Знакомство с бессознательным 1 страница
Карл Густав Юнг. Воспоминания, сновидения, размышления
Перевод: В. Поликарпов, Мн.: ООО "Харвест", 2003Содержание
Предисловие Введение Мое детство Школа Студенческие годы Психиатрическая практика Зигмунд Фрейд Знакомство с бессознательным Происхождение моих сочинений Башня Путешествия Северная Африка Америка: индейцы пуэбло Кения и Уганда Индия Равенна и Рим Видения Жизнь после смерти Поздние мысли Прошлое и настоящееПредисловие
Не looked at his own Soul with a Telescope. What seemed all irregular he saw and shewed to be beautiful Constellations and he added to the Consciousness hidden worlds within worlds. Coleridge. Note book. [Он взглянул на свою душу в телескоп. То, что раньше представлялосьсовершенно беспорядочным, оказалось прекрасными созвездиями, ему открылисьскрытые миры внутри миров. Колридж. Записная книжка.] Летом 1956 года на конференции "Эраноса" в Асконе издатель Курт Вольфсообщил, что хотел бы опубликовать в нью-йоркском издательстве "Pantheonbooks" биографию Карла Густава Юнга. Доктор Иоланда Якоби, долгое времясотрудничавшая с Юнгом, предложила взять на себя работу биографа. Все понимали, что сделать это будет непросто, поскольку Юнг не желалвыставлять напоказ свою личную жизнь. И действительно, только после долгихсомнений и колебаний он нашел для меня время. Мы встречались раз в неделюпосле обеда. И если учесть, что работал Юнг ежедневно и напряженно, аутомлялся быстро (ему было уже за восемьдесят), на это уходила значительнаячасть его рабочего времени. Работать мы начали весной 1957 года. По замыслу Курта Вольфа книгадолжна была выглядеть не как "биография", а как "автобиография", т. е. бытьнаписанной от лица самого Юнга. Моя задача состояла лишь в том, чтобызадавать вопросы и записывать ответы. Первое время Юнг был довольно скрытен,но вскоре работа ему понравилась и он стал относиться к ней с большиминтересом. Он начал рассказывать о себе, своем становлении, своихсновидениях и размышлениях, и его это захватило. К концу года отношение Юнга к нашим совместным усилиям совершеннопеременилось. Мы затронули скрытые глубоко в подсознании образы его детства,и он ощутил их связь с идеями работ, которые писал в конце жизни, не вполнеосознавая, на мой взгляд, характер этой связи. Однажды утром он сообщил мне,что хочет сам записать воспоминания детства. К этому времени он рассказалуже многое, но в моих записях все еще оставались большие пробелы. Его решение явилось приятной неожиданностью - я знала, с какимнапряжением Юнг писал. В последние годы он ничего подобного не предпринимал,если только не чувствовал некоторого "внутреннего обязательства". Теперь емуказалось, что работа над "автобиографией" внутренне оправданна. Вот одно из замечаний, относящихся к тому периоду, которое я записала:"Книга для меня - всегда вопрос судьбы. В процессе писания есть что-тонепредсказуемое, и я не в состоянии задать себе какое-либо направление. Так,эта "автобиография" принимает теперь направленность, совершенно отличную оттой, что представлялась мне вначале. Я чувствую необходимость записатьранние воспоминания, и, если не занимаюсь этим хотя бы день, у менянемедленно возникают неприятные физические симптомы. Стоит же мне сесть заработу, они исчезают, и я ощущаю в голове полную ясность". В апреле 1958 года были написаны главы о детстве, школьных годах иуниверситетском периоде. Сначала Юнг дал им общее название - "О раннихсобытиях в моей жизни". Эти главы заканчивались 1900-м годом, когда онзавершил медицинское образование. В январе 1959 года Юнг жил в своем загородном доме в Боллингене. Каждоеутро он посвящал чтению избранных глав нашей книги, к этому времени ее формауже стала вырисовываться. Возвращая мне главу "О жизни после смерти", онсказал: "Во мне что-то сдвинулось, и я чувствую потребность писать". Такпоявились "Поздние мысли", где были отражены самые глубокие ипоследовательные его убеждения. Тогда же, летом 1959 года, Юнг написал главу о Кении и Уганде. Разделоб индейцах пуэбло мы взяли из его неоконченной рукописи, посвященнойпсихологии примитивных народов. Чтобы завершить главы "Зигмунд Фрейд" и "Встреча с бессознательным", язаимствовала кое-какие фрагменты из семинара 1925 года, на котором Юнгвпервые заговорил о внутреннем развитии. Глава "Психиатрическая деятельность" основана на беседе Юнга с молодымиассистентами цюрихской психиатрической клиники Бургхольцли в 1956 году, гдеодин из его внуков работал психиатром. Беседа происходила в доме Юнга вКюснахте. Прочитав рукопись, Юнг остался ею доволен. Где-то он исправил целыеабзацы или добавил новый материал. Я в свою очередь воспользовалась записяминаших бесед, чтобы дополнить главы, которые он написал сам, подробнееизложила факты, убрала повторения. Но в дальнейшем провести грань между моимучастием в работе над книгой и его собственным вкладом было уже почтиневозможно. Генезис книги в какой-то степени определил ее содержание. Беседе илиспонтанному повествованию всегда свойственна определеннаянепоследовательность. И этот тон распространился на всю "автобиографию".Главы - это стремительно распространяющиеся лучи света, которые лишь намгновение выхватывают внешние события жизни Юнга и его деятельность. Нонедостаточное освещение внешних событий компенсировалось погружением ватмосферу его внутренней жизни, в переживания человека, для которого душабыла совершенно реальной сущностью. Я часто просила Юнга поподробнеерассказать о внешних событиях, но мои просьбы оставались без ответа. Толькодуховное содержание жизненного опыта осталось в его памяти, и только оноказалось ему достойным повествования. Эти изначальные препятствия личного характера оказались существеннее,чем трудности формальной организации текста, и Юнг так объясняет это вписьме к другу студенческих лет. Во второй половине 1957 года, отвечая напросьбу записать воспоминания молодости, он пишет: "...Вы безусловно правы. Когда мы стареем, к нам возвращаютсявоспоминания нашей молодости, и причины этого кроются не только в нас.Когда-то, около тридцати лет назад, мои ученики просили меня рассказать, какя пришел к понятию бессознательного. Я исполнил их просьбу, организовавсеминар. За последние годы в различной форме мне были высказаны предложениясделать нечто подобное и в отношении автобиографии. Не могу представить себяв этой роли. Я знаком со слишком многими автобиографиями, с их самообманом ипрямой ложью, и слишком хорошо осознаю невозможность описать себя, чтобы уменя возникло желание предпринять такую попытку. В последнее время меня просят дать сведения для моей автобиографии, и,отвечая на вопросы, я обнаружил скрытые в моих воспоминаниях объективныепроблемы, которые, похоже, заслуживают более пристального внимания.Пораздумав, я решил на какое-то время отложить остальные дела, чтобыобратиться к истокам своей жизни и объективно их исследовать. Поставленнаяцель оказалась крайне трудной и необычной, для ее достижения мне пришлосьпообещать себе, что результаты не будут опубликованы при моей жизни. Этамера, на мой взгляд, обеспечит необходимые спокойствие и отстраненность. Каквыяснилось, все воспоминания, сохранившие яркость, были связаны сэмоциональными переживаниями, причинявшими мне беспокойство и вызывавшимисильные чувства, - едва ли это достаточное условие для беспристрастногоповествования! Ваше письмо "естественно" пришло в тот самый момент, когда яфактически решился на подобную попытку. Судьба распорядилась таким образом - как, собственно, всегда и бывало,- что все внешнее в моей жизни всегда оказывалось случайным, и лишьвнутреннее имело смысл и значение. В результате все воспоминания о внешнихсобытиях поблекли, а, возможно, эти "внешние" опыты жизни вообще никогда небыли особенно важны или были важны лишь постольку, поскольку совпадали сфазами моего внутреннего развития. Огромная часть этих "внешних проявлений"исчезла из памяти как раз потому (как мне казалось), что я участвовал в них,тратя на них энергию. Но ведь именно внешние события являются главнымикомпонентами общепринятой биографии. Это - люди с которыми вы встречались,путешествия, приключения, затруднительные обстоятельства, удары судьбы и т.д. Однако, за некоторыми исключениями, все эти вещи превратились для меня вфантомы, которые я вспоминаю с трудом - они более не волнуют воображение. Воспоминания о "внутренних" переживаниях, напротив, стали болееотчетливыми и красочными. И здесь возникает проблема описания, с которой яедва ли способен справиться, по крайней мере сейчас. По этим причинам, кмоему великому сожалению, я не могу удовлетворить вашу просьбу". Надо сказать, процитированное письмо типично для Юнга. Хотя он уже и"решился сделать попытку", тем не менее в конце последовал отказ. До самойсмерти он не мог окончательно определиться между "да" и "нет". Всегдаоставался некий скепсис, некоторая скованность перед читающей публикой. Онрассматривал эти биографические записи не как научный труд, и даже не каксобственную книгу, а скорее как свой вкладе "проект Аниэлы Яффе", как онназывал нашу с ним работу. Особо он настаивал, чтобы эту книгу не включали всобрание сочинений. Юнг бывал чрезвычайно скрытен, упоминая о своих встречах с людьми, шлали речь об известных лицах, или о близких друзьях и родственниках. "Я былзнаком, - замечал он, - со многими известными людьми моего времени, людьми,занимавшими выдающееся место в науке или политике, с исследователями,артистами и писателями, принцами и финансовыми магнатами, но, если бытьчестным, я вынужден признать, что только несколько таких встреч стали дляменя событием. В целом, наши встречи скорее напоминали встречи кораблей вморе, когда они приспускают флаги, приветствуя друг друга. К тому же этилюди обычно желали узнать у меня о чем-то таком, что не подлежит огласке.Так что во мне не осталось никаких воспоминаний об этих людях, какую быценность они ни представляли в глазах мира. Наши встречи былибессодержательны, скоро позабылись и не имели никакого серьезного влияния. Аоб отношениях с людьми, которые были для меня жизненно важными и о которых явспоминаю теперь с чувством отстраненности, я говорить не могу, посколькуони касаются не только моей интимной жизни, но и интимной жизни других. Этоне по мне - открывать публике то, что закрыто навсегда". Однако, недостаток внешних событий, с избытком искупается отчетами особытиях жизни внутренней, о мыслях и чувствах, которые, как считал Юнг,составляют неотъемлемую часть его биографии. Это справедливо прежде всего поотношению к его религиозным переживаниям. В этой книге заключено религиозноекредо Юнга. Религиозные вопросы предстают в ней как различные стороны егожизненного опыта: здесь и детские откровения, определившие отношения Юнга срелигией до самого конца жизни, и вечное любопытство ко всему, что связано свнутренним миром человека, - иными словами, это потребность знать, стольхарактерная для его научного творчества. И последнее, но чуть ли не самоеважное, - это осознание себя врачом. В первую очередь Юнг и рассматривалсебя как врача, осознающего, что религиозные чувства его пациентов игралирешающую роль в излечении психических заболеваний. Это наблюдение совпало соткрытием, что человеческое сознание спонтанно создает образы религиозногосодержания, что многочисленные неврозы (особенно во второй половине жизни)происходят от невнимания к этому особому свойству нашей души. То, как Юнг понимал религию, во многом отличалось от традиционногохристианства - особенно, когда речь шла о проблеме зла и об идее Бога(который у Юнга не так уж добр и далеко не всегда "благ"). С точки зрениядогматического христианства Юнг предстает очевидным еретиком. Такова,несмотря на его мировую славу, была реакция на его работы. Это огорчало его;часто в этой книге проскальзывает разочарование человека, религиозные идеикоторого не были поняты должным образом. Не единожды он мрачно говорил: "Онибы сожгли меня как средневекового еретика!". Лишь после его смерти всебольшее число теологов стало признавать, что Юнг был несомненно выдающейсяфигурой в религиозной истории нашего века. Он доказал свою верность христианству, и наиболее важные его трудыпосвящены именно проблемам христианства. Они написаны с позиции психологии,и Юнг намеренно связывал психологию и теологию. Тем самым он подчеркивалнеобходимость осмысления там, где христианство требует лишь веры. Этанеобходимость была для него само собой разумеющейся, она стала неотъемлемойчастью его жизни. "Я обнаружил, что все мои мысли, выстраиваясь как планетывокруг солнца, образуют круг с центром в Боге, и непреодолимо стремятся кНему. Я чувствую, что совершил бы серьезнейший грех, если бы стал оказыватькакое-либо сопротивление этой силе", - писал он в 1952 году одному молодомупастору. В этой книге - единственной из огромного количества его работ - Юнгговорит о Боге и своем ощущении Бога. Вспоминая свой юношеский бунт противцеркви, он сказал: "Тогда мне стало понятно, что Бог (во всяком случае, дляменя) - это один из наиболее непосредственно воспринимаемых образов". Внаучных работах Юнг редко упоминал о Боге, предпочитая термин "образ бога вчеловеческом сознании". Здесь нет противоречия. В одном случае перед намисубъективный язык, основанный на внутреннем опыте, в другом - объективныйязык научного описания. В первом случае Юнг говорит как человек, чьи мыслиподвержены воздействию чувств и страстей, интуитивных ощущений и переживанийдолгой и необыкновенно богатой содержанием жизни; во втором - как ученый,сознательно ограничиваясь тем, что может быть продемонстрировано и доказано.В этом смысле Юнг - эмпирик. Когда в этой книге он говорит о своемрелигиозном опыте, он полагает, что читатели его поймут. Его субъективныеутверждения могут быть приемлемы лишь для тех, кто имел сходные переживанияили, говоря иначе, в чьей душе образу Бога свойственны те же или сходныечерты. Несмотря на то что Юнг одобрительно и деятельно отнесся к созданию"автобиографии", к ее опубликованию он в течение долгого времени относился -по вполне понятным причинам - крайне критически, чтобы не сказатьотрицательно. Его сильно беспокоила реакция публики, во-первых, из-заоткровенности, с которой он поведал о своих религиозных переживаниях имыслях, и во-вторых, потому что до сих пор ощущалась враждебность, вызваннаяего книгой "Ответ Иову", а непонимание и недопонимание воспринималось имслишком болезненно. "Я хранил этот материал всю мою жизнь, но никогда несобирался представлять его миру, потому что в этом случае нападки ранят менягораздо больше, чем в случае с другими книгами. Не знаю, буду ли я духовноотдален от этого мира настолько, что окажусь недосягаемым для критическихстрел и смогу вынести неприязненную реакцию. Я достаточно страдал отнепонимания и изоляции, в которую попадает человек, когда говорит вещи,другим непонятные. Если "Ответ Иову" встретил столь резкое непонимание, томои "Воспоминания" ожидает еще более несчастная судьба. Автобиография - этомоя жизнь, рассмотренная в свете знаний, которые я приобрел благодарянаучным занятиям. Моя жизнь и моя научная работа составляют единое целое, ипотому книга эта предъявляет большие требования к людям, которые не знаютили не могут понять мои научные идеи. В некотором смысле именно моя жизньбыла воплощением моих работ, а не работы - ее воплощением. То, что я есть, ито, что я пишу, - едино. Все мои идеи и все мои усилия - это я. Такимобразом, автобиография - это всего лишь точка над i". За время создания книги воспоминания все больше объективировались. Скаждой следующей главой Юнг как бы уходил от себя все дальше, пока не смогвзглянуть на себя, свою жизнь и работу со стороны. "Если бы меня спросили означимости моей жизни, это имело бы смысл в плане весьма отдаленнойвременной ретроспективы: с точки зрения прошлого века я могу сказать: да,моя жизнь чего-то стоила. На фоне же развития современных идей она не значитничего". Осознание безликой исторической преемственности, выраженной в этихсловах, ощущается и в самой книге, в чем читатель легко сможет убедиться. Глава "О происхождении моих сочинений" несколько фрагментарна. Нопо-другому и быть не могло, ведь собрание сочинений Юнга - это почтидвадцать томов. Более того, Юнг никогда не чувствовал склонности креферированию - ни в устной, ни в письменной форме. Когда его просили обэтом, он отвечал в свойственной для него достаточно резкой манере: "Такогорода вещи находятся вне сферы моей деятельности. Я не вижу никакого смысла впубликации сжатого изложения работ, в которых я, ценой стольких усилий,разобрал все детали. Мне пришлось бы выкинуть все доказательства иполагаться на разного рода категорические утверждения, что не сделало бы моирезультаты более понятными. Так жевательная деятельность парнокопытных, сутькоторой в срыгивании уже пережеванного, не вызывает у меня никакогоаппетита...". Поэтому читателю следует рассматривать эту главу как ретроспективныйочерк, написанный по конкретному поводу, и не ожидать от неговсесторонности. В осуществлении этой благородной и такой трудной задачи мне помогалимногие люди, которые проявляли к книге неослабевающий интерес, вносяполезные предложения и критические замечания. Здесь я упомяну только Елену иКурта Вольф из Локарно, которые предложили идею создания этой книги,Марианну и Вальтера Иехус-Юнг из Кюснахта (Цюрих), помогавших мне словом иделом, и Р. Ф. С. Налла из Пальдиа-де-Маллорка, который дал мне ряд советови помогал с неустанным терпением. Аниэла Яффе Декабрь 1961 г.Введение
Моя жизнь представляет собой историю самореализации бессознательного!Все, что есть в бессознательном, стремится к реализации, и человеческаяличность, ощущая себя единым целым, хочет развиваться из своихбессознательных источников. Прослеживая это на себе, я не могу использоватьязык науки, поскольку не рассматриваю себя как научную проблему. То, чем мы представляемся нашему внутреннему взору, и то, что естьчеловек sub specie aeternitatis (с точки зрения вечности. - лат.), можетбыть выражено только через миф. Миф более индивидуален и отражает жизньболее точно, нежели наука. Она работает с идеями, слишком общими, чтобысоответствовать субъективному множеству событий одной единственной жизни. Сейчас, в восемьдесят три года, я предпринимаю попытку объективнорассмотреть мою жизнь. Таким образом я создаю личный миф. Все, что я могусделать, - это утверждать нечто, "рассказывать истории". Говорю я правду илинет - не важно. Важно лишь, что это моя история, моя правда. Написать собственную биографию невероятно сложно: ведь когда мы судим осебе, у нас нет стандартов и нет объективных критериев. У нас изначально нетвозможности сравнивать. Я знаю, что во многих отношениях не похож на других,но мне неизвестно, что же я такое в действительности. Человек не в состояниисравнить себя ни с одним существом, он не обезьяна, не корова и не дерево. Я- человек. Но что это означает - быть человеком? Я отдельная частьбезграничного Божества, но при этом я не могу сопоставить себя ни сживотным, ни с растением, ни с камнем. Лишь мифологические герои обладаютбольшими возможностями, нежели человек. Но как же человеку составить о себемнение? Каждому из нас, предположительно, свойственен некий психическийпроцесс, который нами не контролируется, а лишь частично направляется.Потому мы не в состоянии вынести окончательного суждения о себе или о своейжизни. Если бы мы могли - это означало бы, что мы знаем, но такоеутверждение - не более чем претензия на знание. В глубине души мы никогда незнаем, что же на самом деле произошло. История жизни начинается для нас вслучайном месте - с некой определенной точки, которую мы запомнили, и уже сэтого момента наша жизнь становится чрезвычайно сложной. Мы вообще не знаем,чем она станет. Поэтому у истории нет начала, а о конце ее можно лишьвысказывать смутные предположения. Человеческая жизнь - опыт, не внушающий доверия; только взятый вомножестве, он способен произвести впечатление. Жизнь одного человека такбыстротечна, так недостаточна, что даже существование и развитие чего-либоявляется в буквальном смысле чудом. Я осознал это давно, еще будучистудентом-медиком, и до сих пор удивляюсь, что не был уничтожен еще допоявления на свет. Жизнь всегда казалась мне похожей на растение, которое питается отсвоего собственного корневища. В действительности же она невидима, спрятанав корневище. Та часть, что появляется над землей, живет только одно лето ипотом увядает. Ее можно назвать мимолетным видением. Когда думаешь о концахи началах, не можешь отделаться от ощущения всеобщей ничтожности. Тем неменее меня никогда не покидало чувство, что нечто живет и продолжается подповерхностью вечного потока. То, что мы видим, лишь крона, и после того какона исчезнет, корневище останется. В конце концов, единственные достойные упоминания события в моей жизни- это те, в которых непреходящий мир прорывался в наш - преходящий. Поэтомуя главным образом говорю о внутренних переживаниях, к которым также отношумои сны и видения. Эти формы - исходный материал моей научной работы. Онибыли магмой, из которой постепенно выкристаллизовался камень. Остальные воспоминания о путешествиях, людях и окружающей обстановкепоблекли рядом с событиями жизни внутренней. Многие люди былинепосредственными участниками современных исторических событий и написали обэтом; если читатель испытывает нужду в подобных свидетельствах, пустьобратится к ним. Но мои воспоминания о внешних событиях собственной жизни вомногом потускнели или стерлись. Встречи же с иной реальностью, моя борьба сбессознательным, остались в памяти навсегда. В этом царстве я всегда находилизбыток содержания, остальное же, напротив, содержание утрачивало. И людей я запомнил лишь постольку, поскольку их имена входили в список,начертанный моей судьбой с самого начала, так что встречи с ними былисвязаны с внутренними переживаниями. Эти переживания наложили свой отпечаток на все, что со мнойпроисходило, они приобрели значение либо уже в юности, либо несколько позже.Я рано осознал, что, когда нет внутреннего отклика на вопросы и сложностижизни, их значение в конечном счете ничтожно. Внешние обстоятельства незаменяют внутренних переживаний, поэтому моя жизнь была на редкость беднавнешними событиями. Мне нечего о них сообщить, поскольку для меня они наудивление бессодержательны. Я могу оценить себя только в свете внутреннихсобытий. Именно они придают уникальность моей жизни, и о них пойдет речь вмоей "автобиографии".Мое детство