Глава III. Великое путешествие по Франции 4 страница
Эта захватывающая беседа могла бы, в известной мере, подтвердить подлинность утверждений «Замечательного рассуждения о жизни, деяниях и поведении королевы Екатерины Медичи» — жестокого памфлета, собравшего все самые злые и унизительные сплетни о королеве. Автор рассказывает об одном из самых первых планов убийства предводителей протестантов. В начале декабря 1563 года она приказала знаменитому парфюмеру Рене Бьянки отнести яблоко с отравленным запахом. Хирург принца Ле Кро, подозрительно отнесшийся к этому королевскому подарку, поднес яблоко к носу: вскоре его лицо стало странным образом распухать. Потом собаке бросили остатки яблока, перемешанные с хлебом. Едва она прикоснулась к ним, как тут же издохла.
В 1569 году Екатерина уже не могла прибегать к такого рода уловкам, даже если однажды ей случилось ими воспользоваться. Призвать «убийцу короля», пообещав награду за головы своих врагов, было бы средством более действенным, но слишком уж явным: указанные жертвы могли бы себя защитить. Поэтому королева снова решила прибегнуть к сверхъестественным способам «лечения», что тут же стало известно послу Испании и о чем он немедленно сообщил своему повелителю в депеше от 8 июня. Еще полгода назад итальянский «колдун» предложил Екатерине навести «порчу медью» на изображения Конде, Колиньи и д'Андело. Когда королева согласилась, он закрылся в лавчонке с вывеской, изображавшей Василиска, расположенной в «Юдоли печали», на набережной Дубильщиков в Париже. Итальянец вызвал из Страсбурга немецкого ремесленника, сделавшего три бронзовые мужские фигуры — Конде, Колиньи и д'Андело в полный рост. На груди и в местах соединения суставов было очень много всевозможных винтиков, чтобы можно было их открывать и закрывать. Лицо было обращено вверх: концы очень длинных волос торчали во все стороны. Каждый день с помощью своей астролябии итальянец [192] составлял гороскоп этих троих и зажимал или разжимал винтики.
Принц Конде погиб 13 марта при Жарнаке. Как мы уже говорили, конь ударил его копытом и сломал ему правую ногу. Он упал и, будучи не в состоянии двигаться, не смог избежать ударов, нанесенных ему капитаном де Монтескью. Посол Испании написал своему королю, что на трупе принца были какие-то странные следы, на бедре, например, — они вполне могли быть результатом магического воздействия винтов итальянского колдуна! Д'Андело умер чуть позже — 7 мая в Сенте. Говорили, что когда он возвращался из бретонского похода, его старые раны внезапно открылись. Не было ли это снова результатом медной порчи? Впрочем, некоторые были склонны верить в отравление по приказу королевы. 27 мая посол Англии Норрис передал слух, что какой-то флорентиец (может быть, все тот же колдун?) хвастался, что отравил д'Андело. Кардинал де Шатильон, нашедший убежище в Англии вместе со своей супругой, писал курфюрсту Пфальца, что вскрытие тела его брата подтвердило смерть от отравления. Тот же итальянец якобы сумел заставить Колиньи выпить ядовитое питье. У того, и правда, началась настолько сильная водянка, что даже сказали, что он умер. Он был вынужден опровергнуть это сообщение, прогулявшись в носилках. Все эти факты убедили посла д'Алаву, что колдовские средства, использованные королевой-матерью, оказались чрезвычайно действенными. Но случай с адмиралом его разочаровал. После целого месяца колдовских ухищрений метр-чернокнижник заявил в июле, что созвездие адмирала находилось настолько высоко, что до него было невозможно добраться. Он предупредил королеву, что для новых заклинаний ему нужно теперь было уже семнадцать изображений Колиньи.
14 апреля Екатерина, проболев сорок дней, уехала из Меца. В сопровождении двора она прибыла в Верден 17-го и наблюдала за маршем герцога Цвайбрюкена. Она была еще не совсем здорова и страдала от сильных расстройств кишечника, но снова взялась руководить правительством, [193] где за время ее болезни очень большое влияние приобрел кардинал Лотарингский. Чтобы очернить прелата и Екатерину, злые языки распустили слух, что королева (ей тогда было пятьдесят лет) родила в Меце сына от кардинала и что именно поэтому она не вставала с постели!
Екатерина ничего не опровергала. У нее были дела поважнее, чем преследовать авторов сплетен. Вольфганг Баварский во всеуслышание назвал Карла IX жестоким тираном, преследующим истинных верующих, а потом потребовал восстановления протестантов во всех ранее им дарованных правах. Такое заявление предвещало карательное вторжение в королевство. Отправным пунктом для него стала провинция Франш-Конте. Испанцы предоставили там все необходимое немецким рейтарам. Ослабевшая армия герцога д'Омаля тщетно попыталась остановить герцога Цвайбрюкена недалеко от Дижона. Теперь двору не стоило оставаться в Вердене, ставшем фронтовым тылом. Сначала двор переехал в Лотарингию, потом, в первые дни мая, — в Шалон и Реймс. Герцог Цвайбрюкена очень быстро продвигался по Бургундии. Он шел форсированным маршем, даже по ночам, горящие фермы становились для него факелом, освещающим путь. После Бона, он захватил Везеле с 8000 всадников и 6000 пехотинцев. Герцог Анжуйский двинулся в Берри навстречу герцогам Немурскому и д'Омалю: их объединенные силы могли бы противостоять армии Цвайбрюкена, переправившегося через Луару около Ла Шарите, и армии адмирала Колиньи, которого королевские войска не смогли удержать в Сентонже. Столкновение казалось неизбежным.
27 мая Екатерина решила, что ее присутствие необходимо, и вместе с небольшим эскортом верхом направилась в Сен-Мор. 1 июня в Блане она председательствовала на важном военном совете, где вместе с Анжу присутствовали все военачальники. 2 яюня в Сен-Бенуа-дю-Со был сделан общий смотр войскам: 7000 всадников и 12000 пехотинцев. В Лион уже подошли подкрепления из Италии — войска папы и герцога Флорентийского. Но Екатерина не может их [194] ждать. Она решает преследовать немцев по пути их следования на юго-запад. 6 июня королева устраивает смотр королевской армии. В ней насчитывается 8000 всадников и 15000 пехотинцев. Екатерина хочет воспользоваться численным превосходством и разбить немецкие колонны. Но рейтары королевской армии под командованием Филиберта Баденского не стали атаковать своих соотечественников. Они жалуются, что у них не хватает продовольствия, вина и овса, потому что их телеги остались в Сен-Бенуа-дю-Со. Из-за нерасторопности интендантов планы Екатерины проваливаются, и армии снова параллельными дорогами движутся по направлению к Лиможу. 8 июня, когда армия католического лагеря стоит в Кузеи около Лиможа, королева-мать снова хочет начать сражение, но опять католические рейтары уклоняются от боя. Смелое предприятие немцев, осуществленное на территории враждебной страны, подходит к концу. Но их предводителю не суждено увидеть соединения с французами: мужчина очень крупный, подверженный приливам крови, он внезапно умирает, «охваченный трясением членов», от слишком большого количества выпитого. Некоторые, среди них был Таванн, говорили, что «причиной этого было авалонское вино», которое герцог захватил, проходя через город, — 200 бутылок якобы отравленных каким-то городским врачом. Лагерь католиков теперь находится на Иле, у ворот Лиможа. Узнав о смерти Вольфганга Баварского, Екатерина обрадовалась: «Видите, сын мой, — пишет она Карлу IX, — Господь помогает вам лучше, чем люди: он лишает их жизни, не нанося ударов». Но эта ниспосланная провидением смерть не помешала рейтарам и гугенотам встретиться. Общий штаб, состоящий из Колиньи, двух юных принцев Конде и Наваррского и с немецкой стороны Волрада Мансфельда, лейтенанта покойного герцога Цвайбрюкена, разместился в городке Сент-Ире. Офицерам раздают медали и выплачивают жалованье, используя деньги из Ла Рошели. Войска «освежены» и проверены. Королевские войска выбились из сил, дезертируют и умирают от голода в краю, где «растут только каштаны [195] и репа» и о котором Екатерина сохранит жалкие воспоминания: «Это самая отвратительная местность, которую я когда-либо видела». Жители «из самых больших задир. А вообще, нельзя даже десять человек расставить для боя, чтобы они не скатывались. Нет даже четырех дюймов ровной местности». И правда, крайне неудачный плацдарм для королевы, решившей стать главнокомандующим!
На этот раз кажется, что решающая битва все-таки состоится. Екатерина считает, что ей лучше находиться в тылу. Она решает ехать к королю в Орлеан и подготовить новые подкрепления. Войска папы и герцога Флорентийского прибыли в Сен-Леонар: 19 июня их инспектирует королева: более 4000 пехотинцев и более 1 200 хорошо экипированных всадников. Примерно в это же время Анжу получает сильное испанское войско — 300 вооруженных копьеносцев и 3000 пеших солдат-валлонцев под командованием Питера-Эрнеста Мансфельда. Таким образом, теперь в его армии было 24000 человек, или примерно 8000 всадников и 16000 пехотинцев. По численности армия гугенотов была примерно такой же, только, может быть, пехотинцев было несколько больше.
Утром 25 июня Колиньи атаковал королевские войска, укрепившиеся около маленькой деревни Ла Рош-Л'Абей. Атака генерал-полковника королевской инфантерии Фелиппе Строцци — сына Пьеро и, следовательно, внучатого племянника королевы, подкрепленная тосканской кавалерией, заставила осаждавших отступить. Но возвращение Колиньи со значительными силами поставило под сомнение исход битвы. Строцци взят в плен. В конечном итоге артиллерия католиков вынуждает гугенотов остаться на прежних позициях. Начавшийся дождь прекратил бой, который скорее походил на обычную перестрелку, чем на настоящую битву. Анжу упустил возможность одержать великую победу. А Колиньи, не имея возможности продолжать наступление, отступает. Он даже предлагает заключить мир через маршала де Монморанси, но королева и кардинал Лотарингский с возмущением отвергают его предложения: Карл IX [196] передал им полномочия принимать решения. Сейчас, в июле 1569 года, он задерживается в Орлеане. Политические проблемы его совершенно не волнуют: в первый раз в жизни он влюбился в очень красивую девушку — Мари Туше, дочь одного буржуа, как говорят, «самую большую еретичку в городе». Он навещает ее каждый вечер и приказывает своей охране с дудками и барабанами исполнять под ее окнами серенады. Все это продолжалось целый месяц, пока Екатерина не вмешалась и не увезла короля вместе с двором в Париж в поисках денег. Пока ее сын обольщал юную жительницу Орлеана, которая родит ему ребенка, королева-мать продолжала свои решительные колдовские действия, пытаясь погубить Колиньи. 18 июля посол Англии сообщил об отъезде одного немца, капитана Хайца, которому было поручено отравить адмирала. Капитану было заплачено так же, как и его предшественникам. После возвращения двора в Париж в начале августа посол Испании встретил еще одного немца (а возможно, того же самого), вернувшегося из лагеря гугенотов. Через месяц один из слуг адмирала — Доминик д'Альба — попался с белым порошком и признался, что получил его от капитана гвардейцев герцога Анжуйского, чтобы убить Колиньи. Он был приговорен к удушению и повешен.
Все попытки убийства потерпели неудачу, а войну надо было продолжать. В июле король приказал оповестить парламент о новом эдикте по поводу конфискации имущества гугенотов. Он предполагал отдать его в качестве залога городу Парижу за 300000 экю, чтобы заплатить жалованье швейцарцам. Казначей королевы Марсель выделил 50000 ливров за передачу имущества двух казненных дворян-протестантов. По приказу короля был начат процесс против адмирала, обвиненного в оскорблении величества. Не ожидая вынесения приговора, имущество и мебель Колиньи были проданы, что принесло 60000 экю. Окончательный приговор был оглашен в сентябре: лишенный всех званий, титулов, должностей и состояния, Колиньи был приговорен к повешению на Гревской площади. Тот, кто выдаст королю [197] живого или мертвого главаря мятежников, получит наличными 50000 золотых экю «в городской ратуше Парижа и других городах этого королевства». Таким образом, подражая своей матери, Карл IX оценил человека и передал своим подданным свое суверенное право на жизнь и смерть одного из своих подданных — мера жестокая и исключительная, но законная.
Названная жертва действовала тем временем весьма активно. Протестанты наносили удар за ударом, захватив Лузиньян и Шательро, затем 24 июля осадили Пуатье, где укрылись герцог де Гиз и его брат маркиз дю Мэн. 5 сентября герцог Анжуйский ловким отвлекающим маневром у Шательро смог снять осаду. Обе обессилевшие армии отошли за подкреплениями: одна в Турень, а армия Колиньи — в Фэй-ла-Винез, а потом 24 сентября — к Монконтуру. Именно здесь по совету де Таванна герцог Анжуйский начал сражение 3 октября. Несмотря на яростную атаку, Колиньи пришлось оставить город. Его ландскнехты, оставшиеся в одиночку на поле боя, были до последнего вырезаны швейцарцами королевской армии. Это было крупное поражение протестантов. В присутствии посла Испании Екатерина заявила, что битва состоялась в годовщину смерти ее дочери, королевы Елизаветы. Нет никакого сомнения в том, что она помогала Франции.
Армия гугенотов оставляла за собой укрепленные города с гарнизонами — Екатерина решила их уничтожить. Ее два сына — король и Анжу — осадили Сен-Жан-д'Анжели, который долго сопротивлялся — с 16 октября по 2 декабря. С этого момента оптимизм стал постепенно вытесняться сомнением. Нельзя одолеть постоянно ускользающего врага. Поэтому Екатерина начала переговоры. В феврале 1570 года она дошла до того, что предложила гугенотам мир и свободу совести. Ее противники ответили требованием свободы культа: лишение возможности свободно отправлять их культ было для них хуже, чем самая жестокая смерть, сказали они. Несмотря на возмущение Карла IX, королева-мать не прекратила переговоров. Ее очень тревожило продвижение [198] Колиньи к северу через долину Роны. 23 апреля она приняла де Телиньи, глашатая протестантов. Он потребовал разрешения на протестантские богослужения в королевстве и даже при дворе, когда туда прибудут королева Наваррская и принцы, а также возвращения конфискованного имущества, предоставления двух безопасных городов — Кале и Бордо, выплату жалованья рейтарам протестантов, одобрения продажи имущества духовенства и равного участия в палатах всех парламентов королевства.
Разъяренный таким бесстыдством, Карл IX схватился за кинжал и ударил бы Телиньи, если бы его не остановили. Но средств для ведения длительной войны не было, поэтому пришлось вступать в переговоры. Контрпредложением королевской стороны было предоставление на три года Ла Рошели, Монтобана и Сансера. На отправление культа будут иметь право только дворяне в своих домах. Послы короля де Бирон и де Малассиз изложили эти условия адмиралу. Последний, имея в своем подчинении армию в несколько тысяч всадников, уже прибыл к Форезу. Но сильная лихорадка остановила его в Сент-Этьене. Он всегда был сторонником мира, но сейчас отказался от перемирия и вскоре продолжил свое наступление: ускользнув от маршала де Коссе, в июле он стал лагерем в Ла Шарите на Луаре, откуда угрожал Парижу. На западе вперед продвигался Лану и вместе со своими гугенотами занял Ниор, Бруаж и Сент. Сила теперь была на стороне протестантов.
Изменение положения вынуждает Екатерину и короля торопиться с заключением мира. В это время королева разозлилась на Филиппа II, который, воспользовавшись тем, что был главой дома Габсбургов, только что женился на старшей дочери императора, оставив королю Франции младшую. Одновременно с этим он препятствовал браку Маргариты де Валуа с доном Себастьяном, молодым королем Португалии. Заключить мир с гугенотами значило отомстить этому невоспитанному зятю, которого королева теперь обвиняла в плохом отношении к его покойной супруге и в жестокости по отношению к его неуравновешенному сыну [199] дону Карлосу, которого в январе он посадил в тюрьму и который полгода спустя умер от отчаяния и беспомощной ярости в своей камере.
При дворе одним из последних сторонников войны оставался кардинал Лотарингский. Прелат отказывался обсуждать одно из положений мирного договора: брак Маргариты де Валуа, дочери Екатерины, с принцем Генрихом Наваррским. Семнадцатилетняя принцесса явно благоволила к юному Генриху де Гизу, и кардинала бы полностью устроил такой брак, приближавший его семью к трону. Но он не принял в расчет страсти: ревнуя сестру, герцог Анжуйский донес об этой идиллии матери. Придя в ярость, Екатерина потребовала немедленного разрыва: она собиралась выдать свою дочь замуж за суверенного государя. Ее союзницей стала гордость короля, уязвленного самонадеянностью лотарингских принцев.
25 июня в пять часов утра Карл IX, узнавший об амурах своей сестрицы, пришел в «одной рубашке» к своей матери и приказал позвать туда принцессу. Посол Испании рассказывает, что «мать и сын набросились на Маргариту и били ее изо всех сил. Когда, наконец, они прекратили, ее одежда была настолько разорвана, а волосы в таком беспорядке, что королева, ее мать, боясь, как бы этого не заметили, потом целый час приводила в порядок платье своей дочери». После этого король приказал своему брату, бастарду Ангулему, убить герцога де Гиза. Стремясь спасти свою жизнь, герцог поспешно объявил со своем браке с Екатериной Клевской, вдовой принца Порциана. Кардинал Лотарингский уехал в Реймс. Так, благодаря этому своевременному инциденту было сломлено сопротивление католических лидеров заключению мира.
Несмотря на горечь короля Испании («король и королева себя неизбежно погубят») и возмущение папы Пия V по поводу отвратительных еретиков («этот мир станет источником самых великих несчастий Франции»), полномочный представитель де Телиньи, прибывший в Сен-Жермен-ан-Лэ 29 июля, заключил мир в день своего приезда. Но до объявления о соглашении, были названы четыре безопасных города. [200] К Ла Рошели и Монтобану были добавлены вместо потребованных протестантами Ангулема и Сансера Ла Шарите и Каньяк. Эти города останутся в распоряжении протестантов в течение двух лет как временное убежище для защиты от жестокостей католиков.
Эдикт о мирном урегулировании от 8 августа 1570 года даровал право на свободу совести на всей территории королевства, отправление культа там, где это имело место до войны, в предместьях одного из двух городов, где имеется парламент, и в домах верховных судейских. Новая религия была запрещена при дворе, на расстоянии двух лье от каждой из королевских резиденций и на расстоянии десяти лье от Парижа. Протестанты допускались во все университеты, школы и больницы. У них были свои отдельные кладбища. Они имели право не признавать судей в парламентах. Была объявлена всеобщая амнистия. Заключенным будет дана свобода, а конфискованные имущество, должности и титулы будут возвращены.
Вся королевская семья торжественно поклялась исполнять положения этого мирного договора. 15 августа вместе со всем двором король отправился в Собор Парижской Богоматери на мессу и вечерню. Затем он поужинал в Парижской ратуше. Ночью были убраны виселицы и сняли чучела адмирала и других протестантских предводителей, повешенные на Гревской площади и Мокфоконе. Радостный народ толпой повалил на улицы и площади, где именем короля провозглашался мир и забвение прошлого.
После того как было найдено мирное решение проблем, военные страсти несколько смягчились. Снова можно было думать о праздниках. Сезон начался 3 октября — в прошлые годы этот роковой день приносил траур и сражения; но на этот раз в особняке Гизов в Париже состоялся великолепный прием по случаю брака молодого герцога Генриха и Екатерины Клевской, вдовы принца Порциана, гугенота. Екатерина Медичи тоже там присутствовала до полуночи. Дом был великолепно украшен золотыми и серебряными вазами, принадлежавшими кардиналу Лотарингскому. [201]
Закончится ли 1570 год, как и этот брак, союзом воды и огня, братством католиков и протестантов? Испания и Святой Престол в лице их представителей при дворе опасались этого и были чрезвычайно возмущены. Счастливая королева Екатерина радовалась: она помирилась со своими врагами, освободилась от необходимости личной мести, забыла об усталости военных походов и теперь, наконец, могла обеспечить Французской короне роль, достойную ее величия в международном плане. [202]