То есть относятсяк конкретному обществу (юридическому лицу), ане к неопределенномукругу лиц, что присущеабсолютным правам

³" Особый характер учредительного договора о создании предприятия подчеркивает О.Н. Садиков, утверждая, что "ввиду особенностей учредительного договора безоговорочно переносить на него традиционные общие циви-лнстические понятия нельзя" (Садиков О.Н. Учредительный договор и его правовые особенности // Государство и право. 1994- № 6. С. 90).

Колер относил права участия акционеров, членов горных предприятий и обществ к "правам на ценность", которые он рассматривал как разновидность вещных прав (другая форма вещных прав — "права на субстанцию", предусматривающие пользование, — суперфиций (право застройки) и т.п.). (см.: Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. Т. 1. Полутом 1. С. 266). Сам Эннекцерус говорил о "правах участия" в отличие от обязательственных прав.

Ср. также с высказанным в связи с проблемой разграничения собственности и контроля мнением Берли и Минса, считающих, что "акционеры выступают как носители права собственности" (см.: Рубанов А.Л. Указ- соч. С. 112).

должны быть, конечно, отнесены всецело на счет системы права, не допускающей иных прав, кроме вещных и обязательственных.

Примером немедленно возникающих теоретических осложнений при попытке решения такой известной практической проблемы, как внесение государственного имущества в уставный капитал коммерческих организаций (помимо приватизации), когда учредитель не теряет права государственной собственности, могут послужить высказанные предложения считать, что вкладом в этом случае следует считать "право пользования как способ реализации права собственности на стоимостное выражение эксплуатации объекта"'.

Хорошо видно, как это решение колеблется между признанием "права пользования" самостоятельным правом (что приводит к одному из вариантов расщепленной собственности) и приравниванием "стоимостного выражения эксплуатации объекта" к объекту права, своего рода "бестелесной вещи" (res incorporates). Эти трудности носят, конечно, системный характер и лишний раз показывают глубинный характер коллизии, на которой выстроена вся конструкция прав учредителя.

Сама идея передачи права пользования и владения в качестве вклада в уставный капитал — это не результат авторской импровизаций. Почвой для нее, надо полагать, стал л. 17 постановления № Vg Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражей) Суда РФ от 1 июля 1996 г. "О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса РФ"², что, однако, не проясняет юридической природы возникших отношений.

' Зинченко С., Забелин О., Волошин А, Государственные и муниципальные органы — соучредителикоммерческих организаций: проблемы, решения // Хозяйство и право. 1997. № 10. С. 28.

Можнотакже отметить смысловую и терминологическую связь с приведеннымисуждениями Колера о праве "на ценность" и "на субстанцию", что в ешс большей степени относится к формулировкам обсуждаемого здесь постановления № ''/„Пленума ВерховногоСуда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 1 июля1996 г. "О некоторых вопросах, связанныхс применением части первой Гражданскогокодекса РФ".

² "Следуетисходить изтого, чтоимущество в натуре,внесенное учредителемв уставный капитал хозяйственного товарищества или общества, принадлежит последнимна правесобственности. Исключение составляют лишьслучаи,когда в учредительных документах хозяйственного товарищества (хозяйственного общества) содержатсяположения, свидетельствующиео том, что в уставный (складочный) капитал учредителемпередавалось не имуществов натуре, а лишьправа владения н (или)пользования соответствующим имуществом" (Бюллетень Верховного СудаРФ. 1996. № 9. С. 4).

Трудностьих квалификации вызвана не только тем, что здесь проявляется уже отмеченное нами сопротивление, вызванное необходимостью разграничения вещных и обязательственных прав учредителя, но и известной неточностью, произвольностью определения собственности через пресловутую триаду правомочий, которой следует постановление высших судебных инстанций и терминологически, и логически. Действительно, какое право получает учрежденное общество, если ему передаются лишь "права владения и (или) пользования"? Это право не может быть вещным по той причине, что такие вещные права неизвестны Гражданскому кодексу РФ,(еспи искать аналог среди классических типов, тоим был бы, видимо, узуфрукт),

Следовательно, это право обязательственное, а не вполне понятное противопоставление "имущества в натуре" и прав владения и пользования тогда объясняется из нормы п. 6 ст. 66 ГК РФ, в которой разделяются такие способы вклада, как вещи и права, и тогда вкладом следует признать именно права, но не вещь, а слова "в натуре" нужно понимать как указание на вещественную, т.е. натуральную, форму вклада. Теперь встает вопрос о дальнейшей квалификации возникшего у общества в результате совершенного таким образом вклада обязательственного права. Оно достаточно близко к праву на вещь арендатора, отличаясь от него бессрочным характером (если общество, как обычно, создано без ограничения сроком), что скорее характерно для купли вещи. Здесь полезно напомнить о том, что в истории права грань между куплей-продажей и арендой была некогда довольно хрупкой', и обнаружение в нашей пограничной ситуации таких первичных качеств нельзя считать неожиданным. Сама же нетипичность обязательственного права в отличие от вещного не выводит его за пределы права.

Из природы возникшего права следует, что отчуждение вещи (ведь распорядительная власть остается у собственника) и перемена собственника² не влекут изъятия имущества у общества, т.е. прекращения "прав владения и пользования", однако

' В римском правеимеется достаточно свидетельств этого рода.На слабоеразграничение аренды и купли-продажив русском крестьянском быту обращал вниманиеГ.Ф. Шершепевич.Он отмечал также "смешениепонятий" в римскоми следовавшим заним французском праве путем допущения припродажене установления какого-либо права на купленную всшь, атольхо'предоставленияпользования правом" (Шершенееич Г.Ф. Учебник русскогогражданского права. С. 318).

² Здесь, впрочем, возникает известная и не всегдаимеющая решениепроблемапередачи собственности при отсутствии владенияи,значит. невозможности совершить традицию.

при этом прежний собственник сохраняет свои права учредителя, например акционера, если только по условиям договора об отчуждении веши не предусматривалась передача всех акций.Если иметь в виду эту ситуацию, то иным смыслом наполняется правило: при ликвидации общества' имущество передается собственнику (аим может уже быть и не учредитель, а другое лицо).

Конечно, общество следует признать законным владельцем, располагающим наряду с собственником вещной защитой в отношении переданного имущества. Как законный владелец, общество не может приобрести полученное имущество по давности, ведь такое приобретение доступно только незаконному владельцу.

Что касается возможности "выхода" учредителя вместе с имуществом из общества, то с известными оговорками она может быть признана лишь в обществах с ограниченной ответственностью, а природа акционерных обществ едва ли допускает такую постановку вопроса, ведь выход из акционерного ' общества осуществляется только путем продажи акций.

Рассмотренная частная проблема, вызванная практически- :

ми нуждами, позволяет еще раз убедиться, сколько сложно- :

стей фундаментального плана таят в себе отношения между учредителем и обществом. Понятно, что принятая большинст- , вом юристов квалификация прав учредителя по отношению к | предприятию как обязательственных, хотя и наиболее близка ? к сути дела, все же не может исчерпать всех проблем. 1

Нельзя поэтому считать простым недоразумением известное логическое противоречие между нормами ныне отмененных ст. 14 Закона РФ "О собственности" и ст. 11 Закона РФ "О предприятиях и предпринимательской деятельности", которые вызвали в свое время множество откликов.

В первой норме было сформулировано общее правило: пред- \ приятия обладают правом собственности на имущество, переданное им в форме вкладов и других взносов участниками, а также полученное в результате предпринимательской деятель-1 ности.

А в п. 3 ст. 11 Закона РФ "О предприятиях и предпринимательской деятельности" указывалось, что имущество товарищества с ограниченной ответственностью (акционерного об-

' Ситуация банкротства не столь однозначна и. кажется, может повлечь' за собой обрашение взыскания на имущество, если, например, встает во-, прос об ответственности учредителя или даже и по иным соображениям.

щества закрытого типа) принадлежит его участникам на праве общей долевой собственности.

Очень показательно, что русское дореволюционное законодательство также "смешивало общую собственность с правом акционерной компании на имущество"', и это тогда также вызывало критику с известных нам сегодня позиций. Устойчивость этого взгляда затрудняет квалификацию его как простого недоразумения и заставляет дать ему все же иную оценку, суть которой должна сводиться к признанию наличия в отношениях учредителя с обществом внушительного массива качеств, роднящих их с вещными правами .'Среди этих качеств следует, конечно, отметить право на получение стоимости части имущества при выходе из общества с ограниченной ответственностью, преимущественное право покупки доли (акции) в обществе с ограниченной ответственностью и закрытом акционерном обществе, принятие некоторых наиболее важных решений в обществе с ограниченной ответственностью при условии единогласия.

Близкое сходство мы легко находим в праве общей собственности.

Весьма определенная позиция законодателя, продемонстрированная в ст. 48 ГК, отдающая приоритет цельности системы права, не может, конечно, сама по себе устранить проблему, имеющую историческое происхождение и коренящуюся в несовпадении оснований и разных источниках происхождения таких глубинных явлений права, как его разделение на вещные и обязательственные права, с одной стороны, общую собственность (саму по себе, как известно, аномальную) — с другой,и, наконец, феномен юридического лица. Именно невозможность совместить все эти явления на одном основании и привела к возникновению проблемы природы имущественных прав учредителя.

Хотя решение, предложенное в ст. 48 ГК, критикуется² и, видимо, будет критиковаться, решение проблемы следует все же искать не на пути противопоставления этой общей нормы иной, а на пути детализации, более тонкого регулирования всего комплекса отношений, допуская в его рамках известную дифференциацию.

Едва ли при этом можно вообще рассчитывать, что данный вопрос может быть решен только законодательными средства-

' Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 213. ⁾ См., напр. Андреев В. К. Гражданский кодекс Российской Федерации и новейшее законодательство// Государство и право. 1996. № 4- С. 115—116.

ми. Реальным, практически значимым выводом из обсуждаемой проблемы должно быть осознание того обстоятельства, что при разрешении конфликтов, возникающих в сфере отношений учредителя с обществом, безоговорочное применение норм обязательственного права (как, впрочем, и вещного) не всегда приводит к успеху,

Закон позволяет сформулировать общий подход, который состоит в том, что права учредителя в отношении созданного им общества — обязательственные, но это нетипичное обязательство как по способу возникновения, так и по содержанию.

Например, в судебной практике возникла такая проблема. Общим собранием акционеров было принято решение о выплате дивидендов. Однако для исполнения этого решения не хватило средств. В результате дивиденды были выплачены только некоторым акционерам, причем с большой просрочкой. Этим же акционерам были одновременно выплачены и проценты по основаниям ст. 395 ГКза время просрочки. Те акционеры, которым не были выплачены ни дивиденды, ни проценты, оспорили выплаты в суде*.

Перед судом встал вопрос о квалификации возникших отношений.

Ст. 48 ГКне допускает иной их природы, кроме обязательства. В силу денежной формы дивиденда это обязательство денежное. И тем не менее проблемы его идентификации этим еще не исчерпаны^ -

Прежде всего трудно определиться -- договорное или вне-договорное это обязательство; ведь против каждого из этих предположений имеются веские доводы.

Непосредственно договорную природу отношения учредителей с обществом носят лишь на стадии создания общества, причем этот договор применительно к акционерным обществам квалифицирован как договор о совместной деятельности по учреждению общества².

Значит, действие этого договора исчерпывается созданием общества, и с моментом создания договор прекращается достижением цели (исполнением).

' Как можно судить, применимость начисления процентов за просрочку выплаты дивидендов не вызывает сомнений у большинства специалистов. См., напр.: Кравченко М. Выплата дивидендов, или Когда право становится обязанностью; Клименко А. Объявил—плати // Экономика и жизнь. 1997. № 43-

¹ См. п. 3 постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 2 апреля 1997 г. № V, "О некоторых вопросах применения Федерального закона "Об акционерных обшсствах" // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1997. № 6. С. 13.

Кроме того, сам договор совместной деятельности не имеет характера денежного обязательства по своей природе. То же можно сказать и об учредительном договоре общества -с ограниченной ответственностью, который также не создает денежных требований для учредителей. Его действие после создания общества столь же сомнительно, и изменение состава учредителей в процессе деятельности общества никак не может быть увязано с изменением учредительного договора, а распространение силы договора на лиц, в нем не указанных и его не заключавших, едва ли возможно.

Мало оснований конструировать и воображаемый договор, заключаемый акционером с обществом в силу приобретения им акции. Кроме очевидной искусственности такой конструкции, само общество никак не может участвовать в таком договоре, поскольку акции на фондовом рынке приобретаются у другого акционера, и при этом взаимоотношения с обществом не обсуждаются. С содержательной точки зрения трудно считать имеющими договорное происхождение те права, суть которых не зависит от воли обоих участников, а определяется главным образом законом.

Легкоуязвим и противоположный подход, если считать денежное обязательство общества перед учредителем внедоговор-ным, ведь нормальное основание этого обязательства все же включает сделку (обычно наряду с другими фактами), совершаемую участником с целью получить конкретные права по отношению к обществу.

Мы имеем, если позволительно так сказать, обязательство слабоартикулированной принадлежности и можем более или менее уверенно опираться только на общие нормы об обязательствах.

Если в нашем деле оставаться на этой на почве, то для выплаты процентов по ст. 395 ГК потребуется доказать факт использования обществом денежных средств акционера, что само по себе и было почвой возникшего конфликта, ведь в отношениях общества с акционером отсутствует, как говорилось, эквивалентность, и здесь возникновение обязательства должника отнюдь не всегда означает "умаление" имущества кредитора даже при самом широком толковании.

В известной мере эти рассуждения, питаемые ощущением несправедливости выплаты процентовкак таковой, подтверждаются и правилом ст. 96 ГК о распространении на акционеров риска убытков (в пределах стоимости акций), связанных с деятельностью общества. Это несение риска, т.е. сохранение

7—3191 J93

связи учредителей с обществом, затрудняющее использование оппозиции свое—чужое', необходимое для уверенного применения механизма ст. 395 ГКРФ, и создает препятствия, как представляется, при отнесении на общество обязанности выплаты процентов по этим основаниям.

Отсюда можно вывести и иное следствие: при выходе учредителя из общества его права преобразуются, поскольку он больше не участвует в прибылях и не несет вместе с обществом его рисков. Соответственно исчезает специфика учредительских отношений, И возникшие в связи с выходомиз общества обязательства подчиняются уже общим правилам, в соответствии с которыми стороны выступают в стандартных ролях кредитора и должника.

По своему содержанию права учредителя в отношении общества выступают как набор правомочий по контролю за обществом, в Том числе участие в его управлении и решении важнейших вопросов деятельности общества, и правомочий имущественного характера (получение части прибыли, в том числе дивидендов, право на отчуждение своих прав (продажа акции, уступка доли (пая), право на часть имущества при ликвидации).

Проблема нетождественности учредительских прав обязательственным обнаруживается не только в части имущественных отношений, но и в сфере управления обществом. Это можно заметить в такидьочень типичных делах,

Н.П. Поклад, С^А. Кильченко, Г.А. Кузьмин являлись учре-дителями созданного ими в 1993 г. АОЗТ "Дельта". Одним из главных направлений деятельности АОЗТ "Дельта" являлось приобретение ценных бумаг, для чего использовались главным образом личные средства учредителей, внесенные ими в установленном законом порядке.

Ценные бумаги приобретались для участия в управлении соответствующими предприятиями — эмитентами приобретаемых акций. Иных целей, в том числе и перепродажи акций, учредители не ставили.

8 февраля 1995 г. генеральный директор Степыкин В.А. продал ТОО "Руслан-2" (покупателю) все принадлежащие АОЗТ "Дельта" акции АО "Элеватормельмаш" в количестве 16 452 штуки, которые являлись основным активом общества, по их балансовой цене — 27 968 400 руб.

' Впрочем, в обществах с большимколичеством акционеров, где выше степень отчуждения, применение ст. 395ГК РФ оказывается проше.

Учредители АОЗТ "Дельта" оспорили эту сделку, так как она была непосредственно направлена не на извлечение прибыли, а на передачу контроля над АО ^м Элеватормельмаш" ТОО "Руслан-2", учредители которого были тесно связаны лично со Степыкиным. В связи о этим Степыкин при совершении этой сделки не стал согласовывать ее с иными учредителями, а поступил вопрекиих правам и интересам.

Ленинский райсуд г. Ставрополя решением от 7 февраля 1996 г. иск удовлетворил и вынес решение о возврате сторон в первоначальное положение. Суд исходил из того, что истцы имели право общей долевой собственности на имущество АОЗТ "Дельта", в том числе на имеющиеся на балансе акции, и без их согласия нельзя было распорядиться этим имуществом. При этом суд учитывал не только организационно-правовую форму предприятия, но и условия соглашения о его создании.

Президиум краевого суда отменил это решение по протесту зам. председателя Верховного Суда РФ и указал, что с принятием Гражданского кодекса РФ в силу ст. 48, бб ГК все имущество хозяйственных обществ принадлежит им на праве собственности и тем самым учредители не имеют права на это имущество. А поскольку сделка была совершена в период действия ГК РФ, постольку доводы истцов, основанные на праве общей собственности, лишены оснований.

* Истцы оспаривали это решение по следующим причинам. В соответствии со ст. 5 Закона РФ "О введении в действие части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" по гражданским правоотношениям, возникшим после введения ее в действие, часть первая Кодекса применяется к тем правам и обязанностям, которые возникнут после введения ее в действие.

У сторон по делу возникла общая долевая собственность на имущество АОЗТ "Дельта" в силу п. 3 ст. 11 Закона РФ "О предприятиях и предпринимательской деятельности".

Приэтом, как установлено судом, а президиум признал, что фактические обстоятельства судом установлены верно, в намерения сторон действительно входило создание общей собственности. Следовательно, общая собственность возникнув в 1993 г., в момент приобретения спорных акций (которое имело место также до принятия нового Гражданского кодекса РФ) уже не могла исчезнуть в силу одного только принятия Кодекса.

Думается, однако, что основа конфликта даже не в расхождении между старым и новым законодательством о правах на

имущество хозяйственного общества. Едва ли ситуация, суть которой в том, что директор общества, созданного для управления другими обществами, распродал все инструменты для управления, будет менее острой, если все описанные события произошли на почве только Гражданского кодекса РФ.

Аналогичным можно считать такое дело. Т. и Р. были учредителями в равных долях общества с ограниченной ответственностью "ВиА", которое в основном занималось предоставлением транспортных услуг. Директором общества являлся- Р. Между учредителями возник конфликтов процессе которого Р. как директор заключил договор с К. (своей родной сестрой) о продаже ей объекта недвижимости — производственного здания стоимостью более 300 млн. руб., которое было единственным реальным активом, но деньги от покупателя в общество не поступили.

Договор был оспорен в суде как незаконный и притворный^ в том числе и по тому мотиву, что директор вышел за пределы своей компетенции,

Еще более характерным можно считать другое дело, неоднократно рассматривавшееся судами, которые давали спору различную оценку.

Муниципальное предприятие "Радуга" перечислило РСУ без оснований денежную сумму 93 млн, руб. Затем директор предприятия "Радуга" О. лично явилась в РСУ и часть этой суммы получила наличными, а часть по ее указанию была перечислена двум работникам, предприятия, которые, как они заявили суду, вручили полученные ими в банке средства в руки О. Все эти средства также не поступили в кассу МП "Радуга". После увольнения О. МП "Радуга" предъявило иск РСУ о возврате неосновательно полученных средств, указывая, что произведенные РСУ выплаты нарушают установленный порядок исполнения денежных обязательстви, как ненадлежаще исполненное, обязательство не прекращено. Ответчик возражал против иска, ссылаясь на то, что любые действия директора независимо от их правомерности — это действия самого предприятия, а значит, и вручение денежных средств директору в любом случае — надлежащее исполнение обязательств перед предприятием.

Во всех этих делах возникал один и тот же вопрос: вправе ли орган юридического лица совершать любые действия, кроме прямо ему запрещенных, или распорядительные акты органа ограничены целью деятельности хозяйственного общества? Если иметь в виду, что в цели деятельности воплощен интерес

учредителей, то конфликт предстает как уже знакомая нам проблема формы и объема прав учредителя по отношению к обществу, которое, когда речь идет о сделках, сосредоточено в лице своего органа управления.

Применительно к акционерным обществам проявление вещной природы прав учредителя выражено прежде всего в его участии в совершаемых обществом крупных сделках (а также в праве требовать выкупа акций в указанных в ст. 75 Закона РФ "Об акционерных обществах" случаях). Обсуждая практику применения этой нормы, Пленум Верховного Суда РФ и Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ? опираясь на п. 1 ст. 78 названного Закона, указали, что нормы, определяющие порядок заключения акционерным обществом крупных сделок, не распространяются на сделки, совершаемые обществом в процессе осуществления обычной хозяйственной деятельности независимо от стоимости имущества, приобретаемого или отчуждаемого по такой сделке (п. 14 постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 2 апреля 1997 г. № Уд "О некоторых вопросах применения Федерального закона "Об акционерных обществах"^. -

Из этой нормы вытекает следствие, которое мы уже могли заметить в приведенных выше делах: поводом для столкновения интересов учредителя и общества является не столько размер сделки (он предопределяет лишь остроту конфликта), сколько ее направленность на возрастание или уменьшение реальных активов общества, которые, несмотря на ст. 48 ГК РФ, продолжают восприниматься учредителями как свои. Это реальное столкновение интересов приобрело весьма острый характер, о чем свидетельствует не только количество возникающих споров о недействительности сделок, совершенных директорами (при значительной латентности этого явления), но и большое число распавшихся и прекративших работу коммерческих организаций, учредители которых не смогли найти удовлетворительные формы текущего контроля за управлением своим обществом, не желая согласиться с преобладающим сегодня постулатом о том, что директор может все.

Складывается убеждение, что здесь коренится одна из наиболее серьезных угроз хозяйственному развитию. Трафаретную реакцию на обнаружение серьезной проблемы — предложения об изменении закона — едва ли можно считать верной, и в любом случае необходим предварительный анализ имеющихся средств.

Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1997. № 6. С. 18.

Прямо введенные в закон инструменты — взыскание убытков, причиненных обществу, акционерами, владеющими не менее чем 1% акций, с директора, управляющего (п. 5 ст. 71 Закона РФ "Об акционерных обществах"), досрочное смешение директора и др. — не имеют вещного эффекта, т.е. не в состоянии вернуть имущество, которое уже отчуждено.

То, что имеющиеся в законе механизмы неадекватны ситуации, можно видеть из постановления Правительства РФ № 1373 от 30.10.97 г. "О реформе предприятий и коммерческих организаций", утвердившего "Концепцию реформирования предприятий и иных коммерческих организаций", где проблема сформулирована следующим образом: "Низкий уровень*от-ветственностн руководителей предприятий перед участниками (учредителями) за последствия принимаемых решений, сохранность и эффективность использования имущества предприятия, а также финансово-хозяйственные результаты деятельности предприятия. Несмотря на наличие в законодательных и иных правовых актах ряда положений, дозволяющих акционерам (участникам) контролировать деятельность исполнительных органов предприятий, действенный механизм разграничения функций, полномочий и ответственности между акционерами (участниками) и управляющими еще не отлажен"³.

Слабая эффективность тех мер воздействия, которые сводятся к личной ответственности руководителя (и в общем базируются на hopmwi. 3 ст. 53 ГК РФ), состоит в том, что в этих случаях реальноедаоякещение убытков в наших условиях обычно невозможно и потому остается говорить лишь о превентивном, а не восстановительном характере этой ответственности². Между тем гражданский оборот требует именно полного восстановления утраченного и, столкнувшись с отсутствием адекватных средств, реагирует, как известно, отрицательно, вплоть до сворачивания соответствующих сегментов рынка (а когда речь идет об управлении организациями — это. конечно, то-

' Экономика и жизнь. 1997. № 46. С. 12.

² В. Ярков справедливо замечает, что "вряд ли при значительном размере убытков можно говорить о компенсационном характере ответственности управляющего" (Яркое В. Зашита прав акционеров по Закону РФ "Об акционерных обществах" с помощью косвенных исков // Хозяйство и право. 1997. № 12. С. 50). Соответственно рекомендация О.Н. Сыропосвой о "целесообразности установить систему ответственности директоров более жесткую по сравнению с американской" (Сыродоева О.Н. Ответственность управляющих компаниями (сравнительной анализ законодательства США и России // Государство и право. 1995. № 10. С. 77) не может достичь цели при наличном легальном имущественном состоянии отечественных управляющих.

тальная проблема). Поэтому мы имеем все основания говорить о достаточно остром кризисе в сфере управления, одним из источников которого является юридическая неотрегулированность (если считать другой причиной отсутствие у управляющих средств, достаточных для'возмещения причиненных убытков).

Этот фактор общей несостоятельности руководителей нельзя игнорировать, тем более что в силу своего объективного характера он воздействует не только на экономику, но и на пра-BOi Вспомним, что архаичный институт перенесения силы обязательства должника на поручителей объяснялся наряду с прочими причинами и тем, что" у большинства нет имущественной обеспеченности"'.

В наших условиях отсутствие "имущественной обеспеченности" руководителей с учетом недобросовестности третьих лиц должно приводить к освобождению общества от последствий действий такого необеспеченного руководителя.

Задача состоит в поиске тех средств» которые позволят наряду с персональной ответственностью руководителя компенсировать потери и путем применения механизмов с прямым вещным действием. Такой эффект может возникнуть лишь с признанием заключенных директором (иным органом общества) сделок недействительными.

| Надо полагать, вопрос не решается посредством механизма ст. 173 ГК РФ, регулирующего последствия сделки юридического лица, выходящей за пределы его правоспособности, так как конфликт разворачивается в иной сфере — между органом и юридическим лицом- Стало быть, обсуждаться должна норма ст. 174 ГК РФ, регулирующая ситуацию выхода органа юридического лица за пределы своих полномочий. По смыслу этой нормы приоритет имеет определение полномочий, установленное в учредительных документах, перед таким их объемом, который вытекает из внешне обнаруживаемого уполномочия, адресованного третьим лицам. Аналогичная проблема известна и представительству, что позволило распространить содержание ст. 174 ГК и на представителей.

Сделка по основаниям ст. 174 ГК может быть оспорена лицами, в чьих интересах ограничены полномочия органа общества, значит, такой иск доступен учредителям, поскольку речь идет об учредительных документах.

Теперь нужно определиться с пониманием оснований ос-паривания. Конечно, здесь мы сталкиваемся с двумя возмож-

¹ ШершеневичГ.Ф.Учебник русского гражданского права.С. 271.

иыми способами толкования определения полномочий. Первый тяготеет к формальным перечням запретов или дозволений и предполагает выяснение объема полномочий путем сравнения оспариваемой сделки с этим перечнем. По этому пути чаще всего идет практика'. При достоинстве, состоящем в определенности, очевидны пороки этого пути — опасность либо чрезмерного связывания органа, а значит, и юридического лица, либо утраты контроля за его действиями. Нужно учесть и то, что в силу п. 3 ст. 48 Закона РФ "Об акционерных обществах*¹, запрещающего расширение компетенции общего собрания акционеров по сравнению с законом, ограничение полномочий директора путем введения процедуры согласования тех или иных сделок с акционерами — приема технически очень неудобного и обычно имевшего смысл лишь дополнительного, "запасного" основания для оспаривания сделки (довольно распространенное до недавнего времени) — теперь стало юридически невозможным, по крайней мере для акционерных обществ.

Другой способ толкования объема полномочий директора в отличие от формального предстает как анализ направленности сделки и исходит из содержания полномочий не просто как переданной компетенции, допускающей только количественные сопоставления, но как юридического основания действий в чужом интересе. В этом отношении обнаруживается родство с деятельностью агента в широком смысле этого слова, что в данном контексте оправдано объединением в одной норме органа и представителй.юридического лица². В этом случае противоречие чужому интересу, т.е. интересу учредителей, влечет исчезновение самого основания сделки, т.е. полномочия, причем полномочие исчезает не вовсе, а только применительно к сделке, совершенной вопреки той цели, для которой дано правомочие. Проблема полномочия разрабатывается (но далека от окончательного решения) главным образом в теории представительства. Поэтому есть смысл привести суждение из этой области: "Если представитель не превысил своего права на представительство (в особенности полномочия), но злоупотребил этим правом, т.е. сознательно использовал это право вопреки его целям или указаниям доверителя, причем контрагент знал о злоупотреблении или должен был о нем знать, то

' См., напр.: Вестник Высшего Арбитражного СудаРФ. 1997. № 2. С. 63—64. ² С.В. Сарбащ говорит о применимости аналогии норм о представительстве к деятельности органа юридического лица (Сарбаш С.В. Ограничение полномочий органов юридических лиц // Журнал российского права. 1998. №6.007-108).

сделка не считается заключенной на основании полномочия. Следовательно, в этом случае имеет место представительство без уполномочия, которое нужно обсуждать по правилам § 177 ГГУ'".

Весьма важен хороши видный здесь принцип: полномочие существует лишь постольку, поскольку оно осуществляется в чу-жом интересе (принципала, доверителя, учредителя и пр.). Очевидно, что этот принцип равно применим к действиям как представителя, так и руководителя.

Здесь вполне применима аналогия с шиканой, когда одна только направленность намерен ^превращает формальное пра-вовделикт: "...права предоставляются... не для причинения зла другим. Намерение причинить зло, animus nocendi, является поэтому непременным и единственно надежным критерием шиканы"².

Такой подход мог бы стать средством разрешения рассматриваемых проблем. Очевидно, однако, что в каждом случае вопрос выхода за пределы полномочий с точки зрения соответствия интересам учредителей, которые в этом смысле тождественны интересам общества, и наоборот становится, конечно, вопросом факта, а поэтому полностью относится к сфере судебной практики. Проведенное в п. 1 ст. 78 Закона РФ "06 акционерных обществах" разделение сделок не только по количественному критерию, но и по направленности применительно к действиям органа общества — это серьезное основание, позволяющее судам давать оценку направленности сделки и с этих позиций судить о превышении полномочий не только применительно к акционерным обществам. Ведь проблема совершенно очевидно связана с деятельностью любой коммерческой, да и некоммерческой организации.

Наконец, для признания сделки, совершенной с выходом за пределы полномочий органа юридического лица, недействительной по основаниям ст. 174 ПС необходимо доказать недобросовестность третьего лица. При формальном подходе, ограниченном, как уже говорилось, количественным сопоставлением имевшихся и предъявленных третьему лицу полномочий, именно это обстоятельство почти недоказуемо, кроме случаев уста-

Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. Т. 1. Полутом 2- М., 1950- С. 247. § 177 ГГУ говорит о представительстве без полномочия, следовательно. здесь нет почвы предполагать, что речь идет о злонамеренном соглашении представителя с третьим лицом или об иной форме обмана, хотя и такая аналогия не лишена смысла.