Фаза надлома и конец восточных хуннов
Надлом этногенеза - это период, когда после энергетического, или пассионарного, перегрева система идет к упрощению. Для поддержания ее не хватает искренних патриотов, а эгоисты и себялюбцы покидают дело, которому служили их отцы и деды. Они стремятся жить для себя за счет накопленного предками достояния и, в конце эпохи, теряют его и свои жизни и свое потомство, которому они оставляют в наследство только безысходность исторической судьбы.
Но это отнюдь не конец этноса, если в нем сохранились люди непассионарные, но трудолюбивые и честные. Они не в силах возобновить утраченную творческую силу, творящую традиции и культуры, но могут сберечь то, что не сгорело в пламени надлома, и даже умножить доставшееся им наследство. В эту эпоху этнос или суперэтнос живет инерцией былого взлета и кристаллизирует ее в памятниках искусства, литературы и науки, вследствие чего представляется историкам и искусствоведам своего рода "возрождением".
Так назывался период XV-XVI вв. в Италии, когда страна ослабела настолько, что стала добычей хищных соседей:
французов, испанцев, австрийцев, а четырнадцать гуманистов переводили с греческого на латынь древние книги, и несколько десятков художников расписывали храмы, куда уже приходили не молиться, а назначать свидания.
Этому возрасту этноса в Риме соответствует "золотая посредственность" Августа, завершившаяся зверствами Калигулы и Нерона, а также солдатской войной 67-69 гг., когда сирийские, германские, испанские и италийские легионы резались друг с другом, был разрушен Рим и опустошена Италия. Но ведь и то, и другое - не конец культуры, а ее кризис, для которого характерная смена этнической доминанты и стереотипа поведения, подобно тому, как старика, пережившего тяжелую болезнь, привлекают покой и партия в шахматы с другом, а не утомительный туристский маршрут. До конца этноса еще далеко. Так посмотрим, как прошел этот период у хуннов.
В период "расцвета" кочевников Монголии объединяли и возглавляли сначала хуннские шаньюи, а потом - сяньбийский вождь Таншихай. В период надлома возникло и погибло. 29 эфемерных этносистем (племен), которых китайские историки того времени объединили в пять групп: хунны, кулы (совр. кит. -цзелу), сяньби, тангуты (ди) и тибетцы - кяны (цяны). Это первичное обобщение дало повод назвать эпоху "Уху" - "пять варварских племен". Чем вызвано такое дробление, явно нецелесообразное в смысле обороны?
Если бы все правители древности и средневековья умели всегда находите верные решения и проводить их в жизнь, то история народов текла бы гораздо спокойней, и не возникло бы нужды в формулировке законов истории. Но древним людям доводилось поступать и умно, и глупо, а этногенезы развиваются, как все природные процессы. Надлом - это переход в свою противоположность, и этим объясняется смена этнической доминанты (чтобы было не так, как раньше!) и стереотипа поведения.
Так, Римская республика превратилась в солдатскую империю, полиэтническая Франция - в королевство, где "один король, один закон, одна вера", а кочевники распались самым причудливым образом. В одних случаях они смешались с аборигенами, в других -противопоставили себя им, в-третьих - заимствовали чуждую культуру, буддизм, в-четвертых - вообще потеряли традицию.
Сложность этого периода в том, что, кроме фактора этногенеза, активно действовали еще два: засуха, кончившаяся в IV в., и соседство с другим суперэтносом - Китаем, абсолютно враждебным к "северным варварам". Только учет этих трех параметров позволил дать интерпретацию этой жуткой эпохи в специальном исследовании, на результатах которого мы будем базироваться в дальнейшем повествовании [+110].
Когда хунны, теснимые засухой, поселились в Ордосе и Шэньси, где усохшие поля превратились в сухую степь, все-таки пригодную для скотоводства, казалось, что эти два этноса могут жить в мире. Но в Китае, как в Риме, власть перешла в руки солдатских императоров династии Цзинь, а это люди грубые и недальновидные. Китайские чиновники безнаказанно обижали хуннов, хватали их юношей и продавали в рабство в Шаньдун, для вящего издевательства сковывая попарно хунна и куда. Хунны были "пропитаны духом ненависти до мозга костей", но их, вместе с сяньбийцами, было в Китае всего 400 тысяч, а китайцев уже 16 млн. Правда, в Шэньси были еще тангуты и тибетцы, всего около 500 тысяч, но они равно ненавидели китайцев и степняков. Кроме того, хуннских князей китайцы приглашали ко двору, обучали языку и культуре, а фактически - держали как заложников. Положение хуннов казалось безнадежным.
И вдруг в 304 г., во время очередной драки китайских воевод между собой, хуннский князь Лю Юань сумел вернуться домой. Старейшины хуннов обрели вождя и приняли решение "оружием вернуть утраченные права" [+111]. Лю Юань повел свой народ к победе.
Хунны в 311 г. взяли столицу Китая Лоян, а затем - вторую столицу, Чаньань, и в ней - китайского императора. К 325 г. весь Северный Китай был захвачен хуннами.
Китайцы перешли к тактике заговоров, в 318 г. приближенный шаньюя - китаец - убил его, но хуннские войска разбили заговорщиков, однако при этом потрясении держава их разделилась: кулы отложились от природных хуннов, победили их и истребили всю знать в 329 г.
Кулов постигла та же участь. В 350 г. усыновленный шаньюем китаец произвел государственный переворот и приказал убить всех хуннов, причем погибло много китайцев "с бородами и возвышенными носами" - типичный геноцид.
Изверга разбили южные сяньби - муюны, которые унаследовали Северный Китай. Их соперниками оказались тангуты, царь которых, Фу Цзянь, подчинил весь север Китая и Великую степь, которую пересекли сибирские сяньбийцы - табгачи, выходцы из Забайкалья. Они разгромили в Ордосе хуннов, избежавших истребления в 350 г., и южных сяньби-муюнов.
За это время тангутский царь Фу Цзянь совершил нападение на Южный Китай и потерпел поражение при р. Фэй. Все покоренные им этносы покинули его в беде, и тибетцы поймали его в его царстве и убили. К 410 г. табгачи победили муюнов и стали самым сильным этносом на берегах Хуанхэ.
Это не конец перечня событий, но остановимся для их анализа.
Вначале, около 304 г., пассионарный уровень хуннов был столь высок, что они победили Великий Китай. Но этот уровень был ниже того, который требовался для сохранения связей внутри державы. Поэтому отложились кулы и, перебив хуннскую знать, еще снизили уровень - до уровня южных китайцев. Результат был однозначен, китайцы вырезали кулов, а муюны-сяньбийцы, перемешавшиеся в Ляодуне с корейцами и китайцами, захватили низовья Хуанхэ.
Тангуты, жившие долгое время изолированно, победили муюнов, но, создав лоскутную империю, шагнули к гибели. Фу Цзянь растратил потенциал своего этноса на войны и казни своих соплеменников, так как хотел получить популярность среди завоеванных племен, а те его предали, ибо этнические симпатии не покупаются. И он погиб.
Наступила пора войны освободившихся муюнов, опиравшихся на плохо усвоенную китайскую традицию, с табгачами, которых все считали в IV в. дикарями. Табгачи победили, ибо были монолитным этносом, а не химерой - комбинаций нескольких компонентов из разных этнических систем. Но покорив Северный Китай, они встали на путь своих предшественников, а этот путь вел к гибели.
А хунны?.. Они не погибли, ибо были великим народом Погибла только та часть, которая пошла на контакт с китайцами - народом многочисленным, хотя и находившимся в последней фазе этногенеза, за которой идет либо распад, либо гомеостаз. Безграмотные кочевники Ордоса обрели вождя, Хэлянь Бобо, который вспомнил, что его народ некогда - во 2 тысячелетии до н.э. - жил на берегах Хуанхэ и был изгнан оттуда предками китайцев. Подобно вождю вандалов Гензериху, разрушившему Рим, чтобы отомстить за разгром Карфагена, Хэлянь Бобо в 407 г. создал хуннское царство в Ордосе и объявил, что воссоздал древнее царство Ся.
Вот третий вариант хуннского этногенеза и культуры, но был и четвертый: в 400 г. некий хунн, Мэн Сун, захватил нынешнюю провинцию Ганьсу и основал в ней княжество Хэси (буквально -"западнее реки", подразумевается Хуанхэ). Это государство буддийские монахи называли "бриллиантом северных стран", Там были знаменитые пещеры Даньхуана.
Оба хуннских государства были завоеваны табгачами: Ся в 431 г., а Хэси - в 460 г. Хунны на востоке погибли одновременно с гуннами на западе - в 463 г. Вряд ли это простое совпадение;
скорее, здесь неудачно пережитый кризис - фаза надлома этногенеза в исключительно неблагоприятных условиях.
И наконец, около 488 г. племена теле уничтожили государство "малосильных хуннов" в Семиречье - Юебань. Казалось бы - это конец эпохи, но дело обстоит гораздо сложнее: хунны сумели передать эстафету культуры другому народу, покрывшему себя славой. Инерционный период кочевой культуры все-таки, несмотря ни на что, состоялся. И в этом - вторая заслуга хуннов перед мировой историей.
Без родины и отечества
Замечательный французский историк и ориенталист Рене Груссе, описывая в своей "Степной империи" [+112] эпоху IV-V вв., назвал ее "Великим переселением народов в Азии", тем самым уподобив ее европейскому передвижению германцев в Римскую империю. Некоторое сходство, действительно, есть, но различий больше.
Хунны просто вернулись на склоны Иныпаня и Алашаня, откуда их выгнали ханьские войска во II в. до н.э., причем китайский историк писал: "Хунны, утеряв эти земли, плакали, когда проезжали мимо этих гор". И вели себя хунны, вернувшись на утраченную родину предков, не так, как вандалы или свевы в Испании или Африке.
Сяньбийцы никуда не переселились, а только расширили свое царство за счет обессиленного и обеспложенного Северного Китая. В Южном Китае продолжала существовать национальная династия Цзинь, лишь в 420 г. низвергнутая не пришельцами из Степи, а аборигенами, племенами группы "мань". Эти племена, близкие к современным вьетнамцам, малайцам и бирманцам, были завоеваны еще ханьцами, отчасти окитаены, но отнюдь не обожали своих правителей, сбежавших от хуннов за непроходимый барьер голубой реки Янцзы. На юге цзиньцев не уважали и при случае расправились с ними.
Тангуты (ди) и тибетцы (кян) жили на своих исконных землях. Попытку овладеть гегемонией в Северном Китае они сделали себе на беду. После катастрофы 383 г. тангутов не стало, а тибетцы отошли на запад, в горную страну Амдо, где их нашел Н.М. Пржевальский. До этого судьба их была связана с Тибетом, а не с Китаем и Великой степью.
Кто же переселился на юг? Только один этнос, зато самый замечательный - табгач [+113].
Табгачи, подобно всем этносам этой эпохи, были смесью, но не с китайцами или хуннами, а с древними тунгусами. Они, подобно последним, носили косы. Находясь вне зоны пассионарного толчка, они включились в активную историю позже всех, ибо пассионарность они импортировали путем контактов с южными соседями, как англичане, получившие ее от викингов и французских феодалов. Будучи самыми "отсталыми", табгачи в IV в. еще не прошли свою акматическую фазу и истратили энергию системы на внешние войны с муюнами, хуннами и южными китайцами. Достигнутая в V в. победа объясняется не столько мощью табгачей, хотя в доблести им отказать нельзя, сколько обскурацией Китая, надломом хуннских этносов, не успевших обрести новые формы общественной жизни.
Однако победа табгачей была отравлена тем, что из среды разбитых ими племен выделились отдельные храбрые люди, которые покинули своих вялых соплеменников и ушли в пустыню, в IV в. вновь превращавшуюся в цветущую степь. Там они нашли для себя место под солнцем, но, будучи воинами, хотя и разбитых армий, они не могли вернуться к труду мирных скотоводов по закону необратимости эволюции. Они объединялись не в племена, а в банды, и жили больше за счет грабежа, чем пастьбы скота. Это были жужани, этнос, возникший не вследствие мутации, а сложившийся из "отходов" хунно-сяньбийского этногенеза. Общим языком у них был сяньбийский, т.е. древнемонгольский, а различие происхождения людей, примыкавших к ним, никого не трогало и не интересовало. Для них важно было лишь то, чтобы каждый ненавидел табгачей-захватчиков, жестоких покорителей и обидчиков. Так в V в. сложилась этнополитическая коллизия, напоминающая былое соперничество Хань и Хунну, но с крайне существенным различием, о котором стоит подумать.
Хань и Хунну были естественно возникшими этносами, органически связанными с ландшафтами своих стран. Разница был лишь в возрасте. Хань - мощный мудрый пожилой человек, еще не потерявший силы и воли; Хунну - юноша, для которого все впереди. Поэтому, когда Китай в III в. пережил очередную смену фазы этногенеза - Троецарствие, - превратился в дряхлого эгоиста
Цзинь, хунны стали победителями и уступили только "отсталым", т.е. молодым, табгачам.
Но табгачи сменили ландшафт, т.е. лишили себя родины. Оказавшись меньшинством среди покоренных этносов, живших дома, а не на чужбине, табгачи были вынуждены с ними считаться, а следовательно, учиться у них. Так они потеряли отечественную традицию. У них остались только социальная система и государственная машина. Та и другая работали безотказно до VI в., пока в эти творения человека поступала энергия природы, а потом погубили своих создателей, прекратив действовать и развалившись на составные части.
Вкратце процесс распада табгачской державы шел так. Тоба Гуй (386-409) победами основал государство, но сделал ряд реформ, которые можно охарактеризовать как попытку создать феодальную систему, окончившуюся провалом. Самой важной реформой был закон об обязательном убийстве матери наследника престола сразу после его рождения. Дело в том, что сяньбийцы очень уважали женщин, и родственники ханши-матери требовали себе видных мест в органах управления. Поэтому знатные табгачи не отдавали дочерей в ханский гарем. Пришлось пополнять его китаянками, что повело к отчуждению правительства от народа. Это был необратимый процесс, ведущий к гибели.
Тоба Сэ (409-423 гг.) привлекал китайских крестьян на опустелые земли, восстановил китайскую бюрократическую систему и обложил свой народ - табгачей - налогами. Еще шаг к деэтнизации, вынужденный тяжелыми войнами с хуннами и жужанями, победа над которыми не давалась.
Тоба Дао (423-452 г.) победил хуннов и разбил жужаней, но объявил государственной религией даосизм и начал религиозные преследования буддистов, конфуцианцев и язычников. К счастью, тирана убил офицер его собственной гвардии, интриган и мерзавец, которого прикончил другой офицер, его соперник. Табгачское ханство превратилось по духу и быту в полукитайскую империю Вэй. Строй, который в ней господствовал, точнее всего назвать "загнивающим феодализмом", а сочетание табгачского меньшинства, покоренных кочевников других племен и китайской угнетенной массы - этнической химерой, как все химеры, нежизнеспособной. Некоторое время государство держалось по инерции, но в 490 г. на престол вступил Тоба Хун II, матерью которого была китаянка по имени Фэн (птица феникс). Она успела отравить своего мужа в 476 г. и правила как мать наследника, отдавая предпочтение китайцам перед табгачами. Ее сын закончил дело матери: в 495 г. был издан указ, запрещающий употребление сяньбийского языка, одежды, прически (косы), браки сяньбийцев с соплеменницами и даже похороны в родных степях. Табгачские имена было велено сменить на китайские. За попытку уехать в степь и жить по-старому был казнен наследник престола и все его спутники. От табгачей осталось только имя.
После этой реформы в империи Вэй началось полное разложение: ханжество, лицемерие, фаворитизм и, наконец, восстания воевод и распадение империи на Восточную и Западную, немедленно начавшие войну друг с другом. В 536-537 гг. Северный Китай поразил голод, погубивший 80 процентов населения страны. Только то, что в Южном Китае разложение было столь же сильным, помешало тамошним царям вернуть себе Северный Китай. Но ведь и на Юге возникла вместо этноса химера. Там роль хуннов и табгачей выполнили мяо, лоло, юе и другие племена группы "мань". Они были не добрее северных соседей древнего Китая, который в VI в. угас.
А как же развивалась культура в это страшное время? Строго закономерно: угасала при каждом потрясении. Эпоха была насыщена событиями, а событие - это разрыв одной из системных связей. Когда разрывов много, энтропийный процесс этногенеза становится заметным даже без микроскопа и бинокулярной лупы. Но это - одновременно угасание культуры, уничтожение предметов искусства, забвение науки и остывание костра, ставшего пеплом.
И наоборот, творческие процессы, т.е. усложнение систем путем умножения системных связей, долгое время незаметны, потому что воспринимаются как естественные. Здесь события сводятся к освобождению от помех развитию. Поэтому так трудно бывает определить дату начала этногенеза и длину инкубационного периода. Зато новая либо восстановленная культура пленяет историка, и кажется, что она возникла из ничего. Но это - обман зрения. Процесс борьбы со временем так же реален, как и необратимость разрушения.
Не следует осуждать людей эпохи надлома за то, что они не оставили нам, потомкам, дворцов и картин, поэм и философских систем. И в это время были таланты, но их силы уходили на защиту себя и своих близких от таких же несчастных соседей, задвинутых вековой засухой в Китай, как в коммунальную квартиру, где все ненавидят друг друга, хотя каждый по-своему неплох. Здесь если бы Китай не впал в старческий склероз, а сохранил эластичность минувших фаз этногенеза, ассимиляция кочевников обогатила бы его культуру, а терпимость, не будь она утрачена, сохранила бы жизнь многим хуннам, тангутам, табгачам и дала бы им возможность принять участие в создании если не общей культуры, то целого букета культур этничных.
Итак, не следует осуждать эпоху за то, что она была трагичной, и людей, которые сражались, не имея возможности помириться. Лучше посмотрим на то, как воскресла кочевая культура без дополнительных импульсов, за счет остатков нерастраченных сил.
Как ни странно, решающую роль в спасении народов от гибели сыграло искусство. Казалось бы, этногенез должен более взаимодействовать с техникой, изготовляющей предметы необходимые; но ведь когда эти предметы ломаются, их просто выбрасывают, потому что их можно использовать, но не за что любить.
В отличие от других предметов техносферы, памятники искусства, тоже сделанные руками человека, способны сильно влиять на психику созерцающих их людей. Но это влияние, точнее - влечение, - бескорыстно, непредвзято и разнообразно, т.е. одни и те же шедевры на разных людей влияют по-разному, а это уже выход в этнические процессы. Предметы искусства формируют вкусы, а следовательно, и симпатии членов этноса, при постоянно возникающих контактах. Отсюда идут разнообразные заимствования, что либо усиливает межэтнические связи, либо, при отрицательной комплиментарности, ослабляет их. То же самое - с памятниками собственной древности и старины. Их либо любят и берегут, либо, считая старомодными, выбрасывают и губят. А это значит, что этнос может сделать выбор и тем проявить свою волю к восстановлению системных связей, что задерживает энтропию, или распад системы. Это сделали древние, тюрк и, о которых пойдет речь ниже, а пока вернемся в II-III вв., чтобы увидеть как "хунны" превратились в "гуннов" и что из этого вышло.
Примечания
[+96] Иностранцев К.А. Хунну и гунны. Л., 1926.
[+97] Марцеллин Аммиан. История. Т. III, Киев, 1908, стр. 236-243.
[+98] Бичурин Н.Я. Указ. соч., Т.2, Гл. "Хунну".
[+99] Там же Гл. "Сяньби".
[+100] Киселев С.В. Древняя история Южной Сибири. М., 1951. стр. 321.
[+101] В 161 году до Н. Э. юэчьжи отняли у саков Кашгар; в 127 и 123 гг. до н. э. парфяне отбили набеги саков, а в 114 г. до н. э. оттеснили их из Мервского оазиса на восток Ирана. В 58 г. до н. э. саки разбиты царем Индии - Викрамадитьей. При поддержке саков Фраат вступает на престол Парфии в 30 г. н. э. ; союз саков с Парфией. Поражение саков в Индии в 124 г. Рассеяние саков в Индии в 124 г. Рассеяние саков в Пенджабе и Синде.
[+102] Руденко С.И. Культура хуннов и Ноинулинские курганы. М.; Л., 1962; Он же. Искусство Алтая и Передней Азии (середина I тысячелетия дон. э.). М., 1961.
[+103] Иордан. О происхождении и деяниях гетов.// Пер. с латинского и комментарии Е.Ч. Скржинской. М., 1960, стр. 91.
[+104] Диодор Сицилийский. Библиотека II. 43. Цит по: Очерки истории СССР.М., 1956, стр. 507.
[+105] Вестник древней истории (в дальнейшем ВДИ). 1962, N3, стр. 208-210.
[+106] Бичурин Н.Я. Собрание сведений... T.I, стр. 88.
[+107] Гумилев Л.Н. Гетерохронность увлажнения Евразии в средние века,// Вести. Ленингр. Ун-та. 1966, N 18, стр. 84-85.
[+108] Гумилев Л.Н. Хунны в Китае, стр. 113-117.
[+109] Бичурин Н.Я. Собрание сведений... T.I, стр. 143.
[+110] Гумилев Л.Н. Хунны в Китае.
[+111] Гумилев Л.Н. Хунны в Китае, стр. 47.
[+112] Grousset R. I/Empire des Steppes. Paris. 1960.
[+113] Долгое время этот народ назывался по-китайски - "тоба". Правильное название восстановили после прочтения орхонских надписей (см. ниже).
ГЛАВА IV
В АРЕАЛЕ ЭТНИЧЕСКИХ СМЕЩЕНИЙ (1 часть)
Поиск начала эпохи
То, что история, как социальная, так и этническая, делится на эпохи - кванты развития, не подлежит сомнению. Однако современники никогда не могут обнаружить ни начал, ни концов ни одной эпохи. Аберрация близости заставляет их видеть в событиях, весьма эффектных и болезненных, смену эпохи, тогда как на известном расстоянии очевидно, что это или смена фазы этногенеза, или эпизод внутри фазы, ставший, благодаря особому вниманию историков или, еще хуже, беллетристов, предметом особого внимания и интереса, не всегда бескорыстного. Так, французская революция 1789 г. рассматривалась современниками как поворотный пункт мировой истории. Так думал даже Карлейль, а верно ли это?
Французское королевство Гуго Капета - парижского графа, избранного королем в 987 г., расширялось при его потомках и к XIV в. охватило почти всю территорию современной Франции. Завоеванные силой оружия земли, будучи включенными в королевство Франция, постоянно находились в оппозиции... нет, не короне, а городу Парижу. На этом весьма выигрывали короли, часто не ладившие с населением своей столицы и тогда находившие опору в провинциальном дворянстве и буржуазии окраинных богатых городов. Но если провинции отлагались от короны, парижане помогали королям усмирить их.
Так, в XII в. Филипп Август покорил Нормандию, Мэн, Анжу, в XIII в. - Тулузу, а Филипп III - Бургундию. В XV в. полностью подчинены Бретань и отложившаяся Бургундия, а также часть Фландрии; в XVIII в. - Эльзас. И все население этих областей ненавидело Париж.
А парижане - наиболее пассионарный субэтнос - хотели, чтобы короли слушались их; и сила бывала часто на их стороне. В 1356 г. Этьен Марсель - глава купеческой гильдии; в 1413 г. Кабош - глава цеха мясников пытались захватить власть в Париже, а тем самым - во Франции. Следом шли аналогичные попытки: Лига, Фронда и, наконец - восстание Сентантуанского предместья, продержавшееся с 1789 по 1794 г. - не дольше, чем предшествующие. И после были аналогичные события: в 1848 г. и в 1870 г., но шум вокруг "Великой" революции забил все остальные мелодии и какафонии.
Ну вот, прошло 200 лет и мы видим, что Марат сопоставим с Кабошем, Дантон - с Этьеном Марселем, а Дюмюрье - с графом Арманьяком. Настоящая же история французского этноса началась в кровавый день битвы при Фонтанэ, потом - при прочтении Страсбургской клятвы и оформилась при избрании Гуго Капета. Видно это только при отдалении и охвате одним взглядом всего тысячелетнего процесса этнической истории Франции.
Но ведь Франция одна страна, настолько сильная, что процесс этногенеза внутри нее не был ни разу нарушен. Это очень упрощает работу историка. А ведь в нашем случае этносы малочисленны, соседи агрессивны, культурные влияния неотчетливы, но без установления соразмерности значимости событий никаких результатов получить нельзя. Следовательно, необходимо усовершенствовать методику исследования.
Степи Северного Прикаспия, где скрылись хунны, были не местом развития этноса, а местом встреч или поприщем для столкновений, значит, предметом исследования будет именно столкновение и вызываемое им смещение этногенезов, что само по себе не ново.
Как известно, смещение ортогенного процесса возникает за счет воздействия чужого этноса на аборигенов, причем это воздействие обычно проявляется при внезапной массовой миграции, которую аборигены не смогли своевременно отразить. В нашем случае таких миграций в Восточную Европу было две: готы - около 155 г. из "острова Скандзы" перебрались в устье Вислы [+114], после чего победным маршем дошли до Черного моря [+115], а хунны из Центральной Азии в 155-158 гг. [+116] достигли берегов Волги, где вошли в соприкосновение с аланами. Ситуация в степях Прикаспия и Причерноморья изменилась радикально и надолго. Значит, от этой даты можно вести хронологический отсчет событий этнической истории региона. Но если история готов, граничивших с Римской империей, относительно полна, то история хуннов с 158 г. по 350 г. совершенно неизвестна. Можно лишь констатировать, что за 200 лет они изменились настолько, что стали новым этносом, который принято называть "Гунны" [+117].
Согласно принятому нами постулату - дискретности этнической истории, мы должны, даже при размытости начальной даты, считать середину II в. за исходный момент отрезка истории. И нас не смущает то, что 200 лет истории не освещены источниками. Общий исход событий легко восстановить методом интерполяции, что уже в значительной части сделано. И хотя, по принятой шкале отсчета - рассмотрение истории с бэровских бугров низовий Волги -гунны находятся в центре нашего внимания, мы начнем не с них, а с их окружения: готов, римлян и ранних христиан, в IV в. создавших Византию.
Римская империя во II в. была страной вполне благоустроенной, но в II в. она превратилась в кошмарное поприще убийств и предательств, а в IV в. сменила даже официальную религию и освященную веками культуру. Иначе говоря, в 192-193 гг. произошла смена фаз этногенеза: инерция древнего толчка иссякла и заменилась фазой обскурации - бессмысленной растратой накопленных сокровищ: таланта, мужества, честности, ума и патриотизма. Так развивается дворец, в котором подгнивают балки перекрытий.
Христианские общины росли, крепли, множились и ветвились. Так бывает лишь тогда, когда негэнтропийный импульс, или, что то же самое, пассионарный толчок, зачинает новый процесс этногенеза. Попытка гальванизировать христианами Западную империю не дала положительных результатов, но этносы в зоне толчка, в том числе готы, обрели новую энергию, шли от победы к победе и находились в фазе пассионарного подъема. А гунны?
Загадка и задача
Кто такие "гунны" и каково их соотношение с азиатскими хунну? Действительно, оба эти народа были по культуре далеки друг от друга, однако К.А. Иностранцев, отождествивший их [+118], был прав, за исключением даты перекочевки (не IV в., а II в.), а американский историк Отто Мэнчен-Хелфен сомневался в тождестве хуннов и гуннов напраснно [+119], ибо его возражения: неизвестность языка хуннов и гуннов, невозможность доказать факт перехода с Селенги на Волгу, несходство искусства тех и других - легко опровергаются при подробном и беспристрастном разборе обстановки II-V вв [+120]. Эту "загадку" можно считать отошедшей к истории науки, а современная наука ставит перед нами уже не загадку, а задачу: каким образом могло получиться, что немногочисленный (об этом ниже) бродячий этнос создал огромную державу, развалившуюся через 90 лет, да так основательно, что от самого этноса осталось только имя? Решить эту задачу путем применения традиционной методики невозможно, иначе она была бы давно решена. Попытка А.Н. Бернштама применить к доклассовому обществу социальные категории [+121] привела автора к позорному разгрому [+122] из-за многочисленных передержек. Но применение этнологии - естественной науки должно дать лучший результат.
История европейских гуннов написана подробно и исчерпывающе отвечает на вопросы: "как было?" и "что было?", но не затрагивает вопросов "почему?" и даже: "а могло бы быть иначе?". Естествознание же интересуется именно этими вопросами, как впрочем и широки читатель. В нашей предваряющей работе по рекомендации редактора проф. М.И. Артамонова последние вопросы обойдены молчанием, ибо в I960 г. этнологии, как самостоятельной науки, еще не существовало. Но теперь она есть [+123] и в сочетании с традиционной фактографией может помочь в поисках решения. И больше того, она позволит отказаться от филологического источниковедения, которое занимается взглядами древних авторов, а не тем, что было на самом деле.
Не то чтобы издание и комментирование источников были не нужны. Как раз наоборот! Только из них этнолог получает достоверную информацию о событиях, но вместе с тем он получает вполне неполноценную интерпретацию, отражающую уровень науки II-VI вв. И это очень мешает пониманию направления этнических и социальных процессов, ибо уровень науки XX в. все-таки несколько выше и охват темы - шире.
Поэтому мы видим задачу в том, чтобы, используя накопленный и проверенный материал фактов, понять и объяснить его как явление биосферного масштаба, т.е. соединить этническую историю с палеогеографией I тыс. н.э. Отсюда вытекает наше отношение к библиографии и истории проблемы. Библиографические сноски не исчерпывающи, так как нашей задачей является изучение хуннов, а не хуннологов. С XVIII в. хуннская тема увлекала многих талантливых историков, но. их взгляды блестяще изложены К.А. Иностранцевым в специальной работе, повторять которую нет смысла. Новые разногласия учтены автором этих строк в цитированных работах. Поэтому целесообразно не повторять пройденного, а дать, так сказать, двуступенчатую систему отсылочных сносок: ссылаться на последние обобщающие работы, в которых изложение источников и взгляды предшественников уже критически обработаны и проверены. Да ведь нельзя вложить в одну главу книги все, что выучил за 30 лет!
Зато за счет экономии, проведенной предлагаемым способом, появилась возможность использовать достижения палеогеографии, что особенно интересно для описываемого периода, ибо климатические колебания II-IV вв. были весьма резкими. Именно этот параметр позволит пролить свет на главную тему нашей книги - характеристику разных типов этнических контактов.
Встречи
Перейдя на новое место, неукротимые хунны не могли не встретиться с аборигенами. Обычно именно встречи и столкновения на этническом уровне привлекали внимание древних историков и фиксировались в их сочинениях. И о приходе хуннов в Прикаспий есть упоминания: уже упомянутого географа Дионисия Периегета, около 160 г., и Птоломея в 175-182 гг. Но этого так мало, что даже возникло сомнение, не вкралась ли в их текст ошибка переписчика [+124]. Однако такое сомнение неосновательно! [+125], ибо автор VI в. Иордан, ссылаясь на "древние предания", передает версию, проливающую свет на проблему [+126].
Король готов Филимер, при котором готы ко второй половине II в. появились на Висле [+127], привел свой народ в страну Ойум -страну, изобилующую водой. Предполагается, что страна Ойум располагалась на правом берегу Днепра [+128]. Там Филимер разгневался на каких-то женщин, колдуний, называемых по-готски "галиурунами" и изгнал их в пустыню, где с ними встретились "нечистые духи", и потомки их образовали племя гуннов.
Видимо так и было. Хунны, спасшиеся от стрел и мечей сяньбийцев. оказались почти без женщин. Ведь редкая хуннка могла вынести 1000 дней в седле без отдыха. Описанная в легенде метисация - единственное, что могло спасти хуннов от исчезновения.
Но эта метисация, вместе с новым ландшафтом, климатом, этническим окружением так изменили облик хуннов, что, для ясности, следует называть их новым именем гунны, как предложил в 1926 г. К.А. Иностранцев (см. выше).
Такая радикальная перемена в образе жизни и культуре -явление естественное. Английские крестьяне XVII в. - пуритане, баптисты, квакеры и католики, эмигрировавшие в Америку, за 200 лет переродились в скваттеров и трапперов, потом в ковбоев, потом в гангстеров. Они стали непохожими на англичан, но ведь и те со времен Тюдоров изменились, хотя и в другом направлении.
Еще более нагляден пример испанцев в Латинской Америке. В XVI в. Кортес покорил ацтеков с помощью тласкаланцев и семпоальцев, которые за помощь и союз были освобождены от всех налогов. Смешение креолов с индейцами шло медленно, но расхождение "Новой Испании" с метрополией - быстро. Креолы -испанцы, рожденные в Америке, - в XVIII в. возненавидели "гачупинов", так называли приезжавших из Испании.
В XIX в. испаноязычные католические колонии отпали от Испании и вернули индейские названия: Мехико, Чили, а креолы выдумывали себе генеалогии, чтобы походить не на испанцев, а на ацтеков или инков, ибо называли себя не "испанцами", а "американцами".
Хунну и гунны - аналогичный пример этнической дивергенции, но с более печальным исходом. Дивергенция - следствие миграции, а на новом месте пришельцы не могут не вступить в контакт с соседями, но контакты бывают разными.
Аланы: жившие между нижней Волгой и Доном, встретили хуннов недружелюбно. Однако во II-III вв. хунны, постепенно становящиеся гуннами, были слишком слабы для войны с аланами, потрясавшими даже восточные границы Римской империи. На берегах Дуная их называли роксаланы, т.е. "блестящие" или "сияющие аланы" - ср. греческое чтение бактрийского имени Раушанак - Роксана (жена Александра Македонского) [+129]
В низовьях реки Сейхун (Сырдарья) жил оседлый народ хиониты, которых китайцы называли "хуни" и никогда не смешивали с хуннами [+130]. С хионитами хунны не встречались. Очевидно, лежавшая между ними суглинистая равнина, с экстрааридным, т.е. сверхзасушливым климатом, была природным барьером, затруднявшим этнические контакты, нежелательные для обеих сторон.
Северными соседями хуннов были финно-угорские и угро-самодийские племена, обитавшие на ландшафтной границе тайги и степи. Их потомки - манси и ханты (вогулы и остяки) - реликты некогда могучего этноса Сыбир (или Сибир [+131]), в среднегреческом произношении савир, в древнерусском - север, северяне, которых еще в XVII в. называли "севрюки". Прямых сведений о хунно-сибирских контактах нет, что само по себе говорит об отсутствии больших войн. Косвенные соображения, наоборот, подсказывают, что отношения савиров и хуннов, а позднее - гуннов, были дружелюбными. Вот тут-то и зарыта собака!
Свободное место
Обычно, когда в коммунальную квартиру въезжают новые жильцы, то их встречают враждебно, так как они претендуют на площадь, которую старые жильцы норовили приспособить для себя. Исключением является лишь та редкая ситуация, когда новоселы занимают комнату, давно пустующую и никому не нужную. Но разве бывает такая ситуация в природных ландшафтах - где естественный прирост толкает на расширение ареала до возможных пределов? Бывает! Но только тогда, когда какая-то территория становится непригодной для ведения привычного хозяйства и, следовательно, ненужной. Ее покидают и не интересуются тем, кто ее займет, лишь бы не стал агрессором.
Внутренние .области обширного Евразийского континента принципиально отличаются от прибрежных характером увлажнения. Западная Европа, по существу, большой полуостров, и омывающие ее моря делают ее климат стабильным. Конечно, и здесь наблюдаются вариации и повышением или понижением уровня увлажнения, но они невелики и значение их для хозяйства народов Западной Европы исчерпывается отдельными эпизодическими засухами или наводнениями. Те и другие быстро компенсируются со временем, но даже в этом случае последствия их отмечаются в хрониках.
Исследуя эти процессы, необходимо помнить, что хронисты или, по-нашему - летописцы, всегда отмечают события и явления редкие, экстраординарные, а не обычные, характерные для описываемого периода. Так, в дождливые периоды отмечаются ясные дни или месяцы и наоборот. Особенно важно учитывать смены повышенных увлажнении и атмосферных фронтов, а пути циклонов постоянно смещаются с юга на север и обратно. Как установлено, эти смещения происходят от колебаний солнечной активности и соотношений между полярным, стабильным, и затропическим, подвижным, антициклонами, причем ложбины низкого давления, по которым циклоны и муссоны несут океаническую влагу на континент, создают метеорологические режимы, оптимальные или для леса, или для степи, или для пустыни.
И если даже в прибрежных регионах эти смещения заметны, то внутри континента они ведут к изменениям границ между климатическими поясами и зонами растительности. Последние же определяют распространение животных и народов, хозяйство коих с окружающей средой всегда связано тесно.
И наконец, смены зон повышенного увлажнения наглядны при изучении уровней Каспия, получающего 81% влаги через Волгу, из лесной зоны, и Арала, который питают реки степной зоны. Уровни эти смещаются гетерохронно, т.е. при трансгрессии Каспия идет регрессия Арала и наоборот. Возможен и третий вариант:
когда циклоны проходят по арктическим широтам, севернее водосбора Волги, снижаются уровни обоих внутренних морей. Тогда расширяется пустыня, отступает на север тайга, влажные степи становятся сухими и тает Ледовитый океан. Именно этот вариант имел место в конце II в. и особенно в III в. Кончился он только в середине IV в.
Эта длинная преамбула позволяет дать краткий ответ на поставленный вопрос. Неукротимые хунны уходили на запад по степи, ибо только там они могли кормить своих коней. С юга их поджимала пустыня, с севера манила окраина лесостепи. Там были дрова - высшее благо в континентальном климате. Там в перелесках паслись зубры, благородные олени и косули; значит, было мясо. Но углубиться на север хунны не могли, так как влажные лесные травы были непривычным для хуннских коней, привыкших к сухой траве, пропитанной солнцем, а не водой.
Местное же население, предки вогулов (манси) [+132], отступало на север, под ласковую тень берез и осин, кедров, елей и пихт, где водились привычные для него звери, а светлые реки изобиловали рыбой. Им не из-за чего было ссориться с неукротимыми хуннами. Наоборот, они, видимо, понравились друг другу. Это можно заключить по тому, что в конце V в. и в VI в., когда гуннская трагедия закончилась и гуннов, как этноса, не стало, угорские этносы выступают в греческих источниках с двойным названием: "гунны-савиры", "гунны-утигуры", "гунны-кутригуры", "хуну-гуры" [+133]. Если даже приуральские угры не смешивались с потомками хуннов, то очевидно, что они установили контакт на основе симбиоза, а отнюдь не химеры. Такой контакт позволил им объединить силы, когда они понадобились.
Напомним, значение терминов. Симбиоз - близкое сосуществование двух и более этносов, причем каждый имеет свою экологическую нишу. Химера - сосуществование в одной экологической нише. Отношения между этносами могут быть и дружескими, и враждебными, метисация возможна, но не обязательна, культурный обмен иногда бывает интенсивным, иногда - слабым, заменяясь терпимостью, переходящей в безразличие. Все зависит от величины разности уровней пассионарного напряжения контактирующих этносистем.
Иногда имеет значение характер социального строя, но в нашем случае этого не было. Южносибирские и приуральские финно-угры в III в. имели свою организацию, которую китайские географы назвали Уи-Бейго - Угорское Северное государство [+134]. Оно было расположено на окраине лесной зоны, примерно около современного Омска. У хуннов тоже была военная организация и вожди отрядов, без которых любая армия небоеспособна. Но и те, и другие находились в родовом строе - первобытнообщинной формации, что исключало классовые конфликты между обоими этносами. Двести лет прожили они в соседстве, и когда наступила пора дальних походов на Европу, двинулись не хунны и угры, а потомки и тех, и других - гунны, превратившиеся в особый этнос. Хунны стали ядром его, угры - скорлупой, а вместе - особой системой, возникшей между Востоком и Западом вследствие уникальной исторической судьбы носителей хуннской пассионарности.
Великая пустыня и север
И все-таки неукротимые хунны не смогли бы уцелеть, если бы в ход событий не вмешалась природа. Степь, которая была для их хозяйства вмещающим ландшафтом, в начале н.э. была не пустой равниной, покрытой только ковылем и типчаком. В ней были разбросаны островки (колки) березового и осинового леса, встречались сосновые боры. Там паслись несметные стада сайгаков; лисицы-корсаки охотились на сурков и сусликов. Громадные дрофы и красавцы журавли подвергались нападениям степных орлов и небольших, но ловких удавов. Степь могла кормить даже такого свирепого хищника, как человек. Почему же финно-угры так легко отказались от степных угодий, принадлежавших им по праву?
Во II в. атлантические циклоны сместили путь своего прохождения на восток, в глубины континента [+135]. в I в. они несли влагу через южные степи и выливали ее на горные хребты Тарбагатая, Саура и Тяньшаня, откуда они текли в Балхаш и Арал. Степи при этом зимой увлажнялись оптимально. Снега выпадало достаточно (свыше 250 мм в год), чтобы пропитать землю и обеспечить растительности возможность накормить собой травоядных, а телами тех - хищников, в том числе людей. Но в середине II в. путь циклонов сдвинулся в лесную зону, что вызвало обмеление Арала и подъем уровня Каспия на 3 м. Величину трансгрессии определил В.Г. Рихтер, изучив донные отложения Кара-Богаз-Гола и высоту бара, отделяющего залив от моря [+136].
Но в III в. вековая засуха развернулась с невиданной мощью. Северная аридная степь сдвинулась к северу, заменившись экстрааридной пустыней. Количество осадков снизилось до 100-200 мм в год. полынь вытеснила ковыль, куманы заменили сайгаков, ящерицы, ядовитая гюрза, варан - степных удавов.
Тогда угры покинули изменившую им природу и двинулись на север по великой реке Оби, а самодийцы - по красавцу Енисею. Самодийцам повезло больше. Они достигли северного аналога Великой степи- тундры, научились приручать северного оленя и сделали местопребывание этого прекрасного зверя своим месторазвитием. От берегов Хатанги и Дудыпты до Кольского полуострова распространились кочевники оленеводы, и там они прожили свой исторический цикл - 1200 лет, о которых мы, к сожалению, ничего не знаем, как и о судьбе прочих бесписьменных народов.
Угры, продвигавшиеся по Оби, встретили племя, а может быть, целый народ, имени которого история не сохранила. Открыли его археологи и свою находку назвали "Усть-полуйской культурой" [+137]. Название же, которое ему попытались дать, исходя из мансийских преданий - "сииртя", означает - неупокоенный дух убитого, приходящий по ночам для отмщения своим погубителям [+138], Манси считали, что последние "сииртя" прячутся в пещерах Северного Урала и Новой Земли и, являясь невидимками, очень опасны.
Что же, может, так оно и было.
Правильнее всего предположить, что миграция угров на север произошла вследствие великой засухи III в. или сразу после нее, а пассионарность, необходимую для столь грандиозных свершений, предки нынешних угров получили от метисации с хуннами, у которых пассионарность была в избытке, а все остальное потеряно. Но метисация всегда бывает взаимной, и, как уже было сказано, хунны превратились в гуннов.
Но тут для каждого читателя, знакомого с географией, встает вопрос: как скотоводческий и конный этнос мог преодолеть таежный барьер, отделяющий южную степь от северной, т.е. тундры? Зимой в тайге глубокий снег, через который лошадей не провести, а летом болота с тучами гнуса. По глубокой Лене предки якутов в XI в. спускались на плотах, но по бурному Енисею через перекаты и мели Оби этот способ был бы слишком рискованным. А кроме того, угры и сами гунны распространялись на север по Волге, а в этой реке -течение сильное. Тем не менее большинство северных народов Восточной Европы имеют два раздела: финский -древний и угорский - пришлый. Мордва: эрзя - финны, мокша -угры. Мари: горные черемисы - финны, луговые - угры. "Чудь белоглазая" - финны. Чудь Заволоцка - угры. (Чудь Заволоцкая или Великая Пермь - Биармия скандинавских саг).
Видимо, южным этносом были лопари, сменившие свой древний язык на финский. Язык, поскольку он является средством общения, бесписьменные этносы меняют легко и часто. Передвигаться же по тундре с востока на запад, на Кольский полуостров и в Северную Норвегию, было тогда не сложно.
И, наконец, чуваши состоят из двух компонентов: местного и тюрксого, даже не угорского. Поскольку чувашский язык принадлежит к наиболее архаичным тюркским языкам, сопоставление его с гуннским правдоподобно [+139].
Заметим, что все перечисленные этносы живут около Волги и ее притоков или поблизости от них. Значит, именно Волга, замерзающая зимой, была дорогой угров и гуннов на север. Ту же роль в Зауралье играли Обь и Енисей. Угро-самодийцы обрели новую родину, заменив собой древние циркумполярные этносы, от которых сохранился только один реликт - кеты.
В предлагаемой реконструкции гипотетична только дата переселения - III-IV вв. Она является выводом дедуктивным, т.е. предлагается на базе изучения всей климатической и этнической истории. Действительно, ни до, ни после этой даты не было ни мотивов, ни возможностей для столь большой миграции. Но как при любом гипотетическом построении любые новые аргументы за и против желательны.
И последнее, финны и угры с гуннами не ассимилировали друг друга, а жили на основе симбиоза. Это снижало необходимость межплеменных войн и резни. Только несчастные "усть-полуйцы" превратились в страшных духов - "сииртя", а в прочих местах миграция прошла относительно благополучно. Заметим это и обратимся к югу.