РЕЧЬ ПО ПОВОДУ ЗАКОНОПРОЕКТА О РАСПРОСТРАНЕНИИ
ЗЕМСКОГО ПОЛОЖЕНИЯ 1890 ГОДА НА ДЕВЯТЬ ГУБЕРНИЙ
ЗАПАДНОГО КРАЯ, ПРОИЗНЕСЁННАЯ В ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЕ
МАЯ 1910 ГОДА
Господа члены Государственной думы!
Год тому назад правительство заявило Государственной думе о готовности
своей внести в законодательные учреждения законопроект о распространении
Земского положения 1890 г. на девять губерний Западного края. Вы помните,
что в ту пору в Государственном совете, в порядке инициативы, возникло
предположение о необходимости изменения способа избрания членов
Государственного совета от Западного края. Правительство точно так же
считало существующий способ несправедливым и подлежащим изменению, поэтому
приходилось, по мысли правительства и группы членов Государственного совета,
создать такое новое избирательное собрание, в котором права русского
экономически слабого большинства были бы ограждены от польского экономически
и культурно сильного меньшинства.
Но это наталкивало на мысль, нельзя ли этому новому избирательному
собранию придать еще некоторые функции, так как казалось, что оно имеет в
себе все данные, все задатки для правильного ведения земского дела. Как вам
известно, Земское положение не было до настоящего времени распространено на
Западный край, несмотря на целый ряд предположений и планов правительства, и
именно вследствие того, что все возникавшие предположения не давали
уверенности, что русские государственные начала будут достаточно ограждены
от напора многоплеменных местных влияний и вожделений. Но раз эта задача
благополучно разрешалась для избирательного собрания, то она тем самым была,
конечно, разрешена и по отношению к земству.
Поэтому правительству оставалось только внести па законодательное
рассмотрение законопроект измененного, согласно местным условиям и
особенностям, Положения 1890 года, с тем чтобы будущие земские собрания
явились избирательными коллегиями для выборов членов Государственного
совета. Вот за эту работу и взялось правительство, вооружилось всеми
необходимыми материалами, собрало статистический материал и прежде
всего задало самому себе вопрос: каким же образом оградить русские
государственные начала, каковы пределы ограничений, обеспечивающие эти
начала и одновременно не убивающие самую возможность земской
самодеятельности?
Разбираясь в этих вопросах, правительство столкнулось с двумя течениями
мысли. Одно из них, самое, на первый взгляд, естественное и справедливое,
основывается на следующих соображениях: раз признано возможным привлечь к
местной экономической деятельности местные элементы, то нельзя трактовать их
как элементы опасные. Всякое стеснение, всякое ограничение их было бы только
искусственным раздуванием старинной племенной вражды между национальностями
польской и русской, это было бы, как только что выразился предыдущий оратор,
увековечением политической борьбы, узаконением политической ненависти,
отдалением эры примирения и даже хуже того - быть может, введением политики
в ту область, которая должна быть политике чужда.
Единственное ограничение, которое допускается по этой теории, - это
ограждение государством отдельных племенных групп путем пропорционального
представительства, так как иначе более сильные, более многочисленные группы
поглотили бы, подавили бы более мелкие национальные группы, которые точно
так же развились историческим путем. Сторонники этого взгляда считают всякое
ограничение, выходящее за эти пределы, прямо каким-то диким,
противокультурным национализмом, уничтожающим самую идею земского
представительства. Вот тот совершенно определенный ответ на прежде всего
подлежащий выяснению коренной вопрос, который, по моему понятию,
соответствует мировоззрению польских уроженцев западных губерний и
представителей нашей оппозиции.
Но правительственная идея шла по другим течениям, она приводила к
другим выводам, и правительственный законопроект, как вам известно, не
соответствует приведенным соображениям. Исходная точка, однако, одна и та
же. И правительство, и его противники сознают одинаково, что сообразно
теперешнему состоянию Западного края необходимо использовать его местные
элементы. Правительство обязано сгруппировать их, иначе оно стало бы
пособником отсталости края, края, который до настоящего времени не имеет ни
самообложения, ни уезд-
ных земств, который вследствие этого не может экономически
прогрессировать, что, в свою очередь, отражается, конечно, и на
благосостоянии всего государства. Это, как я только что сказал, одинаково
понимают как правительство, так и его противники. Но последние считают это
положение самодовлеющим, правительство же разделяет его в его теоретической
чистоте, лишь постольку и поколе оно не противоречит тем преемственно
проводимым государством национальным задачам, которые оно поставило себе в
Западном крае.
Каковы эти задачи и какое их отношение к земству, я скажу несколько
позже, но самое наличие их заставляет уже признать разъединение областей
экономической и политической, необходимость подчинения земской идеи идее
государственной, которая поставила себе в западной России известные задачи и
известные цели. Первоначально правительство проводило эти задачи вооруженной
силой, затем оно начало проводить их административными мерами, которые
давали перевес па месте русским государственным элементам. Таким образом, из
центра, из хранилища материальной силы и государственного смысла давался
импульс для воссоздания, для насаждения русских государственных ячеек,
русских государственных очагов.
Конечно, господа, эти ячейки, эти гнезда были слабее, были
разбросавшее, чем крепкие цитадели польской культуры, которые веками
планомерно насаждались в западной России, и вот, когда наступило время для
большей свободы и самодеятельности местных групп, спрашивается, вправе ли
государство предоставить русские силы самим себе, вправе ли оно теперь, в
настоящее время, сразу отказать в помощи тем слабым отросткам русской
государственности, которые там еще не окрепли, которые не могут еще
самостоятельно себя ограждать? Возможно ли в настоящее время на политической
арене Западного края предоставить свободное состязание, свободное
соревнование двум политическим и экономическим факторам, русскому и
польскому? Достойна ли русского правительства роль постороннего зрителя,
постороннего наблюдателя (справа и в центре рукоплескания и голоса: браво),
стоящего на этом историческом ипподроме, или в качестве беспристрастного
судьи у призового столба, регистрирующего лишь успехи той или иной
народности? (Рукоплескания справа, возгласы: верно, браво!)
А чтобы получить ответ, правильный ответ на эти вопросы, ответ,
отвечающий нашим государственным задачам, необходимо искать его, господа, не
в абстрактной доктрине, а в опыте прошлого и в области фактов.
(Рукоплескания справа; голоса: браво.) И вот совершенно добросовестные
изыскания в этих областях привели правительство к необходимости: во-первых,
разграничения польского и русского элемента во время самого процесса земских
выборов; во-вторых, установления процентного отношения русских и польских
гласных не только фиксировав их имущественное положение, но запечатлев
исторически сложившиеся соотношения этих сил; в-третьих, учесть в будущем
земстве историческую роль и значение православного духовенства (голоса
справа: браво), и, наконец, дать известное ограждение правам русского
элемента в будущих земских учреждениях.
Переходя к изложению перед вами тех мотивов, которые послужили
основанием к этим выводам, я прежде всего должен оговорить, что какие-либо
половинчатые меры при такой постановке вопроса были бы только вредны. И
действительно, если, господа, и вы, и правительство признаете, что должны
быть ограждены русские государственные интересы, то, казалось бы, и
нелогично, и вредно обеспечить их только в части, основываясь только на
бумажных данных, не учитывая реального соотношения сил. Негосударственно,
господа, ставить себе известную задачу и не обеспечить в полном объеме ее
достижение. Если невозможно минимальное участие русского элемента в земстве,
вследствие его отсутствия или вследствие того, что оно может парализовать
свободную самодеятельность земства введением случайного элемента, то лучше
тогда от введения земства отказаться. (Голоса в центре: верно, верно.)
Вот почему правительство и предлагает вам отсрочить введение земства в
трех губерниях Виленского генерал-губернаторства; в остальных шести
губерниях правительство считает необходимым ввести земство одновременно, так
как в них достаточно элементов для свободной земской самодеятельности, при
одновременном сохранении и интересов государственности. Мотивы, почему
правительство предлагает вам в пределах Виленского генерал-губернаторства
земства не вводить, вам осветят, быть может, в чем именно правительство
видит связь между экономической, хозяйственной и политической жизнью
западной России.
Дело в том, что в пределах Виленского генерап-гу-бернаторства земские
функции принадлежат местным губернским распорядительным комитетам п приказам
общественного призрения. Соприкасаясь с этими учреждениями, местное
население видит в них учреждения русские, а соприкасаться ему с ними
приходится на каждом шагу: местный житель, когда он болен, обращается в
сельскую лечебницу, в сельскую аптеку, к сельскому врачу, к сельской
повивальной бабке, к фельдшеру; рабочий ищет работы на земском шоссе, при
постройке больницы и школы; родители имеют дело с учителями; сироты
поступают в земские приюты - все это учреждения, носящие русскую окраску,
учреждения, которые запечатлены русской государственностью.
Представьте же себе, господа, что случится в этом крае при передаче
всех этих учреждений в местные руки. Русская недвижимая собственность в
Ковенской губернии составляет не более 14%, в Виленской губернии - 20,5%. И
если, господа, не исковеркать совершенно земской идеи, не насадить русских в
земстве по назначению, то, конечно, оно перейдет в руки местных людей, и в
первую голову самых сильных, то есть не литовцев, не белорусов, а поляков.
Не думайте, господа, что у правительства есть какая-нибудь предвзятость,
есть какая-нибудь неприязнь к польскому населению. (Голос слева: еще бы;
голос справа: тише). Со стороны государства это было бы нелепо, а с моей
стороны это было бы даже дико, потому что именно в тех губерниях, о которых
я теперь говорю, я научился ценить и уважать высокую культуру польского
населения и с гордостью могу сказать, что оставил там немало друзей. (Шум
слева; голоса справа: тише.)
Но, господа, будьте справедливы и отдайте себе отчет, рассудите
беспристрастно, как отзовется на населении передача всех местных учреждений
в руки местного населения. Ведь сразу, как в театре при перемене декорации,
все в крае изменится, все будет передано в польские руки, земский персонал
будет заменен персоналом польским, пойдет польский говор. В Виленской,
Ковеп-ской и Гродненской губерниях, где с 1863 года ведь отвыкли от польских
порядков, огорошенный обыватель сразу даже не разберется, не поймет, что
случилось, но потом очень скоро он твердо уразумеет, что это означает, что
край перешел в область тяготения Царства Польского {голоса справа: браво),
что правительство не могло
удержать его в своих руках, вследствие ли своей материальном слабости
или отсутствия государственного смысла. (Голоса справа: браво, браво.)
Но мне скажут, что все эти рассуждения относятся к трем губерниям
генерал-губернаторства, а что в остальных шести губерниях племенное
соотношение более благоприятно для русских людей, и поэтому в этих губерниях
остаются в силе все соображения, согласно которым недоверие к местным
русским элементам является оскорблением, и все мероприятия, мешающие
свободному соревнованию народностей, являются источником смуты и
раздражения. Но, господа, так ли это? Ведь при решении таких важных вопросов
необходимо руководствоваться не благожелательным порывом, а фактами,
применяя строго математический точный метод. А факты, которые внимательно
должны изучить и государственные люди, и законодатели, это, господа, факты
исторические, это ошибки наших предшественников, это опыт пережитого до
самых последних дней.
Я, господа, не стал бы, может быть, касаться этих предметов, этих
исторических данных, если бы не коснулся их предыдущий оратор. Но он начал с
1863 года. Я, конечно, не буду тоже вам пересказывать всю историю западной
Руси, но принужден привести вам несколько исторических сопоставлений,
поучительных, по моему взгляду, для предотвращения повторения неоднократно
уже повторяющихся ошибок. Западные губернии, как вам известно, в 14-м
столетии представляли из себя сильное литовско-русское государство. В 18-м
столетии край этот перешел опять под власть России, с ополяченным и
перешедшим в католичество высшим классом населения и с низшим классом,
порабощенным и угнетенным, но сохранившим вместе со своим духовенством
преданность православию и России. (Голоса справа: браво, браво!)
В эту эпоху русское государство было властно вводить свободно в край
русские государственные начала. Мы видим Екатерину Великую, несмотря на всю
ее гуманность, водворяющую в крае русских земледельцев, русских должностных
людей, вводящую общие губернские учреждения, отменяющую Литовский статут и
Магдебургское право. Ясно стремление этой Государыни укрепить еще
струящиеся в крае русские течения, влив в них новую русскую силу для того,
чтобы придать всему краю прежнюю русскую государственную окраску.
Но не так думали ее преемники. Они считали ошибкой государственное
воздействие на благоприятное в русском смысле разрешение процесса, которым
бродил Западный край в течение столетия, процесса, который заключался в
долголетней борьбе начал русско-славянских и польско-латинских. Они считали
эту борьбу просто законченной. Справедливость, оказанная высшему польскому
классу населения, должна была сделать эту борьбу бессмысленной, ненужной,
должна была привлечь эти верхи населения в пользу русской государственной
идеи. Опыт этот, произведенный Императорами Павлом Петровичем и Александром
Благословенным, приобретает, с нашей точки зрения, особую важность и особую
поучительность.
Я прохожу мимо общих государственных мероприятий, которые приняты были
этими Государями и которые привели край к прежнему положению. Но позвольте
остановить ваше внимание на том доверии, которое было оказано местным,
хозяйским, так сказать, земским течениям края. Русские люди, которые были
поселены в крае, были опять выселены; был восстановлен опять Литовский
статут, были восстановлены сеймики, которые выбирали мар-шалков, судей и
всех служилых людей. Но то, что в великодушных помыслах названных Государей
было актом справедливости, на деле оказалось политическим соблазном.
Облегчали польской интеллигенции возможность политической борьбы и думали,
что в благодарность за это она от этой борьбы откажется!
Немудрено, господа, что Императора Александра Первого ждали крупные
разочарования. И действительно, скоро весь край принял вновь польский облик.
Как яркий пример я приведу вам превращение старой православной
метрополитенской церкви в анатомический театр при польском Виленском
университете. К концу царствования Императора Александра Первого весь край
был покрыт тайными обществами. Везде гнездились заговоры, в воздухе носилась
гроза, которая и разразилась после смерти Александра в 1831 году первым
вооруженным восстанием.
Это восстание, господа, открыло глаза русскому правительству. Государь
Император Николай Павлович вернулся к политике Екатерины Великой. Своею
целью он поставил, как писал в рескрипте на имя генерал-губернатора
Юго-Западного края: "Вести край сей силой возвышения православия и элементов
русских к беспредельному единению с великорусскими губерниями". И да-
лее: "Дотоле не перестанут действовать во исполнение изъясненных видов
моих, пока вверенные вам губернии но сольются с остальными частями Империи в
одно тело, в одну душу". (Рукоплескания справа.)
Тут, господа, видна ясная политическая идея, и эти простые, честно,
открыто сказанные слова не оставляли уже места добросовестному заблуждению
со стороны польского общества. Но я должен заметить, что в царствование
Императора Николая Павловича ему даже не представилось необходимости
принимать особенно резкие меры по отношению к тем учреждениям, которые
носили земскую окраску. Политика в царствование Николая Павловича вращалась
вокруг униатского вопроса, что привело к воссоединению униатов, вращалась
вокруг школьного дела, причем польский университет был перенесен из Вильны в
Киев. Местным обывателям не была даже окончательно заграждена возможность
поступать на государственную службу; дворянским собраниям было лишь вменено
в обязанность принимать на дворянскую службу лиц, беспорочно прослуживших не
менее десяти лет на военной или гражданской службе. И мало-помалу, без
особой ломки планы и виды Императора начали проходить в жизнь.
Но, господа, судьбе было угодно, чтобы опыт, единожды уже произведенный
после смерти Екатерины Второй, повторился еще раз. По восшествии на престол,
Император Александр Второй, по врожденному ему великодушию, сделал еще раз
попытку привлечь на свою сторону польские элементы Западного края. Вместо
того, чтобы продолжать политику проведения русских начал, которые начали уже
получать преобладание над польскими стремлениями и влияниями, поставлено
было целью эти стремления, эти влияния обезвредить, сделать их одним из
слагаемых государственности в Западном крае. И, тривиально говоря, поляки
были попросту еще раз сбиты с толку; поляки никогда не отказывались и не
стремились отказаться от своей национальности, какие бы льготы им
предоставлены ни были, а льготы эти с своей стороны питали надежды и иллюзии
осуществления национального польского стремления -% ополячения края.
Действительно, в это время к Государю Императору Александру Второму
начали со всех сторон обращаться с домогательствами и просьбами. Могилевское
дворянство через рогачевского предводителя Богуша обратилось к Императору с
просьбой вернуть польскому дворянству
все права, которые оно имело при польских королях, и ввести польское
судопроизводство; подольское дворянство обратилось с ходатайством
присоединить Подольскую губернию к Царству Польскому (смех справа) и т. д. Я
не буду приводить других примеров, но нам, в порядке исследования
хозяйственно-экономического течения, на что только я обращаю внимание в
своем изложении, не мешает вспомнить попытку того времени со стороны
польского дворянства укрепить за собой господство над русско-литовским
простонародьем путем отмены крепостного права без наделения землей.
Я упоминаю об этом только для того, чтобы вы могли учесть существующий
до настоящего времени известный аристократизм местных землевладельцев,
которые привыкли держать местное население под сильным экономическим гнетом
и в экономической зависимости. (Голоса справа: верно.) В это-то время
западнорусский народ и изобрел про себя самого весьма унылую, весьма
печальную поговорку: "Зробишь - пан бере, не зробишь - пан дере, нехай,
кажу, нас вмисти чорт побере". (Смех и рукоплескания справа.) В это время
пробудились у поляков все врожденные хорошие и дурные стремления; они
проснулись, пробужденные примирительной политикой Императора Александра
Второго, политикой, которая, как и 30 лет перед этим, окончилась вторым
вооруженным восстанием.
Я не буду подробно останавливаться на тех, действительно, суровых,
крутых мерах, которые были применены к местному польскому населению, о
которых болезненно говорить и о которых упоминал уже предыдущий оратор. Вы
знаете все те ограничения и относительно польского языка, и относительно
прав службы, и относительно прав землевладения, и относительно дворянского
представительства, которые были в ту пору приняты и которые продержались до
1905 г., меры, которые, по странной иронии судьбы, были результатом
великодушного порыва великодушнейшего из Монархов, Царя-освободителя.
Вот, господа, то исторические уроки, которые, я думаю, с достаточной
яркостью указывают, что такое государство, как Россия, не может и не вправе
безнаказанно отказываться от проведения своих исторических задач.
(Рукоплескания и голоса справа и в центре: браво, великолепно!) Но, господа,
исторические задачи забываются. В памяти у многих, однако, сохранились, я
думаю, события последних лет. И действительно, любопытно просле-
дить, каким образом реагировали на те потрясения, которые перенесла
Россия в 1905 году и дальнейшие годы, влиятельные польские круги в Западной
России.
Повторялась историческая возможность, дважды открывавшаяся уже при
Императорах Александре Первом л Александре Втором. Ведь после указа 12
декабря 1904 года и воспоследовавшего в разъяснение этого указа Высочайше
утвержденного положения Комитета министров от 1 мая 1905 года, о котором
тут упоминалось, представлялась возможность польскому населению идти вместе,
идти рука об руку с русскими по культурному пути, по спокойному
государственному руслу.
Как же воспользовалась польская интеллигенция этой возможностью? Да так
же, как и в первые два раза: сильным поднятием враждебного настроения по
отношению ко всему русскому. (Голоса слева: неверно; голоса справа: верно;
шум справа.) Случилось то, господа, что должно было случиться: каждый раз,
когда слабеет в крае русская творческая сила, выдвигается и крепнет
польская. Я не буду приводить вам особенно резких эпизодов из истории тех
дней, резкие эпизоды ведь случались по всей России. Если я говорю на эту
тему, то потому лишь, что она затронута была предыдущим оратором.
Повторяю, я никого не обвиняю, я рассказываю. В 1906 году и в
последующие годы в Северо-Западном и Юго-Западном крае произошло
приблизительно одно и то же: и духовенство, и интеллигенция старались то
смутное брожение, которое проникло в народ, направить в национальное русло.
В то время, как вы знаете, были попытки насильственно сменять всех
православных сельских и волостных должностных лиц, изгоняли православных
учителей из школ, предъявлялись повсеместно требования. Но особенно успешно
поднять народные массы не удалось - движение, как и в прежние времена,
сосредоточилось в интеллигенции и духовенстве.
В Северо-Западном крае в эту эпоху особенно заметную роль сыграл
римско-католический епископ, барон Рооп. Деятельность его примечательна
потому, что он - полунемец, полуполяк, человек по взглядам своим, по
убеждениям спокойный, проживший долгое время в центре России, не может
считаться прирожденным агитатором, он просто в силу обстоятельств, в силу
необходимости и, я думаю в смягченной форме, вследствие своих качеств явился
олицетворением тех польских течений, которые господствовали в это время на
Литве. Он дол-
жен был в угоду этим течениям даже смягчить свою аграрную политику,
придать ей другие контуры, он должен был особенно сурово относиться к
ксендзам литовской и белорусской национальности и заменять в литовских
приходах этих ксендзов ксендзами-поляками.
Из неоднократных моих бесед с епископом я вынес впечатление, что он
находится под гнетом тех идей, которые господствовали над умами
освободительной эпохи Императоров Александра Первого и Александра Второго.
Ему казалось, он даже был уверен, что русское государственное начало в крае
рушилось, что его уже нет, что осталось пустое место, которое нужно спешить
заполнить польским содержимым. Он открыто, совершенно сознательно, bona fide
говорил о том, что необходимо формирование полков из местных обывателей,
если возможно, одного и того же исповедания, он говорил об автономии не
только Царства Польского, но и об автономии других областей; он проповедовал
- я скажу его собственными словами - "необходимость передачи в опытные,
честные руки управления краем в случае дальнейшей дезорганизации
существующего управления и окончательной потери авторитета органами
последнего". (Слева голоса: браво.)
И польская интеллигенция поддержала своего епископа. Ведь поездки
епископа по своей епархии - это было торжественное шествие но польской
земле; везде триумфальные арки с польскими флагами и гербами, встречи с
оркестрами музыки, с зажженными факелами, проводы всадниками в национальных
костюмах, так называемыми бандериями. Гипноз был полный! Чтобы разрушить
его, необходим был шок, который и воспоследовал в виде Высочайшего указа от
4 сентября об увольнении епископа барона Роопа от должности.
Но то, что наиболее ярко создал барон Рооп на Литве, существовало
повсюду. Польское общество стало спешно, наскоро перекрашивать Западный край
в польскую краску. Сельскохозяйственные общества превратились в общества
польские. Я помню хорошо Минскую сельскохозяйственную выставку 1901 года.
Везде были русские флаги, русские надписи, совершенно корректное отношение к
русским экспонентам. Поговорите с теми лицами, которые посетили в 1908 году
и в 1909 г. сельскохозяйственные выставки в Проскурове, Виннице, Слуцке;
ведь они вынесли впечатление польского края, полного игнорирования всего
русского.
В Юго-Западном крае в 1906 году образовалось общество русских
землевладельцев, которые хотели идти вместе с поляками, идти рука об руку
вместе с ними. Я помню депутацию от русских землевладельцев Юго-Западного
края, которая явилась в Петербург просить о том, чтобы были уничтожены все
ограничения для поляков; но ведь русские землевладельцы ошиблись. Ведь этот
союз скоро рушился; в Киеве и Житомире в 1906 г. на польских съездах было
провозглашено, что польская культура выше русской и что поляки имеют в
Юго-Западном крае особое положение. Прочтите "Дневник Киевский" за октябрь
месяц 1906 года; там помещено письмо от польских землевладельцев,
заявляющих, что они достаточно сильны, что им не нужно союзничества, не
нужно помощи со стороны русских.
И немудрено, господа, что взгляды русских землевладельцев, являвшихся
просить за поляков в Петербург, что взгляды эти изменились. Думая об этом, я
часто вспоминал о том, что мне приходилось говорить польским депутатам,
которые являлись ко мне перед роспуском Второй думы, перед 3 июня 1907 года.
Я говорил им, я повторял им, что в политике нет мести, но есть последствия.
Но поляки были не в силах изменить свое политическое направление; они не
могли этого сделать и при выборах в Государственную думу и Совет; везде, где
русские им предлагали соглашение, почти везде они это отвергали.
Я возьму как пример Минскую губернию, где наиболее уважаемые поляки из
умеренного стана во время последних выборов в Государственный совет не могли
оказать никакого влияния на своих соотечественников. Все это, конечно,
повлияло и на правительство, которое в 1906 году готовило законопроект о
введении земства в Западном крае на началах пропорционального
представительства, но намерение это оставило.
Все, что я сказал, все эти исторические данные, все эти факты являются
посылками, которые облегчат мне мои выводы и заключения. Вам понятно, что
все историческое прошлое Западного края говорит за необходимость оградить
его от племенной борьбы во время выборов в земства, оградить его от
преобладающего влияния польского элемента в экономической, хозяйственной
жизни, которою, главным образом, и живет местное населенно. Да, необходимо
ввести земство, необходимо дать простор местной самодеятельности, необходимо
развить силу тех племен, которые населяют Западный край, но историче-
ские причины заставляют поставить государственные грани для защиты
русского элемента, который иначе неминуемо будет оттеснен, будет отброшен.
Из всего этого, господа, вытекает для меня необходимость национальных
курий. И курии эти должны быть только избирательные. Превращение этих курий
в собрания политические, разжигающие страсти, сеймики, решающие вопрос о
том, настала или нет пора совместной выборной кампании поляков с русскими, и
решающие этот вопрос мозаично, случайно, создающие действительно враждебную
атмосферу для совместной деятельности польских и русских классов, - это, по
мнению правительства, недопустимо, и предложение комиссии Государственной
думы о факультативном соединении национальных курий неприемлемо.
Нельзя забывать, господа, что польскому элементу, полякам, при их
прекрасной дисциплине, при их культурности, при их силе, немудрено будет
склонять русские избирательные собрания избирать гласных совместно, но
затем, пользуясь или большинством избирателей-поляков, или, к сожалению,
абсентизмом русских, добиваться избрания тех из русских, которые им угодны.
Но даже самое установление национальных курий не обеспечит еще, не оградит
русских государственных интересов. Преобладание этих начал, преобладание над
всеми другими интересами может осуществиться только путем преобладания
русского элемента в земских собраниях.
Теория говорит о том, что число земских гласных по различным категориям
должно определяться сообразно ценности принадлежащего каждой категории
имущества. Но теория в данном случае едва ли правильно разрешит сложные
исторически наслоившиеся племенные соотношения. Вспомните, что большинство
населения в западных губерниях, громадное большинство принадлежит к русской
национальности и православному исповеданию. Более состоятельные лица -
землевладельцы - были ранее тоже русские и православные, но с веками они
утратили свою национальность, они превратились в поляков и поляков стойких.
Мне помнится, что в былые времена в Вильне носитель одного из
древнейших русских имен на указание ему, что предки его были православные,
надменно презрительно отвечал: "Да, но еще раньше они были язычниками".
(Смех справа.) Вот, господа, таким землевладельцам, а также и прирожденным
полякам принадлежат
громадные земельные пространства в крае, и эти земельные пространства,
по мысли комиссии, должны определять число польских гласных, а численно
подавляющее большинство населения, правда, земельно бедное, но сохранившее
свою национальность, в расчет приниматься не должно.
Простите, господа, но тут, очевидно, недоразумение. (Голоса справа:
верно.) Ведь правительство предлагает учесть, принять во внимание оба
признака: принять во внимание и признак национальный, и признак
материальный, так сказать, имущественно-культурный, взять среднее
арифметическое этих признаков; комиссия же предлагает принять во внимание
лишь один признак - признак имущественный и, наталкиваясь при этом на
чрезвычайно невыгодные соотношения для русских земских гласных в некоторых
уездах, вводить корректив, но корректив гораздо более опасный, чем корректив
на численность населения, который предлагает правительство.
Комиссия предлагает определить число польских гласных в уездах,
учитывая средний по губерниям процент стоимости польской недвижимости по
отношению к стоимости всей недвижимости губернии. Этот прием, конечно,
увеличивает число русских гласных в некоторых, польских преимущественно
уездах, но, с другой стороны, он насаждает в чисто русских уездах
искусственно гласных-поляков. Возьмите примеры: Черкасский уезд Киевской
губернии - всего-навсего в нем семь владельцев-поляков полноцензовиков; по
расписанию комиссии предполагается восемь гласных-поляков; в Велижском уезде
Витебской губернии всего-навсего четыре цензовика-поляка, предполагается
четыре гласных от поляков, тогда как в обоих уездах, если учесть стоимость
польских имуществ в уезде, возможно, было бы пропорционально отвести лишь по
одному гласному на уезд.
Я привел самые разительные примеры, но общее число гласных-поляков по
шести губерниям достигает по варианту комиссии угрожающих для русских
интересов размеров. Всего по законопроекту правительства гласных-поляков
256; по варианту комиссии число их доходит до 457, на 70% более. Правда,
господа, ни в одной из губерний, в общем, число поляков-гласных не превышает
30%; остальные 70% принадлежат крестьянам и русским крупным и мелким
землевладельцам. По необходимо, господа, принять во внимание, что крестьяне
и мелкие землевладельцы, как я уже сказал, находятся под сильным
экономическим давлением польских помещиков. (Голос слева: а как в
России?) Русский элемент, русские помещики там не сплочены и, к сожалению,
часто не проживают в крае. Поэтому, если прямо смотреть на вещи, понятен
страх преобладания 30% богатых, пустивших глубокие корни в крае польских
помещиков в союзе с частью крестьян и, может быть, к сожалению, ополяченных
русских. {Голоса справа: верно.)
Для экономического прогресса, для поступательного движения края вперед,
конечно, необходимо, как я сказал, земство; но необходимо принять во
внимание и учесть и все приведенные обстоятельства, необходимо также
вспомнить о роли духовенства, исторической в Западном крае, о том
благотворном влиянии, которое оно имело на крестьянство, о том, как оно его
соединяло. Поэтому правительство настаивает па том, чтобы в уездных
собраниях было не менее трех, а в губернских собраниях - не менее четырех
представителей от духовенства. Я оставляю до постатейного чтения другие
менее важные вопросы, как, например, вопрос об уменьшении ценза или о
расслоении избирательного съезда на два съезда, тем более что правительство
не имеет против этого принципиальных соображений.
Мне остается высказаться по поводу решения комиссии относительно
предоставления должностей по выборам и по назначению в земствах безразлично
польского и русского происхождения. Комиссия предполагала, что раз русские
гласные будут в большинстве в земских собраниях, тем самым обеспечено
достаточное положение русского элемента в земских учреждениях. Я уверен, что
это не так; я уверен, что только силой твердого закона можно установить
минимум русского элемента в этих учреждениях. Я говорю, господа, о минимуме,
так как проектом предполагается установить 50%, то есть такое число, на
которое сообразно проценту населения польский элемент никогда даже не мог бы
и рассчитывать.
Вопрос о служащих осложняется легкостью приглашения на места польских
служащих, дешевизной их, трудностью отказать почтенному иногда человеку,
который просит предоставить должность поляку, отказать только потому, что он
поляк, не опираясь на твердый закон; осложняется некоторым добросердечием,
некоторой податливостью русского элемента. Все это равномерно относится и к
вольнонаемным, и к выборным должностям. Особенную важность имеет должность
председателя уп-
равы, так как от него зависит и назначение на должности вольнонаемных.
(Слева шум и голоса: нет.)
Я слышу возгласы отрицательные, возгласы "нет". Я не буду голословен, я
укажу на городские самоуправления. Там, где польский элемент может оказать
достаточное воздействие, там он, как в Минском городском самоуправлении, не
пропускает совсем русских - это было на последних городских выборах, где не
прошел ни один гласный по русскому списку. Нам говорят "нет". Я укажу на
другие городские самоуправления, где в исполнительные органы проникает
смешанный состав, как, например, в Житомире. Там все важнейшие должности по
найму - и бухгалтеры, и секретари, и юрисконсульты, и врачи, и заведующие
водопроводом - все отдано полякам. (Голоса справа: верно.)
Я, господа, на этом заканчиваю свои объяснения. Но я бы не хотел сойти
с этой трибуны, не подчеркнув еще раз, что цель правительственного
законопроекта не в угнетении прав польских уроженцев Западного края (шум
слева), а в защите уроженцев русских. (Голоса справа: браво; голоса слева:
шовинизм.) Законопроект дает законное представительство всем слоям местного
населения, всем интересам; он только ставит предел дальнейшей многовековой
племенной политической борьбе. (Егоров, с места*: которую вы разжигаете.) Он
ставит этот предел, ограждая властным и решительным словом русские
государственные начала. Подтверждение этого принципа здесь, в этой зале,
вами, господа, разрушит, может быть, немало иллюзий и надежд, но предупредит
и немало несчастий и недоразумений, запечатлев открыто и нелицемерно, что
Западный край есть я будет край русский навсегда, навеки. (Продолжительные
рукоплескания справа и в центре и голоса: браво.)
РЕЧЬ О ЧИСЛЕ ПОЛЬСКИХ ГЛАСНЫХ В ЗАПАДНОМ ЗЕМСТВЕ,
ПРОИЗНЕСЕННАЯ В ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЕ 15 МАЯ 1910 ГОДА
Господа члены Государственной думы!
Я буду весьма краток. Я уже высказал вам во время общих прений взгляд
правительства на те признаки, которые должны определять число польских
гласных в будущем западном земстве. В настоящее время, перед окончательным
решением этого вопроса, я прошу вас еще раз взглянуть на него без
предвзятости. Вспомните, что дело идет не о Царстве Польском, дело идет об
области, обнимающей собой шесть губерний, в которых среднее число поляков
определяется цифрой в 4,2%. Цифра эта повышается для Волынской губернии до
7,9% и опускается для Подольской до 2,3%. Если даже признавать эти цифры
неверными, если увеличить их на 50%, то все-таки убедитесь, что край этот
далеко не польский. Если бы правительство руководствовалось национальным
шовинизмом, оно предложило бы вам опереться на эти цифры, но вы знаете, что
правительство само, дорожа культурным элементом, ввело в свой законопроект
принцип имущественный.
Надо принять еще во внимание одно обстоятельство, которое, мне кажется,
упущено предыдущими ораторами, надо принять во внимание, что частное
землевладение образовалось и приняло особую окраску в Западном крае не так,
как оно образовалось в остальных губерниях России - не путем естественного,
правильного, местного нарастания, а в силу исторического шквала, который
налетел на этот край и опрокинул в нем все русское. (Голоса справа: браво,
браво!) Нельзя исключительное, притом неблагоприятное для русских
антинациональное историческое явление брать в основу, единственную основу
всего законопроекта; нельзя забыть все прошлое, нельзя на все махнуть рукой;
торжествовала бы только теория, шаблон, одинаковый на всю Россию. Если эти
высказанные мною принципы признаются вами неправильными, признаются одиумом,
то этот одиум правительство на себя принимает. (Голоса справа: браво.)
Вам высказали соображения о том, что правительство заражено
человеконенавистничеством, что правительство желает уничтожить польский
элемент и искоренить его из Западного края. (Голос слева: правильно; голос
справа: тише.) Но, господа, об этом не приходится говорить, если иметь в
виду те широкие рамки, в которые ставит правительственный законопроект
польское население в Западном крае. Я боялся бы, боялся бы тревожно другого
- это равнодушия закона к русским, которые имеют право требовать себе
защиты закона.
Поэтому не упорства ради, а в силу только что высказанных мною
соображений, правительство настаивает на непринятии всех поправок,
отрицающих те два признака, которые введены в правительственный
законопроект, между прочим и поправки, внесенной Думской комиссией. Эта
последняя поправка неприемлема, так как она неправильно отражает соотношение
местных сил. Она принимает совершенно абстрактный средний губернский или
общегубернский признак; она совершенно искусственно, сообразно этой мертвой
цифре уменьшает даже количество польских голосов в тех; местностях, где они,
казалось бы, имеют на это право, и вводит насильственно поляков в земства в
тех местах, где по численной наличности они на это права не имеют.
Что касается ценза, то правительство не возражало бы против понижения
его на половину. Затем относительно введения большого количества крестьян в
земства, надо обратить внимание на то, что кроме тех крестьян, в количестве
одной трети, которые проходят по волостям, они будут проходить точно так же
и в качестве уполномоченных от мелких землевладельцев. Поэтому увеличивать
количество крестьян возможно, казалось бы, только в ущерб культурным
элементам края. (Голоса слева: ага.)
Помните, господа, что если в настоящее время не будет принят земский
законопроект, то, несомненно, край лишится возможности к дальнейшему
процветанию, которое так дорого и правительству, и Государственной думе. Не
принят будет этот законопроект - край будет долгое еще время пребывать в
той экономической дремоте, в которой доселе пребывает Западная Россия. Не
забывайте этого. (Рукоплескания справа и в центре.)