СМЫСЛ АЛХИМИЧЕСКОЙ ПРОЦЕДУРЫ
686 Так Дорн описывает тайну второй стадии coniunctio. Современному разуму подобные ухищрения мышления покажутся чем-то вроде расплывчатого продукта фантазии. Что ж, в определенном смысле, они таковым и являются, и в силу этого расшифровать их можно только с помощью метода комплексной психологии. В своей попытке прояснить явно запутанную ситуацию, Дорн погрузился в обсуждение способов и средств добычи квинтэссенции, которая, как очевидно, требуется для единения unio mentalis с телом. Естественно, возникает вопрос: каким образом алхимическая процедура вообще умещается во всем этом. Unio mentalis настолько явно представляет собой духовную и нравственную установку, что ее психологическая природа не вызывает никаких сомнений. Для нашего образа мышления это сразу же становится стеной, разделяющей психический и химический процессы. Для нас эти две вещи несовместимы друг с другом, но средневековый разум так не считал. Он ничего не знал о природе химических субстанций и их соединении. Он видел только загадочные субстанции, которые, соединившись друг с другом, необъяснимым образом порождали такую же загадочную новую субстанцию. В этой непроглядной тьме фантазия алхимика была свободна и могла соединять самые несовместимые вещи. Ее ничто не сдерживало и, будучи свободной, она могла изображать саму себя, не осознавая, что происходит.
687 Свободная психе адепта использовала химические субстанции и процессы, как художник использует краски, чтобы придать форму продукту своей фантазии. Если Дорн, для того, чтобы описать единение unio mentalis с целом, обращается к своим химическим субстанциям и инструментам, это означает только то, что он иллюстрирует свои фантазии химическими процедурами. Для этого он подбирает наиболее подходящие субстанции, точно так же, как художник выбирает соответствующие краски. Например, мед должен присутствовать в смеси из-за своих очищающих качеств. Будучи сторонником Парацельса, Дорн из работы Мастера знал, сколько восторженных похвал тот нагромоздил вокруг этого вещества, называя его "сладостью земли", "смолой земли", которая пропитывает все, что растет, "индийским духом", который под "воздействием лета" превращается в "материальный дух"94 Тем самым, смесь приобретала способность не только изгонять нечистоты, но и превращать дух в тело, что, принимая во внимание предполагаемое соединение духа и тела, представлялось особенно обнадеживающим принципом. Разумеется, "сладость земли" имела и свои отрицательные стороны, поскольку, как мы прочитали выше, мед мог превращаться в смертельный яд. По мнению Парацельса, он содержит в себе "Tartarum" (винный камень), который, в силу самого своего названия, каким-то образом связан с Адом. Более того, Tartar (Тартар) — это "сожженный дотла Сатурн" и, соответственно, он родственен этой зловредной планете. В качестве другого ингредиента Дорн берет Хелидонию (Chelidonium mains, чистотел), который излечивает глазные болезни и особенно положен в случае с куриной слепотой; он даже исцеляет духовное "невежество" (болезнь души, меланхолия-сумашествие), которого так боялись адепты. Она оберегает от "грозовых бурь", то есть от вспышек ярости. Это драгоценный ингредиент, потому что его желтые цветы символизируют философское золото, главное сокровище алхимиков. Что еще более важно, он вытягивает влагу, "душу"95 из Меркурия. Стало быть, он способствует "одухотворению тела" и делает видимой суть Меркурия, высший хтонический дух. Но Меркурий является также и дьяволом96. Возможно именно поэтому глава, в которой Лагнеус определяет природу Меркурия, названа "Dominus vobiscum"97.
688 Кроме того, упоминается и растение Mercurialis (собачья ртуть). Как и гомерово магическое растение Моли (чеснок), оно было открыто самим Гермесом и поэтому должно обладать магическими свойствами. Это особенно полезно для coniunctio, потому что, поскольку оно обоеполое, поэтому может определять пол зачинаемого ребенка. Говорили, что из его экстракта был создан сам Меркурий — тот дух, который играет роль посредника (поскольку он — utrinsque capax, "способен на все") и спасителя Макрокосма, стало быть, лучше всего может соединять верх с низом. В своей форме фаллического божества, как Гермес Киллений, он приносит притягательную силу сексуальности, которая играет большую роль в символизме coniunctio98. Как и мед, он тоже таит в себе опасность возможного отравления, по причине чего наш автор благоразумно добавляет в смесь в качестве противоядия розмарин, который является синонимом Меркурия (aqua permanens), возможно на основании принципа "клин клином вышибают". Дорн вряд ли мог удержаться от искушения использовать алхимическую аллюзию "ros marinus", морская роса. В соответствии с церковным символизмом, и в алхимии была своя "божья роса", aqua vitae, вечная, постоянная и двусмысленная ϋδωρ θέίον, божественная вода или серная вода. Эта вода также называлась aqua pontica (морская вода) или просто "море". Это было то великое море, по которому алхимик совершал свое мистическое плавание, ведомый "сердцем" Меркурия на божественном Северном Полюсе, на который сама природа указывает магнитным компасом99. Она также была купелью обновления, весенним дождем, который оживляет растительность; была она и "aqua doctrinae".
689 Другим противоядием является лилия. Но она является чем-то гороздо большим, чем просто пртивоядием: сок ее "ртутеподобен" и даже "несгораем", верный признак не подверженной разложению и "вечной" природы. Это подтверждается тем фактом, что лилия считалсь Меркурием и самой квинтэссенцией — самой благородной вещью, которой может достичь человеческая медитация. Красная лилия обозначает мужскую, а белая - женскую сторону coniunctio; это божественная пара, соединившаяся в священном браке. Стало быть, лилия поистине является "gamony-mus", в том смысле, в каком это слово употребляет Парацельс.
690 И наконец, в смеси обязательно должен присутствовать элемент, который на самом деле поддерживает единство тела и души: человеческая кровь, которая считалась троном души100. Это был синоним красного раствора, предварительной стадии lapis; более того, это был древний магический амулет, "связующее звено" соединяющее душу или с Богом, или с дьяволом, а значит и сильнодействующее средство для соединения unio mentalis с телом. Добавление человеческой крови мне представляется необычным, если данный рецепт следовало понимать буквально. Здесь мы вступаем на зыбкую почву. Хотя растительные ингредиенты, несомненно, включены в рецепт в силу своей символической ценности, мы все еще не знаем, в какой именно степени символизм обладал магическим свойством. Если он обладал в достаточно большой степени, то рецепт следовало понимать буквально. В случае с кровью возникают сильные сомнения, поскольку либо она просто была синонимом aqua permanens, и потому могла быть практически любой жидкостью, либо имелась в виду настоящая кровь, и тогда мы должны спросить, откуда ее брали. Могла ли это быть кровь адепта? Эта проблема совсем не кажется мне незначительной, поскольку Дорн, создавая свою "Philosophia meditativa", находился под сильным влиянием, что мы увидим ниже, сабейской "Liber quartorum", с которой он явно был знаком, хотя и не упомянул об этом. О сабеях говорили, что они в магических целях приносят человеческие жертвы101, и даже сегодня человеческая кровь используется при подписании пакта с дьяволом. Не так уж много времени прошло с тех пор, когда какого-нибудь бродягу подпаивали и быстро замуровывали в фундамент постройки, чтобы здание получилось прочным. Стало быть, в магическом рецепте шестнадцатого века человеческая кровь могла легко использоваться, как pars pro toto*.
691 Затем вся эта магическая микстура соединялась "с небом красного или белого вина или винного камня". Caelum, как мы видели, был продуктом алхимической процедуры, которая в данном случае заключалась поначалу в дистилляции "философского вина". Посредством этой процедуры душа и дух отделялись от тела и несколько раз подряд сублимировались, пока не становились свободными от всей "phlegm", то есть от всей жидкости, которая больше не содержала в себе "дух"102. Осадок, который называли corpus (тело), превращался в пепел с помощью "самого жаркого огня" и, после добавления горячей воды, превращался в lixivium asperrimum, "очень сильный щелок", который потом осторожно сливался путем наклонения сосуда. С оставшимся осадком производили ту же самую операцию, пока, в конце концов, не оставалось никакого "asperitas"**. Щелок процеживался, а затем испарялся в стеклянном сосуде. То, что оставалось, называлось tartarum nostrum ("нашим винным камнем", calculus vini), естественной "солью всех вещей". Эта соль "могла быть растворена в воде винного камня, в сыром и прохладном месте, на куске мрамора"103. Вода винного камня была квинтэссенцией философского и даже обычного вина, и потом подвергалась вышеупомянутой ротации. Как на центрифуге, чистое отделялось от нечис-
* Часть вместо целого (лат.) — Прим. ред.
** Терпкость, кислый, соленый [вкус] (лат.) — Прим. ред.
того, и жидкость "цвета воздуха" всплывала на поверхность. Это и было caelum.
692 Я дал подробное описание этого процесса для того, чтобы читатель получил непосредственное впечатление от алхимической процедуры. Вряд ли можно предположить, что все это глупости, поскольку Дорн был человеком, который явно серьезно относился к этим вещам. Пока что не возникало никаких сомнений насчет того, что он действительно верил, в то, что говорил. Кроме того, он сам работал в лаборатории. Разумеется, мы не знаем, каких успехов он достиг на поприще химии, но у нас имеется достаточно сведений о результатах его медитативных упражнений.
693 Для Дорна caelum — это скрытая в человеке небесная субстанция, тайная "истина", "сумма достоинств", "сокровище, которое не съест моль и не утащит вор". Миру она кажется самой большой дешевкой, но "мудрецы считают, что она больше достойна любви, чем драгоценные камни и золото, ибо это есть добро, которое не растратить и которое можно забрать с собой и после смерти"104. Здесь читатель догадается, что адепт описывал ни что иное, как царство Божие на земле. Я думаю, что Дорн не преувеличивал, просто он хотел сообщить своим читателям нечто, что было для него очень важно. Он верил в необходимость алхимической операции, а также в ее успех; он был убежден, что квинтэссенция была необходима для "подготовки" тела, и что это "универсальное лекарство" настолько укрепляло тело, что возникала возможность его coniunctio с душой и духом. Если производство caelum из вина является химической фантазией, от которой волосы могут встать дыбом, то мы вообще перестаем что-либо понимать, когда адепт смешивает это небо со своим "gamonymous" и другими магическими растениями. Но если один процесс представляет из себя по большей части фантазию, то то же самое относится и к другому. Что и делает его интересным. Фантазии, когда они спонтанны, всегда что-нибудь означают. Тогда встает вопрос: в чем психологический смысл этой процедуры?