Часть 2. ЖЕНА ЛОРДА БЛИССА 3 страница
Одна из помощниц мадам, очень молоденькая девушка, не старше двенадцати лет, почти окаменела, наблюдая, как уходит Конн, но резкий голос ее хозяйки, сопровождаемый легким тычком, быстро привел ее в чувство. Эйден уселась на стул с высокой спинкой и с нетерпением ждала, когда ей покажут материи.
– Я принесла много рулонов, миледи Блисс, – сказала мадам, – но, увидев вас, поняла, что у меня есть один, который исключительно подойдет. Не каждая женщина может носить этот цвет. Леди де Мариско, конечно, нет, но вы можете! Сюзанна! Шелк цвета золотистой бронзы!
Девушка по имени Сюзанна вытащила из груды материй кусок, который раскатала на полу по направлению к Эйден. Это был прекрасный шелк глубокого цвета бронзы с тусклым золотым оттенком. Эйден мгновенно влюбилась в него, а мадам сказала:
– Представьте себе этот материал с корсажем и вставкой в юбку, расшитыми зелеными оливинами и жемчужинами. Этот цвет идеально подчеркнет красоту ваших изумительных волос. Я только что получила эту материю из Франции. Она необыкновенно изысканна, и, – добавила она лукаво, – вы будете предметом зависти каждой женщины в Гринвиче! Ей-богу!
– Тогда я, конечно, должна выбрать ее, – смеясь сказала Эйден, – потому что именно этого я и хочу, зависти – зеленой, как горох!
Ее голос был таким откровенно ликующим, что модистка начала смеяться, а с ней и три ее помощницы, хотя гораздо сдержаннее, чтобы не обидеть леди. По указанию мадам они начали обмерять Эйден, мадам записывала цифры на небольшом клочке пергамента, поскольку она единственная среди них умела читать и писать. Было молчаливо отмечено, что Эйден не располнела в талии с тех пор, как шились последние платья, и тем не менее мадам могла бы поклясться, что леди Блисс беременна. В глазах женщины в таком положении появлялось что-то новое. Модистка выбросила эту мысль из головы.
День, когда им надо было ехать в Гринвич, был ясным и прохладным. Эйден была вне себя от волнения. Платье доставили рано утром, как раз перед рассветом, и оно оправдало все ее ожидания. Конна вместе с Клуни выдворили из комнат, чтобы он одевался где-нибудь еще, а Мег с двумя молодыми горничными готовили хозяйку.
Сначала были вымыты великолепные медные волосы Эйден, а потом вымылась она сама. После того как она вытерлась, ей последовательно передавали шелковое белье, вязаные чулки цвета бледного золота и подвязки с лентами такого же цвета и нарядными розетками с жемчужинами в центре, тонкую шелковую сорочку с кремовым оттенком, с рукавами, шитыми золотой нитью, которые будут видны сквозь прорези в рукавах платья, несколько нижних юбок, однако мадам не сделала накладок на бедра, которые считала неуклюжими, а для корсета Эйден оказалась слишком гибкой. Потом надели нижнюю юбку платья, центральная ее вставка была расшита искрящимися зелеными оливинами и маленькими жемчужинами на узоре в виде пшеничного поля на зеленоватом фоне. Потом пришел черед замечательной золотисто-бронзовой материи, которую мадам показывала Эйден двумя днями раньше. Юбка платья была в виде колокола, лиф с очень низким вырезом, таким низким, что Мег ахнула от яростного неодобрения, а глаза Эйден расширились, когда она увидела свои набухшие груди обнаженными почти до сосков.
– О чем эта модистка думала, миледи? Вы не можете в таком виде показаться на людях.
– Такова мода, госпожа Мег, – сказала одна из горничных. – Все знатные леди одеваются именно так.
– Милорд не позволит вам появиться в таком виде! – свирепо сказала Мег.
– Милорд не увидит меня, пока мы не доедем до Гринвича, – ухмыльнулась Эйден. – Я буду в плаще, а потом уже будет слишком поздно.
– Миледи, вы не сделаете этого! – Мег была возмущена. – Показывать грудь совершенно незнакомым людям, это неприлично!
– Нет, Мег, это мода, – засмеялась Эйден, глядя на себя в зеркало, исключительно довольная увиденным.
Платье просто замечательное! Не только восхитительно низкий вырез, но и рукава тоже совершенство – широкие сверху и сужающиеся книзу, имели прорези от плеч, что позволяло видеть прекрасные рукава сорочки. Ниже локтей рукава плотно облегали руки и были усеяны золотыми ленточками, расшитыми прозрачными зелеными оливинами.
– Полагается ли к платью воротник? – спросила она.
– Да, миледи, – сказала Джейн и передала его Мег, которая пристегнула жесткий золотисто-зеленый воротник в форме веера.
Затем Джейн передала служанке плоскую шкатулку, открыв которую, Мег обнаружила там замечательное ожерелье из зеленых оливинов.
– А это откуда? – спросила она.
– Милорд спросил, какие украшения мне хотелось бы получить, пока мы находимся здесь, в Лондоне, и я выбрала эти. Мэри, – обратилась она к молодой горничной. – Должна быть еще одна шкатулка с серьгами.
– Она здесь, миледи, – сказала Мэри, передавая шкатулку Эйден.
Пока Мег застегивала сверкающее ожерелье из оливинов на шее хозяйки, Эйден неторопливо вдела в уши зеленые камни. Они свисали, сверкая, среди больших причудливых жемчужин. Эйден критически осмотрела себя и решила, что лучше она никогда не выглядела.
– Теперь, Мег, – сказала она, довольная, – причеши меня, и я буду готова предстать перед королевой.
– Никакого сомнения, что королева примет вас, – пробурчала Мег, – но понравится ли ей то, что она увидит, я не знаю. – Она метнула убийственный взгляд на Джейн и Мэри, которые при ее словах захихикали, прикрывшись ладошками. Потом она разделила длинные густые волосы Эйден посередине и закрепила их очень красивым узлом, который лег тяжелыми кольцами на затылке ее хозяйки. Ее научила делать такую прическу служанка леди де Мариско. Отступив назад, она с минуту рассматривала свою работу и, удовлетворенная, прочно закрепила волосы золотыми шпильками с бриллиантами.
– Ну, все как полагается, моя лапочка! Эй ты! Бездельница и хохотушка, Мэри! Немедленно неси плащ миледи! – Для Джейн слов у нее не нашлось, потому что та уже прилежно встала на колени, обувая хозяйку в шелковые туфли на высоких каблуках с узкими носками, украшенными жемчугом.
Эйден встала. Ей на плечи набросили плащ. Он был длинным и широким, пошит из такого же шелка бронзового цвета, как и ее платье, и подбит золотой парчой. Ей передали тонкую золотистую вуаль, которой она прикрыла голову, чтобы защитить прическу от дующих на реке ветров. Ее туалет завершила затейливая муфта, украшенная кружевами и драгоценными камнями. В муфте были отделанный кружевами носовой платок и ароматический шарик, утыканный дорогостоящей гвоздикой. Подумав, она надела на пальцы еще несколько колец, чтобы продемонстрировать свое богатство.
С минуту она рассматривала себя в зеркале, думая, что красивые наряды в самом деле меняют внешность. Никогда раньше ее одежда не была такой прекрасной и элегантной, и женщина, смотревшая на нее из зеркала, никогда не выглядела такой привлекательной. Она гадала, зависит ли это от одежды или это связано с ощущением счастья, испытываемого ею. Каковы бы ни были причины, она никогда в жизни не чувствовала себя более уверенной и более красивой и была совершенно готова принять вызов двора, но на этот раз на своих условиях.
Конн, ждавший ее внизу, улыбнулся, когда она спустилась по лестнице.
– Ты надела плащ, – сказал он расстроенно. – Разве я не должен увидеть твое прекрасное платье?
– Мы уже опаздываем, – сказала она встревоженным голосом. – Ты увидишь его в Гринвиче. Нам не следует опаздывать, Конн. Ты же знаешь, как королева ценит точность.
– Ты совершенно права, – согласился он, ничего не заподозрив и помогая жене сойти вниз к каменной пристани Гринвуда, чтобы ехать на барке вниз по реке, в Гринвич.
Их лодка удачно поймала прилив и быстро понеслась вниз по Темзе к королевской резиденции в Гринвиче Там она присоединилась к другим баркам, как частным, так и нанятым для поездки ко двору, которые сбились в небрежную очередь, ожидая возможности причалить к дворцовому шлюзу. Несколько человек в Других лодках сразу узнали Конна и окликнули его. В черном бархатном костюме, надеть который его попросила жена, он раскланивался направо и налево.
– Как это так получается, – поддразнила Эйден мужа, – что к тебе обращаются больше дамы, чем джентльмены, милорд?
– Я завел много друзей, когда служил у Бесс в наемниках, – бесстрастно сказал Конн, озорно подмигивая жене.
– Это и в самом деле так, но если одна из этих девок попробует возобновить старое знакомство, я разорву ее на части!
Наклонившись вперед, он поцеловал ее в ухо, от чего у нее по спине побежали мурашки.
– Ты не можешь запретить мне смотреть по сторонам, милая, потому что есть только одна женщина, которая держит мое сердце в своем нежном плену, и эта женщина – ты.
– Ах ты повеса, – пробормотала она.
– Да, но повеса, который любит только свою жену, Эйден. Поверь этому. Я придворный по натуре, но я никогда не обману тебя, хотя флиртую я с удовольствием.
– Тогда ты не будешь возражать, если я тоже буду флиртовать? – спросила она.
– Нет, милая, потому что уверен, что ты будешь так же верна мне, как я буду верен тебе! Будь просто осторожна, Эйден, потому что ты неопытна в такого рода делах и можешь легко ввести в заблуждение мужчину, чего, я знаю, тебе совсем не хотелось бы. Тем не менее, милая, веселись, но соблюдай осторожность.
– Интересно, – сказала она, задумчиво улыбаясь, – сколько мужей разрешают своим женам флиртовать?
– Не много. Они не доверяют своим женам так, как это делаю я.
Сейчас пришел черед их барке причаливать, и с помощью королевских лакеев они быстро сошли с лодки на маленькую каменную пристань и торопливо пошли вверх по лестнице к дворцу Гринвич. Ожидающие слуги сняли с них плащи, и Конн впервые увидел новое платье своей жены. Выражение удивления на его лице было таким забавным, что Эйден рассмеялась.
– Боже! – прошипел он. – Ты оставляешь немного места для воображения, не так ли, милая?
– Это верх моды, милорд.
– Кто это говорит? – Он затащил ее в угол, где никто не мог слышать и видеть их.
– Мадам, – спокойно ответила Эйден. – Она сшила мне платье по указаниям твоей сестры, точно по ее указаниям. Я привезла их из дома и отдала мадам, когда она пришла два дня назад. Мадам говорит, что на Скай можно положиться в этом вопросе, и я поступила умно, послушавшись ее совета.
– Это платье явно неприлично! Если ты один раз глубоко вдохнешь, ты из него вывалишься. Ты едешь домой переодеваться, Эйден! Я не позволю любому придворному рассматривать твои груди! – Он схватил ее за руку, но она сердито вырвала ее.
– Платье точно соответствует моде. Оглянись по сторонам, Конн! Каждая женщина здесь одета в платье с таким же вырезом, если не ниже! Королева ожидает нас, и, кроме того, в Гринвуде у меня нет ничего другого, что бы можно было надеть. Вот главная причина, почему я сшила себе это платье. Мне кажется, ты ревнуешь, милорд. Это прекрасно!
Он заскрежетал зубами от досады. Все было совершенно так, как она говорила, и правда состояла в том, что он ревновал. Потом, заметив на ее лице удовольствие оттого, что он ревнует, он понял комичность ситуации и тихо засмеялся. Он был полностью готов снисходительно относиться к своей простоватой женушке, но она отнюдь не казалась простушкой в великолепном придворном платье, которое выставляло напоказ две самые лучшие части ее тела. Его снисходительность испарилась, когда он понял, что если он считает свою жену привлекательной, то и остальные подумают также.
– Проклятие, Эйден, неужели нельзя было пришить в этом месте немного кружев? – спросил он, пробежав пальцами по верхней части ее груди.
– Нет, – сказала она, решительно прекращая обсуждение, потом нежно добавила:
– Мы опоздаем, милорд.
Потерпев поражение, он взял ее за руку и повел по широкому коридору в приемную, куда должна была выйти королева, чтобы приветствовать всех своих гостей. Пока они шли среди придворных, несколько женщин окликнули Конна сладкими голосами, в которых звучала надежда.
– Конн О'Малли! Добро пожаловать! – Конн небрежно кивал. – Конн, дорогой! Как приятно видеть тебя! О, Конн! Мы так скучали по тебе!
– Вероятней всего, они скучали по твоему прекрасному члену, – подначила его Эйден, и он засмеялся над ее непочтительностью к придворным красавицам.
– Мое дорогое дитя, рада снова видеть тебя здесь. Прошу тебя представить меня своему мужу, потому что я знаю его только в лицо. – Перед ними стояла Элизабет Клинтон.
Эйден вежливо присела, а Конн галантно поклонился графине Линкольн.
– Милорд, – сухо сказала Эйден, – позволь представить тебе ее светлость, графиню Линкольн, родственницей которой по линии матери я имею счастье являться. Мадам, это мой муж – Конн Сен-Мишель, лорд Блисс.
– Жаль, – сказала графиня, – что нам не удалось встретиться до того, как вы оставили двор, милорд. Присоединитесь ли вы к нам во время летней поездки? Через несколько дней мы уезжаем в Лонг-Медфорд.
– Увы нет, мадам, – вежливо ответил Конн. – Мы приехали ко двору только затем, чтобы поделиться с ее величеством некоторыми радостными известиями и поблагодарить ее за то, что она поженила нас. Потом мы должны вернуться в Перрок-Ройял. Сейчас особенно хорошо надо следить за здоровьем моей жены!
– Ах! – Элизабет Клинтон улыбнулась, понимая без слов, какими будут эти радостные новости. Ей было приятно, что ее молодая родственница наконец вышла замуж по любви. У молодого О'Малли была репутация необузданного человека, в чем она не сомневалась, но он был человеком принципиальным и в браке остепенился. Она понимала, что именно на это и надеялась королева после неприятностей прошлой зимы.
– Я рада за вас обоих, – сказала она, – и я знаю, что ее величество тоже будет рада. Ей не терпится увидеть, к чему привело ее сватовство, и думаю, что она будет довольна результатами. – Потом графиня Линкольн по-матерински обняла Эйден, поцеловав ее в обе щеки, и даже Конну подарила материнский поцелуй. – Большого счастья вам обоим, – сказала она и удалилась.
– Эйден! Дядя Конн! – К ним спешил молодой граф Линмут.
– Черт возьми, малыш! – сказал Конн. – Клянусь, ты подрос еще на фут! Как тебе это удалось со всей этой беготней здесь?
Робин Саутвуд усмехнулся.
– Я научился есть и спать на бегу, – сказал он небрежно. Потом пристально посмотрел на Эйден. – Вы счастливы, – заметил он.
– Очень счастлива, – ответила она. – Ваш дядя послушался вашего доброго совета и хорошо относится ко мне. Он даже признается, что любит меня.
Она улыбнулась покрасневшему графу Линмуту.
– Я надеюсь, он знает, что и вы любите его, и что вы не сводили с него глаз с того вечера, когда впервые появились при дворе?
– Ого, это еще что? – Конн неожиданно заинтересовался.
Сейчас настала очередь Эйден краснеть, и Робин понял, что допустил ошибку.
– Робин, ваш дядя, – сказала Эйден, делая попытку взять ситуацию в свои руки, – хорошо знает, что я люблю его.
– Но я хочу послушать о том, как ты не сводила с меня глаз, – подколол ее Конн.
– Сэр! – Она погрозила ему своей маленькой муфтой. – Неужели мне нельзя иметь своих секретов? Он обнял ее и быстро поцеловал в щеку.
– Нет, милая. Между нами никогда не будет секретов. Это не укрепляет брак.
– Милорд, я не спрашиваю тебя о дамах, которые были в твоей жизни до нашей свадьбы. Ты, в свою очередь, не должен спрашивать меня о том, как я смотрела на тебя до нашей свадьбы.
Он хмыкнул.
– Очень хорошо, мадам. Я благоразумно вынужден согласиться.
– Меня прислали отвести вас в личный кабинет королевы, – сказал Робин. – Нам надо поторопиться, потому что она не понимает, где мы пропали.
Лорд и леди Блисс вышли за молодым графом из приемной и пошли по коридору и вверх на один лестничный пролет к апартаментам королевы, которые окнами выходили на реку. Когда они вошли в комнату, их тепло приветствовали девушки, которые несколько месяцев назад были ее компаньонками.
– Эйден! – пронзительно взвизгнула Линнет Таль-бот. – Вы выглядите совершенно потрясающе! Это платье должно стоить целое состояние!
– Оно столько и стоило, – сказала Эйден со смехом. – Как ты поживаешь, Линнет? – Она улыбнулась девушке, и ее улыбка предназначалась и остальным юным леди, с которыми она была знакома во время своего пребывания при дворе.
– Мэри, Дороги, Джейн Анна, Кэти, – перечислила она их имена. – А кто эта молодая дама? Наверное, она заменила меня?
– Да, – сказала Линнет. – Это Бесс Трокмортон, сестра сэра Николаев.
– Госпожа Трокмортон. – Эйден улыбнулась серьезной молодой девушке, которой было не больше пятнадцати. Госпожа Трокмортон вежливо поклонилась.
– Я скажу королеве, что вы пришли, – сказал Робин и быстро ушел.
Эйден снова улыбнулась.
– Не думаю, чтобы кого-нибудь из вас официально представили моему мужу, лорду Блиссу, – сказала она.
Шесть королевских фрейлин поклонились Конну, который, в свою очередь, поклонился им. Потом дерзкая, как всегда, Линнет заметила:
– Пресвятая дева Мария! Он потрясающе выглядит и когда стоит рядом, и когда смотришь на него издалека. Неудивительно, что вы удалились в деревню. Я бы тоже не захотела им делиться!
– Линнет! – У госпожи Трокмортон был растерянный вид, но Эйден рассмеялась.
– Без одежды он даже красивей, – поддразнила она Линнет, и, бросив быстрые взгляды на лорда Блисса, королевские фрейлины, и даже Бесс Трокмортон, расхохотались.
– Вы изменились, – заметила Линнет Тальбот, – и я думаю, что к лучшему.
– Это все благодаря мне, – озорно сказал Конн. – Я заставил свою девушку расцвести.
– Ну, – сухо сказала Линнет, – ваш брак сделал ее предметом зависти каждой леди при дворе, которая хоть раз домогалась вас, милорд. Вы приехали, чтобы провести с нами лето?
– Нет, – ответил Конн девушке, но, прежде чем она смогла расспрашивать его дальше, вернулся Робин и отвел их в личный кабинет королевы.
Королева сидела в удобном кресле, одетая в бледно-голубой домашний халат, расшитый жемчугом. Стоявшая позади нее служанка расчесывала ее роскошные рыжие волосы. И Конн, и Эйден склонились в почтительном поклоне перед Елизаветой Тюдор, и когда они медленно встали, она подарила им свою замечательную улыбку.
– Какими счастливыми выглядите вы оба, – сказала она с грустью в голосе. – Подойдите и сядьте рядом со мной, мои дорогие, и расскажите мне ваши новости.
Это было особое приглашение, потому что королева не приглашала любого сесть рядом с ней. Одна из дам, состоящих при спальне королевы, принесла два стула и поставила их перед королевой.
Конн и Эйден сели.
– Мы хотели приехать и лично поблагодарить вас, ваше величество, за наше счастье, – сказала Эйден. – Если бы не вы, мы бы никогда не нашли друг друга.
Глаза Елизаветы затуманились. К счастью, она не вспомнила сомнительные обстоятельства, которые заставили ее искать жену Конну. Казалось, она забыла и то, что именно сама Эйден так смело предложила себя в качестве претендента, фактически единственного разумного претендента на руку Конна. Она потянулась и взяла Эйден за руку.
– Дорогое дитя, я так счастлива, что, сдержав слово, данное вашему умирающему отцу, я также смогла сделать счастливой и вас. Этот распутный повеса нравится вам?
Эйден улыбнулась улыбкой такого искреннего счастья, что, прежде чем она призналась: «Да, нравится», королева знала ответ.
– А ты, Конн О'Малли! Извини, Конн Сен-Мишель, милорд Блисс. Ты тоже счастлив?
– Да, Бесс. Как всегда, вы знали лучше меня, что будет хорошо для меня.
Королева почувствовала удовольствие от его честного, лестного для нее признания.
– Я хочу, чтобы вы оба присоединились к нам в нашей летней поездке, – сказала она. – Брак, кажется, идет тебе на пользу, Конн. Я по твоим глазам вижу, что ты угомонился.
– Бесс, как любезно с вашей стороны милостиво пригласить нас, но я буду молить о разрешении отказаться от этого приглашения. Мы приехали поделиться с вами счастливым известием, и это было главной причиной нашего возвращения ко двору. – Он положил руку поверх руки Эйден. – Моя жена беременна. Ребенок родится следующей зимой!
– Нам было бы так приятно, – сказала Эйден, – если бы вы согласились стать крестной матерью нашего ребенка, мадам.
Елизавета Тюдор любила подобные вещи. Ее собственное одиночество часто заставляло ее желчно относиться к тем, кто обрел семейное счастье и имел детей, но если любовная история развивалась при ее участии, она была сама любезность. Именно так обстояло дело в случае с Конном и Эйден. Она организовала их брак, и он удался. Она с удовольствием приписала себе все заслуги в этом деле, потому что разве сделанное ею не являлось примером ее дальновидности и мудрости? Теперь должен поспеть плод этого брака, и снова ей придется принимать участие, сыграть истинно главную роль в действе.
Конн и Эйден приехали к королеве в удачное время. Снова обсуждался французский брак, на этот раз с младшим сыном Катерины де Медичи, Франсуа, графом Аленконом. Елизавета была в особенно хорошем расположении духа. Она провела май в Уонстед-Хаус, который принадлежал ее фавориту из фаворитов Роберту Дадли, графу Лестерскому. Она замечательно провела это время среди людей, которых любила и которые любили ее. Был нарисован еще один ее портрет, на этот раз в саду Уонстеда. Она стояла на восточном ковре, одетая в белое платье, расшитое узорами в виде цветов и листьев в их естественном цвете.
Она ненадолго вернулась в Гринвич и менее чем через неделю собиралась отъехать в летнюю поездку, начать которую ей предстояло в графстве Норфолк, а закончить в городе Норвич, в Восточной Англии. Она должна была встретиться с посланцами графа Аленкона, месье де Бокевиллем и месье де Куинси, в Лонг-Медфорде. Ее волновала не мысль о браке, потому что Елизавета не собиралась выходить замуж, особенно за молодого принца, вдвое моложе ее, но она с нетерпением ждала переговоров и связанных с этим уговоров. Предполагалось, что «Месье», как называли графа Аленкона, может приехать в Англию. Это были самые первые переговоры о браке, которые предстояло пережить Елизавете, и мысль об этом ей явно нравилась. Это была еще одна весенняя пора перед наступлением старости. Ведь в сорок пять королеву Англии едва ли можно было считать женщиной во цвете лет.
– Вы согласитесь, мадам? – Эйден тревожно смотрела на нее. – Станете ли вы крестной матерью нашего ребенка?
– Конечно, моя дорогая деревенская мышка, – сказала королева в своей материнской манере. – Это должно мне льстить, если я стану крестной вашего наследника. Я тронута тем, что вы подумали попросить меня об этом.
– Кого еще нам просить, как не человека, сделавшего нас счастливыми, – ответила Эйден с глубокой искренностью, и Конн снова восхитился своей женой.
– Мадам, – сказала одна из королевских дам, – время готовить вас.
– Конечно, – сказала королева и встала. – Идите, мои дорогие, и веселитесь с нами в течение следующих нескольких дней. Мне будет недоставать вашего общества этим летом, но я понимаю, как нужно заботиться о здоровье женщины, которая беременна своим первым ребенком, и как много будет значить для Эйден спокойствие ее дома, Перрок-Ройял. Я приеду туда следующей зимой на крестины.
Лорд и леди Блисс встали и, поклонившись королеве, пятясь вышли из ее личного кабинета в приемную.
Глава 6
Они провели в Лондоне только четыре дня, а потом Конн настоял на возвращении в Перрок-Ройял. Они посетили два маскарада, ходили посмотреть травлю медведей, но только один раз, потому что Эйден стало плохо от этого зрелища. По утрам, к своему огорчению, она чувствовала себя больной, но Конн принял это за прекрасный знак, признак здорового сына.
– Если бы, – едко сказала она в их последнее утро в Лондоне, когда только что отправила свой завтрак в таз, – если бы ты чувствовал себя так же гнусно, как я, ты бы не ликовал, рассуждая о сыновьях! – Она прополоскала рот теплой мятной водой и выплюнула ее в таз.
Подхватив ее на руки, Конн бережно уложил ее на кровать.
– Не огорчайся, милая. Ручаюсь, что через несколько недель ты будешь чувствовать себя лучше.
Эйден посмотрела на него несколько недоброжелательно и, повернувшись на бок, заснула, а Конн вышел из комнаты с широкой ухмылкой на лице. Однако он позаботился, чтобы в поездке она не испытывала неудобств, и поэтому решил выслать вперед их кареты, и личную, и багажную, а самим плыть на барке по реке. Эйден обрадовалась такому решению и, как ни странно, чувствовала себя гораздо лучше на воде, чем на земле.
Погода была идеальной для такой поездки, небо совершенно чистым, голубым и безоблачным, солнце теплым и ярким. Дул ветерок, такой слабенький, что даже не рябил поверхность воды. Лодочники Гринвуда были рады, что появилась возможность выбраться из Лондона. Поскольку лорд и леди де Мариско были изгнаны в Королевский Молверн, а молодой лорд Блисс и его жена тоже покидали Лондон, у них не было почти никаких обязанностей. Они и вправду считали, что удачно нанялись на работу, потому что никто не жил в Гринвуде постоянно. Иногда гости их хозяина и хозяйки использовали дом, и тогда им приходилось выполнять свои обязанности. Иногда молодому графу Линмуту требовались их услуги. Но в целом последние месяцы прошли тихо. Они неторопливо гребли, наслаждаясь погодой так же, как и их пассажиры.
Эйден обнаружила, что барка очень удобна. Она могла вытянуться во весь рост и дремать гораздо более спокойно, чем в карете. Они скользили по воде среди различных речных судов – груженых барок, рыбацких лодок, паромов и других лодок.
За городом все было в полном цвету, мимо проплывали деревушки, сады. Они плыли мимо стоящих на берегу реки маленьких коттеджей и больших домов, мимо детей, плескавшихся на полуденной жаре, мимо прачек, деловито выполняющих свою нелегкую работу, мимо выстиранного белья, развешанного под жарким солнцем на соседних кустах, мимо рыбаков, вытягивающих свой улов.
Спасаясь от жары, Конн снял камзол и расстегнул рубашку, Эйден последовала его примеру, сняв корсаж и расстегнув воротник своей шелковой сорочки. Хотя на корме барки стоял рулевой, крыша их каюты не позволяла ему видеть, что происходит внутри. Что касается гребцов, то они сидели спиной к своим пассажирам. Это позволяло последним чувствовать себя в уединении. Растянувшись рядом со своей женой, Конн не мог не возбудиться от ее соблазнительной позы. Для большего удобства она распустила пояс юбки, а ее сорочку он расшнуровал до пупка, пока она дремала. В течение долгого времени он смотрел на нее, очарованный, завороженный ее совершенным телом. Потом, лаская одну ее грудь, он наклонил свою темную голову и стал водить языком вокруг другого ее соска.
– У-м-м-м, – сонно пробормотала она, когда на мгновение подняла тяжелые веки. Потом снова закрыла глаза, а пальцами начала ласкать его шею. Он нежно покусывал сосок, а потом начал сосать его, заставив ее кровь закипеть, потому что сейчас соски стали гораздо более чувствительными, чем прежде.
– Конн, – исступленно прошептала она, – перестань! Ты заставляешь меня желать тебя!
В ответ он потянул ее руку вниз, туда, где пульсировал его твердый член.
– Я хочу, чтобы ты захотела меня, милая, – прошептал он, а потом, не отрывая рта от ее грудей, протянул руку и задернул занавески, отгораживающие их ложе.
Ее щеки горели от его дерзости, и она все еще не могла поверить в то, что он намерен взять ее здесь, в их барке, когда от внешнего мира их отделяют только тонкие бархатные занавески. Он ласкал ее набухшие прелести и впервые заметил, что розовые соски Эйден потемнели. Его руки заставляли ее забыть про стыд, и она извивалась под его восхитительными прикосновениями.
– Повернись на бок, Эйден, – прошептал он ей на ухо, отчего холодок пробежал по ее спине. Когда она подчинилась, то почувствовала, как он поднимает ее юбки и собирает их на талии. Потом он притянул ее спиной к себе, и, к своему огромному удивлению, она почувствовала, что его член ищет и находит себе путь в ее тело, заполняя его своей теплой пульсирующей громадой.
– О-о-о-о, – вырвался у нее вздох, и он тихо засмеялся.
– Я могу многому тебя научить, милая, – пробормотал он, прижимаясь к ее щеке и нежно целуя ее. – Этот способ избавляет меня от необходимости лежать всем своим весом на твоих бедрах. Я не хочу повредить ребенку.
Это было откровение, потому что еще раньше она гадала, что они будут делать, когда она растолстеет; но сейчас она чувствовала его движения внутри себя, и это было восхитительно. Она толчками прижималась к нему, и, поймав ее ритм, он смог убрать руки с ее бедер и опять заняться ее грудями. От нарастающей страсти Эйден крепко закусила нижнюю губу, чтобы удержаться от крика. Он невероятно возбудил ее. Положение, в котором они находились, заставляло ее трепетать от желания, она тяжело дышала, пока приближалось их удовлетворение. Потом, в совершенной слаженности, как раз в момент их взаимного чувственного взрыва, Конн быстро накрыл ей рот одной рукой, замычав от неожиданности, когда ее зубы вонзились в нижнюю часть его ладони. В течение нескольких мгновений они вздрагивали от своего слияния. Потом он убрал руку, которую она быстро поймала и поцеловала там, где остались отметины ее зубов. Он ласково одернул ее юбки и, раздвинув занавески с одного борта барки, впустил внутрь свежий ветерок.
"Какое прекрасное состояние», – подумала Эйден. Она чувствовала расслабленность. Ветер осушил испарину, выступившую на ее грудях.
– Какой же ты умелец, муженек, – сказала она. – Надеюсь, у тебя в запасе есть многое, чему ты научишь и чем удивишь меня. – Она перевернулась на спину и посмотрела на него.