домой?
Бьянка тихо ответила:
– Он уже умер. – Брошюра оказалась о СПИДе.
Наконец, она разрыдалась и призналась, что в 1990 году у нее был роман с человеком по имени Брайан Боксер, который, в свою очередь, признался ей, что в 1979 году у него был роман с бисексуалкой по имени Диана Трипп. Позвоню в Трест Теренса Хиггинса утром и попрошу помощи.
Суббота, 1 февраля
Первые двадцать две главы романа «Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины» теперь – стопка из 197 страниц аккуратной машинописи. Я не могу удержаться, постоянно беру ее в руки и хожу с нею по комнате. Мне не по карману ее фотокопировать – по крайней мере, по десять пенсов за лист. Кто из моих знакомых в Лондоне имеет доступ к ксероксу?
Кв. 6
«Кондитерская Бренды»
Олд-Комптон-стрит
Лондон
Дорогой Джон,
Я внял Вашему совету и отредактировал «Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины». Кроме этого, я воспользовался услугами профессиональной машинистки, и Вы наверняка с удовольствием увидите, что моя рукопись в настоящее время состоит из двадцати двух глав в машинописном формате. Я полагаю, что по завершении работы «Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины» станет в высшей степени подходящим чтением вслух по радио, возможно – как часть Вашего цикла «Классические Сериалы».
Как Вы можете заметить, к сему я прилагаю свою рукопись и вверяю ее Вашему попечению. Тем не менее, мне по-прежнему необходимо внести в нее несколько малозначительных исправлений. Не слишком ли Вас затруднит снять фотокопии со ста девяноста семи страниц и отправить один экземпляр мне по вышеуказанному адресу?
Заранее Вам благодарен,
Ваш, как всегда,
Адриан Моул
Вторник, 4 февраля
Сегодня утром сходил в Дом Радио. Пока я сражался с массивной металлической дверью, на меня накинулась стая охотников за автографами. Я полез в карман куртки за фломастером, но не успел вытащить его – они окружили Алана Фримана, престарелого диск-жокея. Я протолкался сквозь них и под пристальными взорами суровых на вид охранников вступил в священный вестибюль Британской Вещательной Корпорации. Я подошел к конторке и встал в короткую очередь.
За четыре минуты я увидел полный ассортимент знаменитостей: Делия Смит, Роберт Робинсон, Иэн Хислоп, Боб Гелдоф, Энни Леннокс[56], Рой Хэттерсли и т.д. и т.п. Большинство из здания провожала молодая особа по имени Кэролайн.
В конечном итоге, секретарша спросила:
– Я могу вам помочь? – и я ответил:
– Да. Не будете ли вы любезны проследить, чтобы этот пакет получил мистер Джон Тайдман? Это весьма срочно.
Она накарябала что-то на большом упаковочном конверте, содержавшем мое письмо и рукопись «Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины», и швырнула его в проволочную корзину.
Я поблагодарил ее, повернулся к выходу и столкнулся с Виктором Мелдрю, который играет ворчливого балбеса в постановке «Одной ногой в могиле»! Я извинился, а он ответил: «Как это мило». В жизни он гораздо выше, чем выглядит по телевизору. Вернувшись домой, я сообщил Бьянке, что поболтал с Виктором Мелдрю. Мне кажется, это произвело на нее впечатление.
Среда, 5 февраля
Сегодня утром мы проснулись очень рано, но любовью, как это бывает обычно, не занимались. Мы приняли душ и в полном молчании оделись. Спустились вниз и выпили по капуччино с круассаном в «Кондитерской Бренды», послушали последние сплетни о развале британской киноиндустрии. Затем, в 10.45 расплатились по счету и направились в клинику на Нил-стрит. (По дороге выгребли из карманов один фунт сорок пенсов различным попрошайкам, встретившимся нам.)
Нас приняла порознь весьма чуткая барышня по имени Джудит. Она подчеркнула, что если даже наши анализы дадут положительный результат, это вовсе не будет означать, что у нас разовьется СПИД в полной форме. После беседы с Джудит мы пошли выпить в паб на Карнаби-стрит и обсудили варианты:
а) сдать анализы и узнать самое худшее;
б) не сдавать анализы и подозревать самое худшее.
Решили, что утро вечера мудренее.
Четверг, 6 февраля
Оба решили сдать анализы и дали клятву заботиться друг о друге, пока не умрем. Какими бы ни оказались результаты.
Суббота, 8 февраля
Мистер Бриттен, зеленщик, снабжающий «Дикарей» фруктами и овощами, сегодня зашел на кухню и сказал, что на следующей неделе уходит из бизнеса. Он сообщил, что Дикар задолжал ему семьсот фунтов по неоплаченным счетам. Я негодовал, однако мистер Бриттен пессимистически заметил, что Дикар – лишь один из множества его должников:
– Если б только Банк дал мне еще пару неделек, я бы встал на ноги. Так ведь, сволочи, не дадут.
Я налил ему чашку чая и послушал, как он разглагольствует о процентных ставках и Нормане Ламонте. Мне кажется, ему немного полегчало к тому времени, как пришла пора ехать к следующему заказчику.
Позвонил маме рассказать о моем разговоре с Виктором Мелдрю и узнал, что она тоже встречается с консультантом. По выплате долгов. Я уже некоторое время задавался вопросом, как ей удается выплачивать по своей закладной. Теперь я знаю, как. Никак. Она получила официальное уведомление от Строительного Общества, в котором сообщалось, что дом, где я провел все свое детство, будет изъят за неплатеж 16 марта. Мама умоляла ничего не говорить остальным членам семьи. Надеется, что подвернется чудо и отведет катастрофу.
Я не сообщил ей, что в Строительном Обществе Маркет-Харборо у меня лежит одна тысяча и сто одиннадцать фунтов стерлингов. Но сказал, что мы с Бьянкой завтра приедем в Лестер. В мамином голосе звучала жалкая благодарность.
Воскресенье, 9 февраля
Когда мы приехали на вокзал Сент-Панкрас, Бьянка велела мне задрать голову.
– Ты смотришь на одну из самых больших однопролетных арочных конструкций в мире, – сказала она. – Правда, она прекрасна?
– Сказать по правде, Бьянка, – ответил я. – Я вижу только грязный, замызганный потолок, заляпанный голубиным пометом.
– Глупо с моей стороны просить тебя смотреть на что-то дальше собственного носа, – отрезала она и вскочила в вагон, оставив меня тащить наши дорожные сумки.
Я постоянно забываю, что Бьянка – дипломированный инженер. Она нисколько не похожа на инженера и, сколько я ее знаю, работала лишь продавшицей и официанткой. Она подает документы, по крайней мере, на две работы по специальности в неделю, но на собеседование ее пока еще никуда не вызывали. Она уже подумывает не написать ли в резюме «Брайан Дартингтон».
Контролер забыл прокомпостировать наши сезонные билеты, и поездка в Лестер нам ничего не стоила. Но все ощущение счастливого триумфа испарилось, стоило зайти в дом. Мать пыталась держаться молодцом, но видно было, что душа у нее не на месте – в какой-то момент одна сигарета горела у нее во рту, другая – в пепельнице, а третья – на краю кухонного подоконника. Я спросил, как она очутилась в таких кошмарных долгах.
Мама прошептала:
– Мартину нужно было платить за окончание курса на степень. Я заняла тысячу фунтов у финансовой компании под двадцать четыре и семь десятых процента. А через две недели меня уволили из «Группы пять» – кто-то на меня настучал и сказал, что мне сорок восемь лет.
Я попросил обрисовать весь объем ее долгов. Она принесла ворох неоплаченных счетов всех описаний и расцветок. Я пытался убедить рассказать Маффету об истинной природе их финансовой ситуации, но с мамочкой случилась настоящая истерика:
– Нет-нет, он обязан получить свою инженерную степень.
Похоже, меня окружают одни инженеры. Бьянка сообщила матери, что она тоже – квалифицированный инженер.
Я сказал в шутку заметил:
– Да, но она не построила ничего серьезнее башни из «Лего» с тех пор, как закончила университет.
К моему изумлению, Бьянка возмутилась моей безобидной шуткой и выскочила из комнаты со слезами на глазах.
– Ты бестактный придурок! – сказала мать и отправилась за нею в сад.
Я сел за кухонный стол, взял себя в руки и выписал три чека: ссудной компании «Жирный Эдди» (двести семьдесят один фунт), молочному кооперативу (тридцать шесть фунтов сорок девять пенсов) и газетному киоску «Черри» (семьдесят четыре фунта восемьдесят один пенс). Я знаю, что этим не решить жилищной проблемы матери, но теперь, по крайней мере, она сможет открывать дверь без страха перед местными кредиторами.
Когда Мартин вернулся от бабушки (где у него в разгаре процесс замены двухконтактных розеток на трехконтактные), я представил его Бьянке. За несколько секунд они обрели взаимопонимание. Без перерыва тараторили о вокзале Сент-Панкрас и однопролетных арочных конструкциях. Давно уже не видел я Бьянку такой оживленной. За обеденный стол они сели рядышком, а после сами вызвались мыть и вытирать посуду.
Я помог Рози написать домашнее сочинение по английскому – «Один день из жизни дельфина». Потом зашел на кухню: Бьянка и Маффет бубнили про вокзальный отель Сент-Панкрас и его архитектора сэра Джорджа Гилберта Скотта.
Я перебил их и сообщил Бьянке, что иду спать. Она едва взглянула на меня и лишь промычала:
– Угу, я тоже скоро.
Гостевая спальня была набита розиными отвратительно светящимися моделями «Мой маленький пони».
Понедельник, 10 февраля
Понятия не имею, во сколько Бьянка вчера легла. Наверное пришла и умудрилась меня не разбудить. Знаю я только одно: моя мать не разговаривает с Маффетом, а я крайне несчастен.
11.30 вечера. Работал над «Главой Двадцать Три: Головоломка».
Джейк сидел у Альмы, в кондитерской, часто посещаемой интеллигенцией, и размашисто писал в блокноте формата А4. Днями и ночами работал он над своим романом. Он уже добрался до Главы Четыре.
Глава Четыре:
Камни
Спарг крался сквозь изобильную растительность. Он знал, что они там. Еще не видя никого, он их услышал. Они хрюкали друг другу о своем обоюдном интересе к камням.
Спарг раздвинул юкку, и они оказались прямо перед ним. Мофф и Барф нежились на солнышке, и члены их были сплетены интимным образом.
Спарг подавил в себе хрюк ревности и пополз обратно к Кронку, своему родному поселению.
Вторник, 11 февраля
Завтра получаем результаты анализов. Мне следует терзаться и размышлять о смертности и т.д. Но в голову лезет только одно: как Маффет смотрел на Бьянку, и как Бьянка смотрела на Маффета, когда они прощались в понедельник утром на железнодорожном вокзале Лестера.
Среда, 12 февраля
Джудит сообщила, что наши результаты отрицательны! У нас нет ВИЧа! Мы не умрем от СПИДа!
Однако я запросто могу умереть от разбитого сердца. Бьянка предложила еще раз съездить на денек в Лестер. Утверждает, что она устала от Лондона. Жалкое оправдание. Как можно вообще устать от Лондона? В этом смысле я поддерживаю д-ра Джонсона.
Четверг, 13 февраля
Пришло письмо с Би-Би-Си.
Дорогой Адриан,
Когда моя секретарша снова вручила мне твое письмо и рукопись «Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины», мне показалось, что у меня галлюцинация.
В тебе больше бесстыдства, чем в публичном доме, и больше беззастенчивости, чем в чистом поле. Би-Би-Си не предоставляет бесплатных услуг по фотокопированию. Что же до твоего смехотворного предложения читать твой роман в одном из наших классических сериалов… Писатели классических текстов, как правило, давно уже в лучшем мире, но труды пережили своих творцов. Я сомневаюсь, что твоя работа переживет тебя. Возвращаю тебе рукопись незамедлительно. Вследствие административной ошибки фотокопию с нее все же сняли. Ее я тоже отправляю – хоть и с большой неохотой. Тебе в самом деле больше не следует меня беспокоить.
Джон Тайдман