Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 5 страница
Однако Гейбриел, очевидно, не собирался позволять мрачной истории их семейного древа омрачить будущее своей сестры. Тот факт, что братья Сент-Джон взяли на себя обязательство ввести Джулиану в общество, свидетельствовал об их решительности, и Калли, которая сама была готова буквально сражаться за счастье Джулианы, уважала их решение.
— Я рада буду встретиться с вашей сестрой, милорд.
В этой фразе, внешне такой простой, безошибочно слышался определенный подтекст: «Я на вашей стороне».
Ралстон помолчал, наблюдая за ней своим проницательным понимающим взглядом, и впервые за десять лет она не отвела глаз. Когда мгновение спустя он заговорил, тон его стал более мягким.
— Я не думал, что вы придете сегодня.
На его губах появилось подобие улыбки.
— Признаюсь, милорд, я думала о том, чтобы уклониться от этого визита.
— И все же вы здесь.
Ее щеки порозовели, и она робко склонила голову.
— Мы заключили сделку.
Когда он ответил, голос его звучал тихо и задумчиво:
— Вы правы. Мы это сделали.
Глубокий тембр его голоса вызвал волну жара в теле Калли, и она, нервно кашлянув, сделала вид, будто смотрит на часы на соседнем столике.
— Милорд, думаю, мне пора встретиться с мисс Джулианой. Вы согласны?
Он некоторое время удерживал ее взгляд, словно пытаясь прочитать самые сокровенные мысли. В конечном итоге, как ей показалось, он удовлетворился увиденным. Не сказав ни слова, он встал и вышел из комнаты, чтобы послать за своей сестрой.
Первое, что бросалось в глаза при взгляде на Джулиану Фиори, была не ее красота, хотя она, бесспорно, являлась красавицей — с поразительными голубыми глазами, фарфоровой кожей и копной густых темных волос, ради обладания которыми большинство женщин согласились бы на любые физические муки. И не изящные черты лица или ее мелодичный голос с акцентом, выдававшим в ней уроженку Италии. И даже не ее рост, хотя она была выше Калли и превосходила многих других женщин.
Нет, первое, что бросалось в глаза при взгляде на Джулиану Фиори, была ее искренность.
— Какая глупость — соблюдать строгую очередность чая и молока, когда наливаешь чай.
Калли едва сдержала смех.
— Полагаю, в Венеции вы не придаете такого значения этой церемонии?
— Нет. Это всего лишь напиток. Он теплый. И к чему такое беспокойство? — Джулиана сверкнула улыбкой, и на ее щеках показались ямочки.
— Действительно, к чему? — переспросила Калли, мимоходом задавшись вопросом, обладают ли братья этой девушки такой же очаровательной чертой.
— Не озадачивайтесь. — Джулиана драматическим жестом подняла руку. — Я постараюсь запомнить: сначала чай, потом молоко. Мне не хотелось бы давать повод для новой войны между Британией и континентом.
Калли рассмеялась, принимая от молодой женщины чашку чая, налитого по всем правилам.
— Уверена, парламент выразит вам благодарность за дипломатичность.
Девушки обменялись улыбками, и Джулиана произнесла:
— Итак, случись мне встретить герцога или герцогиню... — Продолжая говорить, Джулиана аккуратно положила на маленькую тарелочку кусочек торта для Калли.
— Что наверняка и случится, — вставила Калли.
— Allora[4], когда я встречусь с герцогом или герцогиней, то должна буду обращаться к ним «ваша светлость». Ко всем остальным лучше всего обращаться «милорд» или «миледи».
— Правильно. По крайней мере ко всем остальным, кто либо обладает дворянским титулом, либо благодаря своему происхождению носит так называемый титул учтивости.
Джулиана склонила голову набок, обдумывая слова Калли.
— Это сложнее, чем приготовление чая. — Она рассмеялась. — Думаю, моим братьям повезло, что я пробуду здесь недолго. Надеюсь, они сумеют быстро восстановить свою репутацию, которую наверняка несколько подмочит их скандальная итальянская сестрица.
Калли ободряюще улыбнулась:
— Чепуха. Вы поставите общество на уши.
Джулиана выглядела озадаченной.
— А как можно кого-то поставить на орган слуха?
Улыбка Калли стала шире, и девушка покачала головой.
— Это всего лишь речевой оборот. Он означает, что вы произведете в свете настоящий фурор. — Калли понизила голос до заговорщического шепота: — Уверена, что джентльмены настойчиво станут добиваться вашего внимания.
— Как это было с моей матерью? — Голубые глаза Джулианы сверкнули, и она резко мотнула головой. — Нет. Прошу вас, выбросьте идею о моем замужестве из головы. Я никогда не выйду замуж.
— Отчего же?
— А что, если я окажусь точно такой же, как она? — Эти тихие слова заставили Калли промолчать, она не сразу нашлась с ответом, а Джулиана продолжила: — Простите меня.
— Вам незачем извиняться. — Калли коснулась руки девушки. — Могу представить, как тяжело все это.
Джулиана помолчала, не поднимая глаз.
— В течение десяти лет я притворялась, будто моей матери не существует. И теперь обнаружила, что единственная семья, которая у меня осталась, — это ее семья. И эти мужчины... мои братья... — Она умолкла.
Калли внимательно посмотрела на девушку, затем спросила:
— Пока они не кажутся вам вашей настоящей семьей, не так ли?
На лице Джулианы промелькнуло виноватое выражение.
— Неужели это так заметно?
Калли покачала головой:
— Вовсе нет.
— Не думаю, что я им нравлюсь.
Калли решительно качнула головой:
— Исключено. Вы чрезвычайно обаятельная молодая женщина. Мне, например, ваше общество доставляет огромное удовольствие.
Джулиана слегка улыбнулась в ответ и произнесла:
— Николас очень тепло меня принял, но Ралстон... — Она встретилась с Калли взглядом и сказала чуть тише: — Он не улыбается.
Наклонившись вперед, Калли прикрыла рукой руку собеседницы.
— Я бы не стала придавать этому большого значения. Думаю, мне хватило бы пальцев одной руки, чтобы пересчитать, сколько раз я видела Ралстона улыбающимся.
Джулиана опустила глаза на руку Калли, потом положила свою ладонь поверх ее. Когда их взгляды встретились, Калли увидела в глазах девушки сомнение.
— Я ведь доставляю ему столько хлопот, вам не кажется? Осиротевшая дочь женщины, которая бросила их, вдруг появляется в поисках новой семьи.
Калли понимала, что ей следует закончить этот неуместный разговор: ведь сложности и хитросплетения семейства Ралстон были исключительно их семейным делом, — но не смогла удержаться.
— Не новой семьи. Старой, — поправила она. — Той семьи, частью которой вы всегда были, а теперь вам просто пришлось заявить о своем месте в ней.
Джулиана покачала головой:
— Нет. Они ничего обо мне не знают. И я всего лишь напоминаю им об их злосчастной матери. Она — это единственное, что нас связывает. Я уверена, что, когда Ралстон смотрит на меня, он видит ее. Думаю, он будет счастлив, если через два месяца я уеду.
Несмотря на то что Калли было чрезвычайно любопытно узнать об их матери, она воздержалась от вопросов о женщине, которая бессердечно покинула троих таких замечательных детей, и лишь сказала:
— Возможно, братья пока плохо вас знают, Джулиана, но они обязательно познакомятся с вами получше. И полюбят. Я могу предположить, что они уже кое-что делают для этого. Могу также предположить, что через два месяца вам не позволят уехать. А даже если позволят, надеюсь, что вы передумаете и останетесь.
Сверкающие глаза Джулианы наполнились слезами.
— Семь недель и шесть дней.
Сердце Калли сжалось.
— Честное слово, я провела с вами один день и теперь тоже чувствую себя ответственной за ваше будущее. Думаю, мы с вами подружимся.
Джулиана улыбнулась сквозь слезы. Сделав глубокий вдох, она расправила плечи и смахнула слезы, решив на время забыть о своих сомнениях.
— Вы давно дружите с моим братом?
Калли оцепенела, услышав этот вопрос.
— Дружим?
— Si[5]. Ясно, что Ралстон очень вас ценит и считает другом. Сегодня утром он с радостью сообщил, что получил ваше согласие взять меня в качестве протеже. Если бы вы не были друзьями, зачем бы вы пришли сюда, рискуя собственным положением, чтобы уберечь меня от промахов и ошибок?
Калли понимала, что не может сказать правду. «Понимаешь, Джулиана, в жизни женщины наступает такой момент, когда она готова на все ради поцелуя». Она помолчала, пытаясь найти подходящие слова; Джулиана неверно истолковала ее молчание.
— Ага, — произнесла прелестная итальянка, и в этом маленьком слове прозвучало осознание, — понимаю. Вы ведь больше, чем друзья, si?
Калли широко раскрыла глаза.
— Что ты имеешь в виду?
— Вы его... — Джулиана мгновение помолчала, пытаясь точнее выразить свою мысль. — Его inamorata[6]?
— Прошу прощения? — Вопрос закончился сдавленным писком.
— Его любовница, да?
— Джулиана! — Возмущение одержало верх, и Калли, приняв одну из своих самых представительных поз, произнесла тоном настоящей гувернантки: — С гостями не обсуждают возлюбленных, любовниц или какие-то другие интимные вещи!
— Но вы же не просто гостья! — Джулиана выглядела смущенной. — Вы ведь мой друг, не правда ли?
— Конечно. Но и с друзьями также не говорят о таких личных делах!
— Прошу прощения. Я не знала. Я думала, что вы с Ралстоном...
— Ничего подобного! — Слова лились легко, но голос у Калли дрожал. — Мы не любовники. И даже не друзья. Я здесь, чтобы помочь тебе, потому что ты мне нравишься. Мне приятно твое общество. И маркиз Ралстон не имеет к этому никакого отношения.
Джулиана посмотрела Калли прямо в глаза, помолчав немного, затем ответила:
— Мне тоже доставляет удовольствие ваше общество, леди Кальпурния, и я рада, что именно вы будете моей наставницей. — Она подалась вперед, уголок рта слегка изогнулся в озорной улыбке. — Однако, полагаю, есть и другие причины вашего присутствия здесь, помимо доброго ко мне расположения. Иначе с чего бы вы стали так страстно опровергать мое предположение?
Калли широко распахнула глаза и в изумлении открыла рот, но так и не произнесла ни слова.
— Не беспокойтесь. Я умею хранить секреты.
Покачав головой, Калли сказала:
— Но нет никакого секрета! Нечего хранить!
Джулиана улыбнулась еще шире:
— Как вам будет угодно. — Она задумчиво склонила голову. — И все же я сохраню его.
Калли откинулась на спинку кресла и, прищурив глаза, посмотрела на свою ученицу, которая улыбалась словно кошка, съевшая миску сливок.
Подумать только, ведь еще вчера она считала маркиза самым хитрым обитателем Ралстон-Хауса.
Глава 5
Стороннему наблюдателю маркиз Ралстон, вольно развалившийся в огромном кресле элегантной гостиной мужского клуба «Брукс», мог показаться до кончиков ногтей настоящим представителем избалованной аристократии. Ноги в сверкающих сапогах небрежно вытянуты в сторону огромного мраморного камина; галстук ослаблен, но не развязан; волосы искусно растрепаны; полуприкрытые глаза наблюдают, как пляшут на углях языки пламени. В одной руке он небрежно держал хрустальный бокал со скотчем. Небольшое количество янтарной жидкости оставалось без внимания, грозя пролиться на толстый голубой ковер.
В общем, неопытному глазу он мог показаться настоящим лондонским денди — эдаким ленивым и праздным сибаритом. Такое наблюдение, однако, было бы в корне неверным, поскольку небрежная расслабленность маркиза скрывала лихорадочное движение мысли и сдерживаемое разочарование, так что сохранение внешнего спокойствия требовало от Гейбриела довольно значительных усилий.
— Я знал, что найду тебя здесь.
Маркиз оторвал взгляд от огня и увидел брата.
— Если ты пришел, чтобы сообщить о появлении еще одного нашего родственника, то сейчас для этого не самое подходящее время.
— Увы, нас по-прежнему всего трое. Как ни трудно в это поверить. — Ник вздохнул и, подвинув себе кресло, сел рядом с Гейбриелом. — Ты говорил с Настасией?
Ралстон сделал большой глоток.
— Да.
— А, тогда твое настроение понятно. За несколько дней изменить жизнь, проведенную в распутстве, — задача не из легких.
— Я не собираюсь менять образ жизни, но стану осторожнее.
— Достаточно честно. — Ник улыбнулся и едва заметно кивнул. — Пожалуй, для начала и это неплохо, особенно учитывая твое прошлое.
Ралстон помрачнел еще больше. В течение многих лет после смерти отца он вел достаточно предосудительный образ жизни, прочно закрепив за собой репутацию повесы и распутника, которая, впрочем, с некоторых пор стала более скандальной, чем того заслуживала в действительности.
— Она очень похожа на нашу мать.
При этих словах Гейбриел обернулся к брату.
— Очень надеюсь, что они похожи только внешне. В противном случае нам лучше отправить ее в Италию прямо сейчас. Я и так боюсь, что будет достаточно сложно справиться с репутацией нашей матушки.
— К счастью, ты богат и знатен. Думаю, что Джулиана не будет испытывать недостатка в приглашениях. Конечно, тебе придется сопровождать ее на каждое мало-мальски значимое мероприятие.
Гейбриел спокойно отхлебнул скотча, отказываясь реагировать на подначку брата.
— А как ты намереваешься избежать аналогичной участи, братец?
Ник улыбнулся:
— Никто не заметит отсутствия второго Сент-Джона.
— Правильно, Николас, поскольку ты тоже будешь там присутствовать.
— Вообще-то мне предлагают совершить небольшое путешествие на север. Лейтон полагает, что мой опыт поможет ему определить местонахождение некой скульптуры. Я думаю принять это приглашение.
— Нет. Ты не поедешь разыскивать свои замшелые черепки, оставив меня в одиночку отбиваться от светских волков.
Ник поднял брови.
— Постараюсь не обижаться на твою оценку моей работы... но когда же ты собираешься дать мне свободу?
Гейбриел снова отхлебнул скотча.
— Как думаешь, насколько быстро мы сможем выдать нашу сестру замуж?
— Все зависит от того, насколько быстро нам удастся вывести ее из заблуждения, что она не должна выходить замуж. Гейбриел, она буквально в ужасе от того, что ее постигнет участь матери. И разве можно ее за это винить? Эта женщина оставила след в каждом из нас.
— Джулиана совершенно не такая, как наша мать. И ее боязнь служит тому доказательством.
— Тем не менее. Не нас в этом нужно убеждать. Ее. И весь Лондон. — Братья долгое время молчали, затем Ник добавил: — Думаешь, Джулиана из тех, кто будет настаивать на браке по любви?
Ралстон раздраженно хмыкнул.
— Я очень надеюсь, что она девушка благоразумная.
— Женщины склонны считать, что любовь — это то, что причитается им по определению. Особенно молодые женщины.
— Не могу представить, что Джулиана верит в подобные сказки. Ты забываешь, что нас воспитывала одна и та же женщина... просто невозможно, чтобы Джулиана жаждала любви. Тем более после того как увидела, к чему это приводит.
Близнецы долго молчали, потом Ник сказал:
— Ради всех нас хочется верить, что ты прав. — Ралстон ничего не ответил, и Ник добавил: — Леди Кальпурния в качестве наставницы — превосходный выбор.
Ралстон уклончиво хмыкнул.
— Как ты добился ее согласия?
— Это имеет значение?
Ник недоуменно-вопросительно поднял бровь.
— Теперь я чувствую, что это имеет огромное значение. — Ралстон ничего не ответил, Ник поднялся и поправил свой галстук. — Марбери устраивает карточную игру. Не хочешь присоединиться?
Ралстон лишь отрицательно покачал головой и поднес к губам бокал.
Ник кивнул и вышел. Ралстон наблюдал за ним сквозь прикрытые веки, проклиная необъяснимую способность своего братца проникать в самую суть сложной ситуации.
Леди Кальпурния.
Он считал ее весьма приятной и доброжелательной женщиной с безупречной репутацией, которая просто очень вовремя оказалась на его пути. Она была идеальным решением проблемы — подготовки Джулианы к ее первому сезону; впрочем, возможно, он убедил себя в этом. Но ведь он целовал ее.
И поцелуй был довольно необычным.
Он усмехнулся при мысли об этом. Впрочем, Ралстон настолько был ошеломлен неожиданным появлением сестры, что любой поцелуй мог показаться приятным отвлечением.
Особенно поцелуй, подаренный так легко и таким приятным, пожалуй, даже восторженным, партнером.
Возбуждение горячей волной почти мгновенно окатило Ралстона, когда он вспомнил, как держал Калли в своих объятиях, ее нежные вздохи, то, с каким воодушевлением она отдалась его поцелую. Он подумал, что эта девушка вполне готова решиться на другие, более страстные действия. На мгновение он позволил себе представить ее в своей постели. Огромные карие глаза, раскрытые пухлые губы, на которых всегда играет легкая загадочная улыбка...
В комнате раздался взрыв смеха, который вырвал его из задумчивой мечтательности. Ралстон поерзал в кресле, чтобы избавиться от не вовремя возникшего напряжения в бриджах, и покачал головой, отгоняя созданный образ и мысленно делая заметку найти себе подходящую женщину, причем как можно скорее.
Он сделал еще глоток скотча, затем несколько минут смотрел на огонь сквозь янтарную жидкость, оставшуюся в стакане, одновременно размышляя о странных событиях прошлой ночи. Он не мог отрицать того факта, что леди Кальпурния Хартуэлл, совершенно неприметная на званых вечерах девушка, о которой он никогда раньше не думал, пробудила в нем определенный интерес. Она, конечно, не относилась к тому типу женщин, которыми Гейбриел обычно интересовался. Более того, она была совершенно противоположного типа и никак не отвечала его предпочтениям — ему всегда нравились изысканные, уверенные в себе и опытные женщины.
Так почему же она так его заинтриговала?
От дальнейшего размышления над этим вопросом Ралстона отвлек очередной взрыв беспорядочного шума в комнате. Радуясь возможности отвлечься от смущающих мыслей, он с интересом обернулся к группе разгоряченных джентльменов, громко выкрикивавших все возрастающие числа. Финни, букмекер клуба, торопливо записывал сделанные ставки в специальную книгу.
Подавшись вперед, чтобы лучше рассмотреть происходящее, Ралстон быстро определил того, кто оказался в центре азартного спора, — это был барон Оксфорд. Именно поэтому несложно было определить и предмет заключения пари — женитьба барона, который, казалось, находился в беспрестанном поиске будущей супруги. В течение нескольких месяцев Оксфорд, сидевший по уши в долгах из-за своей любви к азартным играм, публично заявлял членам клуба «Брукс», что собирается жениться, и чем богаче будет невеста, тем лучше.
Несдержанный Оксфорд, который частенько бывал навеселе, казался Ралстону невыносимым. Однако, поскольку сейчас маркизу необходимо было отвлечься, он решился и, выбравшись из своего кресла, подошел к группе.
— Десять гиней на Пруденс Маруорти.
— У нее лошадиное лицо! — эта реплика прозвучала от самого Оксфорда.
— Ее приданое стоит свеч! — раздался чей-то голос. Ралстон был единственным мужчиной, у которого эта шутка не вызвала смех.
— Ставлю двадцать гиней на то, что никто, кроме дочери Бервика, за тебя не пойдет! — Граф Чилтон бросил свою ставку в общую кучу золотых монет. Раздался нестройный гул удивленных голосов: спорщиков поразил не только размер ставки сэра Чилтона, но и сам предмет этого рискованного пари.
— Возможно, она простовата, — со смехом ответил Оксфорд, — но ее отец действительно самый богатый человек в Англии!
Ралстона совершенно не интересовал этот гнусный спор, и он повернулся, собираясь покинуть спорящих, когда, перекрывая общий шум, раздался чей-то громкий голос:
— Я знаю точно! Девица Аллендейл!
Ралстон замер, затем заинтересованно обернулся. Эта женщина просто преследовала его.
— Ничего подобного. Она только что обручилась с Ривингтоном, — произнес кто-то. — Да у тебя с головой не все в порядке, если ты думаешь, что Ангел Аллендейл пойдет за Оксфорда.
— Да не та, хорошенькая... другая.
— Толстушка?
— Со странным именем?
Оксфорд, самодовольно оглядываясь, что, вероятно, было следствием слишком большого количества спиртного, наслаждался каждой минутой этого нежданного внимания.
— Ривингтон в самом деле поступил умно, женившись на состоянии Аллендейлов. А леди Кассиопея будет не самым плохим финалом моей истории.
— Кальпурния. — Ралстон произнес это имя тихо, слишком тихо, чтобы можно было расслышать, но одновременно кто-то из присутствующих поправил Оксфорда.
Барон небрежно отмахнулся стаканом в руке и продолжил:
— Не важно, как там ее зовут, но я снова буду богат — достаточно богат, чтобы содержать шикарную любовницу, и кроме того, с такой женой у меня не будет никаких хлопот. Разве что придется сделать ей одного-двух наследников. Я полагаю, что в ее возрасте — он выдержал отвратительно непристойную паузу — она будет благодарна мне за все.
Заявление Оксфорда вызвало взрыв гомерического хохота.
Глядя на полупьяную ухмылку Оксфорда, Ралстон испытал острое чувство отвращения. Кальпурния Хартуэлл никоим образом не может выйти замуж за Оксфорда. Никакая женщина, обладающая такой страстностью, ни за что не согласится на брак с таким типом. Ни в чем в своей жизни Ралстон не был так уверен, как в этом.
— Кто хочет поставить против того, что она будет моей к июню?
Несколько друзей Оксфорда сделали ставки за него, а другие поставили на то, что граф Аллендейл вмешается и не даст согласия на этот брак, и один человек поставил на то, что Оксфорд сбежит с леди Кальпурнией, чтобы достичь своей цели.
— Ставлю против всех. — Слова Ралстона, хотя и произнесенные очень тихо, заставили всех замолчать, и спорщики, как один, повернулись к нему.
Оксфорд широко улыбнулся:
— А, маркиз Ралстон. Я вас не заметил. Не хотите сделать ставку на мою будущую невесту?
Ралстон не мог представить ситуацию, в которой женщина, приходившая прошлой ночью в его дом, испытала бы к этому фанфарону нечто более мягкое, чем раздражение. Еще никогда ему не представлялся случай так легко выиграть пари. Словно отобрать конфету у ребенка.
— В самом деле, сэр Оксфорд. Ставлю против всех на леди Кальпурнию. Но предупреждаю: у вас нет ни малейшего шанса. Эта девушка никогда не выйдет за вас. — Он повернулся к букмекеру. — Финни, отметьте мои слова. Если сэру Оксфорду повезет и у него появится возможность сделать предложение леди Кальпурнии, она, без сомнения, ответит ему отказом.
Гул удивления пробежал по группе спорщиков, и Финни спросил:
— Сколько, милорд?
Глядя Оксфорду в глаза, Ралстон произнес:
— Полагаю, тысяча фунтов сделает это пари интересным. — И он, резко развернувшись, вышел из комнаты, оставив мужчин в полном изумлении.
Перчатка была брошена.
Глава 6
Калли надеялась, что в этот вечер все сложится по-другому, что прием по случаю обручения Марианны и Ривингтона пройдет идеально. Собственно, так все и было. Каждый дюйм большого зала приемов сверкал как отполированный, огромные хрустальные люстры с тысячами свечей ровным светом заливали мраморные колонны, поддерживавшие просторную галерею бального зала Аллендейл-Хауса, который позволял гостям, нуждавшимся в передышке, отдохнуть, по сути не покидая место действия.
Марианна, как и ожидала Калли, блистала на балу, танцуя с Ривингтоном. Гости, за долгие зимние месяцы соскучившиеся по выездам, были разодеты по самой последней моде и горели желанием показать себя в самом выигрышном свете, а также посмотреть на знакомых, которые провели зиму вне Лондона.
В общем, все было великолепно, кроме одного: Калли, как обычно, сидела на «скамье старых дев», хотя рассчитывала, что этот бал станет особенным для обеих сестер Аллендейл.
Ей бы уже следовало привыкнуть. Хотя трудно привыкнуть к тому, что тебя не замечают и обходят, как и остальных девиц, оказавшихся не у дел. По правде говоря, в самом начале ее это вполне устраивало. Дамы сразу же приняли ее в свой круг, радушно предлагая место в любом из закутков, в котором собирались несостоявшиеся жены. Калли находила гораздо более интересным наблюдать, как складывается сезон, мило болтая с дамами, чем неловко стоять на другом конце зала и терпеливо ждать, когда тебя пригласит на танец подходящий молодой джентльмен.
После двух сезонов, переполненных охотниками за приданым и стареющими вдовцами, Калли приветствовала дружеское общение старых дев.
А потом и сама превратилась в одну из них.
Кальпурния даже не заметила, как все произошло, но это случилось. И теперь у нее, по существу, не было выбора.
Но сегодня вечером был первый бал Кальпурнии с того времени, как она начала вычеркивать пункты в своем тайном списке. И она искренне надеялась, что все сложится по- другому. К тому же она непременно будет подружкой невесты и уже по одной этой причине заслуживает особого внимания на вечере, целиком посвященном приближавшейся свадьбе ее сестры.
Наблюдая за танцующими, Калли тихо вздохнула. Очевидно, нет.
— О, Кальпурния. — Мисс Женевьева Хедерингтон, старая дева среднего возраста с добрыми глазами и полным отсутствием такта, мягко похлопала Калли по коленке рукой, затянутой в кружевную перчатку. — Дорогая, ты должна быть выше этого. Некоторые из нас не созданы для танцев.
— Пожалуй, вы правы, — вынуждена была согласиться Калли. Уловив момент, она, извинившись, встала: лучше чуть демонстративно уйти, чем быть вынужденной придушить одну из самых известных старых дев света.
Надев маску озабоченности, чтобы пресечь возможные излишне пространные приветствия, Калли направилась в буфет, но, не дойдя буквально нескольких футов до своей цели, едва не столкнулась с бароном Оксфордом.
— Миледи!
Калли изобразила слишком оживленную улыбку и подняла глаза на барона, который стоял перед ней, сияя, как новенький соверен. Машинально она сделала шаг назад, чтобы не оказаться в объятиях этого чрезвычайно радостного джентльмена.
— Барон Оксфорд. Какая приятная неожиданность.
— Полностью с вами согласен.
Он продолжал глупо улыбаться.
Калли помолчала, ожидая продолжения. Когда его не последовало, она чинно произнесла:
— Я рада, что вы смогли присоединиться к нам сегодня вечером.
— А я просто счастлив, что смог присоединиться к вам, миледи.
Акцент на обращении вызвал у нее волну смятения. Неужели барон специально произнес эти слова с каким-то намеком? Конечно же, нет, учитывая то, что Калли и припомнить не могла, когда в последний раз говорила с этим франтом. Она едва заметно кивнула:
— Спасибо.
— Мисс Калли, вы сегодня просто прелестно выглядите. — Оксфорд подался вперед, и его улыбка стала еще шире.
«Такое ощущение, что у него больше зубов, чем у обычного человека».
— О... — Калли в полном замешательстве опустила голову и с некоторым затруднением сделала вид, что весьма польщена его комплиментами. — Спасибо, милорд.
Оксфорд самодовольно смотрел на девушку.
— Окажите мне честь и позвольте пригласить вас на танец. — Не получив от Кальпурнии незамедлительного ответа, он поднес ее руку к своим губам и, понизив голос, добавил: — Вообще-то я предпочел бы ангажировать вас на весь вечер.
Это неожиданное предложение неприятно удивило Калли. Может, он пьян?
Обдумывая слишком напористое приглашение, Калли услышала, что оркестр взял первые аккорды вальса, и сразу же решила отказать Оксфорду. Вальс пришел в Англию, когда Калли уже получила отметку старой девы, и на балах ей ни разу не довелось танцевать этот танец. Пробное вальсирование с Бенедиктом в уединении их особняка, разумеется, было не в счет. И ей, конечно же, не хотелось танцевать свой первый вальс на публике с Оксфордом, который, как недоумок, продолжал скалить зубы. Бросив быстрый взгляд в сторону буфета, Калли попыталась прикинуть лучший путь к отступлению.
— О. Ну... я... — уклончиво промямлила она.
— Кальпурния! Вот ты где! — Мисс Элоиза Паркуэйт, дама за сорок и совершенно близорукая, появилась из ниоткуда и ухватила Калли за руку. — Я искала тебя повсюду! Будь милочкой, проводи меня, мне нужно немедленно поправить оборку на платье.
Калли испытала огромное облегчение — она спасена.
— Конечно же, дорогая Элоиза. — Она высвободила руку из хватки Оксфорда и улыбнулась с деланным сожалением: — Возможно, в другой раз, милорд?
— Непременно! В следующий раз я не позволю вам сбежать от меня! — Оксфорд закончил фразу рокочущим хохотком, и Калли, ответив барону коротким неестественным смешком, повернулась и повела Элоизу в направлении дамской комнаты.
Калли взяла Элоизу под руку, и дама начала щебетать о слишком смелых лифах, которые определенно вошли в моду в этом году. Калли кивала и даже вставляла какие-то ответные реплики, изображая интерес и веселье, а сама мысленно то возвращалась к странному поведению Оксфорда, то снова вспоминала свой список.
Она решила сразу, что уж если ей суждено весь вечер мучиться на «скамье старых дев» и выслушивать светские сплетни, то она вполне заслуживает еще одно приключение. Ее страшно соблазняла мысль оставить Элоизу в дамской комнате и сбежать к своему списку.
Если, конечно, они вообще доберутся до этой комнаты. Немолодая дама неожиданно остановилась и принялась вглядываться в толпу.
— Неужели я вижу Ралстона? Как странно!
Сердечко Калли бешено застучало при этих словах, и она повернулась в том направлении, куда вглядывалась Элоиза, однако из-за своего небольшого роста ничего не смогла разглядеть. Напомнив себе о том, что у Элоизы ужасное зрение, Калли покачала головой и продолжила свой путь среди гостей бала. «Это не может быть Ралстон».