Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 11 страница

Она охнула от этого ощущения, и он, воспользовавшись тем, что губы ее приоткрылись, снова приник к ним глубоким, пьянящим поцелуем, от которого у нее закружилась голова. Калли потянулась к нему, к своему якорю в этом море чувственности, обхватив его руками за шею и запустив пальцы в его густые мягкие волосы. Ее объятие вызвало у него глубокий вздох удовлетворения, и своими влажными поцелуями он провел линию по ее щеке и вниз по шее, что вызвало во всем ее теле яростный взрыв удовольствия.

Спуститься ниже мешал высокий воротник ее фехтовального жакета, и Ралстон ловко расстегнул его, не прерывая своих ласк, опускаясь ниже по ее шее и еще ниже, насколько позволял ее костюм. Когда Ралстон расстегнул куртку, ему пришлось отстраниться, чтобы распахнуть защитное одеяние. Тяжелый взгляд Гейбриела упал на перетянутую грудь девушки, возбужденно вздымавшуюся под туго натянутым полотном.

Он лишь покачал головой, увидев эту маскировку, и вновь посмотрел ей в глаза.

— Это, — сказал он, пробежав пальцами по краешку полотна, — просто издевательство над природой.

Увидев желание в ее глазах, открытые в страсти губы и пылающие щеки, Ралстон вновь обхватил ее губы жадным поцелуем, а затем положил руки на полотно, нащупывая его конец. Найдя его, уверенными движениями начал разматывать ткань.

Немного нервничая, Калли наблюдала, как он следит за собственными движениями. Она заметила, что дыхание Гейбриела стало жестким, голубые глаза потемнели, и в этот момент она полностью осознала, что пребывает в объятиях Ралстона. В объятиях единственного мужчины, которого когда-либо желала. Единственного мужчины, о котором когда-либо мечтала. И теперь, когда он обнажил ее тело, она со всей очевидностью поняла, что и душа ее тоже принадлежит этому мужчине. Она никогда не перестанет хотеть его.

В то время как эти мысли проносились у нее в голове, последние части бандажа спали, освобождая ее груди из тугого заточения, и Калли негромко охнула от восхитительного ощущения. Глаза Ралстона еще больше потемнели, а Калли незаметно окинула себя взглядом и с сожалением отметила грубые красные полосы, тянувшиеся по ее обычно чистой белой коже. Она попыталась прикрыться, смущенная своей наготой, но он перехватил ее руки и произнес хриплым, притягательным голосом:

— Вы жестоко обошлись с этой красотой, и теперь она принадлежит мне как освободителю.

От этих слов по телу Калли прокатилась волна жара, который усилился, когда Ралстон отпустил ее руки и начал ласкать девушку. Его теплые сильные руки обхватили и начали нежно массировать освобожденную плоть, он успокаивал и гладил натертую кожу, а Калли отвечала на его ласки вздохами удовольствия. Он прикасался губами к красным рубцам, которые оставило полотно, и поглаживал языком чувствительную кожу.

Он долго омывал ее кожу, намеренно избегая касаться напряженных сосков, позволяя им с каждым его прикосновением становиться все более напряженными и чувствительными. Калли изгибалась под его ласками, все настойчивее прижимаясь к его губам своей разгоряченной плотью.

— В чем дело, императрица? — спросил он, и сами слова эти подействовали на нее как ласка, легко коснувшаяся ее горячей кожи. — Ты хочешь меня здесь? — Он провел одним пальцем по напряженному соску, и Калли вскрикнула от взрыва ощущений, вызванных этим легким, как перышко, прикосновением. Он перешел к другому соску, лаская и его. — Или здесь?

— Да... — произнесла она на сдавленном выдохе.

Ралстон улыбнулся, как коварный соблазнитель.

— Твое желание — закон.

И он обхватил губами ее набухший сосок, и Калли подумала, что может утонуть в этом море удовольствия. Он успокаивал ее кожу своим умелым языком, а она сжимала его голову руками, и Гейбриел то отпускал, то нежно посасывал ее сосок, вызывая в ней бешеные сполохи наслаждения. Она погрузилась в это новое и удивительное ощущение, когда он переключился на другую грудь, повторяя свои действия, на этот раз более настойчиво. Он покусывал сосок зубами, потом успокаивал его языком и губами, а она только громко вскрикивала, желая того, чему не могла дать названия.

Он, казалось, почувствовал ее желание и, слегка касаясь, провел по внутренней стороне бедра, осторожно дойдя до ее естества. Ралстон обхватил ее одной рукой, и ее пронзило ощущение удовольствия; она остро осознала, что ткань препятствует его доступу к той точке, которая так отчаянно жаждала его прикосновения. Калли изогнулась, пытаясь придвинуться к нему, и он, чуть отстранившись, поймал ее взгляд.

Крепко поцеловав девушку, Гейбриел спросил:

— Скажи мне, чего ты хочешь, моя милая.

— Я... — Она замолчала — слишком многое ей хотелось сказать: «Я хочу, чтобы ты трогал меня. Я хочу, чтобы ты любил меня», — и лишь неуверенно покачала головой.

Маркиз улыбнулся, продолжая ласкать ее сквозь ткань фехтовального костюма и наблюдая, как волны удовольствия окатывают ее.

— Невероятно, — прошептал он, уткнувшись ей в шею.

Ты так остро реагируешь. Продолжай...

— Я хочу... — Калли вздохнула, когда он вновь коснулся губами затвердевшего соска. — Я хочу... Я хочу тебя, — сказала она, и этих слов, таких простых и откровенных, казалось достаточно.

Он уверенно шевельнул пальцами, быстро найдя ту самую точку, и она охнула.

— Ты хочешь меня здесь, императрица?

Она в смущении закрыла глаза и закусила нижнюю губу.

— Ты хочешь меня здесь?

Она кивнула:

— Да.

— Моя сладкая бедняжка.

Быстрым движением Ралстон снял с нее куртку и, отодвинув защитный бандаж, добрался до пуговиц бриджей. Его теплая рука скользнула под ткань, и Калли громко охнула, когда его пальцы коснулись ее влажного естества.

— Здесь?

Она только всхлипнула и крепко схватилась за его плечо.

Гейбриел застонал от захлестнувшего его возбуждения и хрипло проговорил:

— Я думаю, ты хочешь больше, чем это.

Его пальцы начали двигаться внутри, а губами он обхватил напряженный кончик ее груди, и Калли окончательно потеряла способность соображать. Он нежно ласкал пульсирующую плоть, широко раздвинув ноги Калли. Одним пальцем он обвел вокруг самой сердцевины, и она, вскрикнув, резко выгнулась, не понимая охвативших ее ощущений. Движение его крепких умелых рук в идеальном тандеме с пьянящим действием губ толкало ее дальше и дальше — к краю обрыва. Удовольствие стало еще острее, когда он коснулся мягкой точки, в которой, казалось, сейчас сосредоточился весь мир, и Калли снова громко вскрикнула.

Когда волна доселе неведомого наслаждения омыла ее, Гейбриел сразу почувствовал это. Он отпустил грудь, жадно припал губами к ее губам, опьяняя своим поцелуем, потом отстранился и посмотрел ей в глаза. Там, в глубине карих омутов, плескалась необыкновенная смесь смущения скромницы и страсти зрелой женщины. Его палец вошел глубже, и она, охнув, инстинктивно подалась ему навстречу.

Он склонился над ее ушком и прошептал:

— Давай же, моя милая...

Затуманенным взглядом она посмотрела на него и увидела понимание в глазах Ралстона: он точно знал, что ей нужно и где необходимо его прикосновение. Она вскрикнула от нахлынувших чувств — ничего подобного она никогда не испытывала.

— Я поймаю тебя, когда ты будешь падать.

Эти слова, полные страсти, стали ее погибелью.

Ралстон удерживал ее взгляд до тех пор, пока она, судорожно цепляясь за него, не подошла к самому краю.

Она выгибалась ему навстречу, прося о большем, хотя и не знала, возможно ли большее. Его пальцы умело и нежно ласкали ее вагину, зная, как и где коснуться влажной от страсти плоти. И когда она обрушилась в бездну, он действительно поймал ее. Его сильные руки подхватили девушку и, благополучно вернув на землю, тут же обняли.

Он удерживал Калли, пока она приходила в себя. Его губы слегка касались ее виска, а руки нежно поглаживали ее тело, руки и ноги. Когда дыхание у Калли восстановилось, она сняла руки с шеи Гейбриела и вновь пристроила раненую руку на его колене. Ралстон громко скрипнул зубами и молча убрал ее.

Поняв только то, что он убрал ее руку, то есть явно постарался избежать прикосновения, Калли тотчас испытала чувство неуверенности. Однако Ралстон мгновенно понял ее сомнения и нежно поцеловал сжавшиеся в кулачок пальцы, перехватил ее испуганный взгляд и сказал:

— Довольно трудно наблюдать такое захватывающее проявление страсти и при этом оставаться невозмутимым.

Обеспокоенность сменилась смущением, когда он прижал ее руку к своим бриджам и она ощутила под пальцами горячую упругую выпуклость. Она все поняла и, несмотря на то что покраснела до корней волос, не отняла руку. Более того, пусть робко, но она все-таки огладила этот выступ, и Ралстон тихо застонал, плотнее прижимая ее руку к своему телу.

— Могу... — Она сглотнула и попробовала выговорить: — Могу я что-нибудь сделать?

Уголок его губ дернулся в кривой улыбке, он привлек ее к себе и снова начал целовать не останавливаясь, пока она вновь не начала прижиматься к нему, задыхаясь от возбуждения.

— Я хотел бы, чтобы ты кое-что сделала, императрица, но, думаю, мы и так слишком многое себе позволили, учитывая, что сюда в любой момент могут войти.

Эти слова подействовали на нее как ушат холодной воды и моментально вывели из мечтательной задумчивости. Она испуганно взглянула на незапертую дверь, которая, казалось, только и ждала, чтобы распахнуться перед еще одним перепутавшим дверь фехтовальщиком.

— Ох! — Калли вскочила, едва не охнув от боли, которая тут же пронзила ее руку. Подхватив порванную куртку, она торопливо отошла в дальний угол комнаты, на ходу пытаясь застегнуть длинный ряд пуговиц. Боже, о чем она только думала?

А думала она, конечно же, только о нем.

— Похоже, вы забыли самую важную деталь вашей маскировки.

Она повернулась, услышав эти негромко произнесенные слова, и увидела, что он направляется к ней, держа в руках ткань, которой была спелената ее грудь. Ралстон подошел совсем близко и прошептал:

— Никто не поверит, что вы мужчина, увидев вашу роскошную грудь.

— Спасибо, — решительно произнесла Калли, принимая холст из его рук и стараясь не обращать внимания на жар, заливший щеки.

— Тебе понадобится моя помощь, милая.

Нет. Она не могла доверить ему такую интимную задачу. Что ж, значит, ей придется рискнуть. Сюртук Бенедикта все-таки мог немного замаскировать ее формы. Калли невольно оглядела себя, словно определяя, насколько явно выделяется грудь.

Очень явно.

Ралстон, казалось, прочитал ее мысли и забрал у нее полотно.

— Тебя раскроют моментально, императрица. Лучше позволь мне помочь. — В его взгляде появился порочный блеск. — Я обещаю вести себя как истинный джентльмен.

Калли удержала смешок, который вырвался у нее при этих его словах, — настолько они были неуместны. Маркиз широко улыбнулся, и через мгновение она сдалась.

Не отрывая взгляда, Ралстон обмотал ее тканью и заткнул конец полотна между уже почти не выступающими грудями, потом двумя пальцами приподнял за подбородок лицо и поцеловал. Этот поцелуй был нежным и сладким, его губы слегка касались ее губ в мучительно медленной ласке, заставляя сердце колотиться и вызывая головокружение.

Закончив, Ралстон шагнул к брошенному оружию, но остановился и поднял с пола листок бумаги. Калли тотчас сообразила, что это за листок, и быстро шагнула к Гейбриелу со словами:

— Подожди. Не надо.

Он замер, не успев развернуть листок, и с любопытством посмотрел на девушку. Она накрыла его руку своей и попыталась вытянуть бумагу из его пальцев, но он не отпускал.

— Почему нет? — спросил он с легким поддразниванием.

— Это мое.

— Похоже, ты спрятала его не в самом удачном месте.

— Я хорошо его спрятала, и если бы ты не стал распутывать мою... — Она умолкла, не желая договаривать.

Маркиз вопросительно поднял бровь.

— Да, но за это я определенно не собираюсь просить прощения.

Калли расправила плечи, постаравшись принять свою самую величественную позу.

— И все же это моя собственность, — проворчала она, вырывая листок.

Быстро повернув запястье, Ралстон тут же забрал у нее бумагу и принялся медленно разворачивать. Сердце едва не выскочило из груди Калли.

— Пожалуйста, Гейбриел. Не делай этого.

Может, от того, что она назвала его по имени, или из-за ее умоляющего тона, но Ралстон замер, посмотрел ей в глаза и спросил:

— Что это за бумага, Калли?

Она покачала головой, отвела глаза и пробормотала:

— Да так... в общем, глупость... но это очень личное.

— Скажи мне, в чем дело, и я не стану читать.

Она бросила на него быстрый взгляд.

— Тогда у тебя и не будет необходимости читать, — заупрямилась она.

Маркиз молча вертел в руках листок. Калли раздраженно вздохнула:

— Хорошо. Это список.

Она протянула руку, будто ожидая, что он вернет ей листок и на этом дело закончится.

В его взгляде мелькнуло непонимание.

— И что же это за список?

— Личный список, — ответила она, пытаясь придать своему голосу пренебрежительное высокомерие, надеясь, что этот тон заставит его почувствовать свое неджентльменское поведение и позволит прекратить досадное противостояние.

— Персональный список покупок? Список не совсем приличных книг, которые вам хотелось бы прочитать? Список мужчин?

Она покраснела от такого предположения, и Ралстон замолчал, широко раскрыв глаза.

— О Боже, Калли! Неужели это список мужчин?

Она раздраженно топнула ногой.

— Бог мой! Нет! Совершенно не важно, что в этом списке, Ралстон. Важно то, что он принадлежит мне.

— Не слишком хороший ответ, императрица, — сказал он и начал разворачивать листок.

— Подожди! — Она вновь коснулась его руки. Ей невыносима была мысль, что он узнает ее тайные желания. Отведя глаза в сторону, она сказала: — Если вам так необходимо это знать, это список... того... что я хотела бы попробовать.

— Прошу прощения?

— Занятия. В основном такие, которые доступны только мужчинам и которые запрещены женщинам якобы из-за того, что могут повредить их репутации. Я решила, что, поскольку моя репутация почти никого не заботит, у меня нет причин сидеть всю жизнь за рукоделием в компании старых дев. Мне надоело, что меня считают никчемной и бездеятельной.

Маркиз поднял бровь.

— Ты можешь быть очень разной, императрица. Но я бы никогда не назвал тебя никчемной и бездеятельной.

Калли потянула к себе краешек листка.

Обдумывая слова девушки, Ралстон задумчиво смотрел на ее изящные пальцы. Он был чертовски заинтригован.

— Значит, это список занятий, которые, по мнению леди Кальпурнии, являются частью настоящей жизни?

Еще совсем недавно Калли не задумываясь ответила бы на этот вопрос утвердительно, но после того, что произошло несколько минут назад, все изменилось. Те несколько бесценных минут, проведенных в объятиях Ралстона, полностью изменили Калли. В его объятиях она по-настоящему жила, наконец попробовав той жизни, о которой мечтала с самой первой встречи с Ралстоном десять... сто лет назад. И теперь приключение в таверне поблекло настолько, что стало казаться глупой детской шалостью. Но, конечно же, она никак не могла сказать ему это.

— Это мой список, сэр. И я буду вам очень признательна, если вы вернете его мне не читая. Этот разговор ставит меня в очень неловкое положение.

Он ничего не ответил, по-прежнему удерживая листок, Калли собравшись с духом, взглянула Ралстону прямо в глаза. И Гейбриел, поняв все, выпустил из рук свой трофей. Кальпурния быстро сложила листок и нервным движением засунула в карман куртки. Ралстон проводил его взглядом, немного помолчал, потом спросил:

Догадываюсь, что в этом списке есть фехтование.

Она кивнула.

— И скотч?

Еще один кивок.

— Что еще?

«Поцелуи».

— Игра в карты.

— О Боже! И?..

— Курение сигары.

Он фыркнул.

— Пожалуй, это будет трудновато. Даже я не позволил бы вам курить сигару. А мои моральные принципы весьма гибки.

Его слова, произнесенные таким надменно-снисходительным тоном, разозлили Калли.

— Вообще-то, милорд, я уже вычеркнула этот пункт из моего списка, поскольку выполнила его.

— Каким образом? Кто же дал вам сигару?

— Бенедикт.

— Какая безответственность! — Ралстон едва не закричал от изумления. — Я ему голову оторву.

— Именно это он сказал о вас, когда узнал про скотч.

Ралстон хохотнул.

— Да, могу себе представить. Так, значит, он знает о вашем нелепом списке?

— Вообще-то нет. Знает только моя горничная. — Калли сделала паузу. — И теперь вы.

— Интересно, что скажет ваш брат, когда узнает, что вас ранили в фехтовальном клубе?

Этот вопрос, произнесенный совершенно невозмутимым тоном, заставил Калли бросить на Ралстона быстрый взгляд.

— Вы этого не сделаете! — воскликнула она потрясенно.

— Ну, я не знаю, — ответил он, поднимая с пола перчатки и передавая их Калли.

Она взяла перчатки и принялась в волнении теребить их в руках.

— Вы не можете так поступить!

— Отчего же?

— Подумайте о том... — Она в раздумье замолчала. — Подумайте о том, как это будет характеризовать вас!

Он улыбнулся и стал натягивать свои перчатки.

— Это лишний раз подтвердит, что я безответственный повеса и человек, не отягощенный моральными принципами. Думаю, мы уже установили, насколько это соответствует истине.

Он произнес эту фразу тоном, лишь подчеркивающим ее правоту, и у Калли загорелись уши, когда она вспомнила, что всего несколько дней назад именно эти слова она в гневе бросила ему в театре.

Ралстон продолжал гнуть свое:

— Не говоря уж о том, что еще предстоит выйти из клуба так, чтобы вас не узнали другие джентльмены, которые будут рады поведать вашему брату — и много кому еще — о столь опрометчивом поведении леди Кальпурнии Аллендейл. Вы могли бы оказаться здесь в более спокойное время, императрица, но сейчас уже почти шесть часов вечера и в коридорах, должно быть, полно джентльменов, которые хотят размяться перед возвращением домой или вечерними развлечениями.

Этого Калли не учла. Она была так сосредоточена на своем стремлении попасть в фехтовальный клуб, что совсем не подумала о том, что выйти из него будет тоже совсем не просто. Теперь, когда Ралстон упомянул о возможном наплыве посетителей, она услышала взрывы мужского смеха и обрывки громких разговоров других членов клуба, которые проходили мимо зала. Она вновь покраснела при мысли о том, что кто-то из этих джентльменов запросто мог войти несколько минут назад и застать их за чрезвычайно неподобающим занятием.

— Конечно, я никому не скажу ни слова, — начал он, прервав ее размышления, — и помогу вам выбраться из того трудного положения, в котором вы сейчас оказались. Но за определенную плату.

Она сдвинула брови и настороженно посмотрела на него.

— За какую плату?

Ралстон поднял фехтовальную маску и протянул ее Калли.

— Я спасу вашу репутацию сегодня, если вы, продолжая реализовывать ваш список, позволите мне оставить за собой роль телохранителя.

От удивления челюсть у Калли слегка отвисла.

— Ага, — добродушно произнес он. — Вижу, вы меня поняли. Да. Если я узнаю, что вы реализовали еще один пункт вашего списка без моего сопровождения, я все расскажу вашему брату.

Несколько секунд Калли молчала, все внутри у нее кипело.

— Это шантаж.

— Отвратительное слово. Но если вам хочется назвать это так, будь по-вашему. Уверяю вас, так будет лучше. Вам, несомненно, нужен наставник, и во имя блага обоих наших семейств я предлагаю свои услуги.

— Вы не можете...

— Оказывается, могу, — невозмутимо парировал он. — А теперь вы можете надеть свою маску и позволить мне вывести вас из клуба. А впрочем, можете рискнуть сделать это самостоятельно. Что вы выбираете?

Калли долго смотрела ему в глаза. Ей так хотелось оставить этого самодовольного маркиза и самой найти выход из возникшего тупика, но она понимала, что его предложение — это самый быстрый и самый легкий способ выбраться из клуба.

Калли надела фехтовальную маску и, не торопясь, тщательно заправила под нее волосы, так чтобы не видно было ни одной прядки, а закончив, сказала:

— Похоже, у меня нет выбора. — Из-за густой проволочной сетки голос ее звучал глухо.

Ралстон порочно улыбнулся, и по ее телу опять пробежала волна возбуждения.

— Превосходно.

 

Глава 14

 

— Нет! Нет! Нет! Мисс Джулиана, во время танца леди должна быть сама грациозность! Вы слишком часто на меня смотрите!

В то время как учитель танцев без обиняков высказывал свои замечания Джулиане, Калли, скрывая улыбку, стояла у высокого, до самого потолка, окна, выходившего в огромный сад Ралстон-Хауса. Несмотря на свою репутацию одного из лучших учителей танцев Англии, тщедушный, невысокого росточка француз оказался самым нелюбимым наставником Джулианы. У учителя и ученицы были слишком разные представления о важности танца в жизни молодой женщины. Кроме того, у Калли сложилось впечатление, что юной мисс Фиори доставляет удовольствие изводить своего наставника.

— Мои извинения, месье Латюфф, — сказала Джулиана тоном, в котором не было и намека на угрызения совести. — Я просто пыталась следить за вашим местоположением, чтобы не отдавить вам ногу.

Учитель широко раскрыл глаза.

— Мисс Джулиана! Запомните: также недопустимо, чтобы молодая леди даже упоминала о подобных казусах. Если все же такая ужасная вещь случится, уверяю вас, партнер не станет обращать на это внимания. Ибо дамы во время танца должны быть легкими как перышко.

Джулиана недоверчиво рассмеялась, что вызвало настоящий истерический припадок у Латюффа. Калли рукой прикрыла рот, чтобы и самой не рассмеяться и таким образом не разрушить свой образ бесстрастного наблюдателя.

Калли наблюдала за уроком вот уже почти час, и за это время Джулиана и месье Латюфф изучили па нескольких простых танцев, потом движения и переходы кадрили и теперь пытались победить сложные перестроения менуэта. Терпение обоих истощалось, и Калли уже с трудом скрывала свое веселье, наблюдая за их перебранкой. Придав своему лицу непроницаемое, как она надеялась, выражение, она снова повернулась в сторону Джулианы и Латюффа. Француз, нелепо размахивая руками и пошатываясь, шел к фортепиано, за которым сидел специально нанятый для этих уроков аккомпаниатор, и вид у учителя был слегка потерянный. Приложив одну руку к сердцу, а второй опираясь на крышку фортепиано, Латюфф демонстративно сделал несколько глубоких вздохов и пробормотал что-то по-французски. Калли с трудом сдержала улыбку, когда совершенно отчетливо расслышала, как он всуе упомянул Британию, итальянок и менуэт. Ей с некоторым удивлением пришлось признать, что Джулиана может быть истинным наказанием Господним, если уж даже этот француз готов отказаться от своей веры в танец.

Калли, подойдя к Джулиане, посмотрела в голубые глаза девушки, в которых плескалось раздражение. Широко улыбнувшись, она тихо прошептала:

— Осталось всего двадцать минут. Пожалуйста, наберись терпения.

Джулиана процедила сквозь стиснутые зубы:

— Ладно, я сделаю это для тебя.

Калли стиснула руку девушки и сказала:

— За что я тебе чрезмерно благодарна.

Когда Латюфф, по-лошадиному помотав головой, обернулся к девушкам, Джулиана, не скрываясь, громко хихикнула.

— Оставим это, — решительно произнес он. — Перейдем к вальсу. Даже такая юная леди, как вы, должна с почтением отнестись к этому великолепному танцу.

Джулиана широко раскрыла глаза.

— Что значит «даже такая, как я»?

Теперь уже Калли хихикнула, когда французик подхватил готовую взорваться Джулиану в объятия и закружил под прекрасную музыку, зазвучавшую в зале. Калли ободряюще улыбнулась музыканту, который явно испытал облегчение от того, что ситуация разрядилась, и стала наблюдать за парой, кружащейся в такт музыке. Во время танца Латюфф нудно продолжал свои наставления, повторяя, что следует и чего не следует делать, непрерывно критикуя Джулиану за то, что она слишком крепко держится за партнера, слишком напряжена, а взгляд ее слишком вызывающий. Калли догадывалась, что этот вызывающий взгляд исчезнет, как только девушка освободится от объятий своего учителя. Калли едва ли не рассмеялась, заметив, что Джулиана с вызовом посмотрела своему наставнику в глаза и намеренно наступила ему на ногу. «Похоже, Латюфф уже не считает, что во время танца юные леди легки как перышко».

— Кому это нужно: мне или моей сестре, — чтобы учитель танцев, который обходится нам в кругленькую сумму, отработал каждый шиллинг?

Слова, неожиданно прозвучавшие за спиной Калли, заставили ее обернуться. Позади нее стоял Николас Сент-Джон и с веселым любопытством наблюдал за Джулианой.

Калли широко улыбнулась Нику и сказала:

— Я думаю, что, если дать ей шанс, ваша сестра с удовольствием преподаст хороший урок месье Латюффу.

Ник молча наблюдал, как Джулиана и ее наставник горячо обсуждают, насколько это прилично, если молодая леди во время танца улыбается другому джентльмену, пусть даже и собственному брату. Повернувшись к Калли, Ник произнес:

— Да, но я вовсе не уверен, что стану ее за это упрекать.

Калли рассмеялась:

— Честно говоря, меня очень соблазняет мысль дать ей такую возможность.

— Чтобы отыграться за собственные уроки танцев?

— И это тоже... да и хотелось бы посмотреть на тот цирк, который из этого получится.

Ник удивленно поднял бровь.

— Ну, леди Кальпурния, признаюсь, я и не подозревал наличия у вас такого жестокого чувства юмора.

— Нет, нет и нет! — Возмущенный голос, донесшийся из дальнего конца зала, прервал добродушное подшучивание Ника и Калли, и молодые люди обменялись веселыми взглядами: кажется, началось! — Именно джентльмен ведет леди. Я джентльмен — значит, я вас веду! Вы должны быть листочком, подвластным ветру!

Это сравнение вызвало взрыв раздраженных замечаний на итальянском. Калли не могла до конца понять значения слов, но смысл уловила безошибочно.

Ник улыбнулся Калли:

— Полагаю, женщинам не слишком нравится сравнение с листвой.

— Похоже, итальянским женщинам это совсем не нравится.

Он громко рассмеялся в ответ на ее слова, отчего танцующие разом сердито посмотрели на них. Тихонько откашлявшись, Ник повернулся к Калли, протянул руку и предложил:

— Может, покажем им, как это делается?

Калли взглянула на него в полном замешательстве.

— Милорд?

— Ну же, леди Кальпурния, — поддразнивающим тоном произнес он. — Только не говорите, что вы опасаетесь критики со стороны Латюффа.

Калли расправила плечи, шутливо возмутившись этими словами:

— Конечно, нет.

— В чем же дело?

Она приняла его руку.

— Превосходно.

Ник махнул рукой музыканту, и тот вновь заиграл вальс. Николас, поклонившись Калли, заключил ее в объятия и закружил по залу. Пока они кружились по залитой солнцем комнате, Калли продолжала наблюдать за перепалкой Джулианы и Латюффа.

— Леди Кальпурния, — наконец произнес Ник, — я мог бы обидеться на ваше безразличие, если бы не был так уверен в себе.

Услышав эти слова, Калли взглянула на Ника и увидела, что в его глазах бегают веселые искорки.

— Приношу свои извинения, милорд. Я просто хочу успеть вовремя вмешаться, если дело дойдет до драки.

— Не беспокойтесь. Я первым приду на помощь Латюффу, если моя сестра даст волю эмоциям, с которыми она, похоже, не очень справляется.

Ник и Калли одновременно посмотрели в сторону Джулианы и сразу поняли, что девушка уже едва сдерживается.

— Будет жаль, если Италия и Франция окажутся в состоянии войны так скоро после разгрома Наполеона, — шутливо заметила Калли.

Ник улыбнулся:

— Я сделаю все для достижения всеобщего мира.

— Великолепно, — с шутливой серьезностью заметила Калли. — Но вы ведь понимаете, что вам тогда самому придется выступить в роли учителя танцев?

Ник сделал вид, что обдумывает такую возможность.

— Как вы думаете, музыкант на это согласится?

Получая удовольствие от этого разговора, Калли наклонила голову и сделала вид, что рассматривает напряженного молодого человека, сидевшего за фортепьяно.

— Вряд ли, милорд. Но вам повезло, ведь ваш брат играет ничуть не хуже.

Эти слова слетели с ее уст прежде, чем она осознала их последствия. Надо отдать должное Нику, он не сбился с ритма, лишь с интересом взглянул на нее и спросил:

— А откуда вам известно, что мой брат играет, миледи?

Калли замялась, отчаянно раздумывая, как перевести разговор на другую тему.

— Ну... об этом... ведь все знают?

Она приняла совершенно невинный вид.

Ник изогнул губы в удивленной усмешке.

— Нет, это не так. Однако вам бы вполне удалось меня убедить в этом, если бы мы с ним не были близнецами. — Он помолчал, наблюдая, как на ее лице проступает выражение досады. — И когда же вы слышали, как он играет?

Калли открыла рот, но тут же потерянно закрыла его.

— Или мне следовало спросить: где же вы слышали его игру?

Он что, ее дразнит? Ее поймали на слове, но она не собиралась сдаваться без боя. Взглянув Нику в глаза, она ответила:

— Нигде.

Он наклонился к ней и произнес шепотом:

— Лгунья.

— Милорд, — запротестовала она, — уверяю вас, что лорд Ралстон не...