Энгельс Ф Письмо Й. Блоху, 21 — 22 сентября 1890 г. — Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 394 — 395

Я определяю Ваше первое основное положение так: согласно материалистическому пониманию истории в историческом про­цессе определяющим моментом, в конечном счете, является произ­водство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если же кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономический момент является, будто единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую, абстрактную, бессмыс­ленную фразу. Экономическое положение — это базис, но на ход исторической борьбы также оказывают влияние и во многих слу­чаях определяют преимущественно форму ее различные моменты надстройки: политические формы классовой борьбы и ее резуль­таты — государственный строй, установленный победившим клас­сом после выигранного сражения, и т. п., правовые формы и даже отражение всех этих действительных битв в мозгу участников, политические, юридические, философские теории, религиозные воззрения и их дальнейшее развитие в систему догм. Существует взаимодействие всех этих моментов, в котором экономическое дви­жение как необходимое в конечном счете прокладывает себе до­рогу сквозь бесконечное множество случайностей (то есть вещей и событий, внутренняя связь которых настолько отдалена или на­столько трудно доказуема, что мы можем пренебречь ею, считать, что ее не существует). В противном случае применять теорию к любому историческому периоду было бы легче, чем решать про­стое уравнение первой степени.

Мы делаем нашу историю сами, но... мы делаем ее при весьма определенных предпосылках и условиях. Среди них экономиче­ские являются в конечном счете решающими. Но и политические и т. п. условия, даже традиции, живущие в головах людей, играют известную роль, хотя и не решающую. Прусское государство во­зникло и развивалось также благодаря историческим и в конеч­ном счете экономическим причинам. Но едва ли можно, не сделав­шись педантом, утверждать, что среди множества мелких госу­дарств Северной Германии именно Бранденбург был предназначен для роли великой державы, в которой воплотились экономические, языковые, а со времени Реформации и религиозные различия меж­ду Севером и Югом, и что это было предопределено только эконо­мической необходимостью, а другие моменты не оказывали также влияния (прежде всего то обстоятельство, что Бранденбург бла­годаря обладанию Пруссией был втянут в польские дела и через это в международные политические отношения, которые явились решающими также и при образовании владений Австрийского дома). Едва ли удастся кому-нибудь, не сделавшись посмешищем, объяснить экономически существование каждого маленького не­мецкого государства в прошлом и в настоящее время или про­исхождение верхненемецкого передвижения согласных, превратив­шего географическое разделение, образованное горной цепью от Судет до Таунуса, в настоящую трещину, проходящую через всю Германию...

Маркс и я отчасти сами виноваты в том, что молодежь иногда придает больше значения экономической стороне, чем это следует. Нам приходилось, возражая нашим противникам, подчеркивать главный принцип, который они отвергали, и не всегда находилось время, место и возможность отдавать должное остальным момен­там, участвующим во взаимодействии. Но как только дело доходило до анализа какого-либо исторического периода, то есть до практи­ческого применения, дело менялось, и тут уже не могло быть ни­какой ошибки. К сожалению, сплошь и рядом полагают, что новую теорию вполне поняли и могут ее применять сейчас же, как только усвоены основные положения, да и то не всегда правильно. И в этом я могу упрекнуть многих из новых «марксистов»; ведь бла­годаря этому также возникала удивительная путаница.