Морда его мне сразу не понравилась. Под ложечкой у меня предупредительно заныло, но я тогда был под впечатлением от собственного успеха, и потому считал себя довольно крутым
– Смотри, куда прешь! – ответил я ему.
– Я тебе щас ноги поотрываю и в жопу позасовываю, – являя мне свои редкие зубы, улыбнулся мой обидчик под дружный смешок посетителей бара.
– Ну, это еще надо сделать, – усмехнулся я.
Народ придвинулся ближе. Идиотская ухмылка здоровяка сползла с его лица, и он навис надо мной:
– Сиди себе, и не мурлыкай, понял?
– А то что? – не унимался я, несмотря на то, что в голове призывно кто-то кричал: „Молчи, молчи, не нарывайся!»
И тогда… Я думал, что я знаю кунг-фу. Оказалось, чисто теоретически. Да, Нео из меня не вышло. Так что Матрица может спать спокойно.
Когда ребра срослись, а глаза вновь смогли видеть, я опять отправился в Зону. И там вновь почувствовал себя Человеком. С тех пор я изменился. Вернее нет, не так. Я остался прежним, изменилось мое отношение к окружающему миру. Я уже не обманывался насчет сталкерского „содружества», понимая теперь, что ублюдки встречаются везде. Я больше не считал Зону чем-то чужим, злым и жестоким. Я стал всегда прислушиваться к своим предчувствиям – дурным особенно. И я понял одну очень важную вещь – понял, зачем пошел в Зону. Чтобы быть Человеком, Личностью. Это мне удавалось только здесь. Только здесь я был счастлив. Все остальное – шелуха.
С этими мыслями и воспоминаниями я уселся за единственное свободное место за столом – возле Падлы, поэтому, когда он выдернул из-под меня табуретку, я даже не успел отреагировать. И упал на пол, больно ударившись копчиком. Падла и Сержант довольно и противно заржали, как только могут ржать такие дебилы, как они.
– Уроды… – сказал я, поднимаясь.
– Что?! – выдвинул вперед челюсть Сержант, вскакивая на ноги. Но я уже держал направленный в его сторону автомат.
За столом воцарилось молчание. Падла осторожно косился на мой калаш. В случае чего – он тоже окажется на линии атаки.
– Я сказал, что вы – уроды! – громко и четко повторил я. – Я хотел сказать „казлы', но „уроды» вам лучше подходит.
– Ах, ты падла! – зашипел Сержант.
– Нет, это твой друг – Падла, – спокойно продолжал я, удивляясь собственной смелости.
– Да я тебя… – дернулся тот.
Я повел дулом автомата, не теряя из вида ни одного из этой троицы:
– Да я сам тебя… Зона большая! Можно затеряться ненароком…
Не известно, чем бы все это кончилось, если бы третий спутник Падлы и Сержанта, совершенно спокойно завтракавший все это время, вдруг не сказал:
– Ладно, нам пора!
Голос его был твердый и властный, тон не терпел никаких пререканий. Падла было дернулся:
– Дайте, я его…
Резкий удар по опухшей после вчерашней потасовки челюсти заставил его замолчать. Он упал на пол и, закрываясь руками от незнакомца, который встал и начал оправлять свой костюм, замямлил:
– За что, шеф?
Второй удар был нанесен ботинком под дых.
– Идиот… Собирайся!
Сержант уже выполнял приказ. Падла отполз от стола и тоже принялся поспешно собирать вещи.
Так, это уже интересно! Шеф… Да, мои опасения подтверждаются. Кого так мог называть Падла? Мы с Гоблином и Хохмачом коротко переглянулись. В клане Чистильщиков шефом был Крученый, которого мы все знали в лицо. Стало быть, либо у них за столь короткий срок произошли изменения в иерархии, и к власти пришел совсем новый и неизвестный ранее авторитет, либо чистильщики работали еще на кого-то.
Ничего не скажешь – странная компания! Два самых отъявленных негодяя и человек, который ими помыкает и держит в страхе.
В две минуты сборы были закончены. Не прощаясь, незнакомец повел своих людей на выход. На пороге Сержант и Падла оглянулись и бросили на меня такие взгляды, что я понял – при первом же случае… Однако было в их взглядах еще нечто такое, что заставило ознобу пробежаться у меня по спине. Опять! Опять эти предчувствия! Они что-то такое затевают!
Я сел на табурет, и только сейчас заметил, как гулко и часто стучится сердце. Руки и лоб покрылись испариной.
– Что это с тобой случилось? – уставились на меня Гоблин и Хохмач, как только мы остались одни.