Кари Густав ЮНГ, Мишель ФУКО. нования считать проблемой, вспомнив о том, с какими труд­ностями еще несколько лет назад психиатризировали вещи столь необъяснимые и чудовищные

нования считать проблемой, вспомнив о том, с какими труд­ностями еще несколько лет назад психиатризировали вещи столь необъяснимые и чудовищные, как преступления Ген­риетты Корнье или Пьера Ривьера.

Во-первых, нужно отметить следующее: эта психиат-ризация затрагивает практики и персонажи, которые пре­красно вписываются в деревенский пейзаж своего времени. Первая ее важная особенность — то, что она идет не сверху, или не только сверху. Мы не имеем дело с внешней сверхко­дировкой, психиатрия берется за это дело не потому, что оно представляет проблему, скандал или некую тайну, не из-за таинственности Жуй. Вовсе нет: механизм запроса к психи­атрии работает в самом низу. Не стоит забывать о том, что семья девочки обнаруживает тревожные факты в ходе пре­словутой проверки белья, о которой я говорил вам в связи с мастурбацией и которая, как вы помните, была одной из тех гигиенических и одновременно моральных рекомендаций, которые давались семьям с конца XVIII века. Таким обра­зом, именно семья замечает нечто, именно семья представ­ляет факты администрации деревни и требует принять меры. Девочка ожидала подзатыльников, однако семья в это время уже не практикует такого рода наказания, она подключена к другой системе контроля и власти. Первый эксперт, доктор Беше, и тот колебался. Рядом с Жуй, с этим столь известным, столь обычным персонажем, он вполне мог сказать: «Ну что же, он это сделал, ему и отвечать». И действительно, дох-тор Беше говорит в своем первом отчете: «Разумеется, Жуй несет юридическую, судебную ответственность за содеян­ное». Однако в записке, приложенной к отчету и адресо­ванной следователю, он говорит, что «моральное чувство» обвиняемого «недостаточно для того, чтобы сопротивляться животным инстинктам». Ведь речь идет о «скудоумном, ко­торого оправдывает его темнота». Эта довольно вычурная фраза, несколько таинственная по своему смыслу, ясно ука­зывает на то, что врач (сельский или окружной врач — не важно) считает нужной в данном случае более серьезную, более полную психиатризацию. К тому же создается впечат-

ФИЛОСОФСКИЙ БЕСТСЕЛЛЕР

ление, что сама деревня озаботилась этим делом и перевела его с уровня оплеух, ожидавшихся девочкой, на совершен­но иной уровень. Ведь это глава деревни, ознакомившись с делом, представил его в прокуратуру; да и все население Люпкура (таково название деревни), узнав об отчете психи­атрических экспертов, высказало желание, чтобы маленькая Софи Адам была отправлена в исправительный дом до со­вершеннолетия.

Таким образом, на относительно глубоком уровне зарож­дается некая новая обеспокоенность взрослых, семьи, де­ревни перед этой периферийной, бродячей сексуальностью, где пересекаются пути детей и маргинальных взрослых; и также на относительно глубоком уровне зреет запрос к весьма, я бы сказал, разветвленной контрольной инстанции: ведь семья, деревня, ее глава и, в известной степени, первый врач Жуй ратуют за исправительный дом для девочки и за суд или психиатрическую лечебницу для взрослого.

Жители деревни прибегают к запросу снизу, апелли­руют к высшим инстанциям, к инстанциям технического, медицинского, судебного контроля, апеллируют несколько путано, соединяя все вместе, в связи с фактом, который не­сколько лет назад, несомненно, был бы сочтен совершенно обычным и безобидным. И как же реагирует на эту апелля­цию психиатрия? Как, собственно, осуществляется психи-атризация, эта скорее запрашиваемая, нежели навязываемая психиатризация? Мне кажется, что для того чтобы понять, как осуществляется психиатризация подобного персонажа, нужно сопоставить ее с той моделью, о которой я только что говорил, — с делом Генриетты Корнье. Когда возникла пот­ребность психиатризировать или, проще говоря, продемонс­трировать безумие, душевную болезнь Генриетты Корнье, чего именно от нее ждали? Прежде всего ждали телесного коррелята, то есть физического элемента, который послу­жил бы, как минимум, последней, недостающей причиной преступления. И он был найден: это были менструации.

Далее, на более серьезном и фундаментальном уровне, имелось стремление вписать поступок Генриетты Корнье, убийство ребенка, в рамки болезни — в рамки болезни, ко-