КОНСТИТУЦИЯ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ

Преамбула

Мы, народ Соединенных Штатов, дабы образовать более совершенный Союз, установить правосудие, гарантировать внутреннее спокойствие, обеспечить совместную оборону, содействовать общему благоденствию и закрепить блага свободы за нами и потомством нашим, провозглашаем и учреждаем настоящую Конституцию для Соединенных Штатов Америки.

Статьи I-VII

Статьи главным образом определяют структуру органов государственной власти и регулируют их взаимоотношения, построенные на принципе сдержек и противовесов, т.е. распределяет компетенцию на федеральном уровне (статьи 1-Ш), между союзом и штатами (статьи I и IV); устанавливают порядок изменения самого основного закона (статья V); содержат разноплановые положения в статье VI, часть из которых утратила силу (о признании США доконституционных долгов), а другие, наоборот, приобрели особое значение (нормы о соотношении внутреннего и международного права). Статья VII говорит о вступлении в силу самой конституции.

ПОПРАВКИ К КОНСТИТУЦИИ

[Поправки призваны пополнять содержащиеся в Конституции пробелы. Первые десять поправок к Конституции образуют Билль о правах]

Поправка

Конгресс не должен издавать ни одного закона, относящегося к установлению какой-либо религии или запрещающего свободное исповедание оной либо ограничивающего свободу слова или печати, либо право народа мирно собираться и обращаться к Правительству с петициями об удовлетворении жалоб. (Ратифицирована 15 декабря 1791 г.)

Поправка II

Поскольку хорошо организованное народное ополчение необходимо для безопасности свободного государства, право народа хранить и носить оружие не должно нарушаться. (Ратифицирована 15 декабря 1791 г.)

Поправка III

В мирное время ни один солдат не должен размещаться на постой без согласия владельца дома; однако в военное время это допускается, но лишь в порядке, предусмотренном законом. (Ратифицирована 15 декабря 1791 г.)

Поправка IV

Право народа на охрану личности, жилища, бумаг и имущества от необоснованных обысков и арестов не должно нарушаться; ни один ордер не должен выдаваться иначе как при наличии достаточного основания, и он должен быть подтвержден присягой или торжественным заявлением и содержать подробное описание места, подлежащего обыску, личностей или предметов, подлежащих аресту. (Ратифицирована 15 декабря 1791 г.)

Поправка V

Никто не должен привлекаться к ответственности за караемое смертью или иным образом позорящее преступление иначе, как по представлению или обвинительному заключению Большого жюри, за исключением дел, возбуждаемых в сухопутных или военно-морских силах либо в народном ополчении, когда оно призвано на действительную службу во время войны или угрожающей обществу опасности; никто не должен за одно и то же преступление дважды подвергаться угрозе нарушения телесной неприкосновенности или лишения жизни; никто не должен принуждаться в каком-либо уголовном деле давать по­казания в качестве свидетеля против самого себя; никто не мо­жет быть лишен жизни, свободы или собственности без надле­жащей правовой процедуры; частная собственность не должна изыматься для общественного пользования без справедливого возмещения. (Ратифицирована 15 декабря 1791 г.)

Поправка VI

При всяком уголовном преследовании обвиняемый имеет право па скорый и публичный суд беспристрастных присяжных того штата и округа, ранее установленного законом, где было совершено преступление; обвиняемый имеет право быть осведомленный о сущности и основаниях обвинения, право на очную ставку со свидетелями, показывающими против него, право на принудительный вызов свидетелей со своей стороны и на помощь адвоката для своей защиты. (Ратифицирована 15 декабря 1791 г.)

Поправка VII

Во всех исковых производствах, основанных на общем праве, где оспариваемая цена иска превышает двадцать долларов, сохраняется право на суд присяжных; ни один факт, рассмотренный присяжными, не может быть пересмотрен каким-либо судом Соединенных Штатов иначе, как в соответствии с нормами общего нрава. (Ратифицирована 15 декабря 1791 г.)

Поправка VIII

Не должны требоваться чрезмерные залоги или налагаться чрезмерные штрафы либо назначаться жестокие и необычные наказания. (Ратифицирована 15 декабря 1791 г.)

Поправка IX

Перечисление в Конституции определенных нрав не должно толковаться как отрицание или умаление других нрав, сохраняемых за народом. (Ратифицирована 15 декабря 1791 г.)

Поправка X

Полномочия, которые не делегированы Соединенным Штатам настоящей Конституцией и пользование которыми ею не запрещено отдельным штатам, сохраняются за штатами либо за народом. (Ратифицирована 15 декабря 1791 г.)

 


Задание 10. ознакомьтесь со статьей Л.Е. Лойко из Нового философского словаря и ответьте на вопрос: Что такое европоцентризм? Приведите примеры из истории культуры XIX в., свидетельствующие, что европоцентризм доминировал как историко-культурная и геополитическая концепция в это время.

 

ЕВРОПОЦЕНТРИЗМ – историко-культурная и геополитическая концепция, постулирующая и обосновывающая особые статус и значение западноевропейских ценностей в мировом цивилизованном и культурном процессах. Одними из первых и ярких демонстраций влияния и распространенности подобных идей стали межгосударственные и межрегиональные столкновения сторонников различных мировых религий. Так, в средние века Европа, Северная Африка и Ближний Восток стали ареной столкновения католичества с православием и христиан с мусульманами. Наибольшую активность в отстаивании идеалов Е. проявила католическая церковь. Она инициировала вооруженную борьбу с мусульманским миром за освобождение Иберийского полуострова, организовала крестовые походы на Иерусалим. По ее инициативе осуществлялась экспансия в Прибалтику. Эта стратегия в конечном итоге привела к судьбоносной конфронтации с государствами Восточной Европы, в которой последние одержали важную победу (1410, Грюнвальдская битва). Идея европоцентризма значительно актуализировалась под влиянием угрозы, исходившей от турок-сельджуков, а впоследствии - Османской империи.

Эра великих географических открытий позволила европейцам обнаружить множество иных народов. Однако неадекватное видение истории не позволяло признать уникальность культуры последних, их достижения в области науки и техники. Историческим уделом местного населения предполагалось рабство и колониальная зависимость. В XIX ст. в воззрениях европейцев на другие народы произошли перемены. Этому способствовали уникальные археологические открытия на Ближнем Востоке, в Индии, Китае и Америке. Европейскому сознанию были представлены факты, говорившие о еще более древних, чем европейская, цивилизациях. Хотя даже они не смогли изменить традиционалистской точки зрения, ряд аспектов во взаимоотношениях европейцев с иными народами изменился. Европоцентризм подпитывался очевидным отставанием неевропейских народов в уровне и темпах экономического (особенно индустриального и военного) развития, что стало основанием для идеи о существовании неполноценных рас.

В начале ХХ в. со всей остротой встала проблема лидерства в европейском и мировом сообществе. Она разрешилась новым расколом Европы на коммунистическую и капиталистическую части. Между ними развернулось острое геополитическое и в ряде случаев опосредованно-военное соревнование за лидерство и влияние в мире. На волне конфронтации, дошедшей до второй мировой войны, Европа утратила роль мирового лидера и со второй половины ХХ ст. концепция европоцентризма стала приобретать двойной смысл. С одной стороны, в ней нашли отражение тревоги европейцев, оставшихся на континенте, по поводу успехов своих бывших соотечественников в Северной Америке, Австралии и Южной Африке. Старой Европе конкуренцию составила и Япония. С другой стороны, идея Е. получила новый импульс благодаря новым идеям о мировом приоритете единых ценностей "англо-саксонского" (англо-американского) мира. К концу ХХ ст. процессы западноевропейской интеграции приобрели реальные очертания, приведшие к "прозрачности" национальных границ. Крушение социалистической системы в Европе сделало потенциально возможным разработку проектов, охватывающих единое пространство от Вашингтона до Владивостока. Континентальная интеграция Европы получила новые перспективы за счет воссоединения Германии, реформ в Центральной и Южной Европе, а также в государствах Прибалтики. Обе эти тенденции в рамках концепции Е. практически не противоречат друг другу, хотя и отражают некоторое несовпадение экономических интересов Нового и Старого Света. Западно-европейская культура, в основном определившая облик современной техногенной цивилизации, по темпам обновления и влиянию пока не утрачивает своих позиций в мире. При этом основные различия внутри Европы в целом не исчезают. Восточная ее часть, как и ранее, настороженно воспринимает не всегда бесспорные ценности Европы Западной, отражением чего является непрекращающаяся почти 300 лет дискуссия между западниками и славянофилами, инициированная в сфере российской общественной мысли еще реформами Петра Первого. В Западной же Европе динамичное экономическое развитие и определенная стабилизация социально-политических проблем позволили к рубежу тысячелетий практически реализовать культурный и геополитический идеал единого европейского пространства.

 


Задание 11. Познакомьтесь с фрагментом доклада министра народного просвещения С.С. Уварова Николаю I об основах деятельности министерства и сделайте вывод о сущности теории «официальной народности» (Хрестоматия по истории России: учеб. пособие /Авт.-сост. А.С. Орлов, В.А. Георгиев, Н.Г. Георгиева, Т.А. Савохина. М., 2004. С. 244 – 245).

Ноября 1833 г.

… Россия сохранила теплую веру в спасительные начала, без коих она не может благоденствовать, усиливаться, жить. Искренно и глубоко привязанный к церкви отцов своих, русский искони взирал на нее как на залог счастья общественного и семейного. Без любви к вере предков народ, как и частный человек, должен погибнуть. Русский, преданный отечеству, столь же мало согласится на утрату одного из догматов нашего православия, сколь и на похищение одного перла из венца мономахова. Самодержавие составляет главное условие политического существования России. Русский колосс упирается на нем, как на краеугольном камне своего величия. Эту истину чувствует неисчислимое большинство подданных Вашего Величества: они чувствуют ее в полной мере, хотя и поставлены на разных степенях гражданской жизни и различествуют в просвещении и в отношениях к правительству. Спасительное убеждение, что Россия живет и охраняется духом самодержавия сильного, человеколюбивого, просвещенного, должно проникать народное воспитание и с ним развиваться. Наряду с сими двумя национальными началами, находится и третье, не менее важное, не менее сильное: народность. Вопрос о народности не имеет того единства, как предыдущий; но тот и другой проистекают из одного источника и связуются на каждой странице истории русского царства. <…>

Вот те главные начала, которые надлежало включить в систему общественного образования, чтобы она соединяла выгоды нашего времени с преданиями прошедшего и с надеждами будущего, чтобы народное воспитание соответствовало нашему порядку вещей и было не чуждо европейского духа. Просвещение настоящего и будущего поколений, в соединенном духе этих трех начал, составляет несомненно одну из лучших надежд и главнейших потребностей времени…

 


Задание 12. В предлагаемом ниже фрагменте статьи проф. И. Р. Чикаловой «У истоков социальной политики государств Западной Европы»(Опубликовано: Журнал исследований социальной политики. Т.4. №4. URL: http://www.jsps.ru/ pdfs/JSPS_vol4_num4.pdf)выделите черты социальной жизни Европы XIX века и обозначьте круг социальных проблем, связанных с ростом капитализма.

 

Промышленная и аграрная революция XIX века оказала огромное воз­действие на социальные процессы в Европе. С одной стороны, быстрорасту­щая промышленность и обслуживающий сектор предоставляли множество новых производственных мест. С другой стороны, в результате аграрной революции часть сельского населения, которая не смогла ни сохранить свои хозяйства, ни стать арендаторами, превращалась в свободную наемную силу с перспективой либо стать безземельными сельскохозяйственными рабочи­ми, либо оторваться от земли и мигрировать в города в поисках работы в не­сельскохозяйственном секторе экономики. В результате быстрый рост го­родского населения и внутренняя миграция в XIX веке стали практически повсеместно массовым явлением в Европе.

Например, население Парижа с 1800 по 1850 год выросло более чем на 92 %, при этом на долю выходцев из других районов Франции приходилось свыше 88 %. В горной и сталелитей­ной промышленности Рура преобладали рабочие сельского происхождения... В Берлине в 1885 году иногородними были 81 % работавших в сфере обеспечения города продуктами, 83,5 % ра­ботавших в строительстве и более 80 % занятых транспортными перевозка­ми. В начале 1840-х годов около 400 тыс. жителей Англии, Шотландии и Уэльса были выходцами из Ирландии [История Ирландии, 1980. С. 188, 209]. В целом с 1880 по 1914 год 60 млн европейцев переселились из деревень в города... Это привело к тому, что в них стала концентрироваться значительная часть насе­ления: к 1910 году, например, в Англии – 75 %, в Германии – 49 % и во Франции – 39 %. Квалифицированные масте­ровые исчезавших мануфактур, бесповоротно разорившиеся ремесленники, потерявшие работу подмастерья, обезземеленные крестьяне – все эти соци­альные группы должны были искать заработок на фабриках, шахтах, желез­ных дорогах, стройках, то есть становиться наемными рабочими.

На рост городов решающее воздействие оказала концентрация в них фабричного производства…Число жителей Глазго, Москвы и Санкт-Петербурга превысило миллион, а еще 16 европейских городов насчитывали более по­лумиллиона жителей. Крупные города не только сосредоточили индустриальное производство, но со временем превратились в административные и культурные центры, стали транспорт­ными узлами с широко развитой торговой и бытовой инфраструктурой.

Индустриализация сопровождалась интенсивным ростом числа наем­ных рабочих. В Германии количество рабочих, занятых в строительстве, до­бывающей и обрабатывающей промышленности, всего за 12 лет, с 1895 по 1907 год, увеличилось на 2 млн 560 тыс. человек. В других странах наблюда­лась подобная же тенденция. Промышленность, строительство, транспорт и связь сконцентрировали наиболее многочисленную, а иногда и большую, часть населения своих стран: в Бельгии (по переписи 1910 года) – 54 %, в Ве­ликобритании (1911 год) – 51,5 %, в Германии (1907 год) – 43,7 %, во Фран­ции (1911 год) – 36,5 %...

Источниками формирования рабочего класса стали собственное воспроизводство и внутренняя миграция сельского населения. Дети рабочих в большинстве случаев если и не насле­довали профессию родителей, то все же оставались в своей социальной сре­де. К концу XIX века около 70 % трудящегося населения городов с числен­ностью населения более чем 100 тыс. человек было занято в промышленнос­ти.

Урбанизация и рост свободной наемной силы чрезвычайно обострили со­циальные проблемы. Пока центры фабричного производства были относитель­но небольшими, городской житель мог хотя бы ограниченно заниматься сель­ским хозяйством: если он был выходцем из близлежащей деревни, то мог обра­батывать огород, а в случае потери работы наняться на ферму. Но с ростом городов таких возможностей становилось все меньше…

У рабочих не было никаких сбережений. Вплоть до 60-70-х годов XIX века доминировало убеждение, что они должны зарабатывать как можно меньше, но при этом быть дисциплинированными и сохранять лояльность к работодателю. Нелегкой задачей было овладение на­выками работы, большей частью самостоятельно или, в лучшем случае, через наставничество. Жизнь протекала в перенаселенных домах. Мигрировавшим в города сельским жителям приходилось ломать складывавшиеся веками тра­диции и стереотипы, приспосабливаться к непривычным условиям городского быта. Недавние крестьяне в городах сталкивались с совершенно иной средой обитания, оказавшись наедине со своими проблемами, лишившись поддержки деревенского схода.

Развитие капиталистического хозяйствования в результате промыш­ленной революции привело к витку экономического расслоения общества, следствием которого явилось не только ухудшение положения городских низов, но и рост числа полностью неимущих…

Например, в Англии середи­ны XIX века живших в нищете или не имевших никаких доходов было около 3 млн человек. В бедственном положении находились, например, рабочие, покинувшие деревню и вынужденные от безвыходности соглашаться на любые условия заводского труда. В одном из описаний, появившемся в 1851 году, говорится: «Как, например, живет рабочий народ в Манчестере? Рабочие, занятые на хлопчатобумажных фабриках, встают в 5 часов утра, работают на фабрике с 6 до 8 часов, потом... пьют жидкий чай или кофе с не­большим количеством хлеба... и вновь работают до 12 часов, когда дается часовой перерыв на обед, состоящий обычно из вареного картофеля у тех, кто получает низшую заработную плату... Те, кто получает высшую заработ­ную плату, присоединяют к этому мясо – по крайней мере, три раза в неде­лю. По окончании обеда они вновь работают на фабрике до 7 часов вечера или позже, затем вновь пьют чай, часто с примесью спирта и с небольшим количеством хлеба. А некоторые второй раз едят вечером картофель или овсянку... Питающееся таким образом население живет скученной массой в домах, отделенных узкими, немощеными, зараженными улицами, в атмо­сфере, пропитанной дымом и испарением большого мануфактурного горо­да. А в мастерских они работают в течение 12 часов в день в расслабляющей, разгоряченной атмосфере, часто насыщенной пылью от хлопка, с нечистым воздухом от постоянного дыхания или от других причин, – будучи при этом заняты делом, поглощающим внимание и требующим неослабной затраты физической энергии в соперничестве с математической точностью, беспре­станным движением и неистощимой силою машины... Домашним хозяйст­вом рабочие пренебрегают, домашний уют им неизвестен... помещения грязные, неуютные, непроветривающиеся, сырые...»

…И даже на рубеже веков условия жизни английских низов ужасали со­временников...

Сложившаяся ситуация широкого общественного недовольства, про­снувшееся чувство «социального стыда» за бедствия трудящихся, стремле­ние уменьшить политическую нестабильность заставляли прогрессивно мысливших интеллектуалов, а за ними и политиков выступать в поддержку разработки социальных программ для неимущих. Первым результатом попыток разрешения проблемы занятости, социальной помощи неимущим в Англии явился знаменитый закон о бедных 1834 года, который изъял у местных приходов право выдавать пособия и передал их государственным органам на содержание работных домов…

…Поскольку закон исходил из предпосылки, что бедность порождается «мошенничест­вом, ленью и расточительностью», содержание в работном доме рассматри­валось как наказание. Условия жизни здесь были сродни тюремным: грубо и плохо приготовленной пищи не хватало, детей отделяли от родителей, суп­ружеские пары разъединяли, без письменного разрешения не допускались свидания даже с родственниками, всех трудоспособных обязывали рабо­тать. Новую систему, несмотря на массовое сопротивление, ввели по всей стране. Создание работных домов не решило проблему бедняков. Многие предпочитали влачить жалкое существование, страшась одной лишь мысли попасть в это заведение. Так продолжалось на протяжении всего XIX века.

До изобретения газовой горелки продолжительность рабочего дня на предприятиях зависела от естественного освещения. Применение же газо­вых горелок позволило не связывать работу с естественным светом. Более того, фабрики получили возможность работать в ночное время. Во Франции многие бумагопрядильные фабрики в 1840-х годах установили рабочий день в пределах 13,5-15 часов, из которых на отдых выделялось по получасу три раза за смену…

На английских фабриках в 1820-1840-х годах рабочий день за вычетом трех перерывов для приема пищи (1 час на обед и по 20-30 минут на завтрак и ужин) длился 12-13 часов. Распространенной становилась работа по вос­кресным дням. Рабочий день был одинаков для мужчин, женщин и детей. Отпуска никому не предоставлялись.

…Женский труд повсеместно оплачивался ниже мужского даже там, например, где женщина выполняла одинаковую с мужчинами работу. Это касалось служащих же­лезных дорог и почты, учительниц. В этом отношении предприниматели ничем не отличались ни от государства, ни от общины.

В условиях распространения машинного производства на фабриках по­всеместным и массовым явлением стал дешевый детский труд. Множество вспомогательных операций, которые могли выполнять дети, привело к вы­теснению квалифицированных мастеров, число которых среди рабочих-мужчин в середине XIX века едва превышало 10 %.

…В Бельгии на главной прядильной фаб­рике Брабанта по данным за 1843 год трудились 318 рабочих, в число кото­рых входили 26 детей от 9 до 12 лет. На тюлевой фабрике этого города было 70 рабочих, в том числе 30 девочек в возрасте от 8 до 12 лет. Прядильные фабрики города Акоета принимали даже семилетних детей, в Монсе посту­пали точно так же.

…Острота социальных проблем подталкивала правительства озаботиться изысканием способов сохранения гражданского мира в своих странах. В 1890 году германский император Вильгельм II обра­тился к главам других государств с предложением созвать конференцию по охране труда. Она состоялась в марте 1890 года в Берлине с участием Герма­нии, Великобритании, Франции, Италии, Бельгии, Нидерландов, Австро-Венгрии, Швейцарии, Испании и Португалии.

Конференция признала желательным запрещение труда детей до 12, а в южных странах – до 10 лет, установление для детей до 14 лет 6-часового и от 14 до 16 лет – 10-часового рабочего дня. Посчитали необходимым, чтобы дети до поступления на производство получили начальное образо­вание. Решили рекомендовать введение для женщин рабочего дня не более 11 часов, а также предоставления им месячного послеродового отпуска. Признали недопустимой работу женщин и детей по воскресеньям и ночью. Относительно взрослых мужчин посчитали достаточным предоставлять им воскресный отдых. Согласились с тем, что контроль за охраной труда должны осуществлять лица, независимые как от предпринимателей, так и рабочих.

Десять лет спустя, в 1900 году, в Париже был образован международ­ный союз охраны труда, который провел ряд международных конгрессов с целью выработать единые рекомендации по трудовому законодательству. После окончания Первой мировой войны, в 1919 году, в составе Лиги наций возникла Международная организация труда…

…первые законы о разного вида социальной помощи заслужи­вают позитивной оценки. Их значение состоит не столько в предоставлении некоторых минимальных гарантий выживания в экстремальных для людей ситуациях, сколько в создании прецедента и базы для дальнейшего расшире­ния сферы социального страхования, последующего расширения трудовых прав, их распространения на новые группы работников.

 


Задание 13. Какие черты русской культуры и национального характера можно выделить в предложенном фрагменте статьи И. А. Ильина «О России»? Как Вы считаете, соответствуют ли данные философом характеристики образу культуры России XIX в.? Подтвердите свою мысль примерами.

 

Разве можно говорить о ней? Она – как живая тайна: ею можно жить, о ней можно вздыхать, ей можно молиться; и, не постигая ее, блюсти ее в себе; и благодарить Творца за это счастье; и молчать...

Но о дарах ее; о том, что она дала нам, что открыла; о том, что делает нас русскими; о том, что есть душа нашей души; о своеобразии нашего духа и опыта; о том, что смутно чуют в нас и не осмысливают другие народы... об отражении в нас нашей Родины – да будет сказано в благоговении и тишине.

* * *

Россия одарила нас бескрайними просторами, ширью уходящих равнин, вольно пронизываемых взором да ветром, зовущих в легкий, далекий путь. И просторы эти раскрыли наши души и дали им ширину, вольность и легкость, каких нет у других народов. Русскому духу присуща духовная свобода, внутренняя ширь, осязание неизведанных, небывалых возможностей. Мы родимся в этой внутренней свободе, мы дышим ею, мы от природы несем ее в себе, – и все ее дары, и все ее опасности: и дары ее – способность из глубины творить, беззаветно любить и гореть в молитве; и опасности ее – тягу к безвластью, беззаконию, произволу и замешательству... Нет духовности без свободы; – и вот, благодаря нашей свободе пути духа открыты для нас: и свои, самобытные; и чужие, проложенные другими. Но нет духовной культуры без дисциплины; – и вот, дисциплина есть наше великое задание, наше призвание и предназначение. Духовная свободность дана нам от природы; духовное оформление задано нам от Бога.

Разливается наша стихия, как весенняя полая вода, – ищет предела вне себя, ищет себе незатопимого берега. И в этом разливе наша душа требует закона, меры и формы; и когда находит, то врастает в эту форму свободно, вливается в нее целиком, блаженно вкушает ее силу и являет миру невиданную красоту...

Что есть форма? Грань в пространстве; мера и ритм во времени; воля, закон и долг в жизни; обряд в религии.

Всмотритесь в линии нашей иконы; в завершенные грани наших храмов, дворцов, усадеб и изб; почувствуйте живой, неистощимый ритм нашего стиха, нашей музыки, нашей свободно творимой пляски – все это явления свободы, нашедшей свой закон, но не исчерпанной и не умерщвленной им. Так в старину облик царя венчал собою свободное биение народной жизни, но не подавлял и не умерщвлял его; ибо народ свободно верил своему царю и любил его искренне, из глубины. Так православный обряд наш дышит успокоением и свободой в своей завершенности, цельности и гармоничной, мерной истовости.

Не разрешена еще проблема русского национального характера, ибо доселе он колеблется между слабохарактерностью и высшим героизмом. Столетиями строили его монастырь и армия, государственная служба и семья. И когда удавалось им их дело, то возникали дивные, величавые образы: русские подвижники, русские воины, русские бессребреники, претворявшие свой долг в живую преданность, а закон – в систему героических поступков; и в них свобода и дисциплина становились живым единством. А из этого рождалось еще более высокое: священная традиция России – выступать в час опасности и беды добровольцем, отдающим свое достояние и жизнь за дело Божие, всенародное и отечественное... И в этом ныне – наша белая идея.

Наша родина дала нам духовную свободу; ею проникнуто все наше лучшее, все драгоценнейшее – и православная вера, и обращение к Царю, и воинская доблесть, и наше до глубины искреннее, певучее искусство, и наша творческая наука, и весь наш душевный быт и духовный уклад. Изменить этой свободе значило бы отречься от этого дивного дара и совершить предательство над собою. А о том, как понести бремя этого дара и отвратить опасности на нашем пути, – об этом должны быть теперь все наши помыслы, к этому должны быть направлены все наши усилия. Ибо если дисциплина без свободы мертва и унизительна, то свобода без дисциплины есть соблазн и разрушение.

* * *

Россия одарила нас огромными природными богатствами – и внешними, и внутренними; они неисчерпаемы. Правда, они далеко не всегда даны нам в готовом виде: многое таится под спудом; многое надо добывать из-под этого спуда. Но знаем мы все, слишком хорошо знаем, что глубины наши – и внешние, и внутренние – обильны и щедры. Мы родимся в этой уверенности, мы дышим ею, мы так и живем с этим чувством, что "и нас-то много, и у нас всего много", что "на всех хватит, да еще и останется"; и часто не замечаем ни благостности этого ощущения, ни сопряженных с ним опасностей...

От этого чувства в нас разлита некая душевная доброта, некое органическое ласковое добродушие, спокойствие, открытость души, общительность. Русская душа легка, текуча и певуча, щедра и нищелюбива – "всем хватит и еще Господь пошлет"... Вот они – наши монастырские трапезы, где каждый приходит, пьет и ест и славит Бога. Вот оно наше широкое гостеприимство. Вот и эта дивная молитва при посеве, в которой сеятель молится за своего будущего вора: "Боже! Устрой и умножь и возрасти на всякую долю человека голодного и сирого, хотящего, просящего и произволяющего, благословляющего и неблагодарного"... И если в простых сердцах так обстоит, то что же думать о сердце Царя, где "всей Руси было место" и где был источник любви, справедливости и милости для всех "сирот" без изъятия?..

Да, благодушен, легок и даровит русский человек: из ничего создаст чудесное; грубым топором – тонкий узор избяного украшения; из одной струны извлечет и грусть и удаль. И не он сделает, а как-то "само выйдет", неожиданно и без напряжения, а потом вдруг бросится и забудется. Не ценит русский человек своего дара; не умеет извлекать его из-под спуда, беспечное дитя вдохновения; не понимает, что талант без труда – соблазн и опасность. Проживает свои дары, проматывает свое достояние, пропивает добро, катится вниз по линии наименьшего сопротивления. Ищет легкости и не любит напряжения: развлечется и забудет; выпашет землю и бросит; чтобы срубить одно дерево, погубит пять. И земля у него "Божия", и лес у него "Божий"; а "Божье" – значит "ничье"; и потому чужое ему не запретно. Не справляется он хозяйственно с бременем природной щедрости. И как нам быть в будущем с этим соблазном бесхозяйственности, беспечности и лени – об этом должны быть теперь все наши помыслы...

* * *

Россия поставила нас лицом к лицу с природой, суровой и захватывающей, с глубокой зимой и раскаленным летом, с безнадежною осенью и бурною, страстною весною. Она погрузила нас в эти колебания, срастворила с ними, заставила нас жить их властью и глубиной. Она дала нам почувствовать разлив вод, безудерж ледоходов, бездонность омутов, зной засухи, бурелом ветра, хаос метелей и смертные игры мороза. И души наши глубоки и буреломны, разливны и бездонны и научились во всем идти до конца и не бояться смерти.

Нам стал, по слову Тютчева, "родим древний хаос"; и "безглагольные речи" его стали доступны и понятны нашим сердцам. Нам открылся весь размах страстей и все крайности верха и низа, "самозабвенной мглы" и "бессмертного солнца ума" (Пушкин), сонной вялости и буйной одержимости, бесконечной преданности на смерть и неугасимой ненависти на всю жизнь. Мы коснулись, в лице наших святых, высшей, ангельской праведности; и сами изведали природу последних падений, безумства, злодейства и сатанинства. Из этих падений мы вынесли всю полноту покаяния и всю остроту совестных угрызений, сознание своего "ничтожества" и близость к смирению. Но тяжести смирения мы не вынесли и меры его не соблюли: мы впали в самоуничижение и уныние и решили, что "мы перед Западом – ничто". И не справившись с этим чрезмерным бременем самоглодания и самоуничижения, вознаградили себя мечтанием о том, что "мы – народ-богоносец", что мы "соль вселенной"... Мало того, мы не выдержали соблазна этой вседоступности, этой душевной раскачки и впали в духовное всесмешение: мы потеряли грани божественного и небожественного, неба и земли, добра и зла; мы попытались обожествить сладострастие и возвеличить грех; мы захотели воспеть преступление и прославить слепую одержимость; мы отвернулись от стыда, погасили разум, разлюбили трезвение, потеряли дорогу к духовной очевидности. И вот, перед революцией – хлыстовское начало захватило русскую интеллигенцию: возникло хлыстовское искусство, хлыстовская философия, хлыстовская политика, – политика вседоступности и вседозволенности... И воцарилась смута, и все пошло верхним концом вниз...

Но соблюдем же наши дары и одолеем наши соблазны. Чувство беспредельности, живой опыт ночной стихии, дар пророческой одержимости дала нам наша родина. Отречься от этого дара значило бы отречься и от нее и от себя. А о том, как понести и оформить этот дар, не падая и не роняя его, как очистить его от соблазнов, как освятить его молитвою и пронизать Божиим лучом, – об этом нам надо болеть и радеть неустанно... Ибо это есть путь к исцелению и расцвету всей русской культуры.

* * *

Всем тем Россия дала нам религиозно-живую, религиозно-открытую душу. Издревле и изначально русская душа открылась Божественному и восприняла Его луч; и сохранила отзывчивость и чуткость ко всему значительному и совершенному на земле.

"Нет на земле ничтожного мгновенья", – сказал русский поэт; и к испытанью, к удостоверенью этого нам даны живые пути. За обставшими нас, "всегда безмолвными предметами" нам дано осязать незримое присутствие живой тайны; нам дано чуять веяние "нездешнего мира". И наши поэты, наши пророки удостоверили нам, что это духовное осязание нас не обманывает: орлим зраком видели они воочию эту "таинственную отчизну" и свое служение осмысливали сами, как пророческое.

Есть жизнь человека без этой живой глубины, без этой "осиянности и согретости" внутренним светом? Это – земное без Божественного; внешнее без внутреннего; видимость без сущности; оболочка, лишенная главного; пустой быт, бездыханный труп, повапленный гроб; суета, прах, пошлость...

Из глубины нашего Православия родился у нас этот верный опыт, эта уверенность, что священное есть главное в жизни и что без священного жизнь становится унижением и пошлостью; а Пушкин и Гоголь подарили нам это клеймящее и решающее слово, которого кажется совсем не ведают другие языки и народы...

Пусть не удается нам всегда и безошибочно отличить главное от неглавного и священное от несвященного; пусть низы нашего народа блуждают в предчувствующих суевериях, а верхи гоняются сослепу за пустыми и злыми химерами. Страдания, посланные нам историей, отрезвят, очистят и освободят нас... Но к самому естеству русской народной души принадлежит это взыскание Града. Она вечно прислушивается к поддонным колоколам Китежа; она всегда готова начать паломничество к далекой и близкой святыне; она всегда ищет углубить и освятить свой быт; она всегда стремится религиозно приять и религиозно осмыслить мир... Православие научило нас освящать молитвою каждый миг земного труда и страдания – и в рождении, и в смерти; и в молении о дожде, и в окроплении плодов; и в миг последнего, общего, молчаливого присеста перед отъездом; и в освящении ратного знамени, и в надписи на здании университета; и в короновании Царя, и в борьбе за единство и свободу отчизны. Оно научило нас желанию быть святою Русью...

И что останется от нас, если мы развеем и утратим нашу способность к религиозной очевидности, нашу волю к религиозному мироприятию, наше чувство непрестанного предстояния?

 

* * *

Созерцать научила нас Россия. В созерцании наша жизнь, наше искусство, наша вера. У зрячего глаза прикованы к дали; у слепого очи уходят вглубь.

О эти цветущие луга и бескрайние степи! О эти облачные цепи и гряды, и грозы, и громы, и сверкания! О эти темные рощи, эти дремучие боры, эти океаны лесов! Эти тихие озера, эти властные реки, эти безмолвные заводи! Эти моря – то солнечные, то ледяные! Эти далекие, обетованные, царственные горы! Эти северные сияния! Эти осенние хороводы и побеги звезд! От вас прозрели наши вещие художники. От вас наше видение, наша мечтательность, наша песня, наша созерцающая "лень"...

Красота учит созерцать и видеть. И тот, кто увидел красоту, тот становится ее пленником и ее творцом. Он мечтает о ней, пока не создаст ее; а создав ее, он возвращается к ней мечтой за вдохновением. Он вносит ее во все: и в молитву, и в стены Кремля, и в кустарную ткань, и в кружево, и в дела, и в поделки. От нее души становятся тоньше и нежнее, глубже и певучее; от нее души научаются видеть себя, свое внутреннее и сокровенное. И страна дает миру духовных ясновидцев.

Можно ли верить не видя? Можно ли верить от воли и мысли? Может ли рассуждение ума или усилие воли заменить в религии видение сердца? Если это возможно, то это вера не наша; эта вера чужая, западная, мертвая. Православная Россия верит иначе, глубже, искренне, пламеннее. В ее вере есть место и воле; но воля не вынуждает из души веру, а сама родится от веры, родится огненная, непреклонная, неистощимая. Есть место и разуму; но разум не родит веру и не обессиливает ее ни рефлексией, ни логикой, ни сомнением; он сам насыщается верою и мудреет от нее. Вера же родится оттого, что человек созерцает Бога любовью... И да хранят русские души эту веру и ее источники до конца; да не соблазняются чужими неудачами и блужданиями...

Но ведь от чрезмерной созерцательности души становятся мечтательными, ленивыми, безвольными, нетрудолюбивыми... Откроем же себе глаза и на эту опасность и будем неустанно ковать силу, верность и цельность нашего русского характера.

* * *

Россия дала нам богатую, тонкую, подвижную и страстную жизнь чувства.

Что есть душа без чувства? – Камень. – Но разве на одном чувстве можно строить характер народа?..

Носясь без руля и без ветрил, по воле "чувств", наша жизнь принимает обличив каприза, самодурства, обидчивости, подполья, неуравновешенности и ожесточенности. Но, сочетаясь с природной добротою и с мечтою о беспредельности, она создает чудные образы добродетели, гражданской доблести и героизма.

Вот она – эта удоборастворимость русской души: способность умилиться без сентиментальности; простить от всей души; закончить грешную разбойную жизнь подвижничеством. Вот она – русская воля к совершенству: способность к монашескому целомудрию, содержимому втайне; поиски отречения и тишины; простота и естественность в геройстве; верность и стойкость перед лицом мучений и смерти; предсмертная схима русских Царей... Вот оно – русское мечтание о полноте и всецелости: это всенародное христосованье на Пасху; это собирание всех людей, всех сословий и всех земель русских под единую руку; эта кафоличность веры; эти юношеские грезы о безусловной справедливости; эти наивные мечты о преждевременном и непосильном братстве всех народов... Вот она – эта склонность русского народа взращивать те общественные формы, которые покоятся на братстве или зиждутся жертвою и любовию: приход, артель, землячество; монастыри; человеколюбивые учреждения, рождающиеся из жертвы; монархический уклад, немыслимый без жертвенной любви к родине и к Царю...

И в ряду этих нравственных образов красуется своею мудростью древнее русское соединение и разделение Церкви и государства. Церковь учит, ведет, наставляет, советует и помогает: укрепляет, благословляет и очищает; – но не посягает, не властвует, не повелевает и не порабощает. Она блюдет свободу – пасомого и пасущего; и потому не заискивает, не покоряется, не раболепствует и не угодничает; она – власть, но не от "мира сего; она – духовник и ангел-хранитель. А государство бережет, обороняет, покоит Церковь и предоставляет ей все необходимое; проверяет себя голосом Церкви, ищет совета, духовного умудрения и совестной чистоты. Но и оно не посягает на Церковь, не возглавляет ее, не предписывает Церкви ее духовного закона и строя. Власть чтит свободу Церкви, но не возлагает на нее своего бремени, не искушает ее своими дарами и соблазнами и сама творит дело своей земной заботы; но творит его религиозно-осмысленно и ответственно.

Есть чему поучиться Западу у русского Востока. Есть непреходящая мудрость и доблесть в нашей истории...

И пусть не говорят, что "русская культура началась всего лишь один век тому назад", что русский народ малограмотен, что он и думать-то как следует не научился... Духовная культура совсем не исчерпывается культурою рассудочной – напротив, от плоского и самоуверенного рассудка истинная культура разлагается и гибнет. Но есть еще культура сердца, совести и чувства, есть культура созерцания, видения; есть культура служения, самоотречения и жертвенности; есть культура веры и молитвы; есть культура храбрости и подвижничества. Этой-то культурой строилась и держалась Россия. И когда она, позже других народов, приступила к разумному и научному оформлению своих, накопленных в духе, богатств, то ей было откуда черпать свои содержания; и самобытность ее созданий прославилась по всему миру. Наших кладезей и рудников, наших подземных озер и горных жил никто и никогда не сможет отнять у нас. И заменить их было бы нечем, ибо их не даст никакой рассудок и их не заменит никакой "ум". Мало того, без них самый ум есть глупость; без них рассудок уводит науку в несущественность и мертвенное крючкотворство; без них философия становится праздной и кощунственной игрой ума.

Пусть же неосведомленные и духовно слепые люди, выше всего ставящие умственную полуобразованность массы, говорят о мнимой "некультурности" России. На самом деле Россия есть страна древней и самобытной духовной культуры; и не западным ученым позволительно судить о ней понаслышке. И пусть в научной культуре Россия – страна молодая; ведь ее старейшему университету только что минуло 175 лет... Что ж, тем богаче и плодотворнее будет ее будущее... И это будущее да будет органически и целостно связано с ее сокровенным духовным богатством!..

Но ведь чувствительность и фантазерство в политике бывают беспочвенны, безвольны и гибельны; а нравственный идеализм может выродиться в сентиментальность, в пустое, рудинское прекраснословие, в моральную заносчивость... Запомним же это! Не забудем этой опасности! Но не отречемся же из-за нее от наших сокровищ и не будем искать спасения в механической пустоте и "американизме"...

* * *

И еще один дар дала нам наша Россия: это наш дивный, наш могучий, наш поющий язык.

В нем – вся она, наша Россия. В нем все дары ее: и ширь неограниченных возможностей; и богатство звуков, и слов, и форм; и стихийность, и нежность; и простота, и размах, и парение; и мечтательность, и сила; и ясность, и красота. Все доступно нашему языку. Он сам покорен всему мировому и надмирному и потому властен все выразить, изобразить и передать.

В нем гудение далеких колоколов и серебро ближних колокольчиков. В нем ласковые шорохи и хрусты. В нем травяные шелесты и вздохи. В нем клекот, и грай, и свист, и щебет птичий. В нем громы небесные и рыки звериные; и вихри зыбкие, и плески чуть слышные. В нем вся поющая русская душа: эхо мира, и стон человеческий, и зерцало божественных видений...

Пока звучит он, в своей неописуемой музыкальности, в своей открытой, четкой, честной простоте, в своей скромности, в коей затаилась великая власть, в своем целомудрии, в своей кованности и ритмической гибкости, – кажется, что это звучат сами именуемые предметы, знаменуя о самих себе и о том большем, что скрыто за ними. А когда смолкают его звуки, столь властные и столь нежные, то водворяется молчание, насыщенное высказанными несказанностями...

Это язык острой, режущей мысли. Язык трепетного, рождающегося предчувствия. Язык волевых решений и свершений. Язык парения и пророчеств. Язык неуловимых прозрачностей и вечных глаголов.

Это язык зрелого самобытного национального характера. И русский народ, создавший этот язык, сам призван достигнуть душевно и духовно той высоты, на которую зовет его – его язык...

Горе нам, что не умели мы беречь наш язык и бережно растить его – в его звучании, в его закономерной свободое, в его ритме, и в ризах его органически выросшего правописания. Не любить его, не блюсти его – значит не любить и не блюсти нашу Родину.

А что есть человек без Родины?

Чем были бы мы, если бы кому-нибудь удалось оторвать нас от нашей России?

Пусть же другие народы поймут и запомнят, что им только тогда удастся увидеть и постигнуть Россию, когда они познают и почуют нашу речь. А до тех пор Россия будет им непонятна и недоступна; до тех пор они не найдут к ней ни духовного, ни политического пути.

Пусть мир познает наш язык и через него впервые коснется нашей Родины. Ибо тогда и только тогда он услышит не о Ней, а Ее.

А о Ней говорить нельзя. Она – как живая тайна: Ею можно жить, о Ней можно вздыхать. Ей можно молиться; и, не постигая Ее, блюсти Ее в себе; и благодарить Творца за это счастье; и молчать.


Задание 14. Познакомьтесь с разными оценками «хождения в народ» во второй половине XIX в. и сделайте вывод об общественном климате эпохи и духовно-нравственных поисках разночинной интеллигенции.

 

А.И.Герцен: «Прислушайтесь — ...со всех сторон огромной родины нашей, с Дона и Урала, с Волги и Днепра, растет стон, поднимается ропот — это начальный рев морской волны, которая закипает, чреватая бурями, после страшно утомительного штиля. В народ! к народу! — вот ваше место, изгнанники науки...»

С.М.Степняк-Кравчинский: «Ничего подобного не было ни раньше, ни после. Казалось, тут действовало скорей какое-то откровение, чем пропаганда... Точно какой-то могучий клик, исходивший неизвестно откуда, пронесся по стране, пронизывая всех, в ком была живая душа, на великое дело спасения родины и человечества. И все, в ком была живая душа, отзывались и шли на этот клик, исполненные тоски и негодования на свою прошлую жизнь, и, оставляя родной кров, богатства, почести, семью, отдавались движению с тем восторженным энтузиазмом, с той горячей верой, которая не знает препятствий, не меряет жертв и для которой страдания и гибель являются самым жгучим, непреодолимым стимулом к деятельности...»

Гр. Н.В.Левашов, 7 мая 1874 г.: "Отсутствие внешней (централизованной) организации пропаганды, крайне затрудняет ее преследование и искоренение, и направленная к тому деятельность полицейской, следственной и судебной властей обрывается в каждом отдельном случае на относительно малой группе лиц..."

П.А.Кропоткин - П. Л. Лаврову, октябрь 1874 г.: "Слушая названия городов и местечек, в которых хватают, я повергаюсь просто в изумление. Буквально: надо знать географию России, чтобы понять, как велика масса арестов"

Н.А.Морозов: "...Повальное движение того времени учащейся молодежи в народ возникло не под влиянием западного социализма...главным рычагом его была народническая поэзия Некрасова, которой все зачитывались в переходном возрасте, дающем наиболее сильные впечатления... Поэтические образы и выражения надолго выгравировываются в памяти каждого. Некрасов же был великий поэт, его образы были могучи!.."

Д.А.Клеменц - П.Л.Лаврову, 1874 г.: "Движение не только не уменьшается, но идет crescendo. Вместо паники вы встречаете энтузиазм, люди вырастают словно из-под земли."

П.А.Кропоткин: "Во всех городах, во всех концах Петербурга возникали кружки саморазвития. Здесь тщательно изучали труды философов, экономистов и молодой школы русских историков. Чтение сопровождалось бесконечными спорами. Целью всех этих чтений и споров было разрешить великий вопрос, стоявший перед молодежью: каким путем может она быть наиболее полезна народу? И постепенно она приходила к выводу, что существует лишь один путь. Нужно идти в народ и жить его жизнью. Молодые люди отправлялись поэтому в деревню как врачи, фельдшеры, народные учителя, волостные писаря. Чтобы еще ближе соприкоснуться с народом, многие пошли в чернорабочие, кузнецы, дровосеки. Девушки сдавали экзамены на народных учительниц, фельдшериц, акушерок и сотнями шли в деревню, где беззаветно посвящали себя служению беднейшей части народа.

У всех их не было никакой еще мысли о революции, о насильственном переустройстве общества по определенному плану. Они просто желали обучить народ грамоте, просветить его, помочь ему каким-нибудь образом выбраться из тьмы и нищеты и в то же время узнать у самого народа, каков его идеал лучшей социальной жизни."

Л.А.Тихомиров: "...Летом 1874 г. сотни человек двинулись "в народ" с котомками и книгами. .."Планы" и "мечтания" были крайне неопределенны. Массу молодежи потянуло в народ именно то, что в сущности тут не было никаких окончательных решений: "посмотреть", "осмотреться", "ощупать почву", вот зачем шли, а дальше? Может быть делать бунт, может быть, пропагандировать. Между тем, хождение было нечто столь новое, заманчивое, интересное, требовало столько мелких занятий, не утруждающих головы ( вроде изучения костюмов, манер мужиков, подделки паспортов и т.д.), требовало стольких лишений физических (которые удовлетворяли нравственно, заставляя думать каждого, что он совершает акт самопожертвования), что наполняло все время, все существо человека."

А.В.Никитенко: "Сильная склонность в нынешнем молодом поколении к непослушанию и дерзости, – констатировал он. – Беспрестанно слышишь о каком-нибудь скандале то в таком-то университете, то в другом заведении. Нет никакого сомнения, что эти печальные события – прямое следствие подавления в прошлом царствовании всякой мысли, подчинения ее дисциплине, простиравшейся до совершенного пренебрежения высшими началами нравственности, – словом, следствие сурового, всеподавляющего деспотизма. Теперь все, особенно юношество, проникнуты каким-то озлоблением не только против всякого стеснения, но даже и против законного ограничения.

Д.А.Толстой, министр народного просвещения: "...Спасение юношества в изучении древних языков и в изгнании естествознания и излишних предметов, как способствующих материализму и нигилизму."

В.Н.Фигнер о "Московской организации" 1875 г.: "Организация считала среду городских рабочих средой, наиболее подходящей для социалистической пропаганды, но не по тем мотивам, которыми впоследствии руководилась наша социал-демократия. Классовая точка зрения совершенно отсутствовала у членов «Московской организации». Она обращала спои взоры на деревню и думала опираться на крестьянство (как »то было со всеми социалистами-пропагандистами и даже землевольцами), и рабочие являлись для них лишь посредствующим звеном для проведения социалистических и революционных идей в деревню. Рабочие того времени не составляли сплоченного класса, каким они были в Европе; тесно связанные с деревней, они представляли собой тех же крестьян, недавно оторванных от земли и мечтающих о земле; во множестве они уезжали на праздники в родные деревни, заполняя вагоны поездов, шедших из Петербурга и Москвы; другие отлучались на сезонные полевые работы в свои семьи.

Но это кочевание как раз было для «Московской организации» благоприятным условием для пропаганды среди крестьян через разъезжавшихся рабочих, которые в изобилии снабжались литературой. Самим же устраиваться в деревне в демократической форме трудящихся представлялось членам организации невозможным. Вся программа носила бакунинский характер. Ниспровержение существующего строя имело целью водворение «свободной федерации свободных общин». Средством, кроме пропаганды словом, ставилось возбуждение бунтов. Существовал и пункт о конфискации материальных средств государства, введенный по настоянию рабочих, по мотиву, что богатство казначейств создано трудом их же рук1.

Пропаганда словом была организацией осуществлена, но бунтов и конфискаций она не осуществила. Интересно, что, по свидетельству Джабадари и устному рассказу Евг. Субботиной, рабочие не находили удовлетворения в пропаганде словом и настаивали на переходе к делу, которое они понимали, как поднятие бунта. То же пишет и М. Попов в своих воспоминаниях о встречах в Ростове-на-Дону .

Особенностью устава, кроме требования демократической формы для пропагандиста, было требование непременного участия рабочих в организации, отрицание какой бы то ни было иерархии, требование полной равноправности членов, исключение всякого командования. Он был пропитан духом товарищеской солидарности, полного доверия во взаимных отношениях и полного самоотречения в пользу революционного дела."

И.Е. Репин. Арест пропагандиста. 1880-1889.

 

И все-таки иди — и все-таки смелее

Иди на тяжкий крест, иди на подвиг твой.

И пусть бесплоден он, но жить другим светлее,

Молясь пред чистою, возвышенной душой.

С. Надсон

 


Задание 15. Познакомьтесь с фактами из истории Парижа XIX в. и ответьте на вопрос: можно ли рассматривать город как «зеркало истории»?

 

Эпоха Наполеона I (1804-1815) внесла свои изменения в парижский пейзаж: появился целый ряд монументов, прославляющих военные победы «великой армии». Наполеон мало жил в столице, но стремился придать ей имперский характер, превратить город на Сене в своего рода «второй Рим». Не случайно архитектура и декоративно-прикладное искусство этого времени пропитаны духом античности (даже название стиля «ампир» этимологически родственно слову «империя»). Приемы античного зодчества использованы в архитектуре Триумфальной арки, Биржи, церкви Мадлен, фонтана на площади Шатле. Впрочем, наряду с этими памятниками «монументальной пропаганды» Наполеон подарил столице и сугубо утилитарные сооружения, в том числе два новых моста и искусственный канал Сен-Мартен для подачи воды в городские фонтаны.

С реставрацией Бурбонов в 1814 г. в области градостроительства наступил застой: ни Людовик XVIII, ни Карл Х не прилагали особых усилий для решения сложных проблем столицы. Правда, продолжалась застройка западных кварталов, где крупные финансисты и нувориши строили себе роскошные особняки в английском духе.

Ситуация изменилась коренным образом в период Второй империи. Правление Наполеона III (1852-1870) отмечено стремительным развитием «позитивных наук» и техники и общим подъемом экономики. Именно в этот период была предпринята невиданная по размаху перестройка Парижа. Реконструкция столицы осуществлялась по плану префекта Эжена Османна (современники называли его «министром по делам Парижа»). За несколько лет в городе было снесено 25 тысяч обветшавших домов, построено 70 тысяч зданий, проложено около 100 километров новых улиц, в том числе важные транспортные артерии (улица Риволи, бульвары Страсбург, Севастополь, Сен-Мишель и Сен-Жермен). Тогда же в столице появились площади с радиально отходящими от них проспектами (площадь Этуаль, площадь Республики), многочисленные скверы и два огромных парка – Булонский лес и Венсеннский лес (парижане называют их «зелеными легкими Парижа»). На правом берегу были сооружены крупнейший продовольственный рынок Ле Аль («чрево Парижа»), здание парижской Гранд-Опера, базилика Сакре-Кёр и три больших вокзала. Париж буквально преобразился...

Но, как говорится, лес рубят – щепки летят. В ходе этой гигантской (пере)стройки был искажен исторический облик некоторых улиц и кварталов. Это касается, прежде всего, колыбели Парижа – острова Сите. Здесь были снесены почти все старинные дома, а на их месте выросли скучнейшие административные здания городской префектуры, Дворца юстиции и больницы «Отель Дьё». И лишь соседний остров Сен-Луи каким-то чудом остался нетронутым. Не добрался «министр Парижа» и до очаровательного квартала Марэ, который выглядит сегодня настоящим архитектурным заповедником.

В самом конце XIX в Европе вошли в моду всемирные выставки. Некоторые из них были проведены в Париже, и это тоже отразилось на его пейзаже: появились такие «приуроченные к выставке» сооружения, как вокзал Орсэ (теперь в нем находится музей Орсэ), дворец Трокадеро, а главное – знаменитая Эйфелева башня. Кстати, строилась она только на время выставки, а вписалась в Париж навсегда!

Из статьи Б. Карпова «Париж в зеркале истории» (URL: http://www.langinfo.ru/index.php?sect_id=1737)

 

В XIX в. за Парижем окончательно закрепляется статус первого города страны. Пока другие города переживают период стагнации (замедление роста населения, экономического развития), столица, как никогда ранее, притягивает к себе. Число ее жителей быстро увеличилось - например, на правом берегу в два-три раза.

 

Население Парижа с 1801 по 1901 г.

Год Число жителей, Год Число жителей,
  тыс. чел.   тыс. чел.

 

Одновременно растет и сам Париж. После событий 1815 г. концепция открытого города подвергается пересмотру. Закон от 3 апреля 1841 г. подытоживает дискуссии, которые на протяжении двадцати лет велись на заседаниях фортификационных комитетов и Комиссии защиты королевства. Согласно этому до­кументу, в состав Парижа включены небольшие при­городные коммуны (Отей, Пасси, Батиньоль, Мон­мартр, Ла Шапель, Ла Виллет, Бельвиль, Шаронн, Берси, Иври, Жантийи, Монруж, Вожирар, Гренель). С 1841 по 1845 г. возводится новая и последняя крепо­стная стена, названная в честь Тьера. Она состоит из 17 фортов, 94 бастионов и имеет протяженность 36 км с рвами шириной 15 м. На 1 января 1860 г., по­сле присоединения территории, расположенной между бывшей «стеной откупщиков» и новыми ук­реплениями, площадь столицы возрастает до 7088 гектаров, иными словами, она увеличивается на 3800 гектаров при населении 1,6 млн. человек (на­селение возросло на 400 тыс. человек).

Из книги И. Комбо. История Парижа. М.: Весь мир, 2002.

URL: http://sbiblio.com/biblio/archive/kombo_ist/03.aspx

 

 


Задание 16. Какие значимые для общественного сознания XIX в. вопросы поднимает А. Хомяков в своем стихотворении? Подтвердите свое суждение примерами.

Алексей Хомяков

России

"Гордись! - тебе льстецы сказали. - Земля с увенчанным челом, Земля несокрушимой стали, Полмира взявшая мечом! Пределов нет твоим владеньям, И, прихотей твоих раба, Внимает гордым повеленьям Тебе покорная судьба. Красны степей твоих уборы, И горы в небо уперлись, И как моря твои озеры..." Не верь, не слушай, не гордись! Пусть рек твоих глубоки волны, Как волны синие морей, И недра гор алмазов полны, И хлебом пышен тук степей; Пусть пред твоим державным блеском Народы робко кланят взор И семь морей немолчным плеском Тебе поют хвалебный хор; Пусть далеко грозой кровавой Твои перуны пронеслись - Всей этой силой, этой славой, Всем этим прахом не гордись! Грозней тебя был Рим великой, Царь семихолмного хребта, Железных сил и воли дикой Осуществленная мечта; И нестерпим был огнь булата В руках алтайских дикарей; И вся зарылась в груды злата Царица западных морей. И что же Рим? и где монголы? И, скрыв в груди предсмертный стон, Кует бессильные крамолы, Дрожа над бездной, Альбион! Бесплоден всякой дух гордыни, Неверно злато, сталь хрупка, Но крепок ясный мир святыни, Сильна молящихся рука! И вот за то, что ты смиренна, Что в чувстве детской простоты, В молчаньи сердца сокровенна, Глагол творца прияла ты, - Тебе он дал свое призванье, Тебе он светлый дал удел: Хранить для мира достоянье Высоких жертв и чистых дел; Хранить племен святое братство, Любви живительный сосуд, И веры пламенной богатство, И правду, и бескровный суд. Твое всё то, чем дух святится, В чем сердцу слышен глас небес, В чем жизнь грядущих дней таится, Начало славы и чудес!.. О, вспомни свой удел высокой! Былое в сердце воскреси И в нем сокрытого глубоко Ты духа жизни допроси! Внимай ему - и, все народы Обняв любовию своей, Скажи им таинство свободы, Сиянье веры им пролей! И станешь в славе ты чудесной Превыше всех земных сынов, Как этот синий свод небесный - Прозрачный вышнего покров! Осень 1839

Задание 17. Опираясь на известные Вам явления евро­пейской художественной культуры XIX века, подтвердите или опровергните высказанное А. Камю суждение: «...Величие искусства и состоит в этой вечной напряженной раздвоенности между красотой и страданием, любовью к людям и страстью к творчеству, мукой одиночества и раз­дражением от толпы, бунтом и согласием. Искусство ба­лансирует между двумя пропастями – легкомыслием и про­пагандой. На гребне хребта, по которому идет вперед боль­шой художник, каждый шаг – приключение, величайший риск. В этом риске, однако, и только в нем заключается сво­бода искусства».