Знакомство с Сергеем Пичугиным
Один год до Пробуждения
На следующее утро Юля позвонила, и мы на двух машинах поехали в Алабушево. В доме были какие-то люди и, насколько я понял, - это и была Школа. Все стали есть, и мы тоже присоединились. Мы поели, и ребята начали разговаривать. Я не заметил, как это произошло, но выяснилось, что один из них тоже Пробужденный. Я подумал, что они шутят и переспросил. Они настаивали на том, что это правда. Пробужденный был каким-то помятым тихим парнем, которого я по приходу и не заметил даже. Все засобирались и пошли наверх. Сказали, что Сергей Пичугин (это и был новый Пробужденный) будет сейчас рассказывать свою историю. Мы тоже поднялись. В комнате было девять человек. Сергей Рубцов, Сергей Пичугин, Артем К., Юля Лапова, Вера Г., Леша Б. и мы с Настей. Юля Ф.была оператором. (Вы можете найти видео этой встречи по запросу «Сергей Пичугин после Пробуждения» в видеозаписях «В контакте»).
На моих глазах происходило чудо. Буквально вчера человек Пробудился и впервые рассказывает об этом. Я слушал всем своим существом. Мне хотелось буквально «впрыгнуть» в него. Серега говорил очень просто и расслаблено, и это сильно подкупало. Никакой напыщенности, никаких терминов. И при этом он весь буквально светился, несмотря на свою «помятость». Видно было, что человек только что вылез из какого-то ада и теперь ему действительно хорошо. Большую часть времени говорил Артем, он жил с Серегой последние два месяца перед Пробуждением. На фоне умиротворенного Сереги Артема всего трясло. Он, заикаясь, рассказывал о том, как Пичугин после бессмысленного спора об истине с какой-то Оксаной Стародетской, имя которой мне тогда ни о чем не говорило, стал молиться и Пробудился. Вскочил и сказал: «Я Пробудился, я пошел!» Потом они пошли в метро и купили пачку хороших сигарет. «Я говорил только «б!...» эээ... одно слово, а он говорил только два, так мы и общались...»
Сергей Рубцов, глядя на эту картину, от всей души улыбался и, кажется, благодарил кого-то, периодически закрывая глаза. Забегая вперед, скажу, что впоследствии я очень редко видел его улыбку. Большую часть времени он был хмурым и грустным, так мне казалось.
Меня очень беспокоил вопрос с моим бизнесом. Мне хотелось его оставить, и я пытался получить какой-то знак, как мне с ним быть. И тут Серега начал рассказывать про то, как он потерял все. «В 93-м году я потерял все: машину, квартиру... Вышел на улицу с пакетом в руках, а в пакете: шапка, майка и трусы... и после этого я ни разу не ночевал на улице...» Не знаю, почему, но меня эта фраза каким-то мистическим образом и испугала, и успокоила. Я увидел за ней проявление воли бескомпромиссного и мудрого Бога, которого заботило только одно - мое Пробуждение. И, похоже, он не остановится ни перед чем. Его не будет заботить ни моя боль, ни мои слезы, ни попытки убежать. Но если я буду действительно честен в своем устремлении соединиться с ним, он не оставит меня и обо всем позаботится. Нужно только верить... Откуда эти мысли взялись, не известно... Еще Серега говорил, что его перед Пробуждением «разъедало» всего, как кислотой. Мне это показалось важным. Я считал, что обязательно должны быть какие-то телесные спецэффекты перед Пробуждением.
Встреча была недолгой. После нее я робко подошел к Сереге и, пытаясь сохранить лицо, серьезно спросил о том, что нужно делать для Пробуждения. А он довольно резко ответил:
Вам же в школе Рубцов говорил: выделять наблюдателя, потом тарабарить, что не понятно?
В какой школе?
Вы что, еще не в школе? - сделал он большие глаза.
И мы побежали на первый этаж, к Рубцову, вступать в школу. Для того, чтобы вступить, нужно было написать заявление в свободной форме. Мол, я, такой-то, хочу Просветления. Или что-то подобное. Писать почему-то было страшно.
Рубцов достал бланки, дал их мне и Насте:
А что писать?
Ну напиши, чего ты хочешь.
Я написал: «Я, Мажирин Антон, хочу Пробудиться». Число и подпись. Он взял бумагу, убрал ее в сумку. Глаза его заблестели, он улыбнулся и засмеялся дьявольским хохотом. Шучу, конечно, но ощущение было похожее. Как будто мы только что отдали душу дьяволу и написали, что претензий не имеем и назад её не попросим.
Через какое-то время мы засобирались домой. Нас попросили отвезти вещи Сергея Рубцова на квартиру к Андрею с Машей, у которых мы встретились с ним в первый раз. Мы, конечно, согласились. Нам загрузили полный багажник каких-то велосипедов, кастрюль и сковородок, и мы счастливые поехали. Выгрузили все это барахло у Маши и, вернувшись домой, пошли пешком до Новодевичьего монастыря делая практику.
Июня
Утром читала Раману [Махарши], плакала, отказывалась от всего. Днем поехали с Юлей Лаповой в Алабушево. Там Сережа Пичугин рассказал свой опыт. Многое в его жизненных этапах совпало с нашими переживаниями. Это нас вдохновило. Антон получил ответ на вечную проблему бросания всего: 1. Не нужно насиловать мир. То, что у тебя есть – это не ты сделал и не ты в праве его уничтожать. 2. Пробужденный, – в первую очередь, человек.
Поблагодарили, уехали, буквально побежали делать практику. «Кто говорит – я говорю». Все изменилось. Мы отдаем себя миру. Мы на пути, мы можем. Вышли из дома на ночь глядя и шли пешком, делая практику. Три часа ходили: шли до Новодевичего монастыря и тарабарили там. Я готова идти, сколько понадобится. К себе. Я намерена Пробудиться.
Июня
Встретилась с Таней. Я была под впечатлением от темы Пробуждения. Говорила о практике, встрече и о том, что я думаю. Как я готова от всего отказаться. Приехал Антон с лекции. Таня шутила над всем, о чем мы говорили в отсутствии Антона - практике, отказе, наблюдателе и самадхи. А он обиделся на ее несерьезное отношение к нашей практике и тому, что мы делаем. Решили больше не разбазаривать наши поиски.
Последние дни вообще ничего не цепляет в том смысле, как это было обычно, когда какая-то глупость заслонят тебе все. Зато мы увидели, что теперь вместо привычных маленьких ловушек нас захватила одна. Мысль о Пробуждении, представление о нем, желание туда прорваться побыстрее, «вне очереди» – заслоняет все, даже жизнь. Мы готовы ради этого попытаться почувствовать что-то другое, отречение от жизни, друг от друга, усердие. Кажется, что оно вот-вот, еще чуть-чуть. Мы постоянно надеемся на авось, на какое-то случайное чудо – представляем в каждый мало-мальски значимый момент выбитую золотыми буквами фразу: «И это было последним, что он видел/делал/о чем думал перед Пробуждением».
Мы вдруг ясно поняли, какая это гигантская ловушка, – само желание, стремление, но это не дало нам от нее освободиться. Мы чувствуем это все одновременно: очень переживаем, страдаем оттого, что зациклены, плачем, оттого, что «хотим в рай», но нас не берут.
Мы пришли домой, пытались уснуть в плохом состоянии. Я плакала о том, что мне хорошо даже просто оттого, что Антон рядом. Я его никогда не брошу, не оставлю. Тупили очень долго у компа, читая о Просветлении и пытаясь найти «что-то новое», потом уснули с «кто говорит» на языке.
Июня
Проснувшись, два часа делали «кто говорит». Только когда я сама с собой, «размышляю» о Просветлении или делаю практику, мне хорошо. Мы очень много об этой теме думаем и пытаемся осознать себя в этом. В остальном случае внутри меня пороховая бочка.
В бане [с тантристами] сам собой получился разговор. Было важно его провести, чтобы сообщить о том, что с нами происходит Сереже [Слюсареву]. Как будто сказать маме, что мы уже взрослые и сами решаем, как дельше жить.
Мы поняли, что свой персонаж, свою личность или оболочку можно развивать и улучшать до бесконечности – в тантре или где угодно. Просветление не о том.
Очень люблю Антона и то, что между нами. Мы очень сблизились. Хотя он периодически бесит.
Июля
Свинская раздражительность. Ничего не сделать, кроме как проговаривать это. Встретились с Катей З., она приятная и светлая. Рассказывала про православие и монастырь, куда ездила на послушание. Там все то же самое, что и на тантре! Что и во всех поисках, и сектах, и практиках – те же процессы и результаты, но без конечного результата, без конца пути.
После занятия по тантре [еженедельные вечерние занятия] поехали к Светке П., хотя все говорило о том, что надо ехать домой. Там мы чрезмерно возбужденно опять несколько часов проговорили о Просветлении и о стремлении к себе. Когда вышли, почувствовали себя плохо, какое-то опустошение. Стало понятно, что это – сакральное, что об этом надо не говорить, а нужно чувствовать и делать. Это что-то – только межу нами и Богом, священное. И это уже не в первый раз.
Июля
Сейчас настроение замечательное. Дома валяюсь, смотрю видео с Просветленными. Антон сбегал в офис. К вечеру мы наполнились радостью и любовью. В Кофемании сидели и говорили о том, что не ощущаем больше привязанности к состоянию распирающего счастья, к красоте вокруг, которая так остро разворачивалась после каждого тренинга, к жизни «на 100 процентов». Дико прет, но от этого с ума не сходим. Понимаем, что негатив или позитив не имеет значение. Видим свои реакции и шаблоны со стороны.
Июля
Последние дни разрывает на части от счастья, радости, волшебства, свадебных делишек, выбора платьев-колец и т.п. Оказывается, счастье настолько же сложнопроживаемо, как и негатив. И всегда так было, просто ценности были окрашены: радость хорошо, грусть – плохо. Хочется сбежать иногда даже. Ощущение, что не хватает уже ни слов, ни тела и его возможностей для проживания его. Все это не имеет значения, нужно искать себя за всей этой чехардой настроений.
Июля
Антон уехал на весь день по делам, а я 6 часов делала «кто говорит». Сходили на «Ледниковый период», посмеялись от души. Потом тупили. Не хочется абсолютно ничего. Все лишено смысла. От этого ни жарко, ни холодно. А на улице лето.
Июля
Тупили в кафешках. По-хорошему. Какая-то приятная щекотка внутри тела оттого, что ничего не интересует и все лишено смысла. От этого никак. Ни трагично, ни маетно. Потащились в баню поздороваться с тантристами. Сбежали, даже не попарившись.
Рубцов очень беспокоил последние дни. Смысл имело только Просветление. Практика не делается, поэтому к нему «не ехалось» – стыдно, неудобно. Но он не отпускает! Через силу набрались духу и позвонили ему – выключен телефон! Почему-то порадовались. Дозвонились Юле [Лаповой] – она все рассказала – Сергей вчера уехал жить на Алтай.
Выдохнули облегченно. Все хорошо. Все правильно. Вечером открыли карту – в какую-то он жопу, простите, уехал. Никаких коммуникаций туда не ведет. Но было смутное ощущение, что ехать туда придется.
Июля
Антон весь день думает о Просветлении и уходе из бизнеса, мозг рвет на части от этой дилеммы. Одновременно и приятное ожидание изменений, и страх. Думаем о поездке на Алтай, об отпуске [взять паузу, обдумать все], о жизни дальше. А она по-прежнему – по линиям: отвозили Диму [брат Антона] в Аэропорт, Антон психовал, объезжали пробку, заблудились, остановились в деревне, пошли наугад гулять, вышли на какую-то реку, вокруг ни души, сели на бревнышко. Сидели, глубоко дышали, Антон говорил, говорил, говорил, глядя на мирное русло реки: о страхах оставить бизнес и финансовых раскладах, а я слушала. Больше от меня ничего не требовалось. Я сейчас все время ощущаю себя частью большего, и красота и правильность мира открыта мне постоянно.
Планы и пожелания на этот месяц [я делала это практически ежемесячно в начале каждого лунного цикла]:
Уедем на Алтай, делаем техники, Просветление ближе.
Едем вдвоем в теплые края, или делаем правильное решение насчет поездки.
Принимаем решение насчет симоронского фестиваля на Форосе и выездной тантры в Крыму.
Разбираемся с отношениями с тантрой, понимаем, что нам нужно, а что – нет и зачем.
У нас достаточно силы, смелости, решительности, воли, уверенности, взаимоподдержки и понимания для того, чтобы не быть инертными к изменениям, чтобы делать все, что должно: быстро и смело и идти дальше, дальше, до самой цели.