Сальковский К. Основы системы и истории римского гражданскогоправа. Киев, 1910. С.111
На этом историческом фоне чрезвычайности и "устранения ущерба,, причиненного правом" (!)', толкование нормы ст. 167 ГК РФ, конечно, требует повышенной осторожности, заставляя При всех сомнениях опираться прежде всего и главным образом на ее буквальное содержание.
Если теперь вернуться к спору о юридической природе требования о реституции, то появляются основания точнее определить его своеобразие: не являясь ни вещным, ни обязательственным, оно имеет сильный публлчноправовой элемент —- это, конечно, не чистое частноправовое средство (не случайно п. 2 ст. 166 ГК РФ дает требование реституции не только обладателю субъективного права, но и любому заинтересованному лицу; применить реституцию может и суд по своей инициативе). Публичные (претор-ские) черты реституции проявляются, в частности, в том, что она увязывается только с внешним положением вещей и направлена на внешнее восстановление прежнего положения, защищает не столько права, сколько именно фактическую принадлежность имущества (сближаясь тем самым с посессорной зашитой). Сходство реституции с личным правоотношением также объясняется наличествующей в ней публичной составляющей, ведь публичная власть — это власть к лицу, a ud к имуществу.
Едва ли нужно доказывать то обстоятельство, что широко употребляемое в учебной литературе правило: при признании сделки недействительной следует считать, что ее как будто не было, не имеет буквального смысла и распространяется лишь на те последствия, которые имел ив виду стороны при заключении договора. Недействительная сделка порождает свои собственные последствия (прежде всего реституцию), не входившие в намерения сторон.
Обязанность по реституции не поставлена в зависимость от фактического, наличного владения вещью или иным имуществом, полученным по сделке, что характерно именно для личной, а не вещной связи. Это нужно особенно подчеркнуть, учитывая и то, что в римском праве restitutio in integrum действовала чаще in rem2, a in personam — в порядке исключения3.
' Здесьможно заметить проблему; ведь незаконнаясделка сама пос»бе ничтожна по воззрениям действующего гражданского законодательства,стало быть, реституцияне противостоит праву. Но такой подход, когданеправовой сделка становится в результатенарушения законного запрета,уже содержитв себе отождествление праваи закона, а это в сфере частного права далеко не бесспорно.
' Действительно, при утрате вещи отношения явно нуждаются вцивильной (исковой), а непреторской защите- Здесь в очередной раз обнаруживается генетическая чуждость,глубинная неродствен! юстьреституции цивильным средствам.
} Картотек М. Указ. соч. С. 278.
Но даже и при действии in rcm это вещное притязание принадлежало и предоставлялось исключительно потерпевшему, что видно из самих оснований реституции; они все касаются только его личности (этот характер защиты лица» а не имущества, уже отмеченный применительно к посессорной защите, вообще характеризует преторские средства). Следовательно, когда из реституции возникало вещное требование, оно принадлежало исключительно той стороне сделки, которая потерпела от ошибки, обмана, насилия и пр., но никак не третьим лицам, даже и понесшим убытки от сделки, ставшей поводом для вмешательства претора.
Кроме того, и это, конечно, важнее с позиций позитивного права, формулировка ст. 167 ГК не оставляет никаких сомнений в ее личном, а не вещном действии. Поэтому требования, заявляемые непосредственными участниками сделки, должны иметь строго личный характер. Следовательно, здесь виндикация должна уступить личному иску'.
Но если из нормы п. 2 ст. 167 ГК следует, что обязанность возврата полученного по сделке (и соответственно право требования) возникает лишь в отношении другой стороны сделки, т.е. является, безусловно, личной, то. значит, она не распространяется на отношения с третьими лицами. (Закон не позволяет распространить силу обязательства из реституции на третье лицо аналогично, например, интересной норме § 822 ГГУ, согласно которой, если получатель безвозмездно предоставит полученное третьему лицу и вследствие этого прекращается обязанность получателя к возврату неосновательного обогащения, то третье лицо обязано возвратить полученное на тех же основаниях, как если бы оно получило исполнение от кредитора без правового основания.)
Это обстоятельство является ключевым для всей проблемы. Как видно из приведенных примеров, в практике постоянно возникает стремление распространить реституцию за пределы отношений между сторонами в сделке и вести ее по требованию истца или по собственной инициативе далее, пока не будет отыокяи предмет сделки, если он, конечно, представляет собой индивидуально определенную вещь (в противном случае реституция, бесспорно, завершается на другой стороне, обязанной вернуть имущество, поскольку в отношении вещей, определенных родовыми признаками, невозможность исполнения, по классическому правилу genera поп pereunt — "род не погибает", никогда не наступает).
Попутно нужно ответить на другой вопрос: нельзя ли толковать невозможность'возвратить полученное в натуре не только в смысле утраты (в том числе переработки и тому подобной утра-[' ты тождественности) вещи, но и в смысле дальнейшей передачи вещи третьим лицам? Это предположение подтверждается, например, если считать приобретение вещи по давности третьим лицом первоначальным; тогда оно должно означать утрату вещи собственником. Если, опираясь на сходство юридической связи из реституции с личным (обязательственным) требованием, допустить применение аналогии, то можно сделать вывод, что утрата индивидуально определенной вещи приводит к прекращению этой связи в натуре (как в норме ст. 416 ГК) и замене ее денежной, как это прямо и указано в ст. 167 ГК.
При возмездной сделке, однако, денежная компенсация не всегда имеет смысл, так как собственник обязан будет также вернуть покупную цену вещи, которая предполагается равной стоимости (здесь возможно, видимо, только субсидиарное Применение норм о неосновательном обогащении, если покупная цена не совпадает со стоимостью)'.
Что касается лиц, не вступавших в договоры друг с другом (в этом случае имеется в виду и истец, Предъявивший иск обеим сторонам договора о признании сделки недействительной), а оказавшихся в одном процессе лишь вследствие приобретения имущества, ставшего предметом недействительной сделки, то их связь ограничена только принадлежностью спорной вещи и может иметь, следовательно, качество только вещной связи. В этих рамках и возникает возможность виндикационно-го иска взамен исключенной для собственника реституции.
Например, АО "Сельстройкомплект" обратилось в суд с иском о признании недействительным договора купли-продажи пирса, заключенного между ПКФ "Гемма" (продавцом) и предпринимателем Стариковым (покупателем). До вынесения решения истец дополнил иск требованием об истребовании указанного имущества из владения покупателя. В судебном заседании было установлено, что продавец не был собст-
' Я. Шапп говорит о применении в аналогичном случае"сальдо-теории",в соответствии с которой"если кредитор ужене имеет того, чтоон получил отдолжника, должник долженвозвратить приобретенное лишь в ответ на возмещение кредитором стоимостивстречного исполнения", при этом требования вследствие ничтожногодоговора "зависят друг от друга втой же степени, что и направленныена исполнение договорные притязания" {ШаппЯ.Указ. соч. С- 105). Еще раз подчеркнем, что в части последствийнедействительной сделки нормативныезаимствования из германского права затруднены; можно говорить о применимости отдельных идей.
венником пирса и не имел права его продавать, причем спорное имущество приватизировано истцом. Дело было прекращено со ссылкой на то обстоятельство, что ничтожная сделка является таковой сама по себе и в оспариваний не нуждается. Отменяя это решение. Президиум ВАС РФ указал, что суд вправе применить реституцию в силу п. 2 ст. 166 ГК. РФ по своей инициативе, а рассматривая в индикационны и иск, должен обсудить, является ли покупатель Стариков добросовестным приобретателем'.
Очевидно, что постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ оставляет суду право определиться с тем, возвращать ли вещь продавцу в порядке реституции (при этом подчеркивается, что в применении реституции суд не связан исковыми требованиями) или вернуть вещь собственнику по виндикационному иску. Для нас здесь важно определенное разграничение этих форм защиты права, что до недавнего времени не всегда встречалось в судебной практике. О субординации способов защиты можно, видимо, судить по тому, что сначала говорится о реституции, а затем о виндикации. Применительно к данному делу крайне интересным представляется такой вопрос: если покупатель Стариков является добросовестным приобретателем, а продавец ПКФ "Гемма" действовал недобросовестно, то как расценивать присуждение сначала спорной вещи (пирса) в пользу продавца по реституции с последующим виндицированием ее уже от него? Очевидно, такой подход имел бы большой интерес для истца, так как в любом случае, пока спорная вещь находится у стороны недействительной сделки, требование о реституции может быть заявлено, а если не заявлено, то реституция может быть произведена и судом по своей инициативе2, независимо от выяснившихся при рассмотрении дела обстоятельств, в том числе и свидетельствующих об отсутствии у продавца прав на вещь (в любом случае у покупателя таких прав не может быть больше, пока не существует нормы о приобретении собственности добросовестным покупателем, но в отношении недвижимости, каковой является пирс, эта норма в любом случае неприменима).
' Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1997. № 9, С. 28—29. * Эта весьма существенная черта реституции приобретает особое значение, если согласиться с резонным суждением, ограничивающим способы защиты права "лишь теми, которые применяются по инициативе лица, права которого нарушены" (см- Ведяхин В.М., И/убчиа Т.Б. Защита права как правовая категория // Правоведение. 1998. № I. С. 71). В этом случае мы получаем еще один аргумент, что ценности, защищаемые реституцией, не являются субъективным правом.
Однако виндикация возможна лишь по отношению к владельцувещи и пока он владеет вещью. Следовательно, если состоялось присуждение по реституции в пользу стороны по сделке, то, независимо от мотивов такого присуждения, она может и не вступить во владение имуществом и тем самым исключить применение к ней виндикации. По классическому праву, если владелец избавлялся от владения с целью избежать виндикации, он считался пассивно управомоченным по этому иску и нес ответственность как действительный владелец. Это правило не может быть прямо применено, если лицо уклоняется от вступления во владение, но, видимо, возможна ответственность лица, если оно иным образом извлекает выгоду из присуждения по реституции, например уступает требование по исполнительному листу в порядке цессии или отчуждает вещь, поручив другой стороне недействительной сделки, обязанной к возврату вещи решением суда, передать владение приобретателю.
У этого вопроса есть и процессуальный аспект: у кого имеется право требовать реституции от суда (от предъявления иска до исполнения решения) — у любого заинтересованного лица либо только у сторон в сделке? Наличие черт публичности в применении реституции, позволяющих суду по своей инициативе' принять решение в этой части, заставляет признать вопрос непростым. Но, определившись с тем, что права, вытекающие из ст. 167 ГК, являются по форме личными и во всяком случае невещными, мы должны сделать из этого и единственно возможный вывод: право на иск и тем более право на исполнение, взыскание имущества принадлежит только стороне в сделке, по которой перешло имущество.
Взаимный характер реституции и наличие в ней некоторых черт обязательства заставляют также обсудить вопрос, имеют ли стороны недействительной сделки право удерживать вещь против исполнения своих обязательств по двусторонней реституции другим участником сделки.
С одной стороны, мы имеем аналоги как в римском праве, которое позволяло ответчику, проигравшему процесс виндикации, удерживать вещь до возмещения собственником расхо-
' Есть все основания считать,что указанные в п. 2 ст. 166 ГК "любые заинтересованные лица" не приобретают правана присуждение имущества по реституции. Достаточно лишь представитьсебе, что таких лиц с разными позициями несколько. Тем более это становится ясным, если иметьв виду, что по тем же основаниям вопрос о реституции решается по инициативе суда-
дов, так и б современном, дающем кредитору право удерживать вещь должника до исполнения'им'своих обязательств. С другой стороны, удерживать можно лишь вещь, принадлежащую должнику, а ст. 167 ГК, как уже говорилось, не увязывает механизм возврата имущества с наличием права на него. Понятно, что отсутствие у другой стороны права собственности на вещь исключает реализацию веши как залога — в этом и состоит сила удержания. А реституция охватывает возврат вещи по любому титулу, в том числе и не связанному с собственностью, и вообще без титула, что характерно именно для реституции. Если принять во внимание эти доводы, то удержание, пожалуй, утрачивает основания.
Окончательный ответ на вопрос о возможности удержания вещи, подлежащей передаче по реституции, против неисполнения встречной обязанности другой стороной сделки, вероятно, будет дан судебной практикой.
- ' • • -' • . • * » *
Выход за пределы отношений сторон по сделке, который, стало быть, я выход за рамки отношений по реституции, осуществляется в силу той истины, что если владение вещью оказывается незаконным (фактическим), то тем самым предполагается существование где-то законного собственника, а значит, сохраняется и возможность виндикации.
Виндикация, естественно, всегда может натолкнуться на заявление о добросовестности ответчика: "если, в случае ничтожности отчуждения, непосредственный участник сделки совершит дальнейшее отчуждение, то, конечно, добросовестные приобретатели могут воспользоваться для своей защиты известными нормами"'.
Поэтому реальный потенциал виндикации, как может показаться, не слишком велик, ведь собственник, передавший вещь по своей воле, не имеет права истребовать ее от добросовестного приобретателя по возмездной сделке (ст. 302 ГК РФ), а когда речь идет о недействительных сделках, тем самым предполагается и передача вещи по воле собственника. Но если виндикация и невозможна, то тем не менее вследствие недействительности сделки не возникает права собственности у добросовестного владельца. Таким образом, возникает, кажется, понятная, но не всегда верно квалифицируемая ситуация раз
' Эннекцерус Л.Указ. соч. С. 307.
ведения собственности и владения вещью. Например, Г. Макаров, описывая аналогичные нашему жилищные дела, замечает, что "в итоге коллизии прав судом принимается компромиссное решение: собственником жилого помещения признается его первоначальный владелец, лица, поселившиеся в этом жилье, получают право пользования этим помещением или статус нанимателей"'. Понятно, что такая оценка решения лишает его ценности. ведь если это не законный выход из ситуации, а только частный компромисс, то и все вытекающие из этой ситуации следствия также оказываются лишены возможности урегулирования. Это суждение о компромиссном характере решения, извиняемого только "коллизией прав" (т.е., надо понимать, их несогласованностью, противоречием), позволяет убедиться как в остроте проблемы, так и в степени ее освоения. Очевидно, что, пока не будет полностью осознан механизм действия рес-титуции и виндикации при недействительности сделок, выйти за круг чисто эмпирических поисков "компромиссов" и решительно овладеть ситуацией будет невозможно. Только тогда станет вполне юридически освоенным хорошо известное классическому праву положение, когда собственник и владелец вещи разведены и возможность возврата вещи частноправовыми средствами утрачена.
Это, однако, не означает, что между собственником и владельцем не могут возникнуть отношения и помимо виндикации. Например, у незаконного добросовестного владельца квартиры налицо сбережение средств за счет собственника в размере стоимости пользования жилым помещением. Ближайшей проблемой должен стать вопрос о возможности предъявления требования из неосновательного обогащения. Применительно к приведенному выше делу предположим, что суд мог бы, отказав по основаниям ст. 302 ГК в выселении Жуковской, рассмотреть вопрос о взыскании с нее в пользу истца Борисова сумм неосновательного сбережения в размере стоимости аренды помещения2.
Дополнительно нужно обсудить вопрос, который сам по себе, впрочем, не меняет сути проблемы, но в практическом плане может приобретать определенное значение в жилищных делах. Этот вопрос применительно к нашему делу сводится к возможности заявления Борисова И. (или его законного пред-
' МакаровГ.Правовые способы защитыграждан от посягательства на их права при совершениижилищных сделок//Хозяйство и право. 1997. № 5. С. 142.
^См.гл. 18.
ставителя) о том, что вещь выбыла из его владения помимо воли, если он проживал в другом месте^втом числе-находился в лечебном учреждении, а в квартире оставался член его семьи — Борисов В., который и совершил недействительные сделки. (Понятно, что в этом случае у незаконного владельца нет защиты в порядке ст. 302 ГК против виндикаццонного иска.) Полагаю, что следует исходить из того, что оставление жилого помещения одним из членов семьи при выселении на попечение других членов семьи является передачей владения помещением по его воле оставшимся членам семьи (кроме, естественно, случаев, когда выселение носило насильственный характер и было совершено вопреки воле выселяемого). Если речь идет о недееспособных лицах, направленность воли обсуждается по личности представителя.
Если жилое помещение передано во владение арендатора, который затем незаконно распорядился им, то оснований полагать, что оно выбыло из владения собственника помимо его воли, еще меньше.
Что касается самой вещи, ставшей предметом недействительной сделки, то, если виндикация невозможна, при наличии оснований, т.е. при обогащении за счет иного лица, возникает обязательство из неосновательного обогащения в виде'. приобретения вещи без основания, выполняющее по отноше-1 нию к виндикации, как и реституции, субсидиарные, воспол- \ нительные функции, так как "специальные правила должны, иметь преимущество перед общими нормами об обязательствах | из неосновательного обогащения"'.
Здесь можно привести такой пример.
Товарищество с ограниченной ответственностью "Стиль" купило у АО "Абаканское рудоуправление" металлопрокат, оплатив купленную продукцию встречной поставкой компьютерного оборудования. Однако в связи с отсутствием у покупателя подъездных путей металлопрокат был отгружен в адрес АО
' Маковский А.Л. Обязательстваиз неосновательного обогащения //Гражданский кодексРоссийской Федерации. Ч. 2:Текст, комментарии, алфа-витно-предмстный указатель / Под ред.О.М. Козырь, А.Л.Маковского, С.А. Хохлова, М..1996. С. 598.
М.Г. Массвич, полагая,что возможности виндикации как средствазашиты прав собственника недвижимостиневелики, замечает, что, "еслисделка недействительна, к ней.безусловно, надо применять двустороннююреституцию" как более действенное средство.(Экономические реформы и гражданское законодательство: новое в договорномправе, арбитражные споры:
Материалы научно-практическойконференции в ИЗиСП // Журналроссийского права.1997. №6. С. 163).
"Инстройкомплекс". Получатель металлопроката — АО "Инст-ройкомплекс"' —:помимо воли покупателя распорядился полученной продукцией по своему усмотрению, передав весь металлопрокат АО " Абакан вагонстрой" в счет оплаты квартир по договорам долевого участия.
Не получив купленного металлопроката, ТОО "Стиль" обратилось в суд с иском к АО "Абаканское рудоуправление", Управлению Красноярской железной дороги, АО "Инстрой-комплект" и АО "Абаканвагонстрой",об истребовании из чужого незаконного владения металлопроката. В судебном заседании истец изменил исковые требования и просил взыскать стоимость утраченного имущества — 3 192 914 658 руб. Суд взыскал 3 185 587 311 руб. с АО "Абаканвагонстрой".
Отменяя это решение, Президиум Высшего Арбитражного Суда указал, что суд правильно применил ст. 393 ГК РФ, предусматривающую ответственность за нарушение обязательства в виде обязанности должника возместить убытки. Вместе с тем решение суда о возложении ответственности на конечного, получателя металлопроката неправомерно, потому что АО "Аба-канвагонстрой" "является добросовестным йвшабретателем, поскольку оно получило спорное имущество от АО "Инстройкомплекс" на основании договоров на долевое участие в строительстве жилых домов и не имеет никаких обязательств пе^ед истцом"'.
Аргументациянадзорной инстанции едвали может бытьпринята полностью. Еслиречь идетоб обязательств? — ас этим спорить не приходится, — то добросовестность приобретения имущества никак не может повлиять на решение по делу,ведь добросовестность приобретения (и владения) имеетюридический смыслв рамках вещных, а не обязательственных правоотношений.
Суд первой инстанции допустил очевидную ошибку, взыскав стоимость имущества с "конечного" получателя. "Конечный" получатель — это, без сомнения, владелец спорного имущества (для того чтобы не выходить за рамки нашей проблемы, будем считать, что имущество индивидуализировано, не обезличено на момент рассмотрения спора; в противном случае, впрочем, приходим к тому же решению, но оно дается еще проще). Владелец, получив имущество от неуправомоченного отчу-ждателя, становится незаконным владельцем и может отвечать по виндикационному иску собственника. Но в нашем деле, во-
ВестникВысшего Арбитражного СудаРФ- 1998. № 9. С. 26—27.
первых, ТОО "Стиль" не собственник, а покупатель, а во-вторых, имущество приобретено возмеэднр, и .добросовестно, а значит, виндикация заведомо безуспешна, ведь имущество выбыло из владения собственника — АО "Абаканское рудоуправление" — по его воле. Учитывая это, нужно признать отказ истца от первоначально заявленного виндикацией ного иска вполне оправданным. Перспективу в этом случае сохраняет только обязательственный иск. Истец был вправе заявить иск из договора купли-продажи, поскольку сделка не признана недействительной, требуя от продавца (поставщика) выполнить свои обязательства. В данном случае, как видно, этот иск по каким-то причинам отпал и истец располагает лишь недоговорным обязательственным иском из неосновательного обогащения. При этом требуется доказать, что ответчик обогатился, т.е. приобрел или сберег свое имущество за счет истца. Очевидно, что таким неосновательно обогатившимся лицом может быть лишь получатель металл опроката — АО "Инстройкомплекс", которое сберегло за счет истца свое имущество на сумму передан-ногЬ металлопроката по Договорам долевого участия.
Субординация исков для собственника, стало быть, предстает так: первенствует реституция', действующая между сторонами договора, поскольку личный иск исключает виндикацию2, затем йо»{Икает виндикация к владельцу вещи, бывшей предметом недействительного договора, и лишь затем применяется требование на основании обязательства из неосновательного обогащения как всеобщее субсидиарное средство (ст. 1103 ГК), ^генеральная кондикция", следуя определению А.Л. Маковского3.
Здесь мы имеем в виду, конечно, кондикцию о возврате вещи в отличие от расчетов по неосновательно приобретенным (сбереженным) плодам и доходам от вещи, о которых
' Обычное и более привычное применение этого правила состоит в вытеснении виндикацииобязательством, прежде всего договорным. Например, АО "Тюменьавиатранс" обратилось в суд с иском об истребовании у АО «Аэропорт"Сургут"» имущества аэропортногокомплекса в г. Сургутс в связи с тем, что распоряжение Госкомимущества, на основании которого ранее передавалсякомплекс, было признано недействительным. Отменяя решение об удоьле-творенин иска. Президиум ВысшегоАрбитражного СудаРФ указал, что"между сторонами заключен договор текущей аренды ", этот договор нерасторгнут, а при наличии аренды истребование имущества собственником у владельца недопустимо (Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1997. №10. С. I8J.