Глава IV. СЭР ГЕНРИ БАСКЕРВИЛЬ

 

Мы позавтракали рано, и Холмс, облаченный в халат, приготовился к приему посетителей. Наши клиенты не опоздали ни на секунду – как только часы пробили десять, доктор Мортимер вошел в кабинет в сопровождении молодого баронета. Последнему было лет тридцать. Небольшого роста, коренастый, крепкий, он производил впечатление очень живого, здорового человека. Выражение его лица показалось мне упрямым; карие глаза смело смотрели на нас из‑под густых темных бровей. Коричневый костюм спортивного покроя и смуглая обветренная кожа свидетельствовали о том, что этот человек отнюдь не домосед и не белоручка, и в то же время спокойная, уверенная осанка выдавала в нем истинного джентльмена.

– Сэр Генри Баскервиль, – представил его нам доктор Мортимер.

– Да, он самый, – сказал баронет. – И любопытнее всего то, мистер Холмс, что если б мой друг не предложил мне посетить вас, я пришел бы к вам по собственному почину. Вы, говорят, умеете отгадывать разные ребусы, а я как раз сегодня утром столкнулся с таким, который мне не по силам.

– Присаживайтесь, сэр Генри. Если я правильно вас понял, то по приезде в Лондон с вами произошло нечто не совсем обычное?

– Я не придаю этому особого значения, мистер Холмс. По‑видимому, надо мной кто‑то подшутил. Но сегодня утром я получил вот это письмо, если только оно заслуживает подобного внимания.

Он положил на стол конверт, и мы стали разглядывать его. Конверт оказался самым обыкновенным, из серой бумаги. Адрес – «Отель „Нортумберленд“, сэру Генри Баскервилю» – был написан крупными печатными буквами; на почтовом штемпеле стояли: «Черинг‑кросс» и время отправления – вечер предыдущего дня.

– Кто‑нибудь знал, что вы остановитесь в отеле «Нортумберленд»? – спросил Холмс, бросив пытливый взгляд на нашего гостя.

– Никто не знал. Я решил, где остановиться, только после встречи с доктором Мортимером.

– Но доктор Мортимер, очевидно, сам там остановился?

– Нет, я живу у знакомых, – сказал доктор. – Никто не мог знать, что мы поедем именно в этот отель.

– Гм! Значит, вашими передвижениями кто‑то очень интересуется.

Холмс вынул из конверта сложенный вчетверо лист бумаги, развернул его и положил на стол. Посередине страницы стояла одна‑единственная фраза, составленная из подклеенных одно к другому печатных слов. Она гласила следующее: «Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот». Слова «торфяных болот» были написаны от руки, чернилами.

– Так вот, мистер Холмс, – сказал сэр Генри Баскервиль, – может быть, вы разъясните мне, что все это значит и кто проявляет такой интерес к моим делам?

– А что скажете вы, доктор Мортимер? На сей раз тут как будто нет ничего сверхъестественного?

– Да, сэр, но, может быть, письмо послано человеком, который убежден в том, что вся эта история совершенно сверхъестественна.

– Какая история? – резко спросил сэр Генри. – Вы, джентльмены, по‑видимому, осведомлены о моих делах гораздо лучше, чем я сам!

– Мы посвятим вас во все, сэр Генри. Без этого вы не уйдете отсюда, поверьте моему слову, – сказал Шерлок Холмс. – А сейчас давайте займемся этим весьма любопытным документом, который был составлен и опущен в почтовый ящик вчера вечером. Уотсон, есть у нас вчерашний «Таймс»?

– Вон там, в углу.

– Будьте любезны, дайте, пожалуйста, ту страницу, где передовая статья. – Он быстро пробежал ее глазами. – «Свобода торговли»… Прекрасная передовица! Разрешите мне прочитать вслух один абзац. «Если кто‑нибудь будет стараться внушить вам, что та отрасль промышленности, в которой вы лично заинтересованы, находится под защитой протекционных тарифов, держитесь подальше от таких людей, ибо рассудок должен вам подсказать, что подобная система в конце концов подорвет наш импорт и нарушит нормальную жизнь нашего острова, интересы которого дороги всем нам». Что вы об этом скажете, Уотсон? – воскликнул Холмс, радостно потирая руки. – Блестящая мысль, не правда ли?

Доктор Мортимер посмотрел на Холмса, как смотрят заботливые врачи на тяжело больных пациентов, а сэр Генри Баскервиль обратил ко мне недоумевающий взгляд своих карих глаз.

– Я не очень‑то разбираюсь в таких вопросах, как тарифная политика, – сказал он, – но мне кажется, что мы несколько отклонились от нашей темы.

– Напротив! Мы идем по горячим следам, сэр Генри. Уотсон знаком с моим методом лучше вас, но боюсь, что смысл прочитанного отрывка ускользнул даже от него.

– Да, признаюсь, я не вижу никакой связи между ним и письмом.

– А связь, дорогой мой Уотсон, настолько тесная, что, по сути дела, одно состряпано из другого. «Если», «вам», «держитесь подальше от», «рассудок», «жизнь», «дороги», Неужели вы не догадываетесь, откуда взяты эти слова?

– Ах, черт возьми! Конечно, вы правы, какая блестящая догадка! – воскликнул сэр Генри.

– Если вы все еще сомневаетесь, то взгляните на слова «держитесь подальше от» – они вырезаны подряд. – Ну‑ка… Да, действительно!

– Знаете, мистер Холмс, я даже не представлял себе, что такие вещи возможны! – сказал доктор Мортимер, с изумлением глядя на моего друга. – Догадаться; что слова вырезаны из газетного текста, это еще туда‑сюда. Но безошибочно назвать газету, и мало того – указать статью, из которой они взяты, это превосходит всякое воображение! Как вы догадались?

– Я полагаю, доктор, что вы можете отличить череп негра от черепа эскимоса?

– Разумеется, могу.

– Каким образом?

– Но ведь это мой конек! Разница между тем и другим совершенно очевидна. Надбровные дуги, лицевой угол, строение челюсти…

– А у меня тоже есть свой конек. На мой взгляд, разница между

боргесом на шпонах[Боргес – один из видов типографского шрифта. Шпоны – тонкие металлические пластинки, которые употребляются в типографиях для увеличения расстояния между строками набора. ], которым набираются передовицы «Таймса», и слепым шрифтом дешевеньких вечерних листков не менее очевидна, чем разница между вашими неграми и эскимосами. Знание шрифтов – одно из самых элементарных требовании к сыщику, хотя должен признаться, что во дни своей юности я однажды спутал «Лидского Меркурия» с «Утренними известиями». Но передовицу «Таймса» ни с чем не спутаешь, и эти слова могли быть вырезаны только оттуда. А поскольку письмо было отправлено вчера, все говорило за то, что нам следовало прежде всего заглянуть во вчерашний номер.

– Значит, мистер Холмс, – сказал сэр Генри Баскервиль, – кто‑то составил это письмо, вырезав ножницами…

– Маникюрными ножницами, – перебил его Холмс. – Вы обратили внимание, какие у них короткие концы? Для того, чтобы вырезать слова «держитесь подальше от», пришлось сделать два надреза.

– Совершенно верно. Кто‑то вырезал эти слова ножницами с короткими концами и наклеил их…

– Гуммиарабиком, – подсказал Холмс.

– …и наклеил их гуммиарабиком на бумагу. Но почему же тогда слова «торфяных болот» написаны от руки?

– Потому что автор письма не нашел их в газете. Все остальные слова довольно обыкновенные, их можно встретить в любом тексте, а эти попадаются сравнительно редко.

– Весьма правдоподобное объяснение. А что еще вам удалось здесь вычитать, мистер Холмс?

– Кое‑что удалось, хотя автор прилагал все старания к тому, чтобы уничтожить малейшую улику. Как вы сами можете убедиться, адрес написан крупными печатными буквами. Но такая газета, как «Таймс», редко попадает в руки простых людей. Следовательно, отсюда можно заключить, что письмо было составлено образованным человеком, который старался выдать себя за необразованного и нарочно изменил почерк, по‑видимому опасаясь, как бы вы не узнали его, если не сейчас, то потом. Кроме того, обратите внимание, что слова наклеены неровно, некоторые из них выступают над строчкой. Например, слово «жизнь» сидит совсем не на месте. Это указывает на небрежность автора письма, а может быть, и на волнение или спешку. Я, пожалуй, склонен думать, что всему виной именно волнение и спешка, ибо вряд ли этот человек проявил бы небрежность в таком, по‑видимому, серьезном деле. Если он действительно торопился, то интересно знать почему. Ведь письмо, опущенное вчера, так или иначе должно было застать сэра Генри в отеле. Может быть, автор его боялся какой‑то помехи. Но с чьей стороны?

– Мы, кажется, вступили в область догадок, – заметил доктор Мортимер.

– Скажите лучше – в область, где взвешиваются все возможности, с тем чтобы выбрать из них наиболее правдоподобную. Таково научное использование силы воображения, которое всегда работает у специалистов на твердой материальной основе. Вы, разумеется, назовете это чистой догадкой, но я почти уверен, что адрес писался в какой‑то гостинице.

– Почему вы так думаете?

– Осмотрите конверт повнимательнее, и вы увидите, что писавшему не повезло с письменными принадлежностями. Перо дважды запнулось на одном слове, и его пришлось трижды обмакнуть в чернильницу, чтобы написать такой короткий адрес. Значит, чернил было мало, на самом дне. Собственное перо и чернильницу редко доводят до такого состояния, а чтобы и то и другое отказывалось служить – это уж исключительный случай. Но, как вы знаете, в гостиницах других перьев и других чернильниц почти не бывает. Да, я, почти не колеблясь, скажу, что если б нам удалось обследовать все корзинки для бумаг во всех гостиницах поблизости от Черинг‑кросса и обнаружить там остатки изрезанной передовицы «Таймса», мы сразу нашли бы автора этого странного послания… Стойте! Стойте! Что это?

Он стал внимательно вглядываться в страницу, на которой были наклеены слова, держа ее на расстоянии одного‑двух дюймов от глаз.

– Ну что?

– Нет, ничего, – сказал Холмс и положил письмо на стол. – Бумага совершенно гладкая, даже без водяных знаков. Нет, мы выжали из этого любопытного письма все, что было можно. А теперь, сэр Генри, расскажите, не случилось ли с вами чего‑либо из ряда вон выходящего с тех пор, как вы приехали в Лондон.

– Да нет, мистер Холмс, как будто ничего такого не случилось.

– Никто вас не подкарауливал, не выслеживал?

– Я, кажется, угодил в какой‑то детективный роман, – сказал наш гость. – Кому может взбрести в голову устанавливать за мной слежку?

– Дайте срок, мы поговорим и об этом. А пока подумайте: неужели вам не о чем рассказать нам?

– Смотря по тому, что вы считаете достойным вашего внимания.

– Все, что так или иначе выходит за рамки обычного уклада жизни.

Сэр Генри улыбнулся:

– Почти все мое детство и юность прошли в Соединенных Штатах и в Канаде, поэтому английский уклад жизни мне еще в новинку. Но вряд ли у вас считается в порядке вещей, когда у человека вдруг пропадает один башмак.

– Вы потеряли один башмак?

– Друг мой, – воскликнул доктор Мортимер, – да ваш башмак просто куда‑нибудь засунули! Он найдется. Стоит ли беспокоить мистера Холмса из‑за таких пустяков!

– Но ведь он спрашивает, не случилось ли со мной чего‑нибудь необычного.

– Совершенно верно, – сказал Холмс. – Меня интересует каждая мелочь, как бы она ни была нелепа. Значит, у вас пропал башмак?

– Да, но, может быть, его действительно куда‑нибудь засунули. Вчера вечером я выставил башмаки за дверь, а утром там оказался только один. От коридорного мне так и не удалось добиться вразумительного ответа. Обиднее всего, что я купил эту пару всего лишь накануне, на Стренде, и даже не успел обновить ее.

– Вы отдали чистить новые башмаки? Зачем же это?

– Они светло‑коричневые. Поэтому я велел почистить их темной ваксой.

– Значит, по приезде в Лондон вы сразу же отправились покупать башмаки?

– Я вообще ходил по магазинам. Доктор Мортимер составил мне компанию. Дело в том, что если уж человеку суждено стать владельцем большого поместья, так и одеваться надо соответственно, а я несколько пренебрегал своим туалетом, живя на Западе. В числе других вещей были куплены и эти башмаки – ценой в шесть долларов! – а вот надеть‑то их так и не пришлось.

– Если это кража, то довольно бессмысленная, – сказал Шерлок Холмс. – Я, признаться, согласен с доктором Мортимером: ваш башмак скоро найдется.

– А теперь, джентльмены, – решительно заговорил баронет, – довольно мне рассуждать о том, чего я до сих пор толком не знаю. Пора вам сдержать свое слово и объяснить мне, к чему клонятся все эти разговоры.

– Законное требование, – согласился Холмс. – Доктор Мортимер, по‑моему, вы должны сами все рассказать сэру Генри, как рассказывали нам.

Ободренный этой просьбой, наш ученый друг вынул из кармана рукопись и газету и повторил слово в слово свой вчерашний рассказ. Сэр Генри слушал с глубоким вниманием, время от времени прерывая доктора удивленными возгласами.

– Н‑да, хорошее мне досталось наследство! – сказал он, когда длинное повествование было закончено. – О собаке я, конечно, слышал еще с детских лет. Эту легенду любили, рассказывать в нашей семье, хотя до сих пор я не придавал ей никакого значения. А что касается смерти дяди, то у меня так все перепуталось в голове, что я еще ничего не могу понять. Да, по‑моему, вы сами не знаете, к кому тут надо было обращаться – к священнику или к полисмену.

– Совершенно верно.

– А теперь еще это письмо, которое я получил. Оно, по‑видимому, как‑то связано с общим ходом событий.

– Да, судя по нему, кто‑то знает гораздо лучше нас о том, что происходит на торфяных болотах, – сказал доктор Мортимер.

– И этот «кто‑то», по‑видимому, расположен к вам, – сказал Холмс, – если он предупреждает вас об опасности.

– А может быть, наоборот – кому‑то выгодно отпугнуть меня от Баскервиль‑холла?

– Это тоже не исключено… Я вам очень признателен, доктор Мортимер, что вы предложили мне такую интересную, сложную задачу. Но теперь, сэр Генри, надо решать по существу: можно ли вам ехать в Баскервиль‑холл или нельзя?

– А почему бы мне туда не поехать?

– По‑видимому, это небезопасно.

– Откуда же эта опасность исходит – от нашего семейного пугала или от людей?

– Вот это мы и должны выяснить.

– Как бы там ни было, но ответ мой будет таков: ни адские силы, ни людские козни не удержат меня здесь. Я поеду в дом своих предков. Это решено окончательно. – Его темные брови сошлись в одну линию, по смуглому лицу разлилась краска. Баскервилевская неукротимость явно давала себя знать и в этом последнем отпрыске их рода. – Я еще не успел обдумать то, что мне пришлось услышать от вас. Не так‑то легко сразу все усвоить и сразу решить, как быть дальше. Мне бы хотелось побыть часок одному и поразмыслить обо всем на досуге. Знаете что, мистер Холмс? Сейчас половина двенадцатого, и я отправляюсь прямо к себе в отель. Что, если вы и ваш друг, доктор Уотсон, придете к нам позавтракать часа в два? К тому времени я все‑таки что‑нибудь надумаю.

– Вас это устраивает, Уотсон?

– Вполне.

– Тогда мы приедем. Позвать вам кэб?

– Нет, я лучше прогуляюсь, приду немного в себя после нашего разговора.

– Я с удовольствием присоединюсь к вам, – сказал его спутник.

– Значит, в два часа мы увидимся. До скорой встречи, всего хорошего.

Мы слышали, как наши посетители спустились вниз по ступенькам и захлопнули за собой входную дверь. Холмс мгновенно преобразился – от его томности не осталось и следа, он снова стал человеком действия.

– Одевайтесь, Уотсон, скорей. Нельзя терять ни секунды.

Снимая на ходу халат, он быстро ушел к себе и через две‑три минуты вернулся уже в сюртуке.

Мы сбежали вниз по лестнице на улицу. Доктор Мортимер и Баскервиль еще виднелись впереди, шагах в двухстах от нас. Они шли по направлению к Оксфорд‑стрит.

– Догнать их?

– Ни в коем случае, друг мой! Если вы со мной не соскучитесь, то я с вами и подавно. Наши друзья правы: прогуляться в такое утро – одно удовольствие.

Он прибавил шагу, и расстояние между нами и нашими недавними посетителями мало‑помалу сократилось наполовину. Продолжая сохранять эту дистанцию, мы свернули за ними на Оксфорд‑стрит, потом на Риджент‑стрит. Около одного из магазинов сэр Генри и доктор Мортимер остановились, разглядывая витрину, и Холмс остановился тоже. Секунду спустя он вдруг удовлетворенно хмыкнул, и, проследив направление его внимательного взгляда, я увидел, что стоявший по ту сторону улицы кэб, в окне которого виднелся седок, медленно двинулся вперед.

– Вот его‑то нам и надо, Уотсон! Пойдемте. Постараемся хотя бы разглядеть этого человека.

В ту же минуту передо мной в боковом окне кэба мелькнула густая черная борода, и чьи‑то глаза смерили нас пронзительным взглядом. Сейчас же вслед за этим приоткрылось верхнее окошечко, седок что‑то крикнул кэбмену, и кэб стремительно понесся по Риджент‑стрит. Холмс оглянулся, ища свободный экипаж, но тщетно – свободных не было. Тогда он кинулся в самую гущу уличного движения за кэбом, который быстро исчезал у нас из виду.

– Ах, черт! – бледный от досады, еле выговорил он, вынырнув из уличного потока. – Вот не повезло! Да я сам во всем виноват. Уотсон! Уотсон! Если в вас есть хоть капля порядочности, вы занесете в свои анналы эту мою оплошность наравне с моими успехами.

– Что это за человек?

– Понятия не имею.

– Соглядатай?

– Да, очевидно, за Баскервилем кто‑то следит с самого его приезда в Лондон. Иначе откуда стало известно, что он остановился в отеле «Нортумберленд»? Я рассудил так; если его выслеживали в первый день, то будут выслеживать и в дальнейшем. Вы, наверно, обратили внимание, что я дважды подходил к окну, пока доктор Мортимер читал свою легенду?

– Да, помню.

– Мне было интересно, не слоняется ли кто‑нибудь около дома, но никаких подозрительных личностей я не заметил. Мы имеем дело с умным человеком, Уотсон. Это все очень серьезно, и хотя мне до сих пор еще неясно, какие здесь действуют силы – добрые или злые, – я тем не менее непрестанно ощущаю чье‑то постороннее вмешательство, чей‑то точный расчет. Когда наши новые друзья ушли, я тотчас же кинулся за ними вдогонку, надеясь, что вот тут‑то мне и попадется их неуловимая тень. А этот хитрец не решился идти пешком и взял кэб, чтобы по мере надобности тянуться сзади или же обгонять их, оставаясь при этом незамеченным. Его прием имеет еще ту выгоду, что, если бы они тоже сели в кэб, он бы не потерял их из виду. Но все же одно уязвимое место в этом приеме есть.

– Кэбмен?

– Вот именно.

– Какая жалость, что мы не заметили его номера!

– Дорогой мой Уотсон! Мне, правда, нечем похвалиться на сей раз, но неужели вы допускаете хоть на одну минуту, что я не заметил номера? Пожалуйста: две тысячи семьсот четыре. Впрочем, сейчас это нам ни к чему.

– Не вижу, что вы могли еще сделать.

– Увидев его, я должен был немедленно повернуть в противоположную сторону, не спеша взять кэб и на почтительном расстоянии следовать за первым. А еще лучше было бы поехать прямо к отелю и ждать дальнейших событий там. Этот таинственный незнакомец проводил бы Баскервиля до дверей, и мы с помощью его же собственного приема могли бы проследить, куда он потом денется. А теперь наш противник поразительно ловко воспользовался моей неуместной поспешностью, которая выдала нас с головой и сбила меня со следа.

Во время этого разговора мы медленно шли по Риджент‑стрит, уже не видя перед собой доктора Мортимера и его спутника.

– Теперь не имеет никакого смысла наблюдать за ними, – сказал Холмс.

– Их тень исчезла и больше не появится. Надо посмотреть, какие козыри у нас на руках, и смело бить ими. Вы хорошо разглядели лицо этого человека в кэбе?

– Лицо нет, а бороду разглядел.

– Я тоже… а отсюда следует, что борода была, по всей вероятности, фальшивая. Когда умный человек пускается в такое рискованное, требующее особой осторожности предприятие, ему нужна борода для маскировки. Зайдемте сюда, Уотсон.

Холмс завернул в одну из рассыльных контор этого района, начальник который встретил его с распростертыми объятиями.

– Ага, Уилсон, я вижу, вы не забыли, как мне посчастливилось помочь вам в том маленьком дельце!

– Что вы, сэр, разве это забудешь? Я вам обязан своим честным именем, а может, и жизнью.

– Вы преувеличиваете, друг мой] Кстати, Уилсон, мне помнится, у вас был один мальчуган, по имени Картрайт, который проявил большую сообразительность во время расследования вашего дела.

– Да, сэр, он и сейчас у меня работает.

– Нельзя ли его вызвать? Благодарю вас. И еще будьте любезны разменять мне вот эти пять фунтов.

На зов начальника явился четырнадцатилетний подросток с живым, умным лицом. Он стал перед нами, с благоговением глядя на знаменитого сыщика.

– Дайте мне «Путеводитель по гостиницам», – сказал Холмс. – Благодарю вас. Смотри, Картрайт, вот это – названия двадцати трех гостиниц в районе Черинг‑кросс. Видишь?

– Да, сэр.

– Ты обойдешь их все по очереди.

– Слушаю, сэр.

– И для начала будешь давать швейцарам по шиллингу. Вот тебе двадцать три шиллинга.

– Слушаю, сэр.

– Ты скажешь, что тебе нужно посмотреть мусор, выброшенный вчера из корзин. Объяснишь это так: одну очень важную телеграмму доставили по ошибке не в тот адрес, и тебе велено ее разыскать. Понятно?

– Да, сэр.

– Но на самом деле ты будешь искать страницу газеты «Таймс», изрезанную в нескольких местах ножницами. Вот номер «Таймса», а страница нужна вот эта. Ты сможешь отличить ее от других?

– Да, сэр.

– Швейцары будут, конечно, отсылать тебя к коридорным, ты и им дашь по шиллингу. Вот тебе еще двадцать три шиллинга. В двадцати случаях из двадцати трех, вероятно, окажется, что мусор из корзин выкинут или сожжен. Но в трех остальных гостиницах тебе покажут груду бумаг, среди которых ты и поищешь эту страницу. Шансов на удачу очень мало. На всякий случай даю тебе еще десять шиллингов. К вечеру телеграфируй мне, на Бейкер‑стрит, как у тебя обстоят дела… А теперь, Уотсон, нам с вами осталось только запросить по телеграфу о кэбмене номер две тысячи семьсот четыре, после чего мы заглянем в какую‑нибудь картинную галерею на Бонд‑стрит и проведем там время, оставшееся до завтрака.