Идеал личностного воплощения философии
Как известно, необходимость союза философии и управления наиболее подробно обоснована Платоном. В «Государстве», «Законах» и ряде других диалогов красной нитью проходит мысль о том, что человечество еще долгое время будет лишено возможности иметь «идеальное» государство, «пока в государствах не будут царствовать философы», или же пока правители «не станут благородно и основательно философствовать»[24], иначе говоря, подобное осуществится, если только «философы и правители великих государств окажутся одними и теми же лицами»[25]. Следовательно, должны управлять те, кому «по самой их природе подобает быть философами и правителями государства, а всем прочим надо заниматься не этим, а следовать за теми, кто руководит»[26]. «Следует, кроме того, невежественных граждан всеми мерами держать подальше от власти и управления, мудрецам же поручить заботу об управлении»[27].
Сможет кто-либо из современных авторов оспорить эту платоновскую идею, отражающую саму суть управления как функции социального бытия людей? Не в этом ли ключ к гармоничному управлению? И вовсе неудивительно, что подобная постановка вопроса характерна для многих мыслителей, она встречается во множестве трудов по социальной философии и этике. Так, когда Жюльен Офре Ламетри, в первой половине ХVIII века, пытается показать важность философии в жизни общества и приводит с этой целью примеры «удачного применения стараний философов» в различных сферах - юриспруденции, религии, морали, риторики и т.д. - особое значение придает управлению, повторяя фактически тезис Платона: «Философия до такой степени оказывает влияние на искусство управления, что государи, прошедшие школу мудрости, созданы быть и действительно бывают лучшими правителями, чем те, которые не пропитаны наставлениями философии»[28] [Ламетри 1976, 487]. Поль Анри Гольбах также, ссылаясь на формулировку Платона, в определенной мере укрепляет основной его тезис новыми аргументами. Первое, именно философы более всех других членов общества сведущи в причинно-следственных закономерностях общественной жизни, обвинения же в их адрес, что якобы философия воспитывает в гражданах равнодушие к общественным делам абсолютно беспочвенны: наоборот, «при просвещенном правительстве, у свободного народа, в стране, подчиняющейся разумным законам, философ всегда будет активным гражданином». Второе, вообще «в хорошо управляемой стране просвещенный человек обладает значительным влиянием и может воздействовать на остальных граждан»[29].
Требование Платона, в переводе на современный язык - необходимость философской подготовки управляющих разных уровней - не вызывает возражений. Разумеется, пониманием важности этого не ограничивается взаимосвязь философии и управления как двух сфер человеческой мысли и деятельности. Философские категории и принципы охватывают все явления природы, человеческого мышления и общественной жизни, в том числе все аспекты управленческой деятельности. Но в прагматическом плане ключевой остается все-таки возможность личностного воплощения философии. Поэтому отметим, что не только в современных условиях, но и в течении всей истории государственного управления успех «платоновского проекта» вполне резонно ставился под сомнение. Уже у самого Платона проскальзывает подобное сомнение[30]. У Ламетри же вообще весьма призрачны надежды на появление философов-правителей: «черепаха не может бегать, слепой не может видеть», недвусмысленно заявляет он, поэтому нам остается лишь надеяться на то, «чтобы держащие кормило правления были немножко философами...., они не могли бы быть ими в слишком большой степени»[31]. Вполне актуально звучит и замечание Жана де Лабрюйера о том, что хотя констатация эпизодических проявлений «мудрого правления» сама по себе, конечно же, воодушевляет нас, но «по правде сказать, короли и министры в последнее время слишком пренебрегают этим искусством»[32].
Нелишне здесь задать вопрос: на каком основании Платон, Ламетри и другие авторы были столь уверены в исключительно позитивном, исключительно благотворном влиянии философии на правителей и, посредством формирования характера их деятельности, на само управление как феномен социальной жизни? Нетрудно убедиться, что именно в русле этих оптимистичных установок на деятельность просвещенного монаха появились различные философские и политологические конструкции переустройства общества. Это касается и тех социальных утопий, этических систем, педагогических проектов, где главным рычагом разумной организации общественной жизни, справедливого управления преподносится созидательная воля верхов: воодушевленные идеями философов о наилучшем переустройстве общества, управляющие провозглашают мудрые законы и управляют на их основе[33]. Оптимистичная уверенность лежит в основе «новой науки» Джанбатиста Вико. «Естественный порядок», обеспечивающий вечный круговорот форм общества и управления государством, имеет две составляющие: «во-первых, что тот, кто не может управлять собою сам, должен предоставить править собою другому, могущему это делать; во-вторых, что в мире всегда правят те, кто лучше по природе»[34] [Вико 1994, 469]. Так мы подходим, с одной стороны, к догмату «предустановленной гармонии», для сторонников которого «от хорошего - к лучшему» является принципом всеобщего управления, а с другой стороны, к позиции социал-дарвинизма, где уже господствующим идеалом управления является установление власти лучших «по природе», с характерным для животного мира вечной борьбой за выживание – «войной всех против всех». Философское познание как основа мудрого управления, таким образом, вовсе не обеспечивает благотворное воздействие на общественную жизнь. Более того, подобно тому, как знание психических процессов может быть использовано двояко - как для помощи человеку, его воодушевления, возвеличивания, так и для превращения его в послушную марионетку, философия в руках коварных правителей может стать мощным оружием тоталитарного управления. Своеобразным предостережением звучит высказанное еще в XVIII веке Дом Леже-Мари Дешаном опасение, что «основные начала управления возмущают сами по себе, как только их обнародуют»[35]. Этим он попытался объяснить неожиданную волну возмущения, вызванную в свое время публикацией книги Николо Макиавелли «Государь», раскрывающей весь механизм удержания власти. «Пружины владычества, - заключает Дешан, - должны оставаться скрытыми, они перестали бы действовать, если бы были известны людям»[36]. Вывод, разумеется, весьма спорный, однако он в определенной мере уравновешивает другую крайность - уверенность в исключительно позитивном характере философского преобразования управленческой деятельности.