Конец античной эры и разрушение полисного самосознания

В поздней Античности, когда полисы оказались включенными в обширные державы (сначала в эллинистические монархии, а затем в Римскую империю), происходят существенные сдвиги в мироощущении жителей городов империи, прежде всего восточного Средиземноморья. Для этого времени характерно, в частности, разрушение полисного мироощущения. Если в центре этических ценностей некогда был гражданин, то теперь таким центром становится человек вообще. Уже у софистов можно найти высказывание о естественном равенстве людей, что явилось великим достижением греческой мысли. Стоики утверждали, что разделение людей по городам, областям, пользование разными законами несущественно и всех людей нужно рассматривать как сограждан. Поэт I в. н. э. Мелеагр, уроженец палестинского города Гадара, писал, что родина у всех одна — Космос. На рубеже эр это представление становится достоянием не только элитарного, но и массового сознания. В небольшие религиозные товарищества входят люди из разных стран и городов, разного социального положения. В одной из надписей I в. н.э. из маленького малоазийского городка Панамары говорится, что город приглашает на свой местный праздник граждан и неграждан, рабов и свободных и «всех жителей населенного мира». Но ослабление гражданской солидарности, распад узких локально-общинных связей не могли быть восполнены абстрактным братством.

Ощущение дисгармонии, неустроенности пронизывает многие художественные произведения эллинистическо-римского времени. Александрийский поэт Посидипп свои размышления о бессмысленности всех дел, в том числе и общественных, заканчивает словами: «Право, одно лишь из двух остается нам смертным на выбор — иль не родиться совсем, иль поскорей умереть».

Разрушение горизонтальных связей между согражданами компенсировалось созданием иерархической структуры, вершиной которой оказалась царская (императорская) власть, сакрализованная по восточному образцу: царь выступает как Сотер (Спаситель), явленный Бог, Защитник. Однако позднеэллинистическая культура оставалась культурой античной по мировосприятию: идея нравственного долга перед согражданами (подданными) была перенесена на царя. Если он не выполнял своего долга, то становился тираном, которого можно было свергнуть. Эта идея была столь глубокой в общественном сознании, что цари ставили себе в заслугу такие качества (чаще всего мнимые), как мужество, благочестие, человеколюбие. Ни один эллинистический правитель не хвастался количеством перебитых жителей захваченных областей или отравленными колодцами, как это делали восточные владыки.

В позднеантичную эпоху — перед и во время распространения христианства — почитание «своих» полисных богов уступает место почитанию универсальных божеств, владык мира, которые мыслятся как носители высшей справедливости. Но универсализм бога отдалял его от человека; и в массовых верованиях, и в философских системах возникает стремление преодолеть этот разрыв разными способами.

На рубеже эр получают распространение мистериальные культы, основанные на откровении, мистериальном действе, призванном обеспечить личное приобщение к божеству, единение с ним. Многочисленны были объединения мистов Диониса, существовавшие еще в классический период. Доведенные до состояния экстаза, мисты (участники мистерии) как бы высвобождали свою подлинную природу, свое подсознательное «я». Центром мистериального акта было убийство дикой козы и насыщение ее кровью. Это сакральное действо приобщало мистов к Дионису, очищало их от земной скверны. Кровавая жертва приносилась и при посвящении Кибеле и Аттису: во время посвящения приносили в жертву быка, кровь которого должна была очистить вступающего в мистериальную общину, обеспечить ему соединение с божеством и как конечную цель — бессмертие.

В религиозных общинах поздней античности существовало ясно осознаваемое противопоставление земной, несовершенной жизни и инобытия, представляемого по-разному — от пира в садах, изобилующих прекрасными деревьями, до полного слияния с Мировой душой той частицы божественной сущности, которая, согласно учению орфиков, спрятана в телесную оболочку человека.

Языческий монотеизм, мистические верования были тем фоном, на котором успешно развивалось христианское учение, сходное с ними в отдельных элементах. Однако принципиальное различие между христианством и мистериальными культами заключалось в том, что последние в основе своей были проявлением традиционного для древности мироощущения. Обрядовое действо знаменовало собой как бы реально повторяющееся событие: каждый раз умирало и воскресало божество, заново повторялась очистительная жертва; из этого цикла мог вырваться отдельный, посвященный в мистерии человек, но не человечество в целом.

Изобразительное искусство поздней античности отказывается от иллюзионизма (стремления создать иллюзию реальности), в облике человека теряются черты портретности; главной задачей художника становится раскрытие духовного начала. Эти черты можно проследить и в языческом, и в христианском искусстве — от египетских портретов III —IV вв. до изображений императоров на монетах, которые теряют связь с конкретными людьми и становятся как бы символами. Нетождественность искусства и жизни — принцип позднеантичной культуры. Все эти особенности мировосприятия связаны с процессом постепенного разрушения гражданской общины, ее духовного климата.